| Равным образом, и поучения митрополита Даниила инокам содержат не только общие наставления о монашестве, но и обличения их недостатков. В «поучении о иноческом законе» проповедник внушает общие наставления и особенно нестяжательность, и обличает корысть, отдачу денег за проценты. В двух посланиях: «о целомудренном и благоговейном житии» и «о целомудрии и чистоте» 146 , кроме общих наставлений о монашестве, предостерегает относительно скверных помыслов, воззрения на красивые лица жен и отроков, беседы и смешения с ними; предписывает не вспоминать об них, хотя бы они казались благочестивыми. В послании к иноку Даниил внушает безропотно переносить скорби и молиться за врагов 147 . Таким образом, собственно аскетическая проповедническая литература состоит из отрывочных наставлений о монашестве, без главной, ясно выраженной идеи, определенного плана и последовательности в доказательствах. Только митр. Даниил в послании «о различии иноческого жительства» (см. сл. 5) стал выяснять это жительство несколько научным порядком. Он изображает три степени подвижничества: монастырскую жизнь или общежитие, скитскую жизнь с двумя-тремя братиями, и уединенную в пустыне, при чем показывает удобства и неудобства каждой степени. Развитие аскетического учения и вместе с тем разграничение подвигов монашеских и обыкновенных добродетелей совершалось постепенно, в связи с развитием гражданской и духовной жизни России, и выразилось главным образом в монастырских уставах. Это совершилось преимущественно в XIV–XV веках, когда народ, воспитываемый нравственно- аскетическою проповедью, оказался неисправимым в чувственных наклонностях и неспособным к совершенному аскетизму, а иночество, под влиянием выработавшихся аскетических правил и уставов, просияло великими подвижниками и достигло наибольшего процветания. Наши уставы сложились под влиянием аскетических поучений греческих отцов, и подобно им разделены на главы, наставления, слова, в проповедническом тоне, а также – под влиянием «Типика», выработанного в восточных монастырях (в обители св. |
| Вначале митр. Даниил хотел привлечь Максима и платил хорошо за специально переведенную для него книгу, затем добивался, чтобы Максим перевел для него, митрополита, Церковную Историю блаженного Феодорита . Максим решительно отказался исполнить требование митрополита, ибо опасался соблазнов для некоторых православных от помещенных в Истории посланий Ария, Македония и др. ересеначальников. Отказ Максима возбудил гнев митрополита, что немало отдалось потом в его мщении поверженному врагу, когда Максим очутился перед ним в положении подсудимого перед судьей, он не мог воздержаться от злорадного удовольствия сказать ему: «достигоша тебе, окаянне, греси твои, о нем же отреклся превести ми священную книгу блаженного Феодорита ». Как ни сильно Даниил ненавидел Максима, но сам по себе, пока этот пользовался расположением великого князя, он совершенно ничего не мог ему сделать. Чтобы уничтожить Максима, нужно было возбудить против него гнев и привлечь на него ненависть вел. князя. Последнее было сделано, и Максима постигла великая беда. Максим чрезвычайно многое, если не все вообще, должен был находить в нашей государственной жизни неудовлетворительным и заслуживающим порицания, и на все должен был простереть свою критику, и в числе том – на самого вел. князя, именно, на специфические свойства Василия Ивановича. Государь этот был самовластен, весьма близкий к настоящему деспоту, а Максим по натуре и по воспитанию до такой степени мало чувствовал симпатии к деспотизму, что не мог против него не высказываться. Между тем, одну из страшных людям особенностей деспотических натур составляет то, чтобы не терпеть ни малейшей себе критики и вот тут-то и была беда и погибель Максима: великому князю было наговорено на него, что он есть его, государя, дерзкий поноситель, и великий князь, после того, как более или менее был убежден в справедливости наговоров, воспылал против него необузданным гневом. Могло быть представлено, что Максим со своими нерусскими понятиями восстанавливает Русских против власти его – государя. Один из обвинительных пунктов против Максима говорит, что «великаго князя (он) называл гонителем и мучителем нечестивым, как и прежние гонители и мучители нечестивые были». |
| Мало того, что между членами русского общества, особенно высшего, не существовало крепкой нравственной связи и солидарности интересов, между ними поддерживались постоянные интриги. Возвышение человека по ступеням служебной иерархии, или поднятие его материального благосостояния приготовляли ему в тиши не мало врагов, и завистников, которые начинали ему делать ковы, чтобы если не поживиться на его счет, то по крайней мере уронить его в глазах других. Как близко принималось к сердцу, и сколько вражды и зависти вселяло в сердце других благосостояние того или другого лица, это можно видеть из следующих слов митр. Даниила, который описывает нравственное состояние завистника своего времени таким образом: «егда убо видит (онъ) кого добре богатство имуща, завидит, трясется, враждует, укоряет» 1289 . Зависть очень часто проявлялась на деле интригами, происками против того, кому почему-либо начинало улыбаться счастье по службе, или в экономическом положении. Но тут чаще всего против счастливца в действие пускались доносы. Система доносов имела широкое применение в древней Руси и служила одним из великих зол, разъедавших тогдашнюю общественную жизнь. Особенно это зло увеличивалось тем, что доносители на другого, если оправдывался их донос, имели право на вознаграждение из состояния того лица, на которое делали донос. Путем доносов некоторые, искусные служители своего позорного ремесла, обвиняли зажиточных из класса служилых людей лиц в мошенничестве, несправедливости, опущениях по службе, благодаря чему те лишались места и имения, и засылались в отдаленные места государства, а сами доносчики, пользуясь своим правом, присваивали себе их состояние 1290 . Некоторые намеки на подобные действия находятся и в сочинениях м. Даниила. «Друзии, так продолжает свою речь митрополит о завистниках своего времени, которые были непрочь поживиться несчастием своего товарища, недугом зависти одержим, многих напастем и бедам предают, якоже Каин, якоже Исав, якоже Лавановы дети, якоже Иосифовы братья, и якоже о Кореи, и Дафане и Авироне, якоже Мариам, якоже Саул на Давида, якоже архиереи и фарисеи на Христа». По словам м. Даниила некоторые его современники жили «неправедно богатящеся, чужая похищающе, и насилствующе и яко звери дивии к единоплеменным бывающе. Доколе неправды и лукавство? Почто снедаем друг друга, насилуя и грабя брата своего?» С подобными укорами Даниил неоднократно обращается к своим современникам 1291 . |
| Святитель повторил. – Ну, вот видите? – продолжал Патриарх. – 7 ноября был я на приеме в Кремле и, когда кончился обед, то Н. С. Хрущев, увидев меня, подошел ко мне, крепко пожал мне руку и спросил: «Сколько Вам лет? » – Восемьдесят шесть, – ответил я. «Поздравляю». И затем, пожимая руку Даниила Андреевича, сказал ему: «Берегите своего старца». – Многие поздравили меня с 86-летием. И он достал пачку писем и положил ее перед глазами Владыки. Все было направлено к тому, чтобы показать святителю, что напрасно, мол, чернит он его и Даниила Андреевича в анонимке. Владыка молчал. Он считал, что возражение ни к чему не приведет. И он решил перейти в разговоре на другую тему. – Ваше Святейшество, – обратился святитель к Патриарху, – у меня есть еще одно дело, хотя после всего сказанного Вами я даже боюсь говорить Вам о нем. Это вопрос о моем келейнике, игумене Иоанне. Его я выдвигаю как одного из кандидатов во епископы. – Да Вы что, в здравом ли уме, предлагать во епископы такого человека? Да знаете ли кто он? Да это же авантюрист, карьерист, он Вас обманывает, а Вы его во епископы выдвигаете! Сколько ему лет? – Тридцать семь. – Пусть ему будет и 60, но епископом он не будет. – Ваше Святейшество, – в недоумении обратился к нему святитель, – да о ком Вы говорите? Не спутали ли Вы моего келейника с кем-либо другим? – Об игумене Иоанне Снычеве, – ответил Патриарх. – Ну как это может быть? – продолжал Владыка. – Человек живет при мне, неутомимо трудится, первым закончил академию, был преподавателем семинарий, написал несколько работ – и вдруг в авантюристы попал. И сейчас он приступил к новой работе о приснопамятном ФИЛАРЕТЕ, выписал более 500 библиографий. Весь труд займет не менее дух лет. Святейший как-то смягчился, и дальнейший разговор протекал уже мирно. Сорок минут продолжалась беседа. С внутренней горечью вышел святитель от Патриарха. – Полный провал! – встретив келейника, произнес Владыка. Провал был действительно полный, и не в том, что он не смог продвинуть своего келейника во епископы, а что во взаимоотношениях с Первосвятителем снова образовалась трещина. |
| Так утверждал митрополит Борис. И это в какой-то степени сглаживало сердечную боль святителя, но полностью не уничтожало. «Пусть будет так, как говорит Преосвященный Одесский, – рассуждал святитель, – но почему не ответил ему Патриарх на его посланное в Одессу письмо с копией послания «группы архиереев»? Значит здесь что-то не то и идет в совершенное противоречие с высказанным митрополитом Борисом». И Владыка не ошибся в своих рассуждениях. Таинственная завеса приоткрылась, и стало все ясно. Но не будем мучить читателя. Пусть он сам убедится в действительности. 12-го ноября 1963 года Владыка посетил Патриарха. В самом начале беседа протекала в мирной обстановке. Говорили о разных поездках за границу и, в частности, о предстоящей поездке Святейшего в Англию. Но когда коснулись вопроса о злополучной анонимке, то все перевернулось вверх дном. – Меня волнует один вопрос, – обратился святитель к Патриарху. – Какой же? – заинтересовался Святейший. – Помните, весной я получил анонимное письмо от неизвестной группы архиереев, копию которого я переслал на Ваше имя? До сего времени я не имею от Вас ответа, а мне очень бы хотелось иметь Ваше мнение об этом. И едва только святитель закончил свой вопрос, как лицо Святейшего изменилось, глаза засверкали каким-то недоброжелательством и даже гневом: – Напрасно Вы это сделали, – вспылил Патриарх. – Когда я получил Ваше письмо, я не стал его даже читать, а швырнул его Даниилу Андреевичу на расследование. Я даже склонен был думать, что анонимку составили Вы, и потому заявил Даниилу Андреевичу, что здоров ли, т. е., нормальный ли Преосвященный Мануил? Может быть, у него мозги разжижились? А некоторые архиереи прямо заявили мне, что они требуют суда над митрополитом Мануилом, как посягнувшим на патриаршее достоинство. Святитель буквально опешил от сказанного Святейшим и в трепете мог только заявить, что он не причастен к этому делу, что он своим поступком хотел предупредить его (Патриарха) от опасности, а вышло все наоборот. – Ну как же не Вы? – настаивал Святейший. – Ну-ка повторите содержание Вашей анонимки! |
| Представленный очерк религиозно-нравственного состояния русского общества XVI в. отличается односторонностью своего колорита. Это обстоятельство, во первых, и существеннейшим образом обусловливается целями и задачами, какие преследовались при его написании. В план настоящего исследования, предмет которого вращается вокруг одной личности, не могло входить всестороннее изучение нравственного состояния древнерусского общества. Прямою, непосредственною целью изучения религиозно-нравственного состояния было выяснять нравственные воззрения Даниила в генетической связи с господствовавшими воззрениями его эпохи и с характером и чертами жизни и быта современного ему русского общества. Но так как в поучениях Даниила с нравственным содержанием обличительный характер является преобладающим, то для исторического выяснения разнообразных обличений, бичевавших уклонения от требований христианской нравственности, совершенно необходимо было касаться более всего анормальностей, соответствующих находящимся у Даниила обличениям, и обращаться к действительному положению общества в том именно направлении, в области которого вращаются эти обличения. Во вторых, односторонний характер очерка обусловливается источником, из которого по преимуществу заимствовались данные для характеристики древнерусского общества. Источник этот – древние поучения, которые, сообразно со своею чисто-дидактического целью, преследовали и бичевали всякие уклонения от нравственного закона, и в то же время совершенно оставляли в стороне положительную сторону жизни общества, ту, которая находилась в соответствии с требованиями христианской морали. Отсюда по необходимости и наш очерк является односторонним и вращается в сфере анормальностей древнерусской жизни. Во всяком случае в древнерусской жизни несомненно существовало очень и очень много привлекательных сторон, которые в значительной степени искупляют указанные в очерке ее недостатки. Притом наш очерк не отличается и не может отличаться, сообразно своей задаче, какая им преследуется, полнотою: в нем затрагиваются те стороны нравственных воззрений и быта современного общества, на которых останавливается и которые рассматривает митр. Даниил. |
| Подобно Максиму Греку в XVI в. против поединков с особенною силою и настойчивостью вооружался и митр. Даниил, основательно считая их явлением совершенно нехристианским. В одном из его слов находится прекрасное рассуждение, направленное против поединков, в котором митрополит не без искусства сопоставляет нравственные наставления, завещанные христианам Иисусом Христом и Апостолами, с действительным моральным настроением некоторых из своих современников, и находит полную противоположность между тем и другим. Вот это рассуждение митрополита Даниила. «Господь, говорит он, заповеда рек: блажени есте егда поносят вам, (Мф.5:2), ты же христианин сый спротивная твориши, и аще тя кто ударит в ланиту и обрати ему и другую, (Мф.5:39), ты же не точию не обращаеши другую, но и единой не терпиши, таже и главу хощеши отрезати. Сия-ли словеса обещания твоего во святем крещении, спрашивает далее митрополит, сия-ли есть заповеди св. Евангелия, яже приял еси творити и хранити? Сия-ли тебе рече Владыка Христос: возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею и искренняго своего яко сам себе? Се ли есть закон и устав христианом? Помяни велика Апостола Павла како тебе рекл есть о законе Христове: друг другу рече тяготы носите ( Гал.6:2 ) и тако исполните закон Христов. Сим Владыка Христос ублажает тя поношения терпяща, ты же таково блаженство ни во что же полагаеши, и такову благодать презираеши, и мало нечто укорившаго тя или досадившаго в велику напасть хощеши воврещи и смерти предати. Бог же не отмщати себе христианом наказует, ускими же враты и тесным путем шествовати повелевает, всяже находящая доблествене терпети заповедает, понеже и сам оклеветаше, и укоряим не укоряше, и стражда непрещание, и бием противу не бияше, но и одежи отъятие молча терпяше, такоже и всем христианом заповеда непротивитися злу, но в терпении, рече, вашем стяжите душа ваша ( Лк.21:19 ), и апостол: не себе отмщающе возлюбленнии. ( Рим.12:19 ). Ты же не точию сам не повинуешися, но ни слышати сих не хощеши, но себе отмщая сваришися, поля сътворяеши, убиваеши, и како христианин нарицаешися супротивная творя обещанию твоему, еже в св. крещении?» 1329 . |
| Таким образом современниками была отмечена и принадлежность людей той и другой партии к определенным монастырям или, шире, – к известным областям; недаром они назвали партию, выступившую против Иосифа Волоцкого , „заволжскими старцами«, признавая, стало быть, реку Волгу как бы границей, по сторонам которой жили и действовали люди различных убеждений и направлений; этот термин, принятый в науке, удерживаю и я в дальнейшем изложении, равно как термин „иосифлян», данный впоследствии иосифовской партии ее противниками. На подробной характеристике направлений „иосифлян» и „заволжских старцев» я останавливаться здесь не буду, так как она сделана не раз; делалась она обыкновенно на основании учительных и полемических сочинений главарей того и другого направления: Иосифа Волоцкого , митрополита Даниила, Нила Сорского , Вассиана Патрикеева; для меня важно отметить те черты, которые можно сопоставить с результатами моих наблюдений над памятниками житийного характера. Прежде всего следует упомянуть ту внешность религиозно-нравственного идеала, то господство внешних определений в системе морали, которые давно уже признаны характернейшей чертой в направлении Иосифа и его школы; и нельзя не поставить с этим в связь того явления, указанного выше, что жития святых, вышедшие именно из среды волоколамских иноков и посвященные прославлению подвижников иосифовской и соединенной с ней тесными узами пафнутиевой боровской обители, проникнуты тем же настроением: оно отражается то в прославлении святого за чисто внешние проявления подвижничества, иногда вполне формального характера (см. особенно в житиях Кассиана Босого и Фотия), то в соответствующих поучениях и наставлениях, влагаемых в его уста (такие черты мы видели в житиях Пафнутия, Иосифа, Волок. Патерике, отчасти в житии митр. Ионы; то же отмечено в житии Даниила Переяславского, отчасти Герасима Болдинского). Замечу, что и та верность и буквально точное следование букве „писания», которое прославляет Вассиан у Пафнутия, составляло, при известной неопределенности термина „писание» и при принципиальном отрицании критического отношения к писаниям, одну из отличительных особенностей „иосифлянства». |
| Так, в одном поучении он изобличает своих современников: «Ты сопротивная Богу твориши, а христианин сый, пляшеши, блудная словеса глаголеши и иная глумления и сквернословия многаа с девами и в гусли и в смыки, и в сопели, в свирели вспеваеши, многаа служения сатане приносиши... лукавствуеши яко бес и на дьявольския позорища течеши яко свинопас. И мало того грешишь сам, но и в дом свой, к жене и к детям приводиши скоморохи, сквернословцы, погубляя себе, и дети и жену, и вся сущая в дому паче потопа онаго»... (Жмакин, М. Даниил, прил. 19, 21). Из поучений М. Даниила видно, что не одни миряне, но даже и лица духовные в его время не чужды были пристрастия к запрещенным играм и пению песен: «ныне же суть неции, говорит он в одном поучении, сказанном в московск. Успенском соборе, – яже суть пресвитери и дьякони, и иподдиякони. и чтецы и певцы, глумяся (т. е. забавляясь или развлекаясь), играют в гусли, в дормы, в смыкы... и в песнях бесовских и в безмерном и премногом пьянстве, и всякое плотское мудрование и наслаждение паче духовных любяще». Вооружаясь против этого, митр. Даниил ссылается на соборные запрещения и приводит слова св. Ефрема, который говорит, что «не подобает играти и глумитися... яко ходяй на игрище со идолослужители имать честь». Любопытно, между прочим, что этот суровый обличитель мирских забав – в принципе допускал потребность человека в отдыхе и в известном развлечении, но вот какого рода развлечение он предлагает: «аще хощеши прохладитися, говорит он, – изыди на преддверие храмины твоея, и виждь небо, луну, звезды, облака, ови высоци, ови же нижайше, и в сих прохлажайся, смотряя их доброту, и прослави тех творца Христа Бога. Се бо есть истинное любомудрие. И аще хощеши и еще прохладитися (т. е. если этого мало): изыди на двор твой, и обойди кругом храмины твоея, сице же и другую и прочаа, такоже и двор твой, и аще что разсыпася, или гнести хощет – созидай, ветхая поновляй, неутвержденная укрепи, прах и гной сгребай в место да она к плодоносию вещь угодна будет. |
| 4 Ипатск. Летоп. под 1243 г.. Даниил Романович, услышав, что Батый идет назад из Венгрии, поехал из Холма, в который перенес свою столицу из Угровска, к брату своему Васильку во Владимир и взял с собой Кирилла (нареченного) митрополита. 5 Кроме епархии Угровской в области Галичско-волынской были еще три епархии: Галичская, Перемышльская и Владимирская. Тогдашние епископы Галичский и Владимирский известны нам во имени (I тома 1-я половина, стрр. 552 и 573; епископ Перемышльский неизвестен по имени, но его нельзя предполагать, потому что он был враг Даниила (Ипатск. лет. под 1241 г. sub fin., 2 изд. стр. 527 fin., точно так же, как и епископ Галичский, ibidd. непосредственно выше). После собственных епископов области Галичско-волынской не невозможно впрочем думать еще на двух епископов, это – Юрьевского и Белгородского, епархии которых прекратили свое существование, нет сомнения, в нашествие Монголов, но которые могли пережить свои епархии и имена которых неизвестны. – Предполагать, чтобы митр. Кирилл был тот печатник Даниила Романовича, который является при нем в 1241 г. (Ипатск. лет. под этим 1241 г.), мы не видим никакого действительного основания. Печатник Кирилл представляется нам как человек военный почти одновременно с тем, как избран был митрополит. 6 Ипатская летопись говорит о путешествии Даниила в Орду под 1250-м годом. Но Плано-Карпини, бывший у брата Даниилова Васильки в начале 1246-го года, ясно свидетельствует о Данииле, что он был тогда у Батыя. Да и сама летопись говорит, что во время проезда Даниилова к Батыю через Киев в последнем сидел боярин Владимирского великого князя Ярослава Всеволодовича, а Ярослав умер в 1246-м году (О путешествии Кирилла летопись говорит как об имевшем место после путешествия Даниилова в Орду; но в 1250-м году Кирилл но только уже возвратился из путешествия, но и прибыл уже во Владимирскую Русь). Что Даниил возвратился от Батыя в Феврале-Марте 1246-го года, см. ниже в речах об его сношениях с папой. 7 Что Ипатская летопись говорит совершенную неправду, будто Кирилл отправился к патриарху на поставление в 1250-м году, это видно из сказанного сейчас выше. Пошед на поставление через Венгрию, он настоятельно прошен был Венгерским королем принять на себя старания об устроении брака между дочерью его – короля и сыном Даниила, на что согласился и для чего возвращался и Галицию, – Ипатск. лет. ibid. Венгерские историки относит этот брак к 1215-му году, – Geschichte von Ungarn Фесслера, в обработке Клейна, I, 392; но это также несправедливо. |
|
|
