| Макарий делает об нем общий отзыв и характеризует особенности его литературного и проповеднического таланта. В своем отзыве в некоторых частностях преосв. Макарий очень метко схватывает особенности проповеднической деятельности митрополита Даниила. Общий взгляд митр. Макария на Даниила, как писателя и проповедника, очень высокий. Он ставит его самым просвещеннейшим архипастырем в ряду митрополитов собственно Московской митрополии, начиная с митр. Ионы и до патриарха Иова, делая здесь исключение для одного только митрополита Макария. Неизвестный автор исторического очерка «Русского проповедничества» во многих местах своего обширнейшего труда касается различных сторон проповеднической и вообще литературной деятельности м. Даниила. Он передает кратко содержание большей части слов и посланий Даниила, пользуясь при этом трудами преосв. Макария и Беляева. Передача содержания состоит чаще всего в простом указании общей идеи слова, заключающейся в его оглавлении. В очерке излагается содержание посланий Даниила об иноческой жизни, посланий к епископу, посланий, трактующих о сохранении целомудрия и чистоты. Из слов Данииловского соборника, в Очерке первые восемь признаются написанными против жидовствующих. В Очерк буквально внесены из слов Даниила места рельефно характеризующие с какой-либо стороны современные ему нравы: здесь помещены обличения Даниила, направленные против роскоши, щегольства, корыстолюбия, расточительности и других недостатков современников. Общий характер содержания сочинений Даниила определяется в очерке отнесением их к разряду сочинений с направлением нравственно–аскетическим. Форму сочинений Даниила, выразившуюся в чисто механическом делении слов на части, равно как и вообще во всем построении слов и посланий, отличающихся тем же характером неупорядоченности, исследователь древнерусского проповедничества считает по тому самому неудовлетворительною. Заслуживают внимания общие взгляды и суждения автора о Данииле. Как по форме, так и по содержанию сочинения Даниила признаются за последнее выражение всего древнерусского проповедничества, которыми был подведен итог древней проповеди . Как об ораторе и проповеднике автор Очерка отзывается о Данииле прекрасно, называя его величайшим начетчиком древности, лучшим витиею и особенно выставляя на вид общую черту его проповедей – всестороннюю наблюдательность, выразившуюся в разнообразных обличениях, в которых изображаются недостатки современного общества. Автор хочет восстановить даже личные черты характера проповедника, когда он говорит о его внешней представительности, живости его характера, сообщительности в плодовитости в слове. 15 |
| Но кроме этих произведений, несомненно принадлежащих перу митрополита Даниила, существуют литературные памятники, которые только приписываются ему 572 . Некоторыми весьма почтенными учеными митрополиту Даниилу приписывается послание к Иоанну Васильевичу Грозному 573 . Так, думают Филарет Черниговский 574 , Востоков 575 , автор Истории Российской Иерархии, архимандрит Амвросий 576 . Основанием для такого предположения послужил сборник Новгородской Софийской библиотеки 577 , где после тринадцати посланий Даниила следует без указания имени автора известное послание к Иоанну Грозному. Основание опять довольно шаткое. Преосвященный Макарий 578 высказался против мнения тех, которые думают усвоять послание митр. Даниилу. Мы с своей стороны имеем такие данные, которые сильно подрывают предположения преосвященного Филарета, Востокова и Амвросия и др. Если их мнение основывается главным образом на том, что послание в одном сборнике помещено непосредственно после сочинений митр. Даниила, то мы с своей стороны можем указать на такой рукописный сборник XVI–XVII века, в котором находится известное послание к Иоанну IV, но где вовсе нет ни одного послания Даниила и где оно также встречается без имени автора 579 . С другой стороны существует сборник и с четырнадцатью посланиями, несомненно принадлежащими м. Даниилу, но между ними нет послания к Иоанну Васильевичу, а между тем оно должно было быть и занимать последнее, четырнадцатое место в сборнике посланий, если только признать доводы Востокова, Филарета и Амвросия основательными 580 и это тем более, что первые тринадцать посланий этого сборника те же самые, которые находятся и в Софийском сборнике. В частности, что касается мнения Востокова, то оно есть плод простого недоразумения и невольной ошибки. Востоков высказал свое известное мнение при составлении описания рукописей Румянцовского Музея, имея под руками современный список посланий м. Даниила, сделанный с Софийской рукописи (Сильвестровского сборника). К сожалению, список сделан не совсем исправно. Я рассматривал его и нашел в нем не мало отступлений, введших в заблуждение составителя описания. В нем, наприм., некоторые послания не имеют указания своего числа, в нем встречается по два послания, обозначенных одним и тем же числом 581 . А пред посланием неизвестного автора к Иоанну Грозному на поле другою Рукоп. чем какою писана рукопись, прибавлено: «слово тринадцатое», чего вовсе нет в оригинале, и что составляет, произвольную вставку какого-либо лица, имевшего дело с рукописью 582 . Отсюда становится ясно, что Востоков, ни сколько не подозревая подлога со стороны переписчика, на основании рассмотрения рукописи, и высказал свой известный уже взгляд на личность автора послания. Что касается взгляда преосвященного Филарета Черниговского , то последний высказал его на основании шаткого мнения Востокова. Таким образом, не существует никаких данных для того, чтобы послание к Иоанну IV считать принадлежащим м. Даниилу. |
| О происхождении книги пророка Варуха даются, по-видимому, ясные сведения в самой книге. Автор отождествляет себя с сотрудником и писцом Иеремии, Варухом, сыном Нирии (Вар.1 Иер.32:12). Но еще митр. Филарет сомневался в тождественности этих лиц и справедливости делаемого автором указания по несходству обстоятельств их жизни. Варух — писец Иеремии был уведен вместе с Иеремией в плен в Египет иудеями после разрушения Иерусалима Навуходоносором (Иер.43:6), а Варух — автор рассматриваемой книги уводится в плен в Вавилон еще с Иехонией (Вар.1:1—10), лет за 11 до разрушения Иерусалима. К сему присоединяется у исследователей не малое число исторических погрешностей в книге, невозможное у писателя — современника событий, каковым был Варух — писец Иеремии. А потому ныне некатолические богословы отвергают происхождение книги от пророка Варуха. Очень многими признается несомненным знакомство автора с книгой пророка Иеремии по переводу LXX толковников (Вар.1 Иер.24:1; Вар.2 Иер.42(у LXX: 49:18). Вар.2:23-Иер.33 (у LXX: 40 гл.), 10—11. Вар.2 Иер.36 (у LXX: 43), 30 и мн. др. Подобное же знакомство с греческим текстом и книги Даниила заметно (Вар.1:15—18 Дан.9:7, 8, 10; Вар.1 Дан.9:11, 14; Вар.2:1—2 Дан.9:12—13 и т. д.), а равно и Второзакония и вообще Пятикнижия (Вар.2 Втор.28:13; Вар.2 Втор.28:62; Вар.2 Втор.9:6, 13; Исх.33:3), Исайи и Захарии. Отсюда естественен, хотя и не единогласно еще всеми признаваемый, вывод, что книга Варуха написана на греческом языке, египетским иудеем для утверждения египетских иудеев в отечественной религии. Писатель жил, по мнению этих ученых и митр. Филарета, при Птолемее Филадельфе или Лаге. За греческое происхождение книги говорит отсутствие книги в еврейском или арамейском тексте. Еще Иероним, имевший в руках еврейско-арамейские, ныне утраченные, оригиналы некоторых книг (Товита, Иудифи, 1 Мак., Сираха), положительно говорит, что книга Варуха у евреев не имеется и не читается (Praef. in Ieremiam). Епифаний Кипрский также говорит, что этой книги у евреев нет (De pond. et mens. 5). Древние переводы этой книги: латинский, до-Иеронимовский и, что особенно важно, сирийский Пешито составлены несомненно с известного ныне греческого текста книги. Очевидно, в древней христианской Церкви иной оригинал, кроме греческого, не был известен. Значительное гебраизирование существующего греческого текста книги объясняется еврейским происхождением и образованием автора. С другой стороны, особенно во второй части книги (Вар.3:9—5:9) несомненны признаки красоты и изящества, свойственные лишь греческому оригиналу, а не переводу, а также некоторые характерные выражения. Некоторые выражения (напр., μυθλογοι — 3:23; γιγαντε — 3:26; δαιμνια — 4:7 и т. п.) доказывают египетское происхождение автора-еллиниста и знакомство его с иудейско-александрийской философией и ее терминологией. |
| Он, притом, не сохранился и не может быть предметом аподиктического решения. На том же основании, как непринятый в еврейский канон, этот отдел не может быть принят и в православно-христианский канон. Об историческом авторитете этого отдела издавна высказывались сомнения в богословской литературе. Так, еще Юлий Африканск ий высказывал в этом сомнение. Орген давал ему ответ и защищал историчность отдела. 412 Но усилия его не порешили спора, который и доселе продолжается. Не говоря о многочисленных западных, древних и современных, противниках историчности его, 413 приведем соображения авторитетных для нас отечественных богословов: митр. Филарета и Арсения. По мнению первого, «история Сусанны подлежит сомнению, потому что в самом начале пленения приписывает Иудеям собственное судилище с правом жизни и смерти; Иоакиму великолепный дом и сады, чего в начале вавилонского плена очень трудно ожидать; и не подтверждается свидетельством самих Иудеев. 414 Митр. Арсений, в подтверждение неисторичности повествования, ссылается на слишком «поспешный суд», как старцев над Сусанною, так и над самими старцами, «несогласный с образом восточного суда», и на то, что Иудеи «не имели права жизни и смерти». 415 В последнее время г. Песоцкий доказывает историчность повествования о Сусанне, но с довольно общими выводами, что «могло случиться нечто подобное». 416 Не игнорируя этого вывода, а равно и новейших критических возражений, 417 с одной стороны, а с другой имея в виду принятое в православной богослужебной письменности доверие к главному описываемому здесь событию: «спасению целомудренным Даниилом целомудренной Сусанны и посрамлению лютых старцев», 418 православный богослов в этих размерах обязан придавать исторический характер повествованию о Сусанне, не касаясь его частностей. При этом не сосредоточивая всего внимания на историчности отдела, православный богослов должен остановиться, как и христианская древность останавливалась, на его учительном характере. Таковы след. главные мысли его: строгое целомудрие Сусанны, непоколебимая ее вера в правду Бога, «ведующего сокровенное», и решимость даже умереть ради соблюдения своей невинности (13:42–43); мудрость Даниила и промышление Божие о богобоязненных людях, охраняющее их (не позволяя искуситься паче сил: 1Кор.10:13 ) и наказывающее злодеев. |
| Таким образом, собственно церковно-учительная деятельность митр. Даниила выразилась в шестнадцати словах, составляющих его соборник, в одном отдельном поучении и в осьмнадцати нравоучительных пастырских посланиях. Число сочинений как видно, весьма значительное, особенно если взять во внимание бедность самостоятельной, оригинальной литературы до и после времени митр. Даниила. Не смотря однако на значительность известных доселе сочинений Даниила, можно с уверенностью сказать, что в действительности число их было гораздо больше. Основанием того может служить сам автор. Судя по его сочинениям, он любил часто проповедывать слово Божие и еще чаще писал пастырские послания к разным лицам. Шестнадцать слов соборника есть сочинение вполне цельное и здесь не может быть и речи о каких-либо дополнениях его или продолжениях. Не то послания и поучения. В известных доселе посланиях Даниила постоянно встречаются ссылки на послания предшествующие, о существовании которых тем не менее ничего не известно до сих пор. В посланиях Даниила постоянно встречаются выражения такого рода: «множицею писах тебе», «и прежде сего множицею глаголах», «многажды беседовах любви твоей» «и прежде рекох и писах ти» «мы же тебе сия предвозвестихом множицею» 594 . Эти и подобные им выражения Даниила достаточно показывают, насколько обширен был круг избранных лиц, с которыми он время от времени переписывался и которых он, сообразно их настоящим нуждам, наставлял пастырскими посланиями. Обмен мыслей и увещаний и наставлений посредством посланий к разным лицам был самым предпочтительным средством для митрополита в исполнении пастырского долга поучать других. Оттого мы видим разных лиц, обращающихся к нему, иногда даже письменно, с просьбой наставить их в их затруднительном положении. И подобного рода просьбы отличались нередко значительной настойчивостью: «множицею и от многа времени стужаеши моему окаянству, так между прочим начинает митрополит одно из своих посланий, и просиши мене грешного и худого инока Даниила написати и послати тебе слово полезно к благоугожению Божию» 595 . |
| —155— Даниила, видного представителя иосифлянской школы, г. Аскалонов характеризует по книге проф. Дьяконова, где о Данииле упоминается лишь мимоходом, и совершенно игнорирует обширную книгу Жмакина, специально посвященную митрополиту – иосифлянину, по которой г. Аскалонов мог бы познакомиться и с сочинениями Даниила. Отметим небрежность цитации. Статья проф. Шпакова указывается и в списке литературы и в подстрочных примечаниях в «Университетских Известиях», но неизвестно каких. Небрежностью можно объяснить и отсутствие оглавления, что затрудняет читателю ориентировку в сочинении. При указанных недостатках все же сочинение г. Аскалонова, ввиду достаточного знакомства автора с предметом, им избранным для изучения, может быть удостоено кандидатской степени». б) Инспектора Академии архимандрита Илариона: «Небольшое (145+VIII стр.) сочинение г. Аскалонова изображает отношение Ивана Грозного к Православной Церкви с трех сторон: его отношение к соборам поместной русской церкви, его отношение к иерархии и его отношение к земельным владениям Церкви, в частности – монастырей. При таком распорядке сочинения в нем не могло оказаться одной общей исторической картины отношения грозного царя к Православной Церкви. Каждая глава сочинения представляет из себя как бы отдельный очерк. Нет в сочинении почти совсем ни характеристики Ивана IV, ни характеристики церковной жизни в рассматриваемое царствование. Сочинение кратко и далеко не исчерпывает своей широкой и интересной темы. Не отличается оно и научными достоинствами. Вовсе не видно, чтобы г. Аскалонов сам сколько-нибудь познакомился с историческими источниками: он в полной зависимости от своих пособий, откуда почерпает и все выдержки из исторических документов. Об авторе нельзя сказать, что он изучил свой предмет; он лишь познакомился с ним. Небольшая самостоятельность проявлена автором лишь в первой главе, где он более подробно рассуждает о стоглавом соборе. Вторая глава повествует лишь о самых общеизвестных —156— фактах, вроде столкновения царя с митрополитом Филиппом, причем эти факты описываются по истории митр. |
| И вот представители и руководители русского народа посвящали свои досуги на то, чтобы «насыщати безпрестани тело и утучневати» и это между прочим для того, чтобы «утучневающееся от плотского наслаждения тело» их производило подавляющее впечатление на маленький народ, и поражало его обилием «крови» и блеском «червления ланит и многоплотием» 1182 . Против склонности русских к «тучным трапезам» митр. Даниил вооружается и в некоторых своих посланиях. «Кая убо польза, рцы ми, спрашивает пастырь чревоугодника своего времени, паче потребы растерзоватися, и утучневати, и умеренное преходите, сие бо и тело оскверняет, и душевное благородие погубляет, о добродетель испражняет, и от Бога отлучает, сие в раи руку к древу простерти сотвори» 1183 . В данном случае обличительный тон слов Даниила по необходимости не мог быть особенно сильным, так как, сам митрополит отличался, по свидетельству иностранцев, также тучностью своего тела. Еще большую нравственную деморализацию вносило в русскую общественную жизнь пьянство. Русский народ издавна славился свою любовью к вину 1184 . Пили все почти одинаково: князья и бояре, дети боярские; женщины мало отставали от мужчин в пьянстве. Даже малолетние дети и те рано приучались к вину, и что всего удивительнее учителями их в этом деле являлись сами же их родители 1185 . Наклонность к вину иногда заявляли и представители церкви епископы, а простое низшее духовенство даже перещеголяло другие сословия в расположении к пьянству 1186 . Пьянство в русском народе пользовалось исключительным положением. Для него не существовало никаких запрещений в роде постов: пили и в течение постов. Временем самого отчаянного разума служили праздники. По народному представлению ничем так нельзя почитать праздника, как пьянством 1187 . Праздники на народном языке так и обозначались временем пития 1188 . Самое отчаянное пьянство и разгул происходили на семейных праздниках – свадьбах, крестинах. Отличительною чертою русского пиршества было чрезвычайное множество блюд и еще больше напитков. |
| В складе древнерусской жизни находилось весьма много условий к тому, чтобы между членами общества поддерживались недружелюбные отношения. Между высшим и низшим классом общества не существовало крепких нравственных связей. Взаимные отношения высшего класса к низшему утверждалась на начале эгоизма, и русские аристократы старого времени жили по большей части на счет простого низшего класса, систематически подавляя его и выжимая из него все, что только представлялось возможными выжать. Самые святые обязанности христианина (напр. подаяние милостыни) для знатных и богатых людей того времена служило иногда средством для унижения своего несчастного ближнего, низшего его по общественному положению. Простой, черный народ, всегда бедствовавший и угнетаемый, выработал у себя взгляд на высший привилегированный класс общества, как на своих жестоких владык и поработителей, самоправных, неограниченных деспотов, от которых его отделяла целая бездна. В высших слоях русского общества сравнительно в слабой степени развиты были отношения, основанные на чувствах взаимной дружбы и уважения. Недоверие и недоброжелательство служили более распространенною формою проявления взаимных отношений. Слабое развитие общности интересов и нравственной солидарности открывали обширное поле для интриг, благодаря которым многие принуждались обстоятельствами и с другой стороны вынуждали и других к замкнутости и обособленности собственной жизни. Борьба высшего боярства из-за положения при дворе и вообще в области служебной иерархии разбила членов его на множество отдельных лагерей, между которыми поддерживалась постоянная вражда. Развитие страсти к пересудам, где рассматривалось и затрагивалось все, что только можно было затронуть: семейное и общественное положение, умственные и нравственные и наконец внешние физические недостатки и достоинства человека и проч., являлось последним и одним из страшных зол, разъедавших современное русское общество. Притом эпоха, в которую святительствовал и действовал митр. Даниил, по отношению ко вражде находилась в исключительном положении. |
| С логической точки зрения такая постановка правильна и целесообразна. Но для рассматриваемого сочинения она оказалась не особенно удачной в том отношении, что не дала в сочинении места более подробному и обстоятельному рассмотрению тех оснований воспрещения смешанных браков, какие имели место специально по отношению к раскольникам и сектантам. Увлекшись разрешением общего вопроса о допустимости или недопустимости смешанных браков, автор, может быть, уже по недостатку времени, довольно бегло занялся каноническим и законодательным материалом, относящимся специально к смешанным бракам православных с раскольниками. Это, по моему мнению, – главный недостаток сочинения. Встречаются в изложении неточности и неправильности в передаче текста иностранных источников. Но на ряду с этими недостатками сочинение имеет и положительные стороны, свидетельствующие о довольно значительном усердии автора, приложенном к изучению литературы предмета, и об умении пользоваться им для разрешения данной темы. Нахожу сочинение удовлетворительным для присуждения автору степени кандидата богословия». —188— 29) О сочинении студента Преображенского Виктора на тему: «Московские митрополиты времени Грозного после митрополита Макария». а) Экстраординарного профессора С.И. Смирнова: «Работа г. Преображенского представляет собою попытку дать научные биографии двух московских святителей, непосредственных преемников знаменитого Макария, – Афанасия и св. Филиппа. Об Афанасии, сверх того, автору пришлось говорить и как о литературном деятеле – разобрать написанное им житие преп. Даниила Переяславского, описать участие в составлении Степенной книги. Не отличаясь широким кругозором, автор сосредоточивает свое внимание на обзоре частных фактов жизни и деятельности митр. Афанасия и св. Филиппа за время до поставления его в митрополиты. И делает это с хорошей осведомленностью, полной добросовестностью, не скучая над установкой самых мелких подробностей. Нельзя не признать, например, что некоторые замечания автора по части биографии Афанасия и жития Даниила Переяславского (стр. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ГРИГОРИЙ ПОЛОНИНСКИЙ († после 1268), вероятно, настоятель Полонинского мон-ря. Упоминается только в Галицко-Волынской летописи кон. XIII в. (в части, созданной летописцем волынского кн. Василько Романовича) в связи с событиями 1254/55 и 1267/68 гг. В 1-й раз речь идет о том, что «в Полонину ко Григорьеви в манастырь» пришел сын вел. кн. Литовский Миндовга кн. Войшелк из своей вотчины в Новогородке (ныне Новогрудок, Белоруссия) в верховьях р. Неман. Недавно крестившийся Войшелк принял здесь монашество и провел «в манастыри у Григорья» 3 года. Очевидно желая объяснить выбор Войшелка, летописец замечает: «Григореи же бяшет человек свят, якогоже не бысть перед ним и ни по нем не будет». Получив благословение Г. П., князь-инок отправился на Афон, однако не достиг Св. Горы, вернулся в Новогородок и основал там мон-рь. Через 12 лет после пострижения Войшелк был вынужден на короткий срок вернуться на княжение в связи с убийством отца, затем вновь удалился за монастырские стены - на этот раз в Данилов мон-рь в Угровске (на Зап. Буге, к югу от совр. Бреста). Поскольку Г. П. был еще жив, Войшелк пригласил его к себе, тот пришел и наставил князя-инока «на путь чернечьскии». Это все, что известно о Г. П. Невозможно определить хотя бы приблизительно местоположение Полонинского мон-ря, игуменом, а быть может, и основателем к-рого являлся Г. П. Его искали то в окрестностях Новогородка, где обнаруживается село с названием Полонное (или Полонка) (Барсов), то в волынском г. Полон(н)ый в верховьях р. Случь (митр. Макарий (Булгаков); историк, однако, заблуждался, помещая Полон(н)ый между Владимиром-Волынским и Луцком), то в Прикарпатье, где термином «полонина» именуются долины в предгорьях (Дашкевич, Мицко, Котляр). Согласно католич. описаниям XVIII в., мон-рь находился близ Галича (Голубинский). Однако эти мнения не более чем догадки, ясно лишь, что Г. П. подвизался где-то в Галицко-Волынском княжестве , т. к. кн. Войшелк приезжал к нему после своего посещения двора вел. кн. Даниила Романовича в Галиче. Ист.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 859, 867; Галицько-Волинський лimonuc: Дocлiдж., текст, комент./За ред. М. Ф. Котляра. К., 2002. С. 127, 130, 310. Лит.: Барсов Н. П. Географический словарь Русской земли (IX-XIV ст.). Вильна, 1865. С. 164; Дашкевич Н. П. Княжение Даниила Галицкого по рус. и иностр. известиям. К., 1873. С. 65; Мицко I. Mohacmupi Noдrip " я XIII-XIV ст.//Галицько-Волинська держава: Предумови виникнення, icmopiя, культура, mpaдuцiï. Льbib, 1993. С. 71; Макарий. История РЦ. Кн. 3. С. 82, 104, 140, 527; Голубинский. История РЦ. Т. 1. Ч. 2. С. 601, 751. А. В. Назаренко Рубрики: Ключевые слова: |
|
|
