| Толковали церь как серу В.И.Даль и И.И.Срезневский (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1956. T.IV. Стб.579; Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. T.III. Стб.1460). Другое мнение у Д. С. Лихачева, который замечает, что «слово «церь» очень часто неправильно переводилось как «сера». Так было переведено слово «церь» в «Толковом словаре» В.Даля и в «Материалах для словаря древнерусского языка И.И. Срезневского . Однако, как указывалось в лингвистической литературе, этот перевод был подсказан Далю и Срезневскому поздними летописцами XV-XVI в., заменившими (едва ли не по созвучию только) слово «церь словом «сера». На самом деле слово «церь» означает «трут». Именно в этом значении слово «церь» сохранилось в современном белорусском языке...» (ПВЛ. Ч.П. С.303). Следует заметить, что В. И. Лалю и И. И. Срезневскому можно добавить и других ученых понимавших «церь» как «серу» (см., напр.: Соловьев С. М. Соч. Кн.1. С.147). В.Н.Татищев называет и трут и «серу горючюю» (Татищев В.Н. История Российская. Т.П. С.46). Д.С.Лихачев забывает, что В. И. Даль составил свой «Толковый словарь» на основе живого народного языка. В словаре «вовсе устарелые речений исключены, если только особые уважения не заставили об них упомянуть; но много старинных слов и поныне живут в народе, хотя их мало знают, и они приняты в словаре» (Лаль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1956. Т.1. C.XVII, XXX). Любопытное свидетельство об использовании серы в схожем случае сохранила Сага о Харальде Суровом: «Когда Харальд приплыл на Сикилей, он воевал там и подошел вместе со своим войском к большому городу с многочисленным населением. ... У горожан было довольно продовольствия и всего необходимого для того, чтобы выдержать осаду. Тогда Харальд пошел на хитрость: он велел своим птицеловам ловить птичек, которые вьют гнезда в городе и вылетают днем в лес в поисках пищи. Харальд приказал привязать к птичьим спинкам сосновые стружки, смазанные воском и серой, и поджечь их». |
| С этого момента началось его духовное обновление, выразившееся прежде всего в том, что он действительно «хотел умереть христианином», отпустив вину своему убийце. «Требую, чтобы ты не мстил за мою смерть. Прощаю ему и хочу умереть христианином», – сказал он Данзасу. Утром 28 января, когда ему стало легче, Пушкин приказал позвать жену и детей. «Он на каждого оборачивал глаза, – сообщает Спасский, – клал ему на голову руку, крестил и потом движением руки отсылал от себя». Плетнев, проведший все утро у его постели, был поражен твердостью его духа. «Он так переносил свои страдания, что я, видя смерть перед глазами в первый раз в жизни, находил ее чем-то обыкновенным, нисколько не ужасающим». Больной находил в себе мужество даже утешать свою подавленную горем жену, искавшую подкрепления только в молитве: «Ну-ну, ничего, слава Богу, все хорошо». «Смерть идет, – сказал он наконец. – Карамзину!» Послали за Екатериной Андреевной Карамзиной. «Перекрестите меня», – попросил он ее и поцеловал благословляющую руку. На третий день, 29 января, силы его стали окончательно истощаться, догорал последний елей в сосуде. «Отходит», – тихо шепнул Даль Арендту. Но мысли Пушкина были светлы… Изредка только полудремотное забытье их затуманивало. Раз он подал руку Далю и проговорил: «Ну, подымай же меня, пойдем; да выше, выше, ну, пойдем». Душа его уже готова была оставить телесный сосуд и устремлялась ввысь. «Кончена жизнь, – сказал умирающий несколько спустя и повторил еще раз внятно: «Жизнь кончена… Дыхание прекращается». И, осенив себя крестным знамением, произнес: «Господи Иисусе Христе». «Я смотрел внимательно, ждал последнего вздоха, но я его не заметил. Тишина, его объявшая, казалась мне успокоением. Все над ним молчали. Минуты через две я спросил: “Что он?” – “Кончилось”, – ответил Даль. Так тихо, так спокойно удалилась душа его. Мы долго стояли над ним молча, не шевелясь, не смея нарушить таинства смерти». Так говорил Жуковский, бывший также свидетелем этой удивительной кончины, в известном письме к отцу Пушкина, изображая ее поистине трогательными и умилительными красками. |
| Л. П. Решетников: - А нам нельзя быть русскими. Обидятся. Никто не обижается. Мои друзья чеченцы не обижаются совершенно. Они рады, что мы называемся русскими. Им это нравится. Потому что они сами хотят себя называть чеченцами. Е. К. Никифоров: - Это и Бога ради. А мы что будем их называть русскими? Русские чечены. Как один профессор, мой знакомый, когда мы обсуждали эти вещи, я говорю: «А как ты себя позиционируешь вообще?». Он говорит: «Ну как? Были же русские немцы, русские итальянцы, которые строили Петербург. А я русский еврей. Вот и все. Я патриот России». Как сказали бы каким-нибудь нашим выдающимся ученым, как Далю тому же, да? Который создал словарь русского языка. Скажи ему… Кто он был по происхождению? Л. П. Решетников: - Датчанин. Е. К. Никифоров: - Датчанин. Причем не очень даже говорил по-русски, с акцентом. Да? И создал словарь великого русского языка. Скажи ему, что он не русский был, а? Л. П. Решетников: - К сожалению, эта акция напоминает или по глупости, или специально, или это сочетание - остановить русское возрождение на южнорусских землях, Новороссии. Остановить утверждение русской идентичности. Больше объяснить, но можно абсолютно тупостью и глупостью объяснять, это тоже присутствует, но такое мнение, оно непроизвольное, это попытка не дать развиться тому, ради чего все это затеяно: воссоединение русских земель, объединение русского народа. Это постоянно, об этом, еще раз хочу подчеркнуть, говорит президент. Вы не хотите его слышать? Но это ваш выбор. Тогда мы будем по-другому разговаривать. Е. К. Никифоров: - Совершенно верно. Мало того, я бы сказал. Что это как-то вообще мало понимается, смысл всей этой операции, смысл всех этих событий – за что? К чему мы? Я недавно закончил фестиваль «Радонеж». Это грандиозное событие, которое тоже говорит много о русской идентичности. Потому что это фестиваль документального кино. А документ, есть документ. Это же не художественный вымысел. Даже будет положительный вымысел, но он художественный, художественное кино. |
| М. Бестужевой, Е. М. Хомяковой, А. В. Кольцову (из Воронежской губ.), П. И. Мельникову (А. Печерскому), Д. А. Валуеву, А. Х. Востокову, А. Ф. Вельтману (из Калужской губ.), Н. В. Гоголю , В. И. Далю (из Приуралья), К. Д. Кавелину (из Тульской и Нижегородской губерний), М. П. Погодину , П. И. Якушкину (из Калужской, Костромской, Тверской и Тульской губерний), Снегирёву (из Костромской и Тверской губерний), Соболевскому, Шевырёву (из Саратовской губ.) и др. деятелям рус. культуры, присылавшим материалы. В 1841 г. К. готов был напечатать свое собрание, но столкнулся, по-видимому, с цензурными запретами. В итоге он опубликовал лишь небольшую часть своей коллекции (71 песня из неск. тысяч им собранных). Первыми были опубликованы «Русские народные стихи» с предисловием К. (ЧОИДР. 1848. 9. С. 145-226), впосл. получившие название духовных стихов. Это издание осуществилось при содействии О. М. Бодянского, секретаря Об-ва истории и древностей российских при Московском ун-те. В 1852 г. в 1-м выпуске «Московского сборника», издававшегося И. С. Аксаковым , были напечатаны 4 текста, в т. ч. 2 былины. Последняя прижизненная публикация из Собрания народных песен появилась в «Русской беседе» с послесловием Хомякова в 1856 г. В примечании к песням, напечатанным в «Московском сборнике», К. обращал внимание на немногочисленность исторических песен сравнительно с другими и объяснял это явление тем, что «именно тот слой народа, который шел во главе исторического движения и потому естественно был ближайшим хранителем изустного исторического предания, с начала прошедшего века принял надолго направление, неблагоприятное для сохранения родных воспоминаний, а остальной народ, и до сих пор еще не отвыкший петь народные песни, мог сохранить в памяти только немногие отпечатки главных эпох истории». Подобным же образом, по замечанию К., «не уцелело ни одной исторической песни» и в Польше. Вскоре после кончины К. Якушкин, приступивший к разбору его бумаг, обнаружил пропажу «по крайней мере двух или трех стоп бумаги, исписанной песнями». |
| Возразят нам: принципиальность-то принципиальность, но иногда нужно быть и гибким. Был же период, когда Ульбрихт и Димитров инструктировали свои компартии о мире с нацистами и даже поддержке их. Ну, тут нам крыть нечем, диалектика! Журнал «Знамя», 1964, “Забайкальский рабочий”, 27.8.64 Журнал «Звезда», 1963, “Новый мир”, 1964, Лакшин Виктор Вяткин. “Человек рождается дважды”. Магадан, 1964 Иванов-Разумник вспоминает: в их бутырской камере разоблачили троих стукачей — и все трое оказались коммунисты. Я написал это в начале 1966 года, а к концу его прочел в «Октябре» статью К. Буковского. Так и есть — уже открыто гордятся. Слово «кум» по Далю означает: “состоящий в духовном родстве, восприемник по крещению”. Стало быть, перенос на лагерного опера — очень меток, вполне в духе языка. Только с усмешкой, обычной для зэков. Но педагог, но заводской рабочий, но трамвайный кондуктор, но каждый, кто питает себя работою, — ведь все ж они помогают! Не помогает оккупантам только спекулянт на базаре и партизан в лесу! Крайний тон этих неосмысленных ленинградских передач толкнул несколько сот тысяч человек к бегству в Скандинавию в 1944. “Фрэнк! Слушай — и не отвечай. Это — конец. Нас везут на убой! Фрэнк! Слушай! Если ты когда-нибудь выйдешь — расскажи миру, кто они такие: свора головорезов! Убийцы! Бандиты!” Диклер освободился и даже в Бразилию вернулся, но не обнаружил во всём мире, кто бы хотел его слушать. Через 40 лет передал этот рассказ мне. ЦГАОР, ф. 393, оп. 84, д. 4, л. 68 И теперь он наивно добивается (для пенсии), чтоб его заболевание признали профессиональным . Уж куда, кажется, профессиональнее и для арестанта и для конвоя! — а не признают… И всё главней становится она в новейшее, уже хрущёвское время. См. “Мои показания” Анатолия Марченко, Самиздат, 1968. Всё-таки и атеисту религия не без пользы. У казахов же, я думаю, ещё горяча была память о будённовском подавлении 1930 года, потому они и миловали. В 1950 году так не будет. Но вскоре была туда корейская ссылка, потом и немецкая, потом и всех наций. Через 17 лет в то место попал и я. |
| В.В. Сорокин Введение В России позже, чем в других странах произошел обрыв преемственности многовековой традиции, питающей духовно-культурную связь многих поколений. В начале XX столетия и в нашей стране была разрушена целостность восприятия мира, осуществился исход в беспочвенный модернизм, паразитирующий на негативных энергиях безнравственности. Правовая система России утратила иммунитет против разрушительных тенденций распада. К началу XXI века население России уже не имело единого мировоззрения, всенародного согласия по принципиальным вопросам общественной жизни. У нас отсутствуют необходимое духовное содержание государственной и правовой форм, действенные механизмы согласования правомерных интересов различных социальных групп, здоровый инстинкт самосохранения народа и государства, прочное государственное единство и территориальная целостность страны. В такой исторической обстановке актуализируется проблема правопонимания, которая носит не только общетеоретический, но и очевидный прикладной характер. Господствующий тип правопонимания становится жизненно важным в перспективе дальнейшего развития отечественной культуры. Понимание, по В.Далю, есть постижение умом, познание, разумение, поиск в чем-либо смысла, толка, видение причин и последствий 1 . По С.И.Ожегову, понимание представляет собой уяснение значения чего-нибудь, способность постигать смысл слов и поступков 2 . Весьма показательно, что в «Новейшем философском словаре» понимание определяется как процедура не только постижения, но и порождения смысла. Именно новое и новейшее время отличается интенсивным стремлением человечества породить новый смысл для исконных терминов. То же случилось с термином «право», изначальный смысл которого был так искусно выхолощен, что современникам непросто его восстановить и принять. Сейчас существует множество определений понятия права, но нет ни одного, которое бы считалось общепризнанным. Ученые-правоведы продолжают, рассуждая о праве, говорить о разном; не о разных проявлениях одного и того же явления, а именно о разных явлениях. |
| Синедрион и кесарь против Иисуса Христа (часть 1) В те давние времена спецслужбы не имели многоэтажных комплексов и многотысячных коллективов сотрудников, нескончаемых коридоров с вереницей кабинетов. У массивных дверей не висели таблички с наименованиями «ведомств». Но в распоряжении спецслужб находились мастерские по подделке документов, изготовлению орудия и ядов, специалисты по шифровке и дешифровке текстов, маги и гипнотизеры, хранители оперативных учетов и архивов. Имелись также застенки и пыточные камеры, конспиративные места встреч и явок, налаженная система связи и оповещения. 26 апреля, 2005 В те давние времена спецслужбы не имели многоэтажных комплексов и многотысячных коллективов сотрудников, нескончаемых коридоров с вереницей кабинетов. У массивных дверей не висели таблички с наименованиями «ведомств». Но в распоряжении спецслужб находились мастерские по подделке документов, изготовлению орудия и ядов, специалисты по шифровке и дешифровке текстов, маги и гипнотизеры, хранители оперативных учетов и архивов. Имелись также застенки и пыточные камеры, конспиративные места встреч и явок, налаженная система связи и оповещения. Собираются, притаиваются, наблюдают за моими пятами, чтобы уловить душу мою… Приготовили сеть ногам моим, выкопали передо мною яму… Псалтырь 55, 7; 56, 7 Сколько помнит себя человечество, инстинкт самозащиты рода, племени, государственной общности выделил тех, кого в Библии называют «соглядатай» (Числа 13,3). По Далю «соглядать» — тайно высматривать, скрытно обозревать, разузнавать, лазутничать, надзирать, нюхать, шпионить. А лицо, которое занимается соглядатайством, — тайный разведчик или подсыльный, подосланный наблюдатель, ищейка, шпион. Когда власти «собирают» соглядатаев — это, по-современному говоря, организуют специальные службы, призванные обеспечить безопасность (защищенность) личности, народа, государства, установленного в нем порядка от внешних и внутренних врагов. Немецкий исследователь К. Мельхер в известной работе «История полиции» справедливо отмечает, что «у государств, возникших на заре истории, забота о безопасности и порядке стояли на переднем плане государственной деятельности. Она составляла не только особую отрасль управления, но становилась центром и одновременно наибольшей и наиважнейшей частью государственной работы, вокруг которой только постепенно стала намечаться остальная управленческая деятельность». |
| И. Т. Спасский: «- Что сказать от тебя царю? — спросил Жуковский. — Скажи, жаль, что умираю, весь его бы был, — отвечал Пушкин. Он спросил, здесь ли Плетнев и Карамзина. Потребовал детей и благословил каждого особенно. Я взял больного за руку и щупал его пульс. Когда я оставил его руку, то он сам приложил пальцы левой его руки к пульсу правой, томно, но выразительно взглянул на меня и сказал: — Смерть идет. Он не ошибался, смерть летала над ним в это время. Приезда Арендта он ожидал с нетерпением. — Жду слова от царя, чтобы умереть спокойно, — промолвил он.» В. А. Жуковский: «Я возвратился к Пушкину с утешительным ответом государя. Выслушав меня, он поднял руки к небу с каким-то судорожным движением. „Вот как я утешен! -сказал он. — Скажи государю, что я желаю ему долгого, долгого царствования, что я желаю ему счастия в его сыне, что я желаю ему счастия в его России“. Эти слова говорил слабо, отрывисто, но явственно. Между тем данный ему прием опиума несколько его успокоил. К животу вместо холодных примочек начали прикладывать мягчительные; это было приятно страждущему. И он начал послушно исполнять предписания докторов, которые прежде отвергал упрямо, будучи испуган своими муками и ожидая смерти для их прекращения. Он сделался послушным, как ребенок, сам накладывал компрессы на живот и помогал тем, кои около него суетились. Одним словом, он сделался гораздо спокойнее. В этом состоянии нашел его доктор Даль, пришедший к нему в два часа. „Плохо, брат,“ — сказал Пушкин, улыбаясь Далю.» В. А. Жуковский: «Почти всю ночь (на 29-е число; эту ночь всю просидел Даль у его постели, а я, Вяземский и Виельгорский в ближайшей горнице) он продержал Даля за руку; часго брал по ложечке или по крупинке льда в рот и всегда все делал сам: брал стакан с нижней полки, тер себе виски льдом, сам накладывал на живот припарки, сам их снимал и проч. Он мучился менее от боли, нежели от чрезмерной тоски: «Ах! какая тоска! — иногда восклицал он, закидывая руки за голову. — Сердце изнывает!» Тогда просил он, чтобы подняли его, или поворотили на бок, или поправили ему подушку, и, не дав кончить этого, останавливал обыкновенно словами: «Ну, так, так, — хорошо: вот и прекрасно, и довольно; теперь очень хорошо». Или: «Постой — не надо — потяни меня только за руку — ну вот и хорошо, и прекрасно» (Все это его точное выражение.) «Вообще, — говорит Даль, — в обращении со мною он был повадлив и послушен, как ребенок, и делал все, что я хотел». |
| Подобно «Бедным людям», «Двойник» во многом связан с художественным миром Гоголя и с поэтикой гоголевских петербургских повестей. На это указывала уже прижизненная критика. Основные сюжетные узлы повести — поражение бедного чиновника (фамилия Голядкин образована от «голяда, голядка», что, по Далю, значит: голь, нищета) в неравной борьбе с более богатым, поставленным выше него на иерархической лестнице соперником в борьбе за сердце и руку дочери «его превосходительства» и развивающееся на этой почве безумие героя — непосредственно продолжают сходные ситуации «Записок сумасшедшего. Другой главный мотив повести — столкновение героя со своим фантастическим «двойником» — также (хотя и в зародышевой форме) уже содержится в гоголевском «Носе». В гоголевские иронические тона окрашен, — по-видимому, вполне сознательно — ряд отдельных эпизодов повести (так, разговор героя с лакеем Петрушкой по поводу кареты в главе i напоминает начальные сцены «Женитьбы», а описание бала в начале главы iv выдержано в стиле гоголевских комических описаний — ср. описание вечеринки у губернатора в главе i первого тома «Мертвых душ»). Подобно гоголевским чиновникам, Голядкин — усердный читатель «Библиотеки для чтения» Сенковского и булгаринской «Северной пчелы». Из них он почерпнул сведения об иезуитах и министре Виллеле, о нравах турок, об арабских эмирах и пророке Мухаммеде (Магомете) (издатель «Библиотеки для чтения» О. И. Сенковский был ученым-арабистом и печатал в своем журнале материалы о Востоке), «анекдотцы» о «змее удаве необыкновенной силы» и двух англичанах, приехавших нарочно в Петербург, чтобы «посмотреть на решетку Летнего сада», которые составляют любимую тему его размышлений и разговоров. Пародируя в рассказах Голядкина материалы «Северной пчелы» и «Библиотеки для чтения», рассчитанные на обывательский вкус, Достоевский, следуя примеру Гоголя, соединяет в «Двойнике» изображение призрачного духовного мира человека-«ветошки» с сатирическими выпадами против изданий Сенковского и Булгарина. |
| Из пяти слов только одно, «нефирь», не зафиксировано в семье Родионовичей Квашниных как мирское имя. Любопытно, однако, что у Дуды, Розлады, Самары и Пищали был брат Данило Жох Родионович, боярин великой княгини Марьи Ярославны [Веселовский, 1969, 116], а слова «жох» (плут) и «нефирь» — «нефырь» (негодный, непотребный) настолько близки по значению, что их можно считать синонимами [Даль, IV, 32] .Не исключено, что в данном случае Грозного просто подвела память, так как замена слова синонимом — одна из самых распространенных ошибок памяти. Впрочем, С. Б. Веселовский называет еще одного отпрыска Дудина племени, Якова Родионовича, не указывая его мирского имени. Правомерно предположить, что Нефирь — это как раз Яков Квашнин. От братьев Дудина племени, от их родственников, прямых и боковых потомков пошло много громких и скромных служилых фамилий — Дудины, Квашнины, Самарины, Розладины, Невежины, Фомины, Рубцовы, Тушины. Если одного брата кличут Жохом, а другого Нефирем, это нормально, это вписывается в ономастический обиход русского средневековья. Во многих семьях из поколения в поколение давались имена одного семантического поля: отец Иван Линь, а дети Андрей Сом и Окунь (вторая половина XV в., новгородские помещики); Степан Пирог и Иван Оладьины, Андрей Каравай Оладьин (первая половина XVI в., вотчинники на Волоке Ламском) и т. п. (множество аналогичных случаев). Отчего Родион Квашнин нарушил обычай — двух сыновей нарек «плутами», остальных — «сопелями»? Выясняется, что на деле никакого отступления от обычая не было. В отклике на мою статью о «Дудином племени» [Панченко, 1976а, 151–154] В. М. Борисов пишет: «Я — арабист и, читая эту статью, обратил внимание на двойную аналогию между русским словом „нефирь” и арабским… „нафир”. По Далю и по ругательному смыслу послания Ивана Грозного, нефирь означает „негодный, непотребный”, однако и арабское слово „нафир” имеет, в частности, значение: „дурной, скверный, мерзкий; злой, зловредный; отвратительный (о запахе)”. Но мало того! У этого арабского слова есть еще одно значение, которое также вписывается в контекст послания Грозного: „горн; сигнальный рог, труба, в которую дуют”. |
|
|
