| – Да, понимаю. Но моя жизнь пока что в безопасности: я не собираюсь никуда двигаться. Подводные лодки мне не страшны. И работе моей никто не угрожает, – продолжал он все с той же неубедительной игривостью. – Начальник полиции как будто выходит в отставку? – спросил Робинсон, дойдя до несгораемого шкафа в конце комнаты и поворачивая назад. – Он – да, но я-то нет. – Рад это слышать, Скоби, Тут пошли слухи… – Когда-нибудь и мне придется выйти в отставку, но до этого еще далеко. Я предпочту умереть на своем посту. И я ведь застрахован, Робинсон. Разве мой полис не может служить обеспечением? – Вы же отказались от трети страховки три года назад. – Да, в тот год, когда Луиза ездила на родину делать операцию. – Не думаю, чтобы вы много выплатили в счет остальных двух третей. – Но все же страховка вас гарантирует на случай моей смерти. Не правда ли? – Да, если вы будете аккуратно делать взносы… А какая у нас в этом уверенность. Скоби? – Никакой, – сказал Скоби. – Это верно. – Мне очень жаль. Скоби. Не думайте, что это относится лично к вам. Такие уж у банка правила. Если бы вам нужно было фунтов пятьдесят, я бы дал вам их сам. – Не стоит об этом больше говорить, Робинсон, – сказал Скоби. – Не такое уж это спешное дело. Ребята из Администрации скажут, что мне легко набрать эти деньги взятками, – застенчиво засмеялся он. – Как поживает Молли? – Очень хорошо, спасибо. Жаль, что не могу этого сказать о себе. – Вы слишком много читаете медицинских книг. – Надо же человеку знать, что у него болит. Приедете вечером в клуб? – Вряд ли. Луиза немножко прихворнула. С ней всегда это бывает перед дождями. Простите, что отнял у вас время. Мне пора двигаться. Понурив голову, он быстро пошел вниз. У него было скверное чувство, будто его поймали в каком-то неблаговидном поступке, – он выпрашивал деньги, а ему отказали. Луиза заслуживает большего. Ему казалось, что в каком-то смысле он оплошал как мужчина. Дрюс сам выехал на «Эсперансу» со своим отрядом береговой охраны. На трапе их ждал буфетчик, который передал приглашение капитана выпить с ним у него в каюте. Начальник морской охраны был уже на борту. Это была часть церемониала, повторявшегося два раза в месяц: устанавливались дружеские отношения с командиром нейтрального корабля; принимая его приглашение, пытались подсластить горькую пилюлю досмотра; в это время внизу, под капитанским мостиком, обыск шел полным ходом. Пока у пассажиров первого класса проверяли паспорта, их каюты обшаривал отряд береговой охраны. Другие осматривали трюм – там происходила унылая, бессмысленная процедура пересыпки риса. Как сказал Юсеф? «Вы когда-нибудь нашли хоть один маленький алмазик? Неужели вы верите, что найдете?» Через несколько минут, когда все выпьют и дружеские отношения наладятся; Скоби предстоит неприятная задача – обыскать каюту самого капитана. Принужденный, несвязный разговор вел в основном морской офицер. |
| По утрам, как герои его картин, она ломала горбушку хлеба на кусочки, заливала молоком или квасом, вот и весь ее завтрак. Зато внукам, поставив с вечера квашню, пекла тонюсенькие блинчики или «картовные» шаньги. Да все это подавалось на стол с парным молоком и своим медом. После погибшего на фронте мужа сама научилась управляться с пасекой. Все в этих детских воспоминаниях налюблено, пронизано светом и теплом. Мария Егоровна никогда не сердилась на внучат, не наказывала, все прощала. В этом бабушкином земном раю Леонид прожил до ухода в армию. А потом началась другая жизнь. Совсем недавно художник Баранов, уже после смерти Марии Егоровны, побывал в Бобылево. Единственная, но когда-то широкая деревенская улица из мира детства поросла травой, превратившись в узенькую тропочку. Усадьбы бабушки уже нет, но деревня еще жива как раз стариками и старухами, доживающими здесь свой век. Правда, на дом своего детства Леонид Баранов может по-прежнему любоваться каждый день: на стене его городской квартиры висит вытканный руками матери красочный ковер, который она назвала «Мой родительский дом». Маме художника Нине Андреевне пошел девятый десяток. В каких только рукоделиях и ремеслах она себя не пробовала, а вот рисовать стала лет десять назад. У стариков сон короткий. Встанет Нина Андреевна затемно, часов в пять, разложит краски (палитру так и не признала) и начинает творить: строгие уральские пейзажи, веселые деревенские домики, натюрморты, много-много цветов. Правда, летом она не только цветы рисует, но и выращивает в своем садике за городом. Как иногда хочется Леониду пройтись по работам матери рукой опытного профессионала. Но сам себя вовремя останавливает. Старики, как и дети, душой рисуют, у них свои инструменты, свое видение. В силу возраста, все дальше уходя от нашей повседневной суеты, они все ближе к вечным ценностям человека. Может, поэтому на лицах стариков, любимых художником Барановым, разлит такой покой и умиротворение. Одна из самых известных работ художника — старичок-домовичок с босыми ногами, что сидит на фоне обшарпанной, в разводах времени стены, в руках алюминиевая миска, кусок хлеба, а на лице доброта и покой. После каждой выставки эта работа всегда находит покупателя. И Баранов вновь берется за кисть, воссоздает, стараясь не повторяться, своего домовичка, чтобы никогда не покидал мастерскую художника согревающий душу образ вечного человека. |
| Еще один пациент «Богадельни» – Антонида Ивановна, которую привезли сюда еще в 2015 году. У женщины был инсульт, ей нужен был медицинский уход, а домой забирать ее никто не спешил. – Мы всегда ищем родственников, это целая спецоперация, но без этого никак, ведь наша задача – выписать человека в хорошие условия. А если не в интернат, то либо в приют, либо домой. Последний вариант в нашей работе – почти чудо, – рассказывает Галина Паршуткина. Из дома Антонида ушла много лет назад, документов у нее не было, из-за инсульта она совсем не помнила свою прошлую жизнь. В «Богадельню» ее, худенькую, слабую после удара, привезли на носилках. Сначала она вообще не передвигалась, да еще пораженные артритом пальцы и суставы не двигались. Ей пришлось заново учиться есть, говорить. Потом Тоне дали книжку, чтобы проверить, какие способности у нее сохранились после инсульта. Она ее мгновенно прочитала! Дали другую – снова «проглотила». Врач подумала: может, она их не читает, а просто смотрит? Начали расспрашивать про содержание, она все рассказала. Так Антонида перечитала всю библиотеку в «Богадельне» – от православной литературы до «Сталкера» Стругацких. Антонида Со временем Тоня начала понемногу садиться, научилась есть – правда, с трудом держала ложку, стала говорить и уже могла ответить на вопросы и попросить о помощи. Впрочем, про семью особо ничего выяснить у нее не удалось – она не вспомнила, где жила, есть ли у нее дети. Правда, рассказала, что тяжело и много работала. Документов при Тоне никаких не было, так что восстанавливать их пришлось три года. Сотрудникам «Богадельни» удалось выяснить, что у нее был зарегистрирован брак, есть ребенок, она пила, как оказалась на улице – неизвестно. А потом Антониде сделали инвалидность и путевку в Истошинский дом-интернат оформили. – Когда они к нам поступают, они вообще ничего не говорят, – рассказывает Галина. – Мы к ним с расспросами и не пристаем, знаем, что не от хорошей жизни к нам попадают. Потом, когда уже адаптируются, отогреются, отъедятся, почувствуют отношение человеческое, вроде как дома, могу и вопросы задавать. Тогда рассказывают уже не потому, что «надо», не боятся больше. Но не особо в подробности вдаются, бывает, выдумывают. Это не от того, что они хотят нас обмануть или приукрасить свою жизнь, просто, чтобы выжить там, где им пришлось бывать, в том окружении, нужно уметь «держать язык за зубами», вот и сочиняют по привычке – мало ли что… |
| книгопродавец Эмиль Гартье. Если Вы не имеете ещё этих великолепных изданий, то извольте приезжать ко мне рассматривать их вместе со мной. Правда, теперь очередь уже за мною посетить Вас, но скоро ли мне случится быть в Москве, ещё неизвестно. Я очень Вам благодарен за указание на издание Евангелия Rohault de Fleury. Оно много представляет для меня интересного как в иконографическом, так и экзегетическо-археологическом отношениях. При рассматривании заключающихся в нём рисунков священных предметов, я думал: почему бы нашему Правительству или высшему духовному Начальству не позаботиться издать подобным образом на общую пользу, по крайней мере, учёной братии все миниатюры, заключающиеся как в греческих, так и в славянских рукописях Синодальной и других русских библиотек? Но всего ближе было бы это исполнить нашему почтенному Обществу любителей древней письменности. Может быть, любознательные братья – графы Шереметьевы и другие подобные им меценаты не отказались бы дать на это издание потребные средства. Не правда ли?“ 23-го ч. внезапно скончался преосвящ. Филарет 1169 , еп. Рижский, мой давний знакомый. Неожиданная кончина его вызвала много похвальных отзывов о его талантах и энергической деятельности. 1-го марта получил я письмо из Витебска от протоиерея Вас. Ив. Волкова, который писал от 26-го февраля: „Неожиданно скончался Рижский преосвященный, которого —591— 1882 г. погребать часа два назад уехал наш преосвященный 1170 . Заговорили о возможности перевода нашего преосвященного в Ригу. Если бы это случилось, Полоцкая епархия не плакала бы, не смотря на мягкость характера и управление его... радовалась бы, потому что родня его одолела: племянников переженил на Витеблянках, а племянниц повыдавал замуж за Витеблян; и как Полоцкая епархия малая, то родство это перепуталось и умножилось... Вследствие этого беспристрастие и справедливость страдают; об этом, кажется, написал Михаил Красовицкий 1171 , жалуясь обер-прокурору на пристрастные действия и отношения преосвященного к нему, Красовицкому. |
| Мы иногда любим с ребятишками слушать тишину ночи, можем остановиться и смотреть на неповторимую прелестную игру заката, или на чудо настоящее инеем покрытый сад, или замираем в темной комнате у пианино, слушая совсем простую мелодию, которую играет Аночка так проникновенно и нежно… По-моему, все это тоже приобщение к искусству. Б.П.: И все же я стою на том, что человек сам должен действовать, пробовать, творить, а не просто усваивать то, что сделал кто-то. Даже в области искусства. Мне кажется важным, что в наших домашних концертах, представлениях ребята сами делают декорации, сочиняют стихи, даже пьесы и песни. Разве это тоже не приобщение к искусству? Наши семейные праздники Л.А.: Праздники у нас бывают, как мне иногда кажется, даже чересчур часто, потому что ко всем всенародным праздникам, которые мы очень любим и всегда отмечаем в семье, присоединяются еще внутрисемейные торжества. Иногда, устав от очередных пирогов и пирожков, которые надо напечь каждый раз человек на пятнадцать-двадцать, я в шутку напеваю: «К сожаленью, день рожденья десять раз в году.» Есть, правда, и одиннадцатый, хотя он скорее первый. Это день рождения нашей семьи – не день нашей свадьбы, а день нашей встречи, потому что главное все-таки встретиться и не пройти мимо. И к этому дню мы покупаем яблоки и пирожные и каждое делим пополам, как когда-то, много лет назад, в первый день нашей встречи. Это теперь одна из наших традиций. Их у нас не очень много, но они дороги нам и живут долгое время. Как же проходят наши семейные торжества? Иногда ребята готовят пригласительные билеты, чаще обходимся приглашениями устными: «Добро пожаловать на наш праздник.» Задолго до вечера дом наполняется шумом и суетой. Сверху, из мансарды, доносятся визг и взрывы хохота – там идет примерка костюмов и последняя репетиция, иногда, правда, она же и первая; у артистов не всегда хватает терпения на несколько репетиций, они предпочитают экспромт. Получается сюрприз не только для публики, но и для себя. Внизу, на кухне, дым стоит столбом (иногда буквально) – здесь заняты приготовлением пиши уже не духовной, а вполне материальной. И поэтому тут, как правило, не до смеха, иначе что-нибудь подгорит, сбежит, ошпарит. Я едва держусь на ногах от жары, суеты, шума и переживаний. |
| – Да, – мог я теперь ответить. – Их стоит искать, потому что, логически рассуждая, можно с точностью до полу градуса определить район этих поисков. А научное значение задачи не вызывает сомнений. Это был разговор, как на суде, – одни только вопросы и ответы. Но за сухими, холодными словами мне мерещились совсем другие слова, и я видел Катю, по которой так тосковал. – Ты забыла меня? Это правда? – Нет, – ответила она. – Но та жизнь, когда нам было по семнадцати лет, кончилась, а ты куда-то пропал, и я думала, что вместе с той жизнью окончилась и наша любовь. – Ничего она не окончилась, – так я скажу ей. – Я знаю теперь о твоем отце больше тебя, больше всех людей на свете. Посмотри, что я привез тебе, – здесь вся его жизнь. Я собрал его жизнь и доказал, что это была жизнь великого человека. Знаешь, почему я сделал это? Из любви к тебе. Тогда она спросит: – Так ты не забыл меня? Это правда?.. И я отвечу ей: – Я бы не забыл тебя, даже если бы ты меня разлюбила. Это был чудный разговор, который я придумал дорогой. И нельзя сказать, что он был совсем не похож на тот разговор, который вскоре произошел между мною и Катей. Он был и похож и не похож – как сон похож и не похож на реальную жизнь. Часть 5. Для сердца Глава 1. Встреча с Катей Десять дней – это не так много, чтобы расстроить одну свадьбу и устроить другую. Тем более, что у меня было много других дел в Москве: я собирался прочитать в Географическом обществе доклад «Об одной забытой полярной экспедиции», а между тем еще не написал его. Я должен был поставить в Главсевморпути вопрос о поисках «Св. Марии». Валя подготовил некоторые дела: он договорился, например, с Географическим обществом о моем докладе. Но написать его он, конечно, не мог. Я собирался остановиться у Кораблева, но потом передумал и заехал в гостиницу, ту самую, в которой останавливался два года назад, проездом из Балашова. Это была ошибка, потому что, как ни странно для бродячего человека, я не люблю гостиниц. В гостиницах у меня всегда становится меланхолическое настроение. |
| — Письмишки — на матушку-Русь… — Апосля писать будете. Васька, выдь, — велел он боярскому сыну, которому не верил, а держал около себя — за умение скоро и хорошо писать. Васька вышел, ничуть не обидевшись. — Вот чего… Объявляю, — заявил Степан как свое окончательное решение. Речь шла о том: объявлять войску и народу, что с разинцами идут «патриарх» и «царевич Алексей», или еще подождать. — Степан… — заговорил было Матвей, который всеми силами противился обману, — дай слово молвить: еслив ты… — Молчи! — повысил голос Степан. — Я твою думку знаю, Матвей. Что скажешь, Федор? — Он стал против Федора. — Зря не даешь ему говорить, — сказал Федор с укором. — Он… — Я тебя спрашиваю! Тебе велю: говори, как сам думаешь. — Какого черта зовешь тогда! — рассердился Федор. — Как не по тебе, так рта не даешь никому открыть. Не зови тогда. — Не прячься за других. А то наловчились: чуть чего, так сразу язык в… Говори! — Что это, курице голову отрубить?.. «Говори». С бабой в постеле я ишо, можеть, поговорю. И то — мало. Не умею, не уродился таким. А думаю я с Матвеем одинаково: на кой они нам черт сдались? Собаке пятая нога. У нас и так вон уж сколь — тридцать тыщ. Кого дурачить-то? И то ишо крепко заметь в думах: от Никона-то правда отшатнулось много народу… Хуже наделаем со своими хитростями. — Говорить не умеет! А наговорил с три короба. Тридцать тыщ — это мало. Надо тридцать по тридцать. Там пойдут города — не чета Царицыну да Саратову. — Степан не хотел показать, но слова Федора внесли в душу сомнение; он думал, и хотел, чтоб ему как-нибудь помогли бы в его думах, но никак не просил о том. Сам с собой он порешил, что — пусть обман, лишь бы помогло делу. Вся загвоздка только с этим «патриархом»: от Никона на Руси, слышно, отреклось много, не наделать бы себе хуже, правда. — Они же идут! Они же не… это… не то что — стало их тридцать, и все, и больше нету. Две недели назад у нас и пятнадцати не было, — стоял на своем Федор. — Как ты, Ларька? — спросил Степан Ларьку, тоже остановившись перед ним. |
| «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапывают и не крадут. Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» ( Мф.6:19-21 ). Если я ставлю трезвость и духовный рост на первое место, то не так уж важно, что я при этом чувствую. Нередко мне хочется назад, к бутылочке, я унываю, тоскую и беспокоюсь. Однако в вечной Книге, в святом Евангелии, мне дается обещание о том, что мое сердце не навек приковано к прошлому, к алкоголю. Если я буду двигаться вперед, то и мое сердце постепенно заполнят новые, неведомые прежде чувства, и новая привязанность будет мне дорога. В придачу к трезвости я уже сейчас получаю новых друзей, более интересную работу, качественную жизнь дома в семье, чистую совесть и заманчивые горизонты. Правда иногда бывает, что и саму программу выздоровления люди превращают в идол и начинают ей поклоняться. Такая опасность есть у каждого из нас. Группы становятся заменой самой жизни, а принципы Программы чуть ли ни новым откровением. Тогда на место духовного роста становится фанатизм. Человеку хочется быть кем-то особенным, значить больше, чем другие, иметь особенно веское слово. Законников и фарисеев, о которых мы часто слышим в Евангелии, я встречал и на собраниях АА. Но, впрочем, что мне смотреть на других? Мне бы с собой как-нибудь разобраться! Я уже довольно долго не употребляю алкоголь, и заметил, что гораздо больше значения стал придавать еде. Правда, в АА даже рекомендуют на первых порах баловать себя вкусной едой, не отказывать в сладком. Но я стал заметно переедать и слишком много есть сладкого. Это беспокоит меня. Работа по 3-му Шагу в эти дни пусть будет связано с едой: Господи, открой мне, что я делаю не так. Почему я стал так много есть? Как мне исправить это? Сам я вряд ли смогу, я начну мучить себя голодом, потом есть еще больше, появится чувство вины. Научи, вразуми, помоги! «Мы притязаем лишь на духовный рост, а не на духовное совершенство» («Анонимные Алкоголики», с. 58) — вот девиз сегодняшнего дня. Господи, дай мне желание и силы ставить на первое место Тебя, на второе — выздоровление в АА, пробуди мое сердце. 10 марта |
| Отношение пророков к обрядовому закону Моисея. Св. Иустин и синоптические Евангелия. Исследования по истории древней Церкви Источник Профессор Анатолий Алексеевич Спасский 1 (К характеристике его учёной деятельности как историка древней Церкви) Над церковно-исторической наукой в нашем отечестве как будто тяготеет какой-то рок: самые выдающиеся её представители у нас сходят со сцены преждевременно. 16 лет тому назад русская церковно-историческая наука понесла тяжелую и надолго незаменимую утрату в лице преждевременно – только 46-ти лет от роду – скончавшегося профессора Санкт-Петербургской (ныне Петроградской) Духовной академии В.В.Болотова († 5 апреля 1900 г.). От этой потери наша наука не оправилась и до сих пор и оправится нескоро. В.В.Болотов представлял собою такую учёную силу, каких немного встречается и на Западе. У нас же он был прямо феноменом. – Теперь и наша Московская Духовная академия понесла в лице скончавшегося 8 августа текущего 1916 г. профессора Анатолия Алексеевича Спасского утрату, правда, не такую тяжёлую, как та, какую понесла Петроградская академия в 1900 г., и не неожиданную, но почти столь же преждевременную и – говоря безотносительно – очень тяжёлую. Покойный Анатолий Алексеевич Спасский не был учёным феноменальным, но он был во всяком случае учёным и высоко даровитым, и весьма серьёзным. Умер он не 46-ти, а 50-ти лет от роду. Но уже несколько лет тому назад тяжёлая, неизлечимая болезнь лишила его возможности приносить любимой им науке всю ту пользу, какую он приносил ей раньше. Фактически и его учёная деятельность продолжалась не дольше, чем деятельность В.В.Болотова, а если принять во внимание, что кафедру общей церковной истории в нашей Академии А.А.Спасский занял не сразу по окончании академического курса, как В.В.Болотов, то даже и меньше. 2 Однако и за это сравнительно недолгое время (около 20-ти лет) А.А.Спасский сделал для нашей церковно-исторической науки настолько много, что имя его никогда не исчезнет со страниц истории этой науки в России, и некоторые из его церковно-исторических трудов ещё очень нескоро будут (или и никогда не будут) заменены другими, им равноправными. |
| Рубрики Коллекции Ангел с последней трубой. XVII век. Художник Алонос Кано (1601-1667) Пророчества о Христе 8 мин., 05.01.2019 Поделиться Количество сбывшихся библейских пророчеств исчисляется сотнями, но сегодня мы почти ничего не знаем о них. Причина тому проста: Библия описывает историю народа Израиля на протяжении двух тысячелетий — от Авраама до Христа. Однако восприятие прошлого имеет свои закономерности: чем удаленнее от нас по времени то или иное событие, тем слабее наш интеллектуальный и эмоциональный отклик на него. Действительно, какое может быть дело современному человеку до того, что три тысячи лет назад некто изрек пророчество, которое блестяще сбылось, скажем, две тысячи семьсот лет назад? Слишком давно все это происходило, слишком много воды утекло с тех древних времен. Но есть одна категория библейских пророчеств, которую можно считать исключением. Правда, сами по себе эти пророчества тоже известны главным образом специалистам по библеистике. Зато о том, как они сбылись, знают сотни миллионов наших современников. Это ветхозаветные пророчества о Христе. Конечно же, уверенно ориентироваться в сотнях страниц Ветхого Завета могут совсем немногие из верующих. Другое дело — Евангелие. Совсем короткое, и описывающее не двухтысячелетнюю историю Израиля, а всего лишь три с небольшим десятилетия земной жизни Христа. Его содержание в общих чертах знают практически все образованные жители Земли. Но ведь Евангельская история по сути своей является сплошным исполнением ветхозаветных предсказаний о пришествии Мессии-Спасителя. Проблема лишь в том, что мы не всегда можем связать известные нам евангельские события с неизвестными нам словами ветхозаветных пророков, которые подробно описали эти события еще за несколько столетий до того, как они произошли. Здесь мы предлагаем вниманию читателей двадцать самых ярких и убедительных примеров осуществления таких пророчеств: 1. Рожденный от Девы Рождество Христово. Фрагмент иконы, Константинополь; XI в. Рождество Иисуса от Девы Марии — один из самых известных фактов Евангельского повествования. |
|
|
