| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance Шурик против Гитлера: жизнь и казнь святого антифашиста 15 мин., 06.05.2022 Перед входом в Мюнхенский университет прямо на мостовой рассыпаны листовки. Они лежат здесь много лет. Они из бронзы. Это напоминание о «Белой розе» — группе молодых христиан, которые в конце 30-х — начале 40-х годов ХХ века не побоялись выступить против национал-социализма в самом центре нацистской Германии. Имена одиннадцати студентов, девятерых из которых казнили в 1943 году, знает вся Германия. Но даже в Германии немногие знают, что один из них был... наполовину русским. Мало того, православным. И что 5 февраля 2012 года он прославлен Церковью как новомученик Александр Мюнхенский (Шморель). Памятник «Белой розе». Фото Gryffindor /wikipedia. org Из Оренбурга — в Мюнхен В 1917 году в Оренбурге у врача Гуго Шмореля и его жены, Натальи, урожденной Введенской, родился сын, которого нарекли Александром. Когда ему исполнилось два года, его мама умерла от тифа, мальчик остался на руках няни, Феодосии Лапшиной. А ещё через два года у Саши появилась мачеха — сестра милосердия немка Елизавета Хофман. Александр Шморель с семьей Из революционной России Шморели эмигрировали в Германию. Няня по поддельным документам тоже стала «немкой». С большими трудностями добрались до Мюнхена, там и осели. В семье появились еще двое детей — Эрих и Натали. Русская нянюшка пекла блины, поила всех чаем из самовара, рассказывала русские сказки и пела на ночь русские колыбельные. Говорили в семье по-русски, на православную Пасху пекли куличи. Александр рос в кругу людей искусства. Шморели дружили с семьей художника Леонида Пастернака, отца Бориса Пастернака. Но были среди их знакомых и медики, и священники. Сам Гуго Шморель был протестантом, мачеха, которую Александр называл мамой, — католичкой, но сына, крещенного еще в России, продолжали воспитывать в православии. Трудовой фронт Тридцать седьмой год. Александр собирается поступать в университет, чтобы пойти по стопам отца — стать медиком. Но сначала нужно пройти срочную службу в армии или найти ей альтернативу. И он записывается добровольцем в «Имперскую трудовую повинность». И все-таки его на полтора года призывают в батальон конной артиллерии. А там надо давать присягу. То есть присягнуть Гитлеру. |
| Утром следующего дня она позвала старших детей и попросила заказать от ее имени иконочки с серебряной ризой одного размера, только разные. Заказ был выполнен через несколько дней. Когда получили иконочки, она собрала всех, благословила каждого и на рассвете следующего дня тихо скончалась. В пургу Врач А.К. отбыла свой срок в лагере, куда попала только потому, что была немкой. После лагеря она обязана была работать несколько лет в районной больнице. Районы в Зауралье большие, а ей дали самый неудобный, растянувшийся на несколько километров. Обычно в одни район были объединены небольшие поселки, разбросанные довольно живописно в глухой местности. Однажды зимой ее вызвали к больному. Район свой она хорошо знала, не раз исходила его вдоль и поперек, была, наверное, в каждом доме. Закончив прием, пошла она по вызову. Зимой рано темнеет, и она спешила. Не прошла она и половину пути, как сгустились сумерки, налетел ветер, закружил снег. Началась метель. Сначала А.К. шла, почти ничего не видя, ощущая только твердую почву под ногами. Потом ей все чаще и чаще стали встречаться сугробы на мути. Идти становилось все тяжелее. Сплошная тьма, ни единого огонька не видно, только свист ветра в ушах. Наконец она поняла, что не знает куда идти. Что делать? Семья у нее была верующая, и она с детства слышала о Николае Угоднике, которого все просят помочь в беде. Стала просить и она, но как? Позже она рассказывала, что обращение к святителю Николаю у нее было требовательным: «Ты мне должен помочь! Ты же знаешь, что кроме меня некому идти к больным, знаешь, что я иду потому, что у людей несчастье. Помоги и поскорее, чтобы я не замерзла здесь, и больному не стало хуже…» Просила и шла. Куда? Шла, не думая. Вдруг почувствовала что-то твердое под ногами. Ощупывая руками, поняла, что наткнулась на какой-то каменный квадрат. Показалось ей, что потянуло теплом снизу, наклонившись, будто даже услышала человеческие голоса. Поняла: перед ней труба, из которой поднимается теплый дым. Значит, где-то совсем рядом жилье, люди, спасение! Нащупав дверь, стала стучать. Когда ей открыли, более всего она удивилась тому, что это был тот дом, где ее ждали, куда вызывали. Случайного не бывает |
| Александр Проханов заявил, что он не возражает против восстановления монархии в России. «Именно из английской династии у нас бы был прекрасный английский царь. Он бы чуть-чуть картавил немножко, он бы по-русски говорил с трудом... И вообще, ведь, когда русских совсем не станет (а, ведь, мы же вымираем постоянно, благодаря радениям определенных кругов нашей власти), то почему бы, действительно, здесь не воцариться британскому монарху с генеалогией Романовых? Потом, ведь, Европу же все равно заливает, и Англию очень скоро зальет. Потепление климата, и все европейцы устремятся сюда, к нам, на Южный Урал, в Аркаим. И поэтому вполне естественно, что вместе с потоками уцелевших европейцев к нам приедет и русский царь. Я не вижу здесь ничего такого, ужасного. Екатерина была немкой, этот будет англичанином, следующий будет, может, китайским императором», - полагает публицист. По его мнению, премьер Владимир Путин будет при царе Гарри регентом. «Или будет тренировать его искусству борьбы. Потому что, ведь, англичане в отличие от наших правителей, они все служили в армии. У них этика, если ты мужчина и принадлежишь к Виндзорской династии, ты обязательно должен служить в армии, ты должен пройти армейскую школу. А если в те времена, когда ты проходишь службу в армии, страна воюет, то ты должен идти на войну. Вьетнамская война или там вот сейчас афганская война - как они там все принцы воюют? И как прекрасно воевала вся английская аристократия во время битвы за Ла-Манш. А наши же президенты в армии не служат, понимаете? Там, один у нас юрист, другой каратист. Все Цари служили в армии. Николай II был полковником, он был полковник армии, пехоты. Поэтому я думаю, что Путин вполне мог бы обучать английского короля приемам дзюдо, карате. А Медведев, поскольку он юрист - я думаю, что англичане - они отстали от нас в правосудии, в юриспруденции - он бы преподавал английскому королю уроки борьбы с коррупцией. Было бы полезно очень», - считает Александр Проханов. Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . |
| Я заметил на это, что Советский Союз все же не Югославия и не Чехословакия и имеет в своем распоряжении достаточно возможностей, чтобы отстоять свою независимость, если об этом встанет вопрос. Полпред СССР в Турции Виноградов АВП РФ. Ф. 0132. Оп. 24а. П. 236. Д. 7. Лл. 285–281. 406. Сообщение «Ещенко» из Бухареста от 23 апреля 1941 г. Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии 1 . Врач сообщает: а). В разговоре с немкой Вольф, которая имеет связи в немецких кругах, представляющих здесь пятую колонну, выяснилось, что ей от полковника Шульце, работающего в воздушной немецкой миссии в Бухаресте, стало известно, что: «Гитлер долго колебался, но теперь согласился с военными кругами, которые предлагали захват Украины и Кавказа. Он сказал, еще тогда эти круги были недовольны, что так легко и безопасно досталась часть Польши, а также в связи с заключением договора с СССР, но это якобы было необходимо для создания немецкого тыла. Сейчас необходимо, как хозяину Европы, овладеть Украиной и Кавказом. После первых мощных ударов русские поймут, что бороться с нами бессмысленно. Один-два глубоких рейда покажут русским их бессилие. Начиная в мае, мы закончим войну в июле. Мы освободим ряд народов из-под большевистского гнета. Украинский народ и армяне на Кавказе ждут нас». б). Главный кассир фабрики Шерг, вращающийся в среде немецких офицеров. Один из высших офицеров так объясняет победы Германии: «Наши главные преимущества в том, что мы удерживаем всегда инициативу. Мы сохраним инициативу и при столкновении с СССР. С первого удара мы деморализуем русскую армию. Главное – сохранить за собой инициативу». в). Приехавший из Сучавы в Бухарест доктор сообщил, что в Северной Молдавии много немцев. Последние две недели они прибывают ежедневно. Сучава переполнена немцами. Эвакуирован банк, и помещение передано немцам. Полицейский, бежавший из Черновиц, открыто заявляет, что они скоро вернутся обратно. 2 . Марату военный атташе майор Манолиу сообщил, что немецкие дивизии или равные им соединения занимают следующие пункты в Молдавии: Радауц, Сучава, Гура-Хуморлуй, Фальтичени, Тыргу Нямц, Роман, Бакеу, Тыргу Окна, Фоншаны, Бузеу. Румынские дивизии дислоцируются: Дорохой, Севань, Ботощань, Санта Мария, Яссы, Хущ, Васлуй, Берлад. Немецкие авиабазы: Гура-Хуморлуй, Фальтичени, Бакеу, Тыргу Окна, Бузеу. |
| Остроумный Вольтер, глубокомысленный Дидро, пламенный борец с тиранией Руссо – ближайшие родственники нацистов? Конечно, нет. Нельзя по своему произволу примерять форму штурмовика на каждого, кто критически относился к твоей стране. Другое дело, что за походами европейцев на Россию (нашествие Наполеона, Крымская война, интервенция 1918–1925, нашествие Гитлера) угадывается одна и та же ментальная конструкция. Перед тем как попытаться завоевать Россию, ее нужно было придумать. И Россия была придумана как страна варваров, которая все время угрожает Европе своими дикими ордами (Руссо) и которую обязательно нужно цивилизовать железной рукой (Вольтер, Дидро). Предполагаемое «варварство» России позволяло мечтать о твердой власти над ней даже проповедникам равенства. Это у себя дома они боролись свободу, России же полагался тиран, который заставил бы ее стать свободной и цивилизованной. Западные философы грезили о таком правильном тиране; неудивительно, что каждый поход на Россию воспринимался в Европе как поход Прометея, который решил подарить огонь жалким дикарям, не знающим света. В этой парадигме Запад-Прометей мог делать все, что угодно, а темная Россия не имела права отвечать. Отсюда столь удивлявшее нас поведение братьев-христиан (французские лошади в церквях, сорванные оклады с икон, английские бомбардировки храмов Соловецкого монастыря, расправы американцев над жителями Приморья и прочие проявления западноевропейского духа – вплоть до письма немецкой домохозяйки «о глупом и бессмысленном сопротивлении русских»). Громкие имена в списке «понимающих Гитлера» тоже не должны удивлять. Европейские знаменитости, певшие хвалу фюреру, имели предшественника в лице Вольтера, который восхищался немкой Екатериной, занявшей русский трон, чтобы, как он считал, «рассеивать хаос». При всей разнице исторических персонажей (а она огромна), Вольтер и Селин славили одно и то же: орудие цивилизации, железный молот, опускавшийся на бесформенную заготовку. У Гитлера и в самом деле не было причин нападать на Россию – за исключением самой главной, идеологической. В каком-то смысле фюрер был еще одним деятелем Просвещения, возможно, самым последовательным, а нацизм – всего лишь радикальной версией старого мифа. Мифа, который давно развенчан учеными, но который до сих пор определяет поведение западного европейца, полагающего, что мир делится на «цветущий сад» и «дикие джунгли», как недавно объяснил нам Боррель. В последние 30 лет этим мифом заразили украинцев, вообразивших себя форпостом цивилизации садовников. Сама же формула рождалась еще тогда, три столетия назад, в тиши кабинетов французских философов, которые ничего не знали о России. |
| «Вдвойне чувствуешь ужасы войны и кровопролития, но как после зимы наступает лето, так после страдания и борьбы наступает мир и утешение, великая ненависть утихнет, и наша дорогая родина разовьется и станет прекрасной... Это новое рождение, новое начало, очищение и исправление умов и душ» (8 апреля 15г.). Много раз А.Ф. возвращается к этой теме очищения через войну: «солнце светит после дождя, так и наша дорогая родина увидит золотые дни благоденствия, когда ее земля напоится кровью и слезами... Но все же такая мука видеть столько ужаса и знать, что не все работают так, как следует, и что мелкие люди портят часто великое дело, для которого они должны были работать дружно» (4 мая)... «Постоянные огромные потери наполняют скорбью... душу», но погибшие за великое дело, «как мученики прямо идут к престолу Божию»... Это «истинные святые и герои» 72 . Эта женщина, оставшаяся «в душе» немкой, с полным правом писала мужу: «ты знаешь, мой друг, мою любовь к твоей стране, которая стала моей». Другие скажут: «Она просто естественная патриотка династии, в которую вошла» (Чернов). Может быть, но эта адекватность в ее представлении национальных интересов с династическими («я стою на страже интересов твоего, Бэби и России») нисколько не изменяет сущности ее отношения к войне. Наоборот, она ее заостряет. «Внешняя сдержанность и холодная отчужденность замкнутой в себе натуры» не могли побороть того почти мистического экстаза, который усмотрел на лице А.Ф. французский посол в дни посещения Москвы после объявления войны, когда перед царской четой в Кремле протекали «неистовые манифестации патриотической толпы». Почти с таким же экстазом отнеслась через несколько месяцев А.Ф. к посещению Государем «завоеванного края» – галицийской столицы Львова... «Какой великий исторический момент», – пишет она восторженно 11-го апреля. «Наш Друг в восторге и благословляет тебя... Сейчас прочла в «Нов. Вр.» все про тебя и так тронута и горда за тебя. И так хороши были твои слова на балконе – как раз то, что надо! Да благословит и объединит Господь эти славянские области с их старинной матерью Россией в полном, глубоком историческом и религиозном значении этого слова... |
| Так же, как Государь, смотрела Она и на русский народ: хороший, простой, добрый народ. Это не были слова. Это было глубокое убеждение, проявлявшееся у Нее и на деле. Уже будучи арестованной в Царском Селе, Государыня, бывало, выйдет гулять в парк. Ей расстелют коврик. Она присядет на него, и сейчас же вокруг собирались солдаты охраны, подсаживались к Ней, и начинались разговоры. Государыня разговаривала с ними и улыбалась; разговаривала без принуждения Себя, и никто ни разу не слышал, чтобы кто-либо из солдат осмелился бы Ее обидеть во время таких бесед. В Тобольске многие из хороших солдат перед увольнением приходили к Ней и к Государю прощаться, и Она обыкновенно благословляла их образками. Окружавшие удивлялись силе Ее ненависти к Германии и Вильгельму. Всегда сдержанная и владеющая собой, Она не могла касаться этого предмета разговора без сильного волнения и злобы. Когда Она говорила про революцию, еще тогда, когда не было никаких большевиков, Она с полным убеждением предсказывала, что такая же судьба постигнет и Германию. Мысль Ее при этом была определенная: революция в России — это не без влияния Германии, но за это поплатится сама тем же, что она сделала и с Россией. «Меня считали немкой, — говорила Она. — Если бы знали, как я ненавижу Германию и Вильгельма, за все то зло, которое они сделали Моей родине». Никто от Нее никогда не слышал слова, сказанного на немецком языке. Она говорила хорошо по-русски, пользовалась французским и чаще английским языком. Дети же даже просто плохо владели немецким языком, и нелюбовь Матери к Германии и Вильгельму всецело передалась и Детям, которые выказывали ее даже в мелочах. Так, подарки, полученные Ими однажды от Вильгельма, Они роздали прислуге. Государыня была сильно религиозной натурой. У такого человека, как Она, это не могло быть ни лживым, ни болезненным. Ее вера в Бога была искренняя и глубокая. Как человек, не терпевший по природе какой-либо лжи, Она, приняв Православие, приняла веру не по форме, не по необходимости, а всем сердцем, всем разумом, всей волей. |
| Мрачна картина нашей революции, что в душе признают и разочаровавшиеся искренние и честные ее приверженцы, но не менее темна и безобразна предшествовавшая ей эпоха, когда шла подготовка к ней и производился планомерный натиск на самое дорогое достояние России – Царскую Семью. Россия вела в то время величайшую за свое бытие войну, вынося на своих плечах все ее тяготы, так как ее конституционно-парламентарные союзники только подготовлялись еще к борьбе, заделывая свои прорехи в деле оборудования и формирования армий. Верховный Повелитель России, столь миролюбивый по Своей натуре, с болью в сердце согласившийся на войну, всей Своей благородной душою, всеми Своими помыслами отдался делу служения Родине. Вся Его Семья, во главе с Государыней Императрицей Александрой Феодоровной, всецело была занята заботами о раненых, беженцах, семьях запасных солдат, призванных на войну, снабжением войск бельем. И в это время у Них же за спиной свила себе гнездо подлейшая измена. Умело направленная интернациональными темными силами, с успехом проделавшими то же с Людовиком XVI и его женой и ныне использовавшими безмерное честолюбие различных политических и общественных деятелей, – со змеиным шипением поползла гнусная клевета. Ловко играя именами действительно нежелательных лиц, под покровом святости проникших в глубоко религиозную Царскую Семью, все эти политиканы начали обвинять в измене Императрицу Александру Феодоровну, окрещенную ими «немкой», подобно тому, как их же учителя столетие тому назад называли «австриячкой» несчастную Марию Антуанетту. Затем дошли даже до того, что обвинили Самого Государя Императора в том, что Он, пренебрегая интересами государства, желает заключить невыгодный для России сепаратный мир. Несмотря на всю явную нелепость возводимых обвинений, клевета успешно работала, проникая всюду, начиная и, что особенно позорно, иногда исходя из Великокняжеских дворцов, проползая в дворянские хоромы и доходя даже, через офицеров, в солдатские окопы. И вместо того чтобы встретить сразу резкий горячий отпор со стороны тех, кто в силу традиций, долга, а главное, ясного смысла данной присяги должен был оказать его, эта клевета расползалась все более и более и часто с каким-то психопатическим наслаждением распространялась именно этими лицами. Симы и Иафеты, в тайниках души болевшие о кое-чем происходящем у Трона, пробовали возражать против гнусной клеветы, но их заглушали многочисленные голоса последователей их третьего брата, чувствовавшего себя тогда господином положения. |
| – Как, как это получилось? – спрашивал я своего собрата. – Совершенно естественно, просто; дядя Лёня исповедался так, как будто делал это в течение всей жизни – «с чувством, с толком, с расстановкой», – отвечал священник… Мне кажется, что его душа сравнима с прекрасным подснежником, раскрывшим свои полупрозрачные лепестки на снежном насте. Бесконечная благость Божия соделала душу раба Божия Леонида Христовой ученицей прямо на смертном одре! Он перешёл в мир иной в радостном изумлении от открывшегося ему Божественного света. Кончина стала для дяди Лёни началом духовного ученичества в небесной школе богопознания. В какую меру мерил он на земле, будучи для всех нас и слугой, и нянькой, и посыльным, той мерой и возмерилось ему в вечности. Неизъяснимы пути жизни человеческой, не зря именуемой судьбой, судьбами Божиими. Один лишь Господь знает, какими стезями ведёт Он ко спасению Своё создание… Поистине, во всяком народе творящий добро приятен Богу, Который воздаёт каждому по делам его … П. Н. Барто Павел Николаевич Барто. Так звали моего деда по материнской линии. Он был из хорошего рода, восходящего, как гласит семейное предание, к легендарному шотландскому флибустьеру, последнему морскому разбойнику Северных морей Европы, – по фамилии Барто. Недавно я узнал, что этот шотландский род известен как Бартоломью, что сходно с именем апостола Варфоломея. Впрочем, мать деда, моя прабабушка, Лидия Эдуардовна, была чистой немкой, что отразилось и на внешности, и на характере Павла Николаевича. В юности он занимался балетом, всю жизнь посвятил изучению птиц и их повадок, а главное, имел несомненное поэтическое дарование. Дедушка в молодых годах был очень хорош собой. Впоследствии он отличался изысканными манерами и осанистой представительностью, которые производили неотразимое впечатление на прекрасную половину человечества. Павел Николаевич Барто рано женился. Его первой избранницей стала Агния Волова, которая уже никогда не пожелала расстаться с романтической фамилией мужа. Их брак не был счастливым, во многом из-за различия религиозных убеждений. Единственный сын, красивый мальчик Эдгар, погиб во время велосипедной прогулки, отпросившись покататься «на полчасика» перед обедом. Двадцатилетнего юношу насмерть сбила машина… До сих пор в архивах деда хранятся маленькие книжечки тридцатых годов, написанные в соавторстве мужем и женой – Павлом и Агнией Барто. По ним учились читать в Советском Союзе все дети: «Девочка чумазая», «Танечка, не плачь» и другие. Вскоре после развода Павел Барто встретил мою бабушку Любовь и венчался с ней. |
| Я смотрю на женщину, указанную Катей. Вижу лицо необычайно нежной красоты и обаяния. Потом я узнала, что это была известная немецкая киноактриса Каролла Неер-Гейнчке. Вместе с мужем-инженером она приехала в 34м году в СССР. Два колечка, удачно спрятанные от бдительных очей надзирательницы, были памятью о муже, которого она считала уже мертвым. Ловким движением актрисы, часто снимавшейся в приключенческих фильмах, она сумела спрятать две золотые вещицы в золотом изобилии своих волос. Милая, забавная мордочка Кати Широковой устремлена на меня с требовательным вопросом. – Вам хочется получить директиву, Катюша? – Ну, хотя бы в данном случае. Вот с этой немкой… – Знаете что, Катя… Поскольку мы голые сейчас, и в буквальном и в переносном смысле слова, то, я думаю, лучше всего будет руководствоваться в поступках тем подсознательным, что условно называется совестью. А она вам, кажется, подсказывает, что донос – это гадость? Так были спасены два колечка Кароллы Гейнчке. Впрочем, ненадолго, как и сама Каролла. Но об этом ниже. До глубокой ночи я проходила все этапы бутырской обработки. После обыска – снятие отпечатков пальцев, процедура не менее унизительная, чем обыск. Затем фотографирование в профиль и в фас, а под конец – долгожданная баня, радостная и сама по себе, и как что-то разумное, выводящее хоть на время из круга дантова ада. Нигде люди не сходятся так быстро, как в тюрьме, особенно в моменты, подобные вот такой «обработке». Общий страх перед ближайшим будущим, общее чувство растоптанности человеческого достоинства. Мы проходили все процедуры этого дня вместе, эти сорок женщин, с которыми меня свели нынче утром, во время личного обыска. Вместе ждали своей очереди, страстным шепотом поверяя друг другу суть наших «дел», имена наших детей, наши боли и обиды. Понимали друг друга с полуслова. И вот мне уже кажется, что все будет гораздо легче, если меня не разлучат с этой милой черноволосой Зоей из Московского пединститута, о которой я уже знаю столько, сколько можно узнать за десять лет закадычной дружбы. И она тоже бросается ко мне со вздохом облегчения, когда я выхожу из очередного «собачника», где меня фотографировали. |
|
|
