Такое различие народов по их индивидуальным и национальным свойствам и качествам не есть зло, и христианство не лишает и не уничтожает национальной самобытности разных народов; не было также злом и различие в направлениях жизни и деятельности разных христианских народностей первых веков. Напротив, это было необходимо для полноты разъяснения и жизненного воплощения начал христианства. В самом деле, сообразно со своими индивидуальными и национальными особенностями христиане востока, как уже было сказано, раскрыли в полноте одну сторону христианства – догматическое учение; западные же христиане сообразно христианства – церковную организацию и церковное искусство. И то, и другое было необходимо для полноты усвоения христианства. И вообще, в силу этого каждая частная церковь , находясь на связи с вселенской церковью, своим частным и особенным (специфическим) характером деятельности должна была увеличивать полноту духовной жизни христианства. От частных церквей требовалось только то, чтобы они пребывали во взаимно церковном общении между собой и чтобы не выходили из лона единой вселенской церкви. К сожалению, западная церковь порвала это общение, и в таком ее разрыве заключается причина уклонения ее на путь заблуждений. В естественных индивидуальных свойствах и национальных особенностях римского народа не существовало зла, если бы только он остался верным общему апостольскому преданию и общим церковным началам, и если бы пребывал во вселенской церкви: последняя сообщала бы этим свойствам и особенностям римской народности должное направление, которым однако же на западе придано было значение всеобщности и, так сказать, вселенскости. Это и было причиной образования латинства, или римского католичества, как особого вероисповедания. Как же именно – частные – естественные национальные особенности христианства римского народа способствовали отпадению его от союза с вселенской церковью, а также образованию в нем особого вероисповедания и отсюда утрате им гармонической целостности вселенской веры? Исторически известно, что отличительную эту черту в общем характере римлянина составлял чрезмерный национальный эгоизм: в своих отношениях к другим народам римлянин смотрел на последних с высоты величия, – в частности на греков он смотрел как господин на рабов.

http://azbyka.ru/otechnik/bogoslovie/obl...

Это замечательное историческое чтение также помогает нам понять генезис патогенных явлений в современном российском и сербском обществе - «другосербиянстве» в Сербии или, как называл это Достоевский, «смердяковщину». Как показал великий Данилевский в своей великолепной работе о цивилизациях, каждый прыжок из его круга цивилизации заканчивается суррогатной идентичностью. Вот почему несчастные современные смердяковы и в России, и в Сербии выглядят так неестественно. Также в книге мы видим, что предательство православной веры всегда приводит к трагическим и далеко идущим последствиям… «Тыквы, оторванные от корней», эти «Иваны, родства не помнящие», не знающие истории, безбожная сербская и русская интеллигенция, отрекшись от ценностей Святой Руси и Небесной Сербии и приняв «западные ценности», развязали войну против духовно-нравственных устоев наших народов, против нашей Церкви и святого Православия. Ослеплённые западными идеями, на волне католико-протестантского экспансионизма и смазанные деньгами антихристианских банкиров, российские и сербские смердяковы - ни что иное, как пятая колонна нашей истории. И, наконец, ещё один вывод можно сделать из этого путешествия во времени. Все эти эпохи, все те, когда-то десятилетия войн, рано или поздно закончились победой русского оружия. Когда читаешь все эти жития святых русских воинов, зачастую настоящих столпов государства Российского и Церкви Русской (а также и нашей сербской), становится понятно, почему это так. Религиозная жизнь святых русских ратников, твёрдая вера в Бога, преданность своей церкви, их взгляд на мир - делали этих витязей, не просто государственными служащими, но и воинами Христовыми, осознававшими, что «все возможно с помощью Божьей». Их готовили к служению народу, государству и вере с раннего детства. Наследники престола воспитывались в православно-патриотическом и суровом воинском режиме. Русские правители, как и наши, осознавали, что власть служит не для удовлетворения личной славы и тщеславия, а для создания благоприятных условий для спасения душ своих подданных. Они не повелевали, они служили Богу и роду, своей державе и вере.

http://ruskline.ru/news_rl/2020/09/18/et...

Основное направление немецкого Просвещения не было обращено против религии откровения. В нем было предпринято доказывать разумность традиционной религиозной веры, а также в чем-то очищать ее от заблуждений. Например, всемирно известный ученый Лейбниц (1646–1716) доказывал разумность христианства, опираясь при этом на рационализм и развитие некоторых картезианских идей. Он ограничивался только опровержениями нападок на религиозную веру, не стремясь к каким-либо позитивным обоснованиям (к чему стремились, например, деисты). Эмпиризм имел иной метод познания, чем рационализм, утверждая, что все умозаключения должны быть выведены из опыта. Сегодня вновь наблюдается тенденция усиления эмпиризма во всех научных сферах. Есть ученые, которые всерьез полагают возможным объяснить такие феномены, как свобода или любовь, с помощью методов нейробиологии. Зачастую эмпиризм объединяется с натурализмом, признающим истинным только чувственно познаваемое и видящим объектом науки лишь количественные величины. С точки зрения эмпиризма не существует проблемы в том, что христианство основывается на исторических преданиях. Проблема заключается в том, что оно основывается на единичных исторических событиях (которые невозможно воспроизвести снова), как, например, Воскресение. Одно единственное Воскресение противоречит всем прочим эмпирическим данным и потому неразумно с точки зрения эмпиризма принимать свидетельство Воскресения. Если учитывать критику либеральной теологии XIX в., это возражение имеет значение в связи с рассказами о чудесах в Библии. Эти библейские свидетельства дискредитируются ориентацией эмпиризма на квантитативные и репродуцируемые факты. Распространенной реакцией традиционной христианской апологетики на вызовы рационализма и эмпиризма стала защита рациональности веры в откровение. Так, например, защищали рациональность веры в чудеса и Воскресение: признанные Церковью чудеса были научно изучены и подтверждены опытными медиками. Такая чрезмерная увлеченность эмпирическими методами доказательства со стороны традиционной апологетики затрудняет путь к коммуникативно-диалогическому пониманию откровения. Равным образом этот путь затруднен при использовании рационалистических методов. В последнем случае были попытки утверждать возможность естественного богопознания, дающего понятие о бытии Бога, в то время как познание сущности Бога признавали возможным только посредством откровения. Возникают два уровня богопознания: естественное и сверхъестественное.

http://bogoslov.ru/article/1198425

Это можно выразить так, что автономная религиозность не исключает того, что по происхождению своему она может быть социально гетерономной. Но великая и неотъемлемая задача всякого гетерономного научения состоит в том, чтобы передать его людям для свободного и самостоятельного (автономного) усвоения, добиваться его, настаивать на нем, ценить его, как необходимую и священную форму религиозности. Психологически и исторически говоря, верование может быть пробуждено в душе человеческой без ее самостоятельности и самодеятельности. Здесь возможны - а в детской и необходимы - пути наставления, внушения, подражания, «заражения», и авторитетного научения. Религиозное воспитание без этого просто невозможно. Но подобно тому, как ребенка учат ходить для того, чтобы он начал ходить самостоятельно; и подобно тому, как задача всякого воспитания состоит в том, чтобы уступить свое место самовоспитанию воспитанника, - так задача религиозного воспитания в том, чтобы научить верующего автономной вере, чтобы указать ему путь к свободному и самостоятельному усвоению и убедить его в необходимости и драгоценности орелигиозной самодеятельности. Необходимо воспитывать человека к свободе: ибо по существу своему он призван быть свободным духом. Но тайна всякой свободы в том, что ее нельзя «дать»: она должна быть взята, т.е. принята и усвоена; иначе она превратится в новую несвободу (см. главу о свободе в моей книге «Путь духовного обновления» - И.И.). Нельзя освободить другого. Можно только помочь ему освободить себя. Нельзя получить свободу от другого. Можно только добыть ее внутренне самому для себя. Внешне освобожденный может оказаться неспособным к свободе: он останется внутренне гетерономным и перейдет только из одного рабства в другое. Свобода есть прежде всего внутреннее, духовное искусство. И воспитывать человека значит вводить его в это искусство, приучать к нему, наставлять в нем, учить его осуществлению и наслаждению им. Так и религиозный опыт есть искусство духовной свободы. Поэтому необходимо воспитывать детей к религиозному самостоянию (отнюдь не к религиозному фантазерству или изобретательству - см. гл.6, гл.7 и гл.10 - И.И.). Возможно и необходимо свободное усвоение откровения, писания и предания. Не усвоение, которое слепо и покорно «впитывает», которое не ищет оснований для веры и не восприемлет их, которое безразлично к ним и предоставляет другим ведать их и заведывать ими; не усвоение, пассивно берущее даваемое содержание, усваивающее механической памятью и бессмысленной преданностью; но - усвоение, приводящее догмат (или молитву, или обряд, или правило) в связь с сердцем и его созерцанием, удостовертющее свою любовь к истине и показующее ее своему видению, - приемлющее искренне и цельно, чтобы больше не расставаться.

http://sedmitza.ru/lib/text/432203/

Непонятною останется для вас при этом только та апатия, какую обнаруживают в отношении к делу воссоединения верующих наша духовная наука и наше общество. Говорит о духовной науке: потому что действительно здесь прежде всего ее дело, а не администрации церковной, которой дело начнется лишь после того, как наука проложит путь к воссоединению и подготовит для него почву. Что же именно нужно в настоящем случае? Богословская наша наука должна рассеять то невежество, те предубеждения, какие существуют на западе относительно православия; она должна, повторяем, познакомит инославных с православием показать им наше исповедание с той стороны, с которой оно легче может быть ими понято и усвоено. Затем, обращаясь к инославным исповеданиям, она, не ограничиваясь рассмотрением чистых разностей вероучения на основании св. Писания и предания, должна выяснить себе, что такое эти исповедания сами в себе, что лежит в основе их, что дает им силу и живучесть, какой их характер, какое они имеют влияние на жизнь практическую и общественную, должна поставить религиозные учения запада в соотношение с историческими и бытовыми условиями жизни западных народов, с их мировоззрением научным; должна обратить внимание на внутренние силы, которые движут известным ложным религиозным воззрением и дают ему вид цельности, на характер, с каким оно является в истории. «У нас есть не только монографии, но и системы, говорит в предисловии к своей книге о. архим. Хрисанф 10 , в которых секты и ереси обличаются и опровергаются на основании св. Писания и предания Церкви... Нет сомнения, что сопоставление неправых учений с образом здравых словес, завещанных Церкви, есть сильнейшее и самое решительное осуждение их... Но каждое вероучение есть, или по крайней мере хочет быть, непременно чем-либо цельным, законченным, в себе самом – создается не вдруг, а постепенно, ищет, наконец, оправдания в жизни. Разъяснение того, что и в целом оно также ложно, как и по частям, в дробности, что против него говорит сама история его образования и развития, что оно отвергается самою жизнью – также весьма важно в деле приговора о нем». Если наша духовная наука взглянет на инославных с этой точки зрения – заблуждения запада не будут нам представляться сознательною, преднамеренною ложью, каким-то злодеянием в деле веры: нам легче будет покрыть христианскою, братскою любовию эти заблуждения – продукт западной истории, склада прошедшей умственной жизни западных народов, и самим заблуждающимся легче будет отречься от них. Тогда уже можно будет подумать и о том, чтобы изыскать способы взаимного соглашения и примирения 11 , это тоже дело богословской науки. II глава

http://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Barsov...

Мохаммедане, называя свою вероучительную книгу Кораном, хотят всегда разуметь, что эта книга, содержащая в себе слово Божие, указавшая человеческому роду истинное Боговедение, верный образ служения Богу, прямой путь к спасению человека, есть книга, по преимуществу достойная чтения. В мохаммеданских вероучительных книгах есть несколько определений Корана, в которых, более или менее удовлетворяя законам логического определения, указаны черты этой книги, или понятий о ней мохаммеданские. В указанном выше сочинении Абу-Ханифы. Коран определяется так: «Коран есть слово Бога Всевышнего, пишимое в книгах, хранимое в памяти людей, произносимое языком и ниспосланное пророку». В книге «определения» дается следующее определение Корану: «Коран есть то, что свыше ниспослано пророку, написано в книгах. передано от него преданием непрерывным и несомненным». «Коран, по мнению правоверных ученых, есть Божественное учение, сокращенно содержащее в себе все основные истины». Эти определения, или, вернее сказать, описания Корана, и все названия, какие дают ему мохаммедане, указывают то на внешние качества его, как книги, имеющей определенные вид и объем, то на его содержание, на качество учения, передаваемого в нем. Рассмотрение первых качеств доставит нам исторические сведения о вероучительной книге мохаммедан; а рассмотрение вторых определит характер мохаммеданского верования в нее и христианский суд о ее вероучении. Для составления удовлетворительно полного понятия о Коране, рассмотрим 1) внешние качества его, 2) внутреннее его достоинство. Рассмотр Корана по внешним качества его, как книги При рассмотрении Корана с внешней его стороны, т.е. с как книги, берем в рассмотрение: 1)форму этой книги в нынешнее время, 2) две первоначальные редакции Корана при халифах Абубекре и Османе, 3) рукописи Корана на мохаммеданском Востоке и печатные издания его в Европе, 4) переводы Корана на другие языки. 5) употребление Корана теми, для которых он служит законодательным кодексом в вероучении. 6) язык, на котором написан Коран и 7) науку толкования Корана у мохаммедан. 1. Нынешняя форма Корана

http://azbyka.ru/svedeniya-o-korane

Не смотря, однако, на все вышеизложенное, в Оригене , как проповеднике, мы не находим оратора в общепринятом смысле этого слова, в том смысле, в каком называют этим именем великих церковных учителей IV века. На первых порах, когда он был еще далек от философского понимания и истолкования христианства и предан всецело простоте веры церковной (πστις), он всецело держался буквального толкования священного писания и на этой почве полемизировал против гнозиса (γνσις). Но его от природы свободный и отважный дух не долго держался на этой почве, столь благоприятной для обычного дотоле в церкви учительства. Сначала внешние обстоятельства, в особенности столкновения с еретиками и философски-образованными язычниками, которые противопоставляли его простой вере философские рассуждения, побуждали его отдаться занятиям греческою философией, и особенно философией Платона; затем, раз вступив на этот путь, он тем отважнее и неудержимее пошел вперед, что в нем рано уже сказывалась природная потребность во всех направлениях двигаться свободно, и скоро самым главным стремлением его сделалось, не справляясь с простою верою массы, искать следов истины во всех научных доктринах, с тем, чтобы всевозможные знания осмыслить и объединить в христианстве и утилизировать для возвышения христианского учения над всеми проявлениями духовной жизни человечества, одним словом создать и поставить наряду с πστις свой христианский γνσις. Частые путешествия и многочисленные знакомства со всеми выдающимися языческими и христианскими учителями в Александрии, Афинах, Риме и в Палестине облегчали ему осуществление его стремления. Впрочем, свободное направление его духа не мешало ему и букве Библии уделять внимание; напротив, в течение многих лет этот гениальный человек с беспримерным рвением и прилежанием работал над восстановлением библейского текста в его первоначальной чистоте. Поэтому, не смотря на аллегорический способ толкования священного писания, преобладающий в его сочинениях, он должен быть признан отцом также грамматически-исторической интерпретации священного писания и вообще научных работ по библиологии и герменевтике.

http://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Barsov...

Приняв в Москве посланников от Ермака с известием о победе над Кучумом, царь Иван Грозный «тех сеунщиков пожаловал своим царским многим жалованьем, деньгами и сукны» и отправил казакам на помощь отряд под командованием воеводы князя С. Д. Болховского. Кучум же, в свою очередь, не оставлял надежды вернуться в Кашлык и затеял игру с Ермаком, пустив слух о нападении на бухарских торговцев, следовавших в оставленную им столицу. Казаки, уже потеряв немалое число своих товарищей, выступили в начале августа 1584 года и, не обнаружив никакого каравана, стали с ночевкой близ устья реки Вагай, где в ночь с 5 на 6 число того же месяца были атакованы противником и разбиты. Ермак, как гласит легенда, отбиваясь от татарских воинов, был ранен. Пытаясь добраться до струга, он утонул, так как был «одеян двемя царскими пансыри». По данным Ремезова, опиравшегося на исторические предания местных татар и сообщенные его отцом Ульяном Моисеевичем сведения, полученные во время посольства к калмыцкому тайше Аблаю, тело Ермака спустя семь дней после того боя было обнаружено в Иртыше. Весть о погибшем русском воине быстро разнеслась по окрестным селениям. Увидеть поверженного врага приходили многие татары. Мурза Кайдаул, снимая с погибшего панцири, заметил, что из тела исходила кровь. Кайдаул был изумлен и, посчитав нетленного героя человеком Божиим, положил его нагого на лабаз. «Птицы же летали вокруг, не смея прикоснуться к нему. И лежал на лабазе шесть недель до первого дня ноября, пока из отдаленных мест не пришли Кучум с мурзами и кондинские и обдоринские князья и не вонзили стрелы свои». Затем, по легенде, его похоронили на Баишевском кладбище «под украшенной сосной», но место это впоследствии было сокрыто. Причиной такого поступка, сообщает Ремезов, стали чудотворения, происходившие от тела Ермака и снятых с него вещей. Абызы, убоявшись ослабления мусульманской веры, запрещали упоминать имя легендарного атамана, но известия о чудесах распространились даже за пределами Сибирского ханства. Так, упомянутый Аблай-тайша рассказывал, что в младенчестве он был «утробой болен» и ему дали выпить воды с земли, взятой с его (Ермака) могилы: «...До сих пор пребываю в добром здравии. Когда же еду на войну с землей, взятой с этой могилы, — побеждаю; если же нет земли — почти пустой возвращаюсь, без добычи».

http://e-vestnik.ru/history/sibirskiy__p...

Труды дореволюционных авторов в области православно-протестантской полемики и не могли быть иными. Русские переводы свт. Григория Паламы и близких к нему отцов Церкви стали распространяться только во второй половине XIX века продолжателями переводческого дела преп. Паисия (Величковского) . Не только инерция мысли, но и сама аудитория как православных миссионеров, так и их оппонентов не нуждалась в принятии святоотеческого миросозерцания как фундамента дискуссии. Расчёт на развитие полемической школы не затрагивал методологии. Многим казалось, что достаточно хорошо ознакомиться с текстом Писания, выучить стратегию применения нужных цитат и исторических вех, и оппонент вынужден будет принять истину и отречься от своих еретических доктрин. Обзор современных полемических трактатов делает очевидным актуальность применения новых теоретических основ и методологии полемики с протестантизмом. По мнению прот. И. Ефимова, «все работы русских православных авторов по проблемам сектоведения являются далеко не полными и недостаточными для ведения всесторонней полемики с сектантами». 12 Известный апологет и сектовед В.Ю. Питанов прямо пишет о том, что на сегодняшний день «Христианская апологетика, в том числе и православная, в нашей стране развита всё ещё очень слабо. Практическое использование дореволюционного опыта в решении этого вопроса сегодня не является эффективным. Такая богословская дисциплина, как сектоведение, ещё не развита». 13 «Избегать общения и споров с представителями инославия не следует, – пишет и прот. М. Козлов, – но нужно использовать при этом правильную методологию». 14 Именно от её глубины и открытости зависит плодотворность православно-протестантского общения и споров. Известный период, который прот. Георгий Флоровский называл «западным пленением» русского богословия, 15 не мог не сказаться и на методологии православных ответов. Проблемы и методы западного богословия были некритически восприняты богословием христианского Востока. В то время как «задача богословского диалога – объяснить инославным партнёрам экклезиологическое самосознание Православной Церкви, основы её вероучения, канонического строя и духовной традиции, рассеять недоумения и существующие стереотипы», 16 большая часть полемической литературы продолжает путь следования этим стереотипам. Например, в ответе на традиционный вопрос о первенстве авторитета, рождавший противопоставление Писания Преданию, православные апологеты последних столетий не подвергали должной критике саму постановку вопроса. Почему и приходилось в рамках заданного дискурса утверждать примат как Писания, так и Предания одновременно, что, естественно, не удовлетворяло ни протестантов, ни православных. 17 1.2 Наиболее типичные ошибки ведения межконфессиональной полемики

http://azbyka.ru/teoreticheskie-osnovy-i...

Хотя рассказ этот и крайне фантастичен и уснащен невероятными подробностями, тем не менее узор вышит по исторически верной канве. В самом деле, Максим должен был получить строго религиозное воспитание. Задыхаясь под тяжестью турецкого деспотизма, греки, естественно, должны были искать утешены в религии. Но эта пламенная и наивная вера, которой Максим был обязан обстановке своего детства, должна была вскоре подвергнуться тяжелому испытанию, к которому Максим оказался совершенно неподготовленными. Это обстоятельство, как и многое другое, заставляет думать, что Максим весьма юным прибыл в Италию, в поисках за образованием. Здесь его ждала совершенно противоположная действительность. В то время в Италии казалось, что даже самый воздух был отравлен тонким ядом свободомыслия и скептицизма. Я приведу характерный отзыв одного из современников о тогдашней Италии – итальянца Беневиени: «Несправедливость и грех размножились в Италии, говорит он, потому что страна эта потеряла христианскую веру. Обыкновенно думают, что все на свете, а в особенности человеческие действия, не имеют другой причины, кроме слепого случая. Иные думают, что все управляется движением небесных тел. Отрицают будущую жизнь, издеваются над религией. Мудрецы мира сего считают веру предметом очень обыкновенным, годным только разве для женщин и глупцов. Некоторые же видят в ней лишь призрак человеческого воображения… Вся Италия, а особенно Флоренция, преданы безбожию… Даже женщины отвергают веру Христову; все и мужчины, и женщины вернулись к обычаям языческим, занимаются изучением языческих писателей, астрологией и всяким неверием» 8 . Все это должно было породить в душе юного Максима страшный разлад. Готовый на муки за веру, он в то же время чувствовал себя бессильным в борьбе с проникающим в его существо ядом неверия и скептицизма. Он чувствовал, что та почва, на которой он стоял, – почва веры, уходит из-под его ног. Зная от природы мистически настроенную натуру Максима, мы легко поймем, какие душевные страдания испытывал Максим. Память об этом страшном для него времени навсегда осталась у него: «Свидетель аз сих всех достоверен, не яко слышатель и самовидец токмо онех во Италии и в Лонгобарди, но и сообщителен когда быв им. И аще не бы, иже о всех спасенни пекийся, Бог , помиловав мя, скорее посетил благодатию своею и светом своим озарил мысль мою, – издавна убо и аз погибл бы с сущими тамо нечестии предстатели». Вот почему мы видим Максима подле Савонаролы: вот откуда это страстное преклонение у него перед личностью Girolamo, у которого в то время ведь не один Максим искал и находил утешение. Кто другой тогда в Италии, как не Савонарола, мог вернуть его к жизни, – вернуть ему его прежнюю пламенную веру? Только после сказанного, перед нами начнет вырисовываться истинный облик Максима, его страстная, мятущаяся душа и горячее, пламенеющее сердце. И нам станет более понятен тот мученический путь, который избрал себе в жизни Максим.

http://azbyka.ru/otechnik/Maksim_Grek/pr...

   001    002    003    004    005    006   007     008    009    010