| 69 Дворцовые разряды, т. I. СПб., 1850, стр. 349, 426, 459 (данные о Тимофееве в Астрахани за 7126–7128 гг); Книги разрядные по официальным оных спискам, т. I. СПб., 1853, стр. 544, 663, 720 (те же данные 7126–7128 гг.). 70 Книги разрядные..., т. I, стр. 868, 923, 1033, 1139, 1245 (данные о Тимофееве в Ярославле 7130–7134 гг.); Дворцовые разряды, т. I, стр. 739 (те же данные 7133 г.). 71 Книги разрядные..., т. I, стр. 1218 (7134 г.); т. II, СПб., 1855, стр. 62 (7136 г.); РИБ, т. II. СПб., 1875, стр. 990, 223; т. IX, СПб., 1884, стр. 455; Нижегородский летописец. Работа А. С. Гацисского. Нижний Новгород, 1886, стр. 54. (Данные о Тимофееве в Нижнем Новгороде в 7134–7136 гг.) 72 Алфавитный указатель фамилий и лиц, упоминаемых в боярских книгах, хранящихся в 1-м отделении Московского архива Министерства юстиции. М., 1853, стр. 410. 73 С. Ф. Платонов. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник, стр. 166. 75 Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени, изд 2 СПб, 1909, сто XVI–XVII (РИБ, вып XIII). 78 С А Белокуров О Записном приказе – Сборник «Из духовной жизни московского общества XVII века» М, 1903, стр 62–63 80 Во время своего пребывания в России Спарвенфельд передал материалы о русской грамматике чеху-иезуиту Давиду, автору русского букваря для иностранцев См. статью А В Флоровского «Первый русский печатный букварь для иностранцев 1690 г.», напечатанную в настоящем томе 81 Подробная биография Спарвенфельда дана в книге: J. G. Sparwenfeld. Bidrag till en Biografi Akademisk Avhandling av C. Vil H Jacobowsky. Stockholm, 1932.– Благодарю А Л. Хорошкевич за помощь в переводе этой книги. 82 NN Ad 9, Ad 10, Ad 11, Ad 12. О них см.: SI avica Arasiensia Katalog over Ryska, Polska och Tjeckiska Handskrifter och Tryck fra " n 1500–1600 – och 1700– Talen l Stifts och Landsbiblioteket (Tidigare Stifts – och Gymnasieb blio " eket) l Västeras. Av E Gawrys och P. Jansson Västeras,1956. – Детальное описание одного из кодексов (AD 10) принадлежит С. Далю. См.: Codex Ad 10 der Västeraser Gymnasial-BiLliothek von Staffan Dahl Uppsala, 1949. Все четыре сборника были выписаны для меня из Вестероса в Государственный архив в Стокгольм, где я имел возможность с ними детально ознакомиться. |
| Однажды смертью смерть поправ. И, кто смиренно, кто увечно, Постигнув таинство креста, Получим дар бесценный – вечность Из рук Воскресшего Христа. И будет каждому награда По жизни и по житию. …Надежды светлая отрада Живет у бездны на краю. Свободный дух и любящий – поет! И не боится радости и плача. Там – жар остудит, здесь – растопит лед, А может и слепого сделать зрячим. Животворит, где всё – наоборот, Где путь не обозначен иль потерян… Свободный дух и любящий поет – Невероятно! – даже в царстве зверя. По Владимиру Далю «Оз о р» – сказали предки. «Кругозор» – Сказал ученый, а всучил умело Чужое нам словечко «горизонт». И – началось! И дело закипело! Словоубийцы в степенных чинах Речь русскую изгнали из России. И как же русским здесь не обессилить? Не заплутать в своих же головах? Лишь на одном, на маленьком примере Поймем, что надо быть нам начеку: К своей вернуться Слово мудрой вере. Тех, что бежали от Христа, Чтоб пасть Ему на грудь – О, как безбрежна высота, И как отважен путь! Легенда о кружевнице Она жила в эпоху перемен И научилась доходить до сути. Добра и Красоты счастливый плен И мудрость Неба ей достались в судьи. Она молилась ночи напролет, А днем вязала дивные узоры И пела песни – так река течет И украшает скудные просторы. Мороз на окнах, спелая трава, Светила ночи, астры у порога Ее рукой вплетались в кружева, Вносились в храм и посвящались Богу. В одной из развалившихся систем, В стране враждующих и сбитых с толку, Она жила и сострадала всем, Жалела всех и плакала подолгу. Порой сама не евшая с утра, На хлеб калекам нищим подавала. Стучалась в камни, что еще вчера Сердцами были – к милости взывала. Ей говорили: «Не смеши людей Своим призывом древним к милосердью! Не обойтись сегодня без когтей, И без клыков не разойтись со смертью! Твоя любовь не к месту зацвела И на пустое отвлекает силы, Так бесполезны бабочки крыла На Новый год в завьюженной России. И даже, если ты во всем права, У нас теперь другая панорама. Нам надоели вещие слова И кружева твои под сводом храма». |
| Имя Даля смотрит с корешка толкового словаря. Его немецкую фамилию мы, не задумываясь, считываем как русское вольнолюбивое слово. И если специально не рыть, то Владимир Даль нам известен как титан словесности, и точка. Но стоит подойти к фигуре Даля поближе, как со страниц его биографии обрушатся удивительные открытия, и образ Даля ещё раз и ещё раз изменится необыкновенно. Перечислим уже известное: составитель необыкновенного толкового словаря, неутомимый этнограф, литератор, Казак Луганский, друг Пушкина, автор сотен публикаций, статей и сочинений. Это всё живёт в космосе языка, и поэтому достаточно закономерно. Но разве не удивителен тот факт, что Даль был одним из самых талантливых хирургов своего времени? Выучившись в Петербургском морском кадетском корпусе (кстати, моряк и офицер!), Даль отправился в Дерптский университет и получил образование медика, как отец. Между прочим, там же он получает медаль ещё и от местного философского факультета! Русско-турецкая война призывает его на фронт, и тут красноречивее строчек из дневника Даля не скажешь: «Видел тысячу, другую раненых, которыми покрылось поле… резал, перевязывал, вынимал пули…» Даль послужил не только нашим языкам. Он в прямом смысле спасал от смерти наших с вами прадедов. Получается, что благодаря Далю мы такие вот живёхонькие — и устройством головы, и жизнью живота… Но однажды во время военных действий Даль получил от своего медицинского начальства выговор — якобы за уклонение от исполнения врачебных обязанностей. Что же случилось? Оказывается, в разгаре боя, когда жизнь множества солдат зависела от скорости наведения переправы, Даль успешно возглавил сооружение… понтонного моста! Событий и умений, наград и должностей, трудов и поездок в жизни Даля столько, что хватило бы и на три значительных фигуры, на три полноценные жизни. Думается, стало это возможным потому, что Даль ещё в молодости поставил перед собою цель: «Я почувствовал необходимость в основательном учении, в образовании, дабы быть на свете полезным человеком». |
| Даль был до того не стереотипной, творческой личностью, до того «пушкиным», что не удержался и «положил в сундук» несколько собственных придуманных слов. Одно из самых замечательных — «ловкосилье» — наш богатырский ответ греческой «гимнастике». Толковый словарь Даля устроен не академически, можно даже сказать, неверно устроен, вопреки правилам. Необыкновенный словарь, который не поучает, а удивляется. Не выстраивает по полочкам, а погружает в бушующую стихию неконтролируемой мастерской слова, имя которой — народ. «Язык — ты главный труд своей отчизны», — настаивает Борхес. «Благословенна Украина!» И эти, и следующие слова принадлежат Владимиру Далю: «Будучи родом из Новороссийского края, я с родным чувством питаю и вспоминаю всё относящееся до Южной Руси и Украины». А вот эти — Виссариону Белинскому: «Малороссия — словно родина его». С младых ногтей Владимир Даль собирал и впитывал язык, уклад и поэтику жителей украинской степи. И почти через полвека трудов написал ректору Киевского университета, профессору Михаилу Максимовичу: «Я собрал с помощником Лазаревским таки полный словарь малороссийского языка». Это собрание толкований украинских слов, поговорок, пословиц, малых форм украинского фольклора под редакцией Даля свет не увидело. Но материалы, собранные Казаком Луганским, чудесным образом, как ручей реку, наполнили полноводный труд составителя первого фундаментального словаря украинского языка — Бориса Гринченко. И разве не удивительно, что Гринченко тоже родом со Слобожанщины? Два словаря, два автора — на одну Восточную Украину! Сегодня значимость Даля освещает жизнь Луганска, как бриллиант корону. Три памятника Владимиру Ивановичу и Литературный музей его имени, к которому стекаются старатели слова с пятой части суши нашей планеты! И Восточноукраинский университет имени Владимира Ивановича — всё в честь, всё в память самого большого незнайки великих языков России и Украины. Да, по национальности Даль был и остаётся для Украины дважды иностранцем — немцем, думающим на русском языке. Но кто из коренных украинцев может сказать, что мы служим Богу и отечеству, так, как этот «чужак»? Главный дар |
| Ты спокоен. Все хорошо. Ты спокоен. – Но каким же все-таки образом анк Голенищева мог оказаться у Вашего брата? – Не знаю… Но постойте, Вы ведь говорили, что в двенадцатом году Голенищев был в Москве около нескольких месяцев? – Да, вплоть до своего отъезда в Египет. Да, значит, они встретились именно в эти месяцы. – Но более ничего не может пролить нам света на эту историю: Женя мертв, а Голенищев, знаменитый египтолог Голенищев, тот самый Голенищев находится в Египте, и счастье, что он там находится! Ключ от шкатулки – на дне морском. – А все-таки, с оккультной точки зрения, случайностей не бывает, Сережинька. И Вы знаете ровно столько, сколько должны знать о попавшем в ваши руки анке, который призван сейчас хранить и оберегать Вас, Вас одного. 63 – Вы прямо-таки творите чудеса, доктор, – весело обратился к Далю Некрасов спустя два дня. – Наш милый прапорщик приходит в себя на глазах. Когда Вы окончательно поставите его на ноги? – Смотря что Вы подразумеваете под словом «окончательно». – То, что он снова, что называется, встанет в строй, – пожал плечами Некрасов. – Юрий Арсениевич, – голос Даля звучал спокойно и почти мягко, – я со всею ответственностью могу уверить вас в том, что в строй борцов за освобождение России Сережа Ржевский никогда более не встанет. 64 – Что Вы имеете в виду, Николай Владимирович? – Предельное нервное истощение. Ни в действующей армии, ни здесь Ржевскому невозможно более находиться, в противном случае я обещаю в девяноста девяти шансах из ста психопатию. Меня одно только удивляет, – Даль поднялся, прошелся по кабинету: теперь в его голосе звучало легкое раздражение, – как его вообще могло хватить так надолго… Здоровая, но удивительно тонкая психическая организация. «Где тонко, там и рвется», – вспомнилось Юрию. – А в чем же заключается тот единственный шанс, о котором Вы упомянули? – В ощущении полной безопасности, безопасности абсолютной. Здесь, в России, все мы испытываем ощущение относительной безопасности – на надежной конспиративной квартире, в местности, которая в данный момент является тылом, и так далее. Человеку, психика которого не в угрожающем состоянии, этой относительной безопасности вполне хватает. А Ржевского, может быть, еще спасет сейчас безопасность абсолютная, от которой он отвык настолько давно, что ее неожиданное обретение может сыграть роль позитивного фактора. Во всяком случае, мне хотелось бы на это надеяться. |
| После январских событий В. Ландсбергис, заметая следы и пользуясь положением главы ВС, привлёк в преступную организованную группу Генерального прокурора Литвы А. Паулаускаса (А. Paulauskas), поставив тому задачу обеспечить фальсификацию обстоятельств январских событий с целью представления ответственными за эти события советских военных и политических деятелей. Упомянутый А. Паулаускас привлек в преступную организованную группу подчинённых им следователей и прокуроров, поставив перед ними задачу организовать фальсификацию обстоятельств январских событий. Это было осуществлено и позволило объявить ответственными за гибель людей у телебашни советских военнослужащих, принимавших непосредственное участие в силовой акции по восстановлению действия Конституции СССР в Литве в январе 1991 г. В 1994 г. В. Ландсбергис сумел вовлечь в преступную группу прокурора Генпрокуратуры Литвы Кястутиса Бетингиса (K. Betingis), ведущего уголовное дело «13 января», который согласился основную концепцию этого уголовного дела основать не на результатах объективного расследования событий 13 января, а на домыслах В. Ландсбергиса, ставящих целью отвести от себя подозрение в организации трагических январских событий и изложенных в его книге «Laisvs byla» («Дело свободы»). Данный факт зафиксирован в уголовном деле «13 января» (т. 252, с. 153). В 1996-1999 гг. В. Ландсбергис, используя положение Председателя Сейма Литовской Республики, вовлек в свою преступную организованную группу судей в январе 1991 г. Вильнюсского окружного суда, принуждая их вести уголовный процесс по делу руководителей Компартии Литвы/КПСС, не обращая внимания на обстоятельства, подтверждающие их невиновность, а также игнорируя явные свидетельства причастности главы Сейма ЛР и его окружения к инспирированию и организации январских событий в 1991 г. Весной 2009 г. В. Ландсбергис, став европарламентарием и оставаясь лидером консерваторов Литвы, вовлек в свою преступную организованную группу кандидата в президенты ЛР Далю Грибаускайте, вступив с ней в преступный сговор. |
| Любезный критик не любит Есенинскую поэзию, но зачем же навязывать читателю столь низкое о ней суждение?! Говоря о второсортности Есенинской лирики перед Цветаевской поэзией, С.Э. утверждает, что это не только его мнение, намекая на тонких знатоков поэзии. Согласен, избранные «тонкие знатоки», коих Валентин Распутин иногда величал образованщиной, гениальную Цветаеву почитали за поэтическую небольжительницу, а Есенина – завистливо взирающего с грешной земли на поэтические небеса. Но весь многомилионный читающий русский люд, умом не осиливая изощрённые, умозрительные стихи Цветаевой, буйно ликовал и лил слезы над есенинским стихом, страстно пробуждающим в душе, властно утверждающим любовь к родному русскому народу, к патриархальной песенной Руси. Согласен, «внутренний мир [Цветаевой] был не менее потрясающий», но отчего же «культура – глубже»?! У Цветаевой – вековая книжная культура, у Есенина – тысячелетняя, крестьянская. Дабы осознать истоки есенинской лирики, уместно по сему поводу привести обширную цитату из моего очерка «Слово о русском слове»: «Величайший художник всех времён и народов напишет гениальный пейзаж (…), но природа – Творение Божие, будучи во сто крат гениальнее самого гениального рукотворного пейзажа, – останется не вмещающей в земную душу, неизъяснимой тайной. Вот и двухтысячелетняя русская народная, суть, крестьянская, языковая стихия, воплощённая в устном поэтическом, прозаическом слове – в эпосе, в былине и песне, в житийном мифе и заговорной молитовке, причитании и сказке, бывальщине и быличке, в кружевном речении, в пословице и поговорке, – всегда будет неизмеримо гениальнее самой гениальной стилистики самого великого книжного поэта. У Пушкина, гения всех времён и народов, руки опускались перед народным словом, воплощённом в былинах, песнях, сказках, пословицах и поговорках, из чего следует, что народное поэтическое слово, в гениальности превосходя не токмо Пушкина, но и всю классическую прозу и поэзию, – суть произведения, созданные всем русским народом соборно, и доводились до ума и божественного духа долгими веками. И Пушкин на склоне короткого века признался Владимиру Далю, обречённо склонив голову пред неодолимой мощью тысячелетней народной поэзии: " Сказка сказкой, а язык наш сам по себе, и ему-то нигде нельзя дать этого русского раздолья, как в сказке. А как это сделать, – надо бы сделать, чтобы выучиться говорить по-русски и не в сказке… Да нет, трудно, нельзя еще! А что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото! А не даётся в руки, нет! " ». |
| Товарищ мой горевал по любимом кларнете своем, оставшемся, как мы полагали, туркам, а я осиротел с утратою своих записок ; о чемоданах с одеждою мы мало заботились. Беседа с солдатами всех местностей широкой Руси доставила мне обильные запасы для изучения языка, и все это погибло! К счастию, казаки подхватили где-то верблюда с кларнетом и записками и через неделю привели его в Адрианополь. Бывший же при нем денщик мой пропал без вести…» Это было в 1829 году, а первый том словаря Далю удалось выпустить только в 1861 году. Тридцать лет непрерывного самоотверженного труда позволили ему собрать около 200000 русских слов, создать книгу, которая и сейчас не утратила цены и значения. Но Даль, не будучи языковедом, не имея специальной подготовки, работал один. Поэтому словарь его изобилует ошибками, неверными толкованиями, неосновательными догадками. Теперь в нашей стране дело изучения слов русской речи ведется иначе. Теперь им занимаются не одиночки, а крепкие коллективы ученых, сотрудников языковедческих учреждений. И те коллекции, которые ими скапливаются, не уместились бы ни на каких «подводах» и «верблюдах»: они составляют грандиозные картотеки, целые любопытнейшие «музеи слов». Возьмите, например, замечательную картотеку словарного отдела Института языкознания в Ленинграде. Она хранит около семи миллионов карточек с записями различных русских слов. Около семи миллионов! Если каждая карточка весит только два грамма, то и то общий вес «музея» равняется четырнадцати тоннам! Какой уж тут верблюд! Законен вопрос: почему карточек так много? Неужели же русский язык столь необычно богат словами? Неужто их число измеряется миллионами? Естественно спросить и о другом: как составилась такая громадная коллекция? Что она собой представляет? Как работают над ней ученые и для чего именно она нужна? Разумеется, слов у нас гораздо меньше, чем этих карточек с записями. Сотрудники словарного отдела полагают, что ими зарегистрировано около 400–500 тысяч разных русских слов. Вероятно, в коллекции есть пропуски (она и сейчас непрерывно пополняется), но, в общем, цифра эта близка к исчерпывающей. |
| Восклицание под табак! до сих пор раздается на волжских и сибирских речных пароходах при измерении глубины реки. По Далю, выражение под табак значит: «шест достал дна, в меру». М. И. Михельсон отметил, что выражение табак! или под табак! сперва употреблялось волжскими бурлаками для обозначения того, что вода при переходе реки вброд достигает кисета с табаком, подвязанного под шею. Под табак! значит – вода настолько высока, что доходит до горла и грозит подмочить табак, подвязанный нарочно под самую шею. Следовательно, этот возглас мог служить предостережением: переход вброд затруднителен, он может сопровождаться неприятными последствиями, порчей табаку, этого дорогого достояния (см. Михельсон, Свое и чужое, 1912, с. 875). А затем под табак! стало обозначать вообще определенную меру глубины, устанавливаемую шестами или протяжением человеческого тела с его разными членами. Есть указания, что это выражение затем приобрело распространение в жаргоне матросов, моряков. Вот на почве такого-то словоупотребления вырастает ироническое оценочно-качественное применение слова табак! в значении «скверно, плохо», причем сам этот оценочный предикат относится к такому широкому и обобщенно-указательному субъекту, как имя существительное дело. Понятно, что это просторечно-жаргонное выражение долго остается не только за пределами русского литературного языка, но и вдали от него. В лексикографической традиции «открытие» этого выражения связано с именами И. А. Бодуэна де Куртенэ и М. И. Михельсона. Бодуэн де Куртенэ внес выражение дело– табак в «Толковый словарь» В. И. Даля (как в статью о слове табак, так и в статью о слове дело) (сл. Даля 1913, 4, с. 706; 1, с. 1271). М. И. Михельсон не знал этого выражения в период своей работы над сборниками «Метких и ходячих слов» (1894), «Ходячих и метких слов» (1896), т. е. в 90-х годах XIX b. Но в последние издания своей фразеологической коллекции «Русская мысль и речь: Свое и чужое» (1912, с. 875; б. г., 2, с. 356–357) М. И. Михельсон уже включил это выражение. Таким образом, с русским литературным языком выражение дело – табак сближается в самом конце XIX – начале XX века. |
| Эта легенда, – вполне, впрочем, обоснованно – пыталась приписать богатый и сложный ритмический рисунок русских колокольных звонов исключительно способу звона в языки, как более живому и гибкому. Однако несомненно относительно позднее, не ранее второй половины XVII в., формирование этих звонов. Не последнюю роль в сложении легенды сыграли многочисленные публикации иностранных источников по России XVII в., предпринятые русскими историками еще в первой половине XIX в. В своих записках иностранные путешественники отмечали поражавший их воображение способ звона, применявшийся русскими. Почти у каждого автора можно встретить буквально одну и ту же фразу, как бы резюмирующую его наблюдения: «звонят у них [русских] не так, как у нас, раскачивая колокол, но к каждому языку привязана веревка» и т. д. Однако, внимательный читатель может тут же на соседней странице встретить описание и качающегося колокола. Единственный, если мы не ошибаемся, из дореволюционных авторов, знавший историю вопроса, был М. И. Пыляев. В своем очерке, посвященном историческим колоколам (см.: Пыляев М. И. Старое житье. СПб., 1897, с. 298), он говорит о западном способе звона: «некогда он существовал и у нас, как существует еще в некоторых польских костелах, например, в Киеве». На колокольнях Пскова и Псковской области в конце XIX в. в изобилии стояли качающиеся колокола, правда, звонили в них в большинстве случаев уже в языки. Принято было объяснять это пограничным положением Пскова. 76 Термин «очап» – значительно реже – «очеп» – встречается, главным образом, в учетной деловой документации XVI–XVII вв., в церковных описях и писцовых книгах. До начала XX в. эти источники редко привлекались исследователями древнерусского языка. В Материалах для словаря древнерусского языка И. И. Срезневского слова «очап» нет. В. И. Далю были известны слова «очапить» со значением перетягивать на перевесе, на каком-либо упоре, и слово «очеп» или «оцеп» в значении журава или журавля (перевеса, положенного на веретено для опуска и подъема), применявшегося при колодцах, для раскачивания детских колыбелей и в качестве шлагбаумов. |
|
|
