| И вдруг услышим ангельское пенье. О причастись! Не проколышет нива, Не сшелестит ответная ветла; Дорога в ночь по-тленному светла, Снег легких звезд порошит мир лениво… Перед безмолвьем многих поколений Стоит земля безмолвно на коленях. Когда тревога сокровенней Благословенней к тайнам путь… Не тронь весну земли весенней, Воспоминание забудь. Сойди в поля к забытым древам, И пусть твой плач идет туда, Где томнолиственным напевом Дрожат лесные города. Тихо эхо над долиною Я за утром… Я внизу, Где береза, Магдалиною, Светит каждую слезу. Четок, чуток день рождающий. Тень, как мысли; тень чутка… Ранит запах увядающий Неувядшего цветка. Все во всем, как в небе розовом. Я воскрес – умру опять… Шелкошелесты березовы Начинают запевать. Чуть слышны холодные отливы Шум волны, отпрянувшей назад. Пощаженный, робкий, сиротливый Длится день у каменных оград. Мне ли знать, кто радостно иль злобно Миру мир внесет на острие?.. Исцели, угодник преподобный, Безвременное терпение мое. Начинаю все с тишины Где молитвы разрешены, Но слова еще не слышны. Начинаю едва-едва, Говорю простые слова. Тишина напрягает лук, И стрела вылетает вдруг. Неотмечен, неотгадан Путь чудес, который дан. И синеет, словно ладан, За воротами туман. Выйти в поле – где же вести? Где же синяя трава?.. Повторяю с кем-то вместе Одинокие слова. Иночество Ничего я больше не хочу, – Только дай мне, Господи, свечу, Этот малый, тихий огонек, Чтоб его до смерти я берег. А когда, средь раннего утра, Мне в Твой Дом идти придет пора, В тишине Своей, не пред людьми, Сам из рук моих свечу возьми. Крестная стихира В небесную не вознесенный твердь, Но чуть поднявшийся над прахом, Христову жизнь, Христову смерть Пою с веселием и страхом! Земля неплодна и суха, Но пенье в Божьем винограде: Страшась поем – из-за греха, И веселясь – спасенья ради. Белое иночество Всю душу предать Господу, В молчании пламенея строгом. И, идя по полю или по огороду, Молиться – говорить с Богом. Любить равно святого и грешного, Смотреть на людей взором открытым. Не иметь плача неутешного, Не иметь трапезы сытой. О грядущем никогда не ведать, Смеяться тихо и немного, Поминать молитвою соседа За трапезой, в храме, на дорогах. Ничего не считать неважным, Всякое сердце стеречь от гнева, И, бросая слово своего сева, Затаить дыхание на каждом. Перед Господом молитвы и пенье Да будут речью совсем простою. Лучше с любовию малое моленье, Чем великое с тяготою. Труд земной возможен без раздела, Пусть тогда в нем одном вниманье. Послушание и земному делу – Перед Господом послушанье. Лишь бы сердце о земном не пело, Но несло бы Богу все мгновенья, И вокруг него все было бело От цветов благодаренья. Молитва о молитве Молитву, Боже, подай всем людям. Мы так немудры, а – всех мы судим. В нас нет молитвы и нет виденья, Нет удивленья и нет прощенья. Нас неба мудрость найти не может, И наша скудость нас мучит, Боже, Дай из пустыни нам выйти ныне, Мы алчем, жаждем в своей пустыне. Мы дышим кровью и рабским потом, |
| И ты, о всемилостивая Владычице моя Богородице, Матерь Христа Бога, услыши теплое моление грешного раба Твоего, прибегающего к Твоему покрову и требующего Твоей помощи, ибо на Тебя уповает душа моя. Сохрани меня от уст пагубного змия, алчущего поглотить меня, сохрани и тех, которые пожелают на этом месте работать Богу и воссылать к Нему молитвы о благоверных князьях и о всех христианах, ибо их спасение и утверждение доставить нам покой и безопасность и мы тихое и безмолвное житие проходить будем во всякой истине и с благою верою, ибо Бог хощет всем спастися и в разум истины приити». Востав от молитвы преподобный обошел избранное им место, начал расчищать его и заблаговременно распределять где чему быть, в начаток же строения поставил себе малую келейцу и по-прежнему стал подвизаться в ней в непрестанном труде, бдении и слезах. Малая его келейца была прислонена к черемухе, которая долго потом существовала и сохранялась в монастыре на память о преподобном. Один раз человек, одержимый зубною болезнью, тотчас же получил исцеление, как скоро съел с нее нисколько ягод; узнавши о том, многие с верою вкушали черемуховые ягоды и получали исцеление от своих болезней. Крепкий душею подвижник, поселившись под сенью дерева, как бы под защитою какой твердыни, хотя и подвергся бесовским искушениям и много претерпел от них напастей и бед, но все превозмог и победил молитвою Иисусовой и знамением креста. Невозможно исчислить и описать всех его молитвенных подвигов и подвижнических трудов: поста, бдения, коленопреклонений, сердечных воздыханий и слез, его забот и трудов, которые он предпринимал для устроения будущей обители, делая все своими руками и будучи еще один в пустыне. Минуты не проводил он без труда, но когда и трудился, не оставлял молитвы и тогда только принимался за пищу, когда уже совершенно терял силы от истощания. Спустя невольно времени пришел к нему один старец; как ангелу Божию обрадовался ему преподобный и просил его остаться с ним в пустыне, на что тот, видя его подвиги, охотно согласился, потом, мало по-малу стали приходить и еще когда два, когда три инока и селиться около его кельи. |
| – Из Мир Ликийских пришел я к тебе, посланный Богом, дабы немедля принести тебе радостную весть: враг, смутивший Церковь и рассеявший овец Христовых, лишился и царства, и жизни, призванный на суд Божий. Ныне должно тебе возвратиться в Константинополь и утвердить многих обитающею в тебе благодатью Духа Святого. Затем святитель дал ему свиток и сказал: – Прими этот свиток, и съешь его. В свитке же было написано: Ускори щедрый, и потщися, яко милостив на помощь нашу, яко можеши хотяй. Иосиф взял этот свиток, прочитал и, съев, радостно сказал: «Как сладки гортани моей слова Твои! лучше меда устам моим» ( Пс.118:103 ). Тогда повелел явившийся ему воспеть те же слова. Радостно воспел их святой Иосиф, и тотчас вериги и оковы его ослабели и спали с шеи, рук и ног его, и услышал он слова явившегося ему святителя: – Встань и следуй за мной. Он встал; двери темницы сами собою отворились, и он вышел, без ведома темничной стражи. И увидел он себя носимым по воздуху некою невидимою силою. В непродолжительном времени он оказался близ Константинополя, на большой дороге, ведущей в город, и прославил Бога за такое преславное чудо. Войдя в город, Иосиф не нашел уже в живых любимого им отца Григория Декаполита – он отошел ко Господу – а видел лишь ученика его, блаженного Иоанна, и вместе с ним у гроба Григория много скорбел, что не сподобился застать в живых святого отца. Спустя немного времени и Иоанн отошел ко Господу, и был погребен близ святого Григория. Потом преподобный Иосиф переселился на иное место, уединенное и безмолвное, находившееся за городом, недалеко от церкви святого Иоанна Златоустого . Поселившись здесь, он создал церковь во имя святителя Христова Николая, перенес в нее мощи обоих отцов, Григория и Иоанна, устроил монастырь и собрал братию. Сюда к преподобному Иосифу постоянно стекалось слушать его боговдохновенное учение много людей духовных и мирских, ибо благодать Духа Святого подобно реке текла из уст его сладостными речами. Будучи однажды в Фессалии, преподобный Иосиф получил от одного известного ему добродетельного мужа значительную часть мощей святого Апостола Варфоломея, он принес ее в свою обитель и, создав особую церковь во имя святого Апостола Варфоломея, с честью положил в ней часть святых мощей его. |
| Любопытно, что евангелисты ничего не говорят о детях, сопровождающих Христа. В православной традиции об этом пишут святые отцы. Святой преподобный Ефрем Сирин в подтверждение слов царя и пророка Давида: «Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу, ради врагов Твоих, дабы сделать безмолвным врага и мстителя» (Пс. 8: 3), среди тех, кто восхваляет грядущего Господа, отдельное место уделяет невинным отрокам, сравнивая их с Иоанном Крестителем: «Восклицали дети и говорили: “благословение Сыну Давидову...” (ср.: Мф. 21: 15). В рождестве и смерти Его невинные дети украсили собой венец Его страдания. Младенец Иоанн взыграл пред Ним в утробе матери. Когда (же) достиг [Иисус] Своей смерти, опять младенцы восклицали Ему благословение. Когда книжники услышали крики детей и с негодованием сказали Ему: “Повели людям, чтобы совсем умолкли, ответил: если они умолкнут, то камни возопиют”» . Малые дети своими сердцами почувствовали и поняли, что это не простой Человек, – это чаемый Спаситель мира Такое указание преподобного на важную роль детей при встрече Христа побуждает каждого православного христианина задуматься. Эти дети являются примером для нас: безгрешная душа и чистое сердце ребенка, в отличие от греховных душ и сердец взрослых, по-другому воспринимает и чувствует Божественную славу. И тогда, при въезде в Иерусалим Иисуса Христа, малые дети своими сердцами почувствовали и поняли, что это не простой Человек, – это чаемый Спаситель мира. И второе предложение тропаря праздника говорит: «Темже и мы, яко отроцы победы знамения носяще, Тебе Победителю смерти вопием». Оно буквально призывает всех православных христиан уподобиться тем самым отрокам, встретившим Иисуса у врат Иерусалима; так же выйти навстречу грядущему Богу, так же с хвалебными песнями и распускающимися ветвями прославить Его Пришествие, муки, Крестную Смерть и вкупе все Его Царство. Церковнославянское слово «яко», употребленное в тропаре, имеет много функций и значений и на русский язык переводится по-разному в зависимости от контекста предложения: |
| Повторяю: для нас имя Божие есть только слабая тень одного из свойств или состояний Божиих, отмеченная в нашем слове или мышлении; мы и тени воздаем должное почитание, как иконе, ибо и тень Апостола Петра исцеляла болящих; но не дерзаем отождествлять сию тень с Самим Богом и говорить, что “имя Божие есть Бог”. На это не дает нам права простой, здравый разум; это на деле доказывают и сами защитники нового догмата: несмотря на их настойчивое уверение, что имя Божие неотделимо от Лица Божия, они все же его отделяют в своем мышлении. Да и разум непременно этого требует, ибо Господь Бог есть Личность, а идея и есть только идея, отвлеченность, субъективное представление, хотя бы и внушенное, открытое Богом человеку. Раз они называют идею “Богом”, они тем самым уже признают ее личностью. Но поскольку эта, уже обратившаяся, по их учению, в личность идея ими настойчиво признается “Богом”, поскольку ими усиленно подчеркивается, что не только Сам Господь Бог есть Бог, но и имя Его есть “Бог”, то с логическою необходимостью из сего выходит, что как Существо Божие Само в Себе есть Бог, так и имя Его есть Бог, а сим самым в их мышлении имя отделяется в особую от Бога личность. Нет нужды делать отсюда логическое умозаключение, ведущее к какому-то двоебожию. О, конечно, они протестуют против такого понимания, но здравый разум требует признания сего вывода с неумолимою логикою. Исповедники нового догмата предвидят такое возражение, но для опровержения его у них недостает строго логических построений, и посему, они пускаются – с одной стороны, – в мистику, с другой, – ищут всюду авторитетов, чтобы, не входя в рассмотрение вопроса по существу, подкрепить свое учение их словами. Они говорят, что в учении о духовной жизни опыт важнее науки. Но жизнь духовная – одно, а точное изложение веры – другое. Такие великие учители монашества, как преподобный Иоанн Лествичник и Варсонофий Великий, предостерегают монахов, даже безмолвников, посвятивших себя высшему подвигу, от занятия догматическими исследованиями. |
| — Эти слова святителя Игнатия имеют несколько иной смысл. Здесь он говорит об аскетической литературе и проводит различение между книгами, предназначенными для отшельников, безмолвников и для тех, кто жил в общежительных монастырях. Как правило, наставления второго рода имеют общий характер, то есть годятся для любого человека, в том числе и для живущего в миру. Прежде всего, это первые три тома известного «Добротолюбия» — большой хрестоматии святоотеческой литературы, где собраны творения таких авторов, как преподобные Антоний Великий, Иоанн Лествичник, Ефрем Сирин, авва Дорофей. Будучи монахами и описывая монашеский опыт, они тем не менее создали книги, которые важны для каждого христианина, потому что очень точно описывают те внутренние процессы, что происходят в любой человеческой душе. Возьмем, к примеру, «Лествицу» преподобного Иоанна Лествичника. Каждая глава в ней — это целое сокровище. Если человек, живущий в миру, прочитает ее, он возьмет столько, сколько сможет понести. Или книга аввы Дорофея — необыкновенно легкая, прозрачная, говорящая об основополагающих вопросах человеческой жизни, движениях человеческого сердца. Я убежден, что ее нужно прочитать каждому человеку, приходящему в Церковь. Может быть, после Евангелия именно с нее и надо начинать знакомство с христианством с тем, что оно представляет собой не в теории, а на практике. Ведь, собственно говоря, что такое семья? Это такое же общежитие, как в монастыре, только маленькое. Трудно жить в общежитии, где много людей, но еще труднее жить вдвоем-втроем, потому что люди при этом всегда находятся вместе. Даже в монашестве жизнь в скиту, где меньше насельников, считается более высокой ступенью, чем жизнь в большом монастыре. В массе людей можно спрятаться, выбирать себе тех, с кем ты будешь общаться, и уклоняться от тех, с кем общаться сложно, не хочется или не интересно… Поэтому монашеская литература даже семейному человеку может сказать много важных вещей о том, как нужно жить и как относиться к тем, с кем ты живешь, с кем видишься постоянно. Это очень полезное чтение. |
| Это не означает, что бегство из мира гарантирует человеку спасение, но является положительным и вспомогательным фактором. Когда же человек полностью прилепляется к Богу и следует Его воле, ничто не в силах воспрепятствовать его спасению. Святитель Иоанн Златоуст по этому поводу отмечает следующее: «Ничто не препятствует в приобретении добродетели желающему трезвиться, но позволено ему и хламиду, и пояс носить, и жену иметь, и о детях иметь попечение, и о слугах заботиться, и, положив основание добродетели, весьма в ней прилежать» 12 . И преподобный Симеон Новый Богослов замечает, что «и центр города не препятствует нам исполнять заповеди Божии, если мы усердны и трезвенны, а если мы беспечны и беззаботны, то ни уединение, ни уход из мира не помогают» 13 . В другом месте он снова говорит о том, что всем возможно: не только монахам, но и мирянам «постоянно и последовательно каяться, плакать и молить Бога и через такие действия и все остальные добродетели стяжать» 14 . На вершине горы Афон. Фото Егора Апенко. Христианское монашество с самого начало было связано с безмолвием, которое понимается, прежде всего, как внутреннее состояние. А внешнее безмолвие необходимо для более легкого и совершенного достижения внутреннего. Безмолвие не есть бездействие и безделье, но бодрствование и активное духовное делание. Это напряженное бодрствование и всецелое прилепление к Богу. Удаляясь в места, где царит внешнее безмолвие, и посещая там самого себя, монах лучше узнает себя, более решительно борется со своими страстями и более полно очищает свое сердце, чтобы сподобиться приблизиться к Богу и узреть Его. Отец святителя Григория Паламы Константин жил безмолвной жизнью, будучи сенатором и царедворцем в Константинополе. Существенным признаком его жизни было освобождение от страстной привязанности к миру и полная зависимость от Бога. Потому святитель Григорий Палама говорит, что спастись во Христе могут все: «И земледелец и кожевник, и строитель, и портной, и ткач, и вообще все те, кто своими стараниями и трудами рук своих добывают себе на жизнь, воистину – блаженны, если только отвергнут от души своей похоти богатства, славы и наслаждения» 15 . В том же самом духе святой праведный Николай Кавасила замечает, что для того, чтобы быть с Богом, нет нужды удаляться в пустыню, ни питаться необычной пищей, ни переменять одежду, ни расстраивать здоровье, ни на иной какой-либо решиться смелый поступок 16 . |
| Угорницкая икона Божией Матери с прп. Иовом Почаевским и прп. Иовом (Княгиницким) Именно такой видится нам миссия старца Иоанна Вишенского, ради которой он и решился оставить дорогой его сердцу уединенно-исихастский образ подвижничества на далеком Афоне. После пребывания в Дерманском монастыре и, вероятно, в Остроге, расположенном рядом с обителью, старец Иоанн отправляется следом за преподобным Иовом (Княгиницким) в Угорницкий монастырь близ местности Отыния (ныне Коломыйский район Ивано-Франковской области), откуда был родом другой выдающийся подвижник и современник старца преподобный Иов (Желизо) Почаевский (1551–1651). Из Жития последнего известно, что постриг он принимал в Угорницком монастыре, где подвизался первые десять лет. 128 По всей видимости, после Брестской унии Угорницкая обитель пришла в упадок, в связи с чем около 1603 года по просьбе Адама Балабана, племянника львовского епископа Гедеона, преподобный Иов (Княгиницкий), вернувшись с Афона, принялся обустраивать здесь по афонскому образцу новую общежительную обитель, чтобы «начать скитствовати сам». 129 Житие преподобного Иова сообщает, что за довольно короткое Места отшельнических подвигов прп. Иова (Княгиницкого) и старца Иова Вишенского в Манявском лесу Места отшельнических подвигов прп. Иова (Княгиницкого) и старца Иова Вишенского в Манявском лесу Руины Великого скита в Маняве. Худ. А. Лянге, XIX в. Руины Великого скита в Маняве. Гравюра Леонардо Гроздко, XIX в. время вокруг него собралось немало иноков, а иные, из других монастырей, стали обращаться к нему за духовными наставлениями, как к старцу. 130 Житие преподобного Иова (Княгиницкого) сообщает, что старец Иоанн Вишенский в Угорницкой обители «пожи с ним неколикое время». 131 О том, что отец Иоанн не просто гостил в Угорницком монастыре, мы узнаем из краткого упоминания в Житии, что оба старца «совещаши, жесточайшаго безмолвнаго жития желающе». 132 Что это было за «совещание», Житие не уточняет, однако после него преподобный Иов (Княгиницкий) оставляет Угорницкую обитель и начинает отшельнически подвизаться сам в пустынной местности среди девственных лесов Карпатских гор. На этом месте пустыннических подвигов преподобного и был им основан по афонскому образцу знаменитый Манявский скит. 133 |
| Как мы знаем из Жития преподобного Иова (Княгиницкого), старец Иоанн, «жесточайшаго безмолвнаго жития желающе», постоянно искал себе уединенного места для исихастско-аскетических подвигов. Для такого затвора наиболее подходят пещеры. А поскольку при Русике и Ксилургу не было пещер, то переход отца Иоанна в Зограф становится вполне объяснимым и естественным. Вероятнее всего, что в соответствии с упомянутыми договорами игумен или духовник Русика сам благословил ему поселиться в пещерах при Зографском монастыре. Болгарский монастырь Зограф на Афоне. Рис. В. Григоровича-Барского, 1744 г. Как уже отмечалось, странствия старца Иоанна по Афону были связаны со стремлением уединиться как отшельнику в небольшой келии, скиту или пещере, поскольку жизнь в больших монастырях его не удовлетворяла. В конце концов он и нашел желаемое уединение при пещере преподобного Космы Зографского. Находится эта пещера неподалеку от Зографского монастыря, на одной из отвесных скал. В XIV веке ее создал подвизавшийся здесь болгарский отшельник преподобный Косма Зографский (†l323). Иеросхимонах Сергий (Веснин) в 1847 году так писал об этой пещере: «Каждый раз, когда только ни случалось мне бывать здесь, в Зографе, меня занимала одна из пустынных скал, которая возвышается над глубокою лощиною и находится в виду монастыря. Там высечена пещера, где подвизался преподобный Косма Зографский, в исходе XIII-ro и в начале XIV веков. Жизнь этого отшельника я читал и в Афонском патерике, печатанном в Молдавии, и кроме того в одной книге... По благословению настоятеля святой Косма удалился в одну из соседственных пустынь и иссек себе пещеру в скале, которая видна из окон монастыря на западе. Как там подвизался святой Косма, видел только Бог и могли знать, отчасти только, самые люди, потому что за чистоту жизни и строгие подвиги наконец начал чудодействовать дивный отшельник». 185 Местность, где на скалах расположена пещера преподобного Космы Зографского, отчасти напоминает украинские Карпаты и идеально подходит для уединенного отшельнического жительства. Поэтому не удивительно, что старец Иоанн Вишенский для ухода в затвор избрал именно это место. |
| Из Чудова монастыря навстречу выходит окруженный клиром величавый, мудрый митрополит Алексий и присоединяется к святителям. Великий князь Димитрий спешит за благословением к своему пестуну. Из Вознесенского монастыря выходят великие княгини, княжны, царицы и царевны Московские и впереди всех скорбная милосердная супруга Донского, преподобная инокиня Евфросиния. Она идет, и народ Московский теснится к ней, помня ее неустанную милостыню, а сейчас позади нее идет единоравная ей царица Анастасия Романовна. Ход выступает из Спасских ворот к Лобному месту и на Лобном месте устанавливаются святители и князья. А кто эти трое стоят в рубищах, странного вида? И отчего с таким благоволением смотрят на них святители? Это присоединились к чудотворцам Москвы Василий Блаженный и Иоанн Блаженный, вышедший из ближнего Покровского собора, и Максим юродивый, пришедший из приютившего его храма на Варварке. Вот она вся небесная Москва! Но кого еще ждут они? Слышен гул в народе, весь священный собор сосредоточенно готовится совершить великий поклон. В проходе, оставленном на Красной площади, раздается быстрый топот, и у самого Лобного места появляется великий всадник на белом коне. — «Солнце» земли Русской, «солнце» земли русской, — звучит в народе, — благоверный Александр!.. То с далекого приморья явился взглянуть на удел младшего из сыновей своих святый благоверный князь Александр Ярославич Невский. И пока сходит с коня наземь благоверный Александр, им полны думы всех предстоящих. Вот он, вождь безвременья, утиравший слезы народа в самые безотрадные годы, веривший в Русь униженную, полоненную, как не верили в нее другие во дни ее счастья. Вот богатырь, в самом иге сберегший Русь от шведов и немцев. Как иссечены его шлем и латы в двадцати битвах! Как зазубрен его тяжелый меч! Но печать неисцельной скорби у него на челе. Вспоминает он мольбы свои пред ханом за народ Русский. Суровы становятся лица собравшихся строителей земли Русской, грустная дума видна в их взоре, но непомернее всех скорбь Александра, мученика за землю Русскую. Скорбно ждет он, скрестив руки на богатырской груди, и безмолвно, с великой любовью взирает на собор Московских чудотворцев, на эту красу Русской земли. Какая правда в очах, какая любовь в этой самой безпредельной скорби!.. |
|
|
