| «Божественные единства» (νσεις) — это «сокровенные и неисходные сверхпребывания сверхнеизреченного и сверхнепознаваемого Постоянства»; это сверхсущностное естество Бога, которое сокрыто божественным мраком неведения и не открывается никому, божественный Мир (Ερνη) и Покой (συχα), где Бог пребывает безмолвным (φθεγξα) и не подвигается к тому, чтобы Себя обнаружить каким бы то ни было исхождением, которое могло бы быть познано. «Божественные различия» (διακρσεις) — это, напротив, исхождения (προδοι) и проявления (κφανσεις) Бога, поскольку Он Себя открывает и может быть познан. Наименование «различий» относится прежде всего к Лицам Святой Троицы, каковые суть «διακρσεις» в самих недрах непознаваемой и сверхсущностной «νωσις», исхождения (προδοι), не покидающие сущности Божией. Три Лица — в одно и то же время «νσεις» и «διακρσεις». Поэтому откровение Святой Троицы, будучи вершиной катафатического богословия, принадлежит также богословию апофатическому, ведь «мы восприняли из Речений, что источным Божеством является Отец, а Сын и Дух, если можно так сказать, — богонасажденные побеги цветы или сверхсущие светы, однако невозможно ни сказать, ни помыслить, каким образом это так». «Таковы согласно неизреченному единству и сущности единства и различия», — добавляет автор «Ареопагитик», завершая свое изложение, касающееся «διακρισις» Святой Троицы. Совершенно другого рода та «διακρισις», посредством которой Бог являет Себя вовне. Это исхождение (προδος) божественного единства, которое умножается и обретает разнообразие благостью Божией. Такое исхождение Бога за пределы Себя Самого, Его обнаружение в среде иной, нежели Он, включает в себя сотворение мира. Бог создал мир, дабы Себя обнаружить. Богоявление, откровение Бога в творениях, есть цель Творца. — Целью творения является «θωσις», обожение, «θεοειδς ξις», обоженное состояние, когда Бог, непознаваемый в Своей сущности, будет познан как «всяческое во всем», в Его явном самообнаружении в богоявлениях. В нашем же теперешнем состоянии мы созерцаем «божественные светы» (θεουργικ φω τα) лишь «гадательно»: умозримое — окутанное чувственным, сверхсущее — сущностями и сверхъестественную простоту — многообразными символами, ибо мы познаем Бога, даже в Его проявлениях, не иначе, как через причастие силам (δυναμεις), исходящим в сторону твари. Именуя Его Богом, Жизнью, Сущностью и прочее, мы разумеем обоживающие, жизнетворящие, сущетворящие силы. Священное Писание открывает нам Бога, образуя божественные имена в соответствии с благодатными выступлениями, через которые Бог сообщает Себя, оставаясь несообщаемым, различается, пребывая простым, и умножается без того, чтобы перестать быть единым, ведь у Него «единства господствуют над божественными различиями». Различие не есть дробление. Δυναμεις— силы, исходящие от Бога, суть Сам по Себе Бог, хотя не являются Его сущностью (παρξις), которая непознаваема. |
| Прежде, чем начать в данной работе изложение темы о возрождении исихазма в период конец XVIII-XIX вв., необходимо сказать несколько слов о самом явлении исихазма и о его происхождении. Исихазм есть аскетическое учение Православной Церкви о стяжании Святого Духа через непрестанную умно-сердечную молитву. Происходит термин исихазм от греческого слова συχα означающего спокойствие, покой, безмолвие. Протопресвитер Иоанн Мейендорф в числе современных исследователей выделяет несколько значений понятия исихазм: 1) «христианская монашеская жизнь, преимущественно отшельническая, ставящая своей целью созерцание и молитву; 2) практика молитвы Иисусовой и особые связанные с ней психофизические приемы; 3) богословие свят. Григория Паламы , имевшее своей целью, в частности, защитить и обосновать практику Иисусовой молитвы; 4) «политический исихазм» – комплекс социокультурных и политических идей, зародившихся в Византии и распространившихся в славянских странах» 7 . В данной работе мы будем рассматривать исихазм в первых двух из вышеприведенных значений применительно к нашей теме. Изначально исихаст – это отшельник, отличавшийся от насельников общежительных монастырей уединением от мира для обретения внешнего и внутреннего спокойствия ради созерцания и стяжания непрестанной умной молитвы 8 . Отшельнический образ жизни был свойственен христианскому монашеству, возникшему в конце III в. в Египте, Палестине и Малой Азии. Но с другой стороны неправильно будет связывать исихазм только с отшельнической жизнью монахов, т.к. с V-VI вв. появляется общежительное монашество, где подвизающиеся монахи проходили начальное обучение, даже если впоследствии и выбирали отшельническую жизнь в пустыне. И поэтому исихазм – это больше, чем внешнее безмолвие, – исихазм есть безмолвие внутреннее, священнобезмолвие, спасительное пребывание в непрестанной умной молитве. Сущность безмолвия, по учению прп. Силуана Афонского , состоит «не в затворе и не в физическом удалении в пустыню, а в том, чтобы непрестанно пребывать в Боге» 9 . Пустыня или затвор могут только на определенном этапе способствовать обретению чистой молитвы, быть для подвижника средством, но не целью. |
| Силуан Афонский утверждает, что всю борьбу христианин ведет за смирение, смирение дает человеку покой 123 . Временный покой после ожесточенной борьбы со страстями находится на ступени безмолвия ( συχα). Война со страстями здесь не кончается, но переходит на другой, прежде недоступный человеку уровень. Что происходит там? Безмолвник очищает ум от страстных помыслов. Помысел не стоит путать с мыслью. Помысел может быть неотчетливо промелькнувшим обрывком мысли или обрывком зрительного образа, волевого импульса и т.п. Восхождение человека от анализа своих мыслей к аналитике трудноуловимых помыслов свидетельствует об утонченной антропологической организации исихастского опыта. Обычно предметом антропологии является мысль, а не помысел, который можно назвать лишь зарождающимся намеком на мысль. Начиная с опыта безмолвия, все отчетливей проступает своеобразие исихастской традиции. Это своеобразие упускают из виду те, кто видят в действиях аскетов лишь огульное отрицание реальности мира и не видят бытийное утверждение мира. Известно, что исихастами изначально называли отшельников; они «умерли для мира» и безмолвствовали, то есть устранялись от словесной деятельности и всего мирского шума. Между тем, миром исихасты называли совокупность страстей, а не всёленную. Связь с обществом они поддерживали, хотя и не через постоянное словесное общение с мирянами. Безмолвник не угашает в себе дар слова, не умерщвляет человеческую природу, но животворит ее, через безмолвие человеку открывается его собственная природа в истинном свете 124 . Переходя от очищения ума к просвещению ума, исихаст созерцает себя с особой отчетливостью вплоть до самых потаенных и мимолетных состояний-помыслов. Таким образом, безмолвие оказывается термином по большей части позитивным, нежели негативным. Исихасты хранят ум от злых помыслов молитвой. Лишь самые опытные исихасты изредка вместо отложения помысла и молитвы полемически беседуют с помыслом. Такое собеседование с помыслом исихасты признают опасным и допустимым в исключительных случаях. Как правило, исихаст хранит ум молитвой, то есть беседой с Богом. Молитва у исихастов понимается не только как общеобязательная составляющая религиозного культа, но и как путь из порабощения временными вещами к тому, что имеет для человека вечное значение: «К чему же заниматься тем, что по необходимости должны будем оставить навсегда, оставить весьма скоро. Лучше молитвою изучить себя, изучить ожидающие нас жизнь и мир, в которых мы останемся навечно» 125 . Божественная энергия делает ум безмолвника трезвомудренным, то есть рассудительным и осторожным в том, что касается духовного опыта. |
| Таким образом, познание природы внешнего мира является низшей ступенью познания человека, по мнению святых отцов. И это познание природы, по их мнению, не является самоцелью (практический ум, занятый устройством земных дел, «адаптацией», не оценивается ими высоко). При познании явлений природы человек должен увидеть за ними Премудрость Божью, устроившую мир по законам гармонии, красоты и целесообразности – и за всем этим – Творца. Переход к высшим видам познания возможен при соблюдении определенных условий. Для того, чтобы из красоты и благоустройства видимого мира познать Бога, человек должен не позволять своему уму кружиться по вещам чувственным, а возводить ум к духовному разумению того, что этими чувствами воспринимается – писал С.М. Зарин, обобщая аскетический опыт святых подвижников [Зарин. 1996]. Более глубокое ведение приобретается очищением ума: «Прекращением телесных наслаждений ум освобождается от чувств, сам подчиняет их себе, возвращаясь к первоначальной своей умственной пище, каковая есть чтение Св. Писания и построение добродетели», – говорил св. Никодим Святогорец [Никодим Святогорец. 2000, с. 39]. В этом случае приобретается дар рассуждения и непогрешимого ведения о предметах. Ап. Павел говорил: «И не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божья. Благая, угодная и совершенная» ( Рим. 12:1 ). Когда созерцание всецело овладевает подвижником, он удаляется от мира, и мир отступает от него – писал С.М. Зарин [Зарин. 1996]. Именно в связи с этим аскетическое учение утверждает необходимость воздержания телесных чувств: душа, наполняясь образами чувственных вещей, теряет памятование о Боге (безóбразном – Л.Ш.), ослабевает в созерцании Бога. Ум в таком случае не господствует над чувствами, а порабощается ими. Жизнь духовная есть деятельность без участия чувств. Любомудрствовать о Боге можно только тогда, когда имеешь внутри спокойствие, ненарушаемое внешним рассеянием. Это дает древнехристианская монашеская практика исихазма (от греч. συχα – спокойствие, покой, безмолвие). Человек многопопечительный не может быть безмолвным. |
| С одной стороны, богословие есть дар, но с другой – оно требует от человека соработничества, синергии человеческой и Божественной воли. Если источник богословия всегда находится в Боге, то в чем должно выражаться человеческое соработничество? Прежде всего, в обращенности, открытости человеческого сердца к Божественной любви, в преображении всей жизни человека через вселение Святого Духа. Поэтому, по единодушному мнению свв. отцов, подлинные богословы – это, несомненно, святые. В отличие от других наук богословие всегда требует личностного отношения к Богу. Оно охватывает человека во всей его полноте и не просто охватывает и увлекает, но еще и требует от человека внутреннего преображения. Каждый богослов призван вступить на путь самоочищения, путь катарсиса (греч. кабарог – «очищение»), что подразумевает личную аскезу (покаяние, самоотречение, молитву). Свв. отцы говорят, что не может быть подлинного богословия без внутреннего безмолвия и сердечной тишины (греч. συχα [исихия] – «покой, молчание, отрешенность»). Т. о., богословие и духовная жизнь тесно связаны. Но может ли богословствовать тот, кто не имеет мистического опыта? Свт. Григорий Палама всех желающих быть богословами разделяет на три категории. Первая – это святые, т. е. те, кто достиг полноты личного опыта богообщения, это богословы в подлинном смысле слова. Ко второй относятся те, кто не имеют такой полноты, но доверяют опыту святых. Такие люди также могут быть хорошими богословами, так сказать, богословами второго уровня. Наконец, к третьей свт. Григорий относит тех, кто и опыта не имеют, и опыту святых не доверяют. Они являются плохими богословами или не богословами вообще. На высотах Божественных Откровений человек желает лишь одного: безмолвно пребывать в созерцании открывшейся ему Божественной реальности. Тогда не время для суждения о духовных предметах. Поэтому блж. Диадох Фотики йский пишет, что богословствовать можно лишь тогда, когда наблюдается некая средняя мера «в возбуждении духовном», когда разум человека еще способен находить соответствующие слова, в то время как «вожделенное осияние духовное питает веру говорящего». Из слов блж. Диадоха следует, что богословие занимает некое среднее место между созерцанием Божественного и рассуждением о нем. Богословие причастно и созерцанию, достигаемому на вершинах молитвенного подвига, поэтому Евагрий Понтийский говорит: «Богослов – тот, кто имеет чистую молитву», и в то же время богословие прибегает к рассуждению о вещах духовных. Богословие использует теоретическое рассуждение, но не ограничивается им, ибо истинная цель богословия состоит не в приобретении суммы знаний о Боге, а в том, чтобы привести нас к живому с Ним общению, привести нас к той полноте ведения, где всякая мысль и слово становятся излишни. Об этом состоянии Христос говорил ученикам в прощальной беседе с ними: «Я снова увижу вас, и возрадуется ваше сердце, и радости вашей никто не отнимет у вас. И в тот день вы Меня не спросите ни о чем» ( Ин.16.22–23 ). |
| Абстракт В статье сквозь призму богословского понятия личности рассмотрены парадоксальные соотношения исихии и социума, молчания и общения, индивида и общества. Целью христианского аскета-исихаста является восстановление живого и личного общения с триединым Богом, совершаемое через молитву, сфокусированную на ипостасно-природных отношениях со Христом. Молитва в процессе духовного совершенствования становится все более опытом личностных отношений с Лицами Св. Троицы и личностного сострадания другим людям. На примерах жизни великих святых-исихастов показывается необходимость синтеза исихазма и социального делания для христианского преображения человеческого общества. В современном постмодернистском обществе с характерным для него отсутствием понимания должного направления развития личности в рамках доминирующей культуры потребления и наслаждения все более практически актуальным оказывается осмысление опыта христианской исихии для жизни Церкви и общества и для развития антипостмодернистской христианской педагогики. «Его безмолвие услышать…», сщмч. Игнатий Богоносец . Исихия и социум, молчание и общение Исихия (συχα) – это, как известно, древне-греческое слово, означающее спокойствие, тишину, покой, мир, молчание 1 . В христианской аскетической традиции исихазм имеет целью устранение не только и не столько от многочисленных и разнообразных внешних воздействий, хотя это и имеет несомненное значение на первых ступенях аскезы, сколько преодоление мятежа мысленного, являющегося одним из основных следствий грехопадения Адама. Очевидна исходная практическая парадоксальность поставленной проблемы – как именно исихазм, стремящийся к тишине, общению с Богом, самопознанию и личному спасению в сокровенном уединении сердечной «клети» ( Мф 6. 6 ), может быть актуален для современного человеческого социума? Насколько применимы и вообще нужны ли исихастские методики для христианина, живущего в миру и находящегося в постоянном общении с многими? Можно ли признать за исихазмом какую-то еще иную пользу, кроме той, которая является для многих современных людей отвлеченно-духовной, если не абстрактной, будучи производима уединенной молитвой за человечество и за весь мир? |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance Исихасты: молчальники 3 мин., 11.03.2017 В одном из выпусков Толкового словаря мы разбирали древнегреческое слово συχα (hsyhia), которое значит «покой», «молчание», «тишину», «уединение». Иоанн Лествичник называл молчание матерью молитвы, врагом дерзости, стражем помыслов и соглядатаем врагов. От слова συχα получил название исихазм — знаменитое мистическое движение в монашестве, которое учит «умному деланию» — священному покою, безмолвию и Иисусовой молитве. Особенно широкое распространение он получил в Византии в XIV веке от Р. Х. Исихазм — это, в каком-то смысле, сердце Православия. Если монашество принято считать настоящим выразителем православной духовности, то исихастская традиция — это поистине средоточие или концентрированное выражение духовного опыта православного монашества. Михаил Нестеров. Молчание. 1903 Исихасты (это слово на русский язык дословно может переводиться как «молчальники», «безмолвники» или «пребывающие в покое») — удивительные монахи-подвижники, которые проходят сложнейший аскетический путь. Целью этого пути (напомним, что по-древнегречески аскеза — это упражнение) является обожение, т. е. соединение человека с Богом, приобщение к Божественной жизни при помощи Божественной благодати и созерцание Божественных энергий — нетварного света. Все тексты проекта «Толковый словарь» читайте здесь . Важнейшей частью исихастской аскетической практики является непрестанное творение подвижником про себя Иисусовой молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Правда, иногда беспрестанное творение про себя «Иисусовой молитвы» представляют как некий универсальный магический ключ, который должен очень быстро и чуть ли не автоматически привести в благодатное состояние даже начинающего подвижника. Такое представление характерно, например, для знаменитых «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», вышедших в России в конце XIX века. В ней рассказывается, как один странник в России стал беспрестанно произносить про себя «Иисусову молитву» (дело доходило до 12 000 повторений в день), и одно это само по себе очень быстро привело его на вершины мистического опыта (так ему это казалось). Эта книга довольно быстро стала популярной в определенных кругах. Неслучайно, например, что ее с восторгом цитирует увлекавшийся мистическими восточными практиками американский писатель Дж. Сэлинджер в своей повести «Зуи». |
| Разделы портала «Азбука веры» Безмолвие (греч. συχα, ρεμα/ σιγαλι, σιωπ) – 1) особое благодатное духовное состояние христианина, характеризуемое высшей степенью сосредоточенности на Боге и отрешенностью от «всего» мирского, сопровождаемое миром и покоем в душе; 2) молчание. Безмолвие есть состояние ума , не тревожимого помыслами, тишина свободы от страстей и отрады душевной, стояние сердца в Боге ; бестревожное, светлое созерцание, ведение тайн Божиих: слово премудрости из чистого ума, бездна разумений Божиих, восхищение ума, беседа Божия, неусыпаемое око, умная молитва, беструдный покой в великих трудах и наконец – единение с Богом. преподобный Никита Стифат Если для монахов истинным отцом-основателем монашества является преп. Антоний Великий , то для исихастов — это преп. Арсений Великий , который, покинув императорский дворец, стал отшельником, услышав голос с неба, сказавший ему: «Арсений, беги, молчи, безмолвствуй (συχαζε)». Может ли мирянин подвизаться в безмолвии? По мнению свт. Игнатия Брянчанинова , христиане, живущие посреди мира, не должны касаться возвышенных иноческих деланий (прежде отречения от мира), особенно безмолвнических. О таких он говорит словами Священного Писания, должно «не вливать вина нова в мехи ветхи» ( Мф.9:17 ), потому как вино новое расторгает мехи ветхие, само проливается и уничтожает мехи, так и делания иноческие, когда за них возьмутся миряне, сами пропадают и приносят душевную пагубу делателям своим. Однако эти слова не означают, что мирянин в принципе не способен безмолвствовать, не способен хотя бы на краткосрочное, относительное молитвенное безмолвие. Что должен делать безмолвствующий? Безмолвствующему необходимы следующие делания: постоянное пребывание в страхе пред Господом и недоверии к себе, непрестанное устремление к Богу с молитвой, с просьбой о помощи и помиловании, неупустительная бдительность над сердцем. Человек безмолвствующий должен хранить себя, чтобы не услышать ни одного неполезного слова, потому что это губит труд его. На это указывал авва Исаия . Говорится ли в Священном Писании о безмолвии? |
| Разделы портала «Азбука веры» Исихазм (от греч. συχα (исихия) — молчание, безмолвие, покой) – мистическое подвижническое течение в монашестве, подразумевающее жизнь, связанную с отшельничеством и безмолвием. Исихазм — понятие, использовавшееся в Восточной церкви с древности. В раннюю византийскую эпоху исихазм означал вообще отшельничество – одинокий подвиг пустынника. В позднюю византийскую эпоху исихастами назывались монахи, посвятившие себя абсолютной тиши, священному покою, внутреннему духовному сосредоточению, непрестанной «умной» молитве, «внутреннему деланию». Этого рода подвиги приводили в особое состояние, связанное с неизъяснимым блаженством, зрением некоего небесного света, нездешнего, несотворенного, подобного свету, озарившему Спасителя на Фаворской горе. Хорошо иллюстрирует это понятие пример из монашеской жизни. Некий старец в монастыре ругает послушника: «Что ж ты все время болтаешь? Я тебе говорю – молчи, а ты только и знаешь, что болтать!» Юноша чуть не плачет: «Отче, да я же рта не открываю, за весь день ни единого слова не вымолвил!» – «Нет, болтаешь!» – стоит на своем старец. Прошел год. Однажды подходит к послушнику отче и хвалит: «Молодец, сегодня хорошо молчал!» Инок в недоумении – «Да ведь я сегодня только и делаю, что разговариваю – и по тому поводу пришлось, и по тому…» – «Это ты устами говорил, а ум твой пребывал в благоговейном молчании, не мешая сердцу молиться. И потому через тебя Святой Дух мог действовать. А раньше ты уста-то смыкал, да от болтовни помыслов твоих у меня в ушах гремело, так что и сам в свое сердце Господа не впускал, и мне вдобавок мешал всячески». Постоянное повторение Иисусовой молитвы принято было в глубокой древности как благодатное подспорье в деле достижения этой тишины ума и перемещению сознания из головы в сердце. Многократно повторяли слова молитвы, добиваясь ухода всех остальных мыслей и образов. «Отрывки» этой практики мы слышим на каждом богослужении при 12-ти и 40-ка повторах «Господи, помилуй». Неверно отождествлять повторение Иисусовой молитвы с исихазмом как таковым. Эта молитва помогала избавиться от постоянных внутренних «разговоров» и от доминирующей роли рассудочного ума. А когда молитва перемещалась в зону сердца, словесная молитва прекращалась. И вот тогда наступало единение с Богом … Литература по теме Близкие понятия Входим... Куки не обнаружены, не ЛК Размер шрифта: A- 15 A+ Тёмная тема: Цвета Цвет фона: Цвет текста: Цвет ссылок: Цвет акцентов Цвет полей Фон подложек Заголовки: Текст: Выравнивание: Сбросить настройки × Уведомить об ошибке Фрагмент текста: На что заменить: Комментарий: Отправить Сообщить об ошибке |
| М., 2000. С. 120). 181 «В нашей власти принять слово Божие или отвергнуть его» (Strom. I, 90, 1; II, 26. 3). Поэтому Господь «Свою спасительную миссию не навязывает всем подряд, но ставит ее в зависимость от свободного выбора» (Strom. VII, 6, 3), и хотя евангельская проповедь обращена ко всем, «“призванными» называются по справедливости только те, кто откликнулся» (Strom. I, 89, 3). 184 Strom. VI, 96, 2; ср.: Феодорит. История. Предисловие, 5 (цит. по: Феодорит , епископ Киррский. История боголюбцев с прибавлением «О Божественной любви» и «Жития Мар Евгена». М., 1996). «Добродетели суть участие во Христе», как подчеркивает один из современных исследователей святоотеческой письменности (Шпидлик Ф. Указ. соч. С. 98). 186 «Спасаемся мы, с одной стороны, только добрым своим произволением в выборе и, с другой стороны, милосердием Божественным» (Strom. IV, 131. 1). 196 Феофилакт Болгарский на Мк.9 (толкования блаженного Феофилакта на Новый Завет цит. по: Феофилакт, архиепископ Болгарский. Благовестник, или Толкование на Святое Евангелие. [Ч. 1. Евангелие от Матфея. Ч. 2. Евангелие от Марка]. М., 1993; Он же. Благовестник, или Толкование на Святое Евангелие. [Ч. 1. Евангелие от Луки. Ч. 2. Евангелие от Иоанна]. М., 1993; Он же. Толкования на Деяния святых апостолов, сокращенно избранные из толкований святого Иоанна Златоуста и некоторых других отцов. Толкование на соборные послания святых апостолов. М., 1993; Он же. Толкование на послания святого апостола Павла. М., 1993). 199 Исихия (греч. συχα. – покой, безмолвие, молчание, отрешенность; священное безмолвие, полное отсутствие страсти и помрачения, вызываемого обыденным состоянием) – внешнее или внутреннее (а иногда и то, и другое вместе) удаление от мира (внешне – посредством бегства в пустыню, внутренне – «вхождением в себя» и «отложением помыслов»), аскетическое умное делание, сопровождаемое особой практикой чтения Иисусовой молитвы в состоянии духовного трезвения [см.: Каллист (Уэр) , епископ Диоклийский. Внутреннее царство. |
|
|
