| Онтологический аспект виртуальной реальности обрисовался полней; но, разумеется, философская проблематика, сопряженная с нею, не только не исчерпана, но разве что едва приоткрыта. В порядке заключительных замечаний укажем, что применительно к виртуальной реальности изменяет свое содержание и смысл, требует пересмотра подавляющее большинство привычных философских понятий. Возьмем, к примеру, уже затрагивавшееся возникновение - и тут же увидим, что в его обычном смысле, виртуальные события не возникают и не могут возникнуть. Не только в чисто эссенциальной, но и в эссенциально-энергийной трактовке возникновение мыслится как изведение и поставление в определенный вид и род, и у позднего Хайдеггера мы прочтем, что " существо возникновения есть постановка в вид " [ 1]. Но, будучи " недородом бытия " , пороговой энергийностью вне таксономии, виртуальные события не имеют, тем самым, этого существа - и, коль скоро они все-таки " возникают " , это может быть только новое, иное " возникновение " , неклассическое и обобщенное, не имеющее каких-то свойств классического понятия, являющееся в сравнении с ним " недо-возникновением " . (Что согласуется с нашею световой метафорой, характеристикой виртуальной сферы как " мерцающей " или " вибрирующей " реальности.) Понятно, что " недо-возникающее " событие не может иметь полноты причин: имея в энергии свою действующую причину, оно в то же время не обладает формальной и целевой причинами. Это выводит нас к следующим категориям: мы неизбежно найдем, что свойства каузальности, детерминированности в виртуальном мире также должны быть неклассическими и обобщенными (если не отсутствуют вообще). Иная здесь, конечно, и временность. Начатый выше ее анализ необходимо продолжить и дополнить, ибо есть не только различие между темпоральностью обналичиваемых и необналичиваемых событий, но также и дальнейшее различие между не-длящейся, разрывной темпоральностью, присущей событиям трансцендирования и виртуальным событиям. Притом, это - одно из наиболее радикальных различий между двумя видами необналичиваемых событий: в плане темпоральности они предстают прямою противоположностью друг другу. |
| — Абрамов бывал у вас в доме, расскажите об этом. — Фёдор Александрович побывал у нас в гостях в очень интересный момент. Мы жили в деревянном доме на первом этаже. Пока я была в отъезде, в квартире над нами произошёл пожар, и когда его тушили, полностью залили и нашу квартиру. Я возвратилась домой и увидела, что по комнатам можно ходить только в броднях. Вот в такую квартиру после потопа и приехал к нам Абрамов. А днём раньше мы отмечали день рождения Виктора, и я испекла торт «Наполеон», чтоб хоть как-то его порадовать. Мы угостили тортом и гостя, оказалось, что это его любимый десерт. А еще угощали морошкой со сметаной, как всегда едят в Заполярье. На Пинежье её так не готовят. Абрамов опять удивился: «Это как?». А потом говорит: «Вкусно!». Лариса и Виктор Толкачёвы, Сретение, 2020 год Всё недо... — Каким в жизни был Фёдор Александрович? — В нём сохранялось что-то от ребенка. Такое ощущение, что не было у него детства совсем, мать же работала всё время. Всё у него было словно «недо». Он недолюбил. Он не воспитал сына, не стал отцом. Он не дописал. Должен был закончить свою «Чистую книгу», но не успел. Шёл к Богу, но не дошёл. Он чувствовал, что душа христианка, а у него была большая душа, любившая Россию. В рассказе «Из колена Аввакумова» это чувствуется. Абрамов задумывал написать рассказ по житию Феодора Стратилата. Кстати, он посещал монастыри, приезжал и в Сийскую обитель. Его душа уже была христианкой. — И это чувствуется в его произведениях. В романе «Братья и сёстры» главные герои в трудную минуту всё время обращают взгляд в сторону разрушенного монастыря, словно ищут поддержки… — Совершенно верно. У меня как-то спросили, с кем из авторов я бы сравнила его творчество. И я ответила — с Высоцким. — Почему с ним? — А ты почитай или послушай у него «Кони привередливые»: и допеть не успел, и дожить не успел. Это же про Абрамова. Он любил Россию, никогда не обличал ни своих героев, ни современников, а говорил о них с болью, не поучая. Это тоже замечательная человеческая черта. Просто своей жизнью показывать пример, но не нравоучительствовать. В его произведениях мы видим человека как образ Божий, обличать можно лишь какие-то людские черты, но не самого человека. Фёдор Абрамов жил как настоящий православный человек, все черты, которые должны быть у верующих, были и у него. |
| На другой же день после своего крещения Варфоломей, отправляясь в армию к ждущему его брату, королю Аримы, —527— проезжал мимо храма бога войны. Он велел своим войскам остановиться. Воспламенённый благочестивой ревностью, он приказал солдатам ниспровергнуть идола и влачить по улицам, а сам, вынув саблю, до тех пор безостановочно рубил его, пока не отрубил ему голову. „О, сколько раз ты меня обманывало, ложное божество, приговаривал он. Справедливо отплатить тебе за весь вред, который ты мне причинило “. Затем, приказав сжечь храм с обломками идола, он велел воздвигнуть на этом месте крест, перед которым и преклонился со своей свитой. Но члены Совета, оскорблённые тем, что король без их согласия отменил древнюю религию и ввёл новую, изгнал бонз, ниспроверг их храмы, идолов, и обратил в развалины их монастыри, решили отомстить ему за это. С такой целью они льстиво одобряли чувства князя и сами, казалось, горячо желали сделаться христианами; они уговаривали его призвать отца Торреца, который бы окрестил их. Они высказывали также желание переговорить с ним и с другими иезуитами насчёт великолепной церкви, которую король предполагал выстроить в Омуре. В день, назначенный для прибытия отца Торреца, вспыхнул заговор против его жизни и старик счастливо избежал опасности только вследствие того, что по нездоровью отложил на несколько дней поездку. Во время последовавших беспорядков город был сожжён. Королю пришлось бежать из объятого пламенем дворца, спасаясь от посягавших на его жизнь врагов. Он укрылся в близлежащем лесу, куда ему тайно приносил пищу один китаец, единственный человек, знавший это убежище. Ещё одно обстоятельство способствовало недовольству, ставшему роковым для короля. В его королевстве существовал обычай раз в год возжигать фимиам пред статуей предшествовавшего короля и воздавать ей почести. Варфоломей, не считавший нужным поддерживать этот культ, вошёл в храм во время церемонии; но вместо того, чтобы возжечь курение перед статуей, он опрокинул её и велел влачить её по храму, а потом бросить в огонь. Этот резкий и насильственный поступок возбудил раздражение бонз, оскорбил дворян и произвёл общий скандал. Это подало мысль двенадцати недо- |
| Чрез всё сочинение проходит стремление автора к документальному, строго проверенному изложению дела. Ясность и последовательность суждений соединяется с умением разбираться в историко-литературном материале. Из существенных недостатков сочинения нужно отметить следующие: а) в общей характеристике проповедничества 17–18 в. автор с излишним вниманием останавливается на общеизвестных фактах русской истории этого периода, опуская немаловажные черты проповедничества; б) сочинению недо- —134— стает обстоятельных сведений о сборнике Щукина, послужившем для автора первоисточником, равно как нет необходимых сведений и о размерах литературных трудов Борковского, вошедших в этот сборник; в) простота стиля переходит иногда в излишнюю упрощенность, производя неблагоприятное впечатление стилистической бесцветностью и даже неряшливостью. В общем же сочинение нужно признать хорошим, а его автора заслуживающим кандидатской степени». б) Экстраординарного профессора Н.Г. Городенского : «Сочинение г. Ефимова состоит из шести глав, из которых три первые имеют для темы лишь подготовительное значение: автор говорит здесь о состоянии русского проповедничества в XVII и XVIII столетиях, дает краткую биографию и характеристику Константина Борковского и, наконец, знакомит нас с его воззрениями на пастырство. Собственно проповедническая деятельность Константина Борковского характеризуется в трех остальных главах, из которых наиболее существенное значение имеют четвертая и пятая. В четвертой главе автор рассматривает проповеди Константина Борковского со стороны содержания, различая в них три основных элемента («три направления», как выражается г. Ефимов): историко-панегирический, нравоучительный и обличительный. В главе пятой автор останавливается на внешней форме проповедей Константина Борковского, показывая, что в их построении проповедник следовал правилам схоластической риторики и только к концу жизни обнаруживал стремление освободиться от искусственности схоластических приемов. Глава шестая производит впечатление случайного придатка к сочинению, так как её основные мысли легко могли бы найти себе место в предшествующих главах, по отношению к которым эта заключительная глава является отчасти дополнением, а отчасти даже повторением. – Не смотря на очень скромные размеры той части сочинения, которая прямо отвечает на вопрос темы (стр. 97–231), автор дает на этот вопрос достаточно обстоятельный и толковый ответ, причем для правильной оценки труда г. Ефимова нельзя не упомянуть о том, что —135— в разработке своей темы он не имел предшественников. Язык сочинения очень простой и безыскусственный; на это можно бы было указать с похвалою, если бы безыскусственность здесь у автора не граничила иной раз с беспомощностью. Для кандидатской степени сочинение вполне достаточно». 16) О сочинении студента Иллювиева Павла на тему: |
| Скорей напротив, эти условия вносят усложняющие элементы в структуру события, а также требуют особой интенсивности и концентрации (так, цитированный уже нами архим. Софроний характеризует мистическое трансцендирование как «состояние интенсивного пребывания вне времени» Данными свойствами события трансцендирования отчетливо удаляются и отделяются от простого начинательного импульса — и следует заключить, что, кроме них, существуют также «простые необналичиваемые события», не направляющиеся к трансформации фундаментальных предикатов наличного бытия, лежащие еще ближе к потенции и «чистой начинательности». Они осуществляют наименьшее выступление из потенции, представляя собою как бы «минимальные события», сущие на пороге событийности как таковой. Именно их мы и будем называть виртуальными событиями. Если события трансцендирования можно рассматривать как преодоление наличествования, и в этом смысле, как своеобразные «события сверх-наличествования», то виртуальные события суть чистое умаление наличествования, или «события недо-наличествования». Используя традиционную для онтологии световую метафору, можно уподобить виртуальные события — мерцанию, тогда как события трансцендирования — сфокусированной сверхинтенсивной вспышке (скажем, импульсу лазерного луча — весьма неслучайная параллель с синергетикой, разъясняемая ниже, во второй из статей «Трилогии Границы»); наличествующему же событию будет отвечать, очевидно, ровное свечение. И каждый из этих типов событий характеризует определенный род бытия-действия. Возникло, таким образом, некоторое описание бытийной ситуации, онтологического строения бытия-действия. Используя язык физики, можно охарактеризовать это строение как своего рода «тонкую структуру», или же «расщепление спектра» бытия. На месте единого онтологического горизонта наличного бытия в именных дискурсах, мы обнаруживаем три различных горизонта энергийной онтологии, располагающиеся в онтической упорядоченности и образующие совместно единый горизонт или измерение бытия-действия: События трансцендирования События наличествования Виртуальные события. |
| Мы также убедимся, на основании энергийной интерпретации Границы, что Граница Человека исчерпывается этими тремя ареалами (включая при этом также их сочетания, или «гибридные топики»). Структура всего из трех ареалов не кажется на первый взгляд особо разнообразной и сложной. Но это – лишь на самый поверхностный взгляд. В действительности, возникающая модель описывает Человека как предельно полифоническое существо, способное меняться в поразительном диапазоне, быть совершенно разным во всех мыслимых отношениях. Надо учитывать, что прежние антропологические концепции, когда они занимались Границей Человека, практически всегда предполагали в ней лишь какую-либо одну топику. Различия же между топиками радикальны. Именно отношения с Границей конституируют (само)идентичность человека, и поэтому каждая топика порождает свой тип, свою модель идентичности . Анализ этих типов идентичности, их способов конституции – наиболее систематичный путь поиска альтернативы давно критикуемой декартовой концепции субъекта, путь к ответу на остро стоящий в современной мысли вопрос: Кто приходит после субъекта? . Подобно идентичности, многие базовые предикаты существования человека также глубоко различны в разных топиках. В каждой из них свой тип темпоральности: как следует ожидать, топике духовных практик должна соответствовать стрела времени, топике бессознательного – время циклическое, а виртуальной топике – «недо-время», недоформировавшаяся темпоральность, не имеющая некоторых конститутивных элементов непрерывной длительности. В каждой топике также и своя икономия смерти: в топике духовных практик, как мы ниже увидим, развертывается «первоимпульс неприятия смерти»; для топики бессознательного, напротив, характерно влечение к смерти (согласно Фрейду), а в топике виртуальности, как мы разбирали в цикле «Шесть интенций», возникает икономия эвтанасии, имплицитного согласия на приятную смерть со скрытым от сознания приближением. Уже из этих примеров возникает изумленный вопрос: как единое существо способно объять все эти модусы существования? какое единство оно может при этом сохранять? Требуется долгое рассмотрение, чтобы отчетливо увидеть, что же за облик Человека рисуется в намечаемой энергийной предельной антропологии» . |
| Следует сделать так, чтобы в само- отверженном послушании само сердце и душа жили и дышали наставлени- ями духовного отца, укрепляясь пока- яннои молитвои, при этом совершенно отрекшись от собственнои воли и оста- вив всякую мысленную суету: это и есть подлинное счастье в благодати, потому что только такое послушное сердце начинает деиствительно жить в Боге и любить людеи по настоящему. Стяжать благодать можно лишь тогда, когда мы откажемся от чувства соб- ственного эгоизма. Только этим реши- тельным деиствием достигается отре- шенность, а через нее – святое безстра- стие, которое приводит к нескончаемои любви Христовои. Путь согласия мо- литвы и дыхания избавляет от грехов- ных мыслеи, приносит сердцу успоко- ение, а радость и веселье Святого Духа наполняет все тело и душу. Важнеи- шим из всех способов обуздания ума является такое благодатное дыхание. Тщательное следование этому и есть истинныи путь благодати, путь исихии или безмолвия. – закончил свои по- учения старец. Но что-то все еще затрудняло мое понимание, как будто в душе оставал- ся нерешенныи вопрос, не дающии мне прояснить до конца мои недо- умения: – Если я не утомил вас, владыка, благословите спросить то, в чем мне до сих пор никак не удалось разобраться? – Говори, не смущаися! – ободрил меня наставник. – Теоретически мне понятно, каким образом стяжается благодать в без- молвном уединении, а как ее обрести в обычнои повседневнои жизни? – Ты помнишь, как сказал Господь в притче о неверном управителе? «И Я говорю вам: приобретаите себе друзеи богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в веч- ные обители» (Лк. 16: 9). Будь внима- телен в своих повседневных занятиях, чтобы не упустить возможность стя- жать в них благодать. Даже малое и незаметное дело приносит душе благо- дать сторицеи, если сдалано тщатель- но, со вниманием и по-доброму. Ведь обильная милость Божия не замедлит приити в то сердце, которое не рассеи- вается среди множества жизненных мелочеи, трудясь среди них с молитвои и полнои самоотдачеи, посвящая каж- дое дело рук своих и всякое свое дыха- ние человеколюбивому Богу... |
| Вернувшись в Париж, я быстро подготовил интервью с Зиновьевым и стал терпеливо ждать. Философ на этом интервью сидел недели две. Потом все же, спасибо ему, опубликовал. Первое интервью – как первая любовь. С него протянулась между мной и Зиновьевым уже неразрывная ниточка. Я в том интервью почти ничего не изменил и приведу его здесь с тем, чтобы рассказать о подробностях его высылки. – Александр Александрович, расскажите, как так получилось, что вы оказались здесь, на Западе? Все началось с «Зияющих высот»? Или раньше? – Раньше, – ответил он. – Я очень плодотворно работал в области логики. Мои книги издавались на Западе. По подсчетам некоторых социологов, я держал первое место среди советских философов по числу ссылок на мои работы на Западе. Я получал приглашения на все международные конгрессы, причем персональные. Но я никогда на них не ездил, меня не выпускали. Как я потом узнал, даже люди довольно мне близкие писали на меня доносы, утверждая, что я хочу остаться на Западе. Кончилось тем, что я потерял студентов, аспирантов. Меня перестали печатать в Советском Союзе и допускать на научные конференции. – Чему были посвящены ваши исследования? – Я перестроил всю логику. Ну, в частности, я построил эмпириче-скую геометрию, в которой доказал постулат Эвклида о параллельных. Потом я построил мою формальную арифметику и в ней доказал недо-казуемость великой теоремы Ферма. А это – проблема, которую не могли решить более 400 лет. Я ее решил. Я настаиваю на этом. И могу это доказать. Но все отмахиваются. Слишком много, считают, для одного человека. Это всегда вызывало раздражение... – Значит, главной движущей силой кампании против вас была зависть? Зависть ваших коллег? – Я не знаю. Они думали, может быть, что воюют за интересы науки. Я не хочу их судить. Но так получилось, что я оказался не у дел. – И тогда настала пора «Зияющих высот»? – Не сразу. В 1973 году я написал эссе о скульпторе Эрнсте Неизвестном. Потом отрывки из него я использовал в «Зияющих высотах». – Когда вы закончили над ними работу? |
| И после длинных разъяснений ей о гордыне, о смирении, о том, что надо, надо, надо просить Бога, она в отчаянии заплакала и тихо сказала: «Как же я могу Его просить о чем-то? Его же распяли, Он так страдал… я просто целую крестик, который ношу на шее, и не прошу Бога ни о чем» «Пою я Христу — на древе руки мне простершаго, обнаженному, и зовущему меня к себе, чтобы согреть Своею наготою» — говорит автор Октоиха воскресного. Согреть Своей наготою… Он – проповедующий радость и блаженство для нищих, был нищим Сам. Он делил трапезу с нечистыми и изгоями – и Сам превращался в глазах праведных фарисеев в изгоя. Он являл Бога, разделяющего с грешниками свой последний кусок хлеба. А кто разделит свой последний кусок с Ним? Кому не жаль для Бога-Странника, для Бога-Нищего? Шел Господь пытать людей в любови, Выходил он нищим на кулижку. Старый дед на пне сухом в дуброве Жамкал деснами зачерствелую пышку. Увидал дед нищего дорогой, На тропинке, с клюшкою железной, И подумал: «Вишь, какой убогой,— Знать, от голода качается, болезный». Подошел Господь, скрывая скорбь и муку: Видно, мол, сердца их не разбудишь… И сказал старик, протягивая руку: «На, пожуй… маленько крепче будешь». (Сергей Есенин) Мессианство Иисуса было отвергнуто теми, к кому Он пришел – у Него в руках не было ни власти над миром, ни стремления к ней. Он не считал, что плохого римского кесаря надо заменить хорошим иерусалимским кесарем. Он был Странником, возвещающим милость Бога к людям. Он отдал Себя – для того, чтобы путь к Нему никогда и никем не смог быть загражден. Нищета Его явилась великой силой. Сила… Бог Сильный – Эль Шаддай, Бог, открывшийся Аврааму. Это имя и переведено было на греческий как «иканос», на церковно-славянский – как «вседовольный», а на латинский – как «всемогущий». Но, как считают некоторые исследователи, в этом слове – не только сила. Это однокоренное слово с тем, что означает материнскую грудь. И что же может дать ребенку мать, кроме себя самой? Когда Бог пришел на землю младенцем, Богоматерь отдала Ему Себя – и утробу Свою, и молоко Своё, и великую любовь Свою – словно восполняла Она всю человеческую недо-любовь всех будущих поколений, которым Сын Её, Святой Крепкий, отдаст Себя, и которых выкормит для жизни божественной Своими Телом и Кровью. Здесь никакого обмена и обмана. Просто – отдать всё. Не бояться чужой и своей нищеты. Шагнуть вместе с Ним, Сыном Божиим, в Его тайну. «и узнаешь, что Я Господь — Спаситель твой и Искупитель твой, Сильный Иаковлев. (Ис 60:16) |
| Я бы продолжил эту мысль. Да, можно выполнять свои молитвенные обязанности. Но поддерживать с Богом внутренние, живые отношения – это нечто иное, чем ежедневное молитвенное правило. Я могу помолиться, а могу правило просто «оттарабанить». Это, конечно, к чему больше сердце лежит. Для меня внутренние, живые отношения с Богом сравнимы с поцелуем. Я целую свою жену по меньшей мере четыре-пять раз в день, и внутренние, живые отношения с Богом должны быть, как поцелуй. Если человек длительное время не заботится о поддерживании этих внутренних отношений с Богом, если у него нет времени из-за того, что он постоянно занят общественными молитвами, совершением богослужений для других, беседами о Боге, то прямые внутренние отношения с Богом становятся слишком обрывочными. Я знаю священников, которые совершают три-четыре богослужения за выходные, пренебрегая при этом собственной духовностью . Нельзя говорить так обо всех, но когда люди длительное время не заботятся о поддержании этих глубоких внутренних отношений с Богом, я считаю, что они в опасности. Но я хочу сказать больше: в опасности находятся и те люди, которые не прилагают должных усилий к тому, чтобы быть в хорошей физической форме, например, много едят, много пьют, много курят. Чтобы не обкрадывать свое тело, недо достаточно двигаться. Ведь любая духовность переживается не чем иным, как телом. Я могу поститься лишь тогда, когда могу испытывать наслаждение. Иногда священники обходятся со своим телом так, словно они его наказывают. Приведу пример. Священник говорит себе: «Сейчас десять часов вечера, и я устал, но мне еще нужно написать проповедь. Бог даст мне еще сил». И вот он готовит свою проповедь. Тогда я его спрашиваю: «Ну откуда же берутся силы? Они же не просто с неба берутся, так что боженька мне их все ниспосылает и ниспосылает. Желание сделать дело – есть, но вот силы? Ведь нужно, чтобы они у меня были. А это уже задача моего тела, и для этого мне нужно что-то сделать, подвигаться, глубоко подышать, постараться достичь физического равновесия. Ведь тело требует перемены деятельности, оно требует новой энергии, требует свежего воздуха. И эта область так же важна, как и духовная. И ею постоянно пренебрегают по причине неверного понимания вещей, согласно которому я должен изнурять себя для других. Служить другим – это очень важно, но я должен создавать для этого такие условия, в которых я действительно был бы к этому способен. К этому относится и вся психическая область целиком: если я пренебрегаю важными потребностями, желаниями и стремлениями, если я не соприкасаюсь со своими чувствами, желанием испытывать чувство сопринадлежности, задушевности, близости в широком смысле слова, когда нет кого-то, с кем я мог бы поговорить о самом глубоком, – когда всего этого не хватает, то духовная жизнь находится под угрозой». |
|
|
