| 1244 Костомаров. Очерк жизни и нравов великорусского народа в XVI–XVII в., стр. 111–112. 119. 121. 1257 Из позднейшего времени (XVII в.) известно, что русские мужчины любили «на главе власы витии, (не разборчиво) кудрити, или шарите, и чуждыя плетеницы – накладныя власы налагати». Мужчины «украшали себе женовидными власы плетеными и чуждими и накладными, и инако многоухищренными, лица натирали шары и вонями». Два поучения патриарха Адриана в рук. Соф. биб. 1503. л. 249. 263. 1258 Буслаев. Древнерусская народная литература и искусства т. II. СПБ. 1862. Древнерусская борода. 216–237. 1259 Послание Максима Грека к Иоанну Васильевичу. Рук. Кирилл. библ. (не разборчиво) л. 23–27. Приложение XXVII. Послание неизвестного к царю Иоанну Васильевичу. Чтен. в Общ. Истор. и Древн. России 1874, отд. I, 86. Здесь говорится: «возненавидихом по созданию Божию свой образ, строимся женскою подобою на прелесть блудником, главу и браду и ус бреем». Неизвестный автор статьи о неисправлениях пред эпохою Стоглавого собора обличает своих современников в том, что они бороды бреют и усы рвут, то образу Божию поругаются» Рук. М. Д. А. (не разборчиво) л. 218–219. Летописи русской литер. и древн., изд. Тихонравовым, т. V, 1863. отд. III. Взгляд на бороду, как на одно из внешних выражений образа Божия известен был в России еще в XV веке. Русск. Ист. библ. т. VI, ч. I, 126. Послание неизвестного ростовского архиепископа к князю о брадобритии. 1260 Костомаров. Очерк жизни и нравов великорусского народа в XVI–XVII в., 72. Рущинский Л. Религиозный быт русских в XVI и XVII в., по свидетельствам иностранцев. Чтен. в Общ. Истор. и Древн. 1871 г., кн. III. 100. 1261 Карамзин. Истор. Государства Росс. т. VII, 196, изд. 1817. Г. Герберштейн. Записки Московии в переводе Анонимова. 194. 1262 Приложение XXVII. Рассуждение Вассиана о неприличии монастырям владеть вотчинами. Чтен. в Общ. Истор. и Древн. Росс. 1859 г. кн. III, 13. Никоновская летопись, ч. VII, 111, 113. Послание митр. Макария в Свияжск. Акты Истор. т. I, 139. Рук. М. Д. Акад. (не разборчиво), л. 218–219. Чтен. в Общ. Истор. и Древн. Росс. 1874, кн. I. Сильвестр и его писания – статья архим. Леонида, 85. Стоглав, изд. при Казан. Д. Акад. гл. 40, 160–164. В сводной Кормчей, в составлении которой принимал участие митр. Даниил (об этом см. ниже) находится правило св. апостол русское: «аще кто браду бреет и преставится, тако не подобает над ним служити». Розенкампф. Обозрение Кормчей книги, М. 1829 г. 209–312. Запрещение бритья бород находится в выписи, сделанной, по указу И. Васильевича (IV), московскому воеводе Андрею Берсеневу от апреля месяца 1552 года. Рук. Моск. Син. библ. 927, л. 181–186. Приложение XXIV. Взгляд на брадобритие как еретичество проводится у п. Адриана, Рукоп. Соф. биб. 1503. |
| Отсюда с полным правом можно сказать, что число, сохранившихся доселе, посланий Даниила представляет только часть из того числа, какое написано было митрополитом в то время. Могут возразить, что многочисленные ссылки Даниила на предшествовавшие наставления и послания подразумевают собой ни более ни менее, как только совокупность посланий доселе известных и сохранившихся в известных нам сборниках. Против этого решительнее всего говорит самый характер и содержание известных нам доселе посланий Даниила. Лица, к которым обращены послания, принадлежат к самым разнообразным слоям общества. Одно послание писано к знатному боярину, другое – епископу, третье – к игумену, четвертое – к простому иноку и т. дал. Как разнообразны лица, к которым адресованы известные нам послания Даниила, так же точно разнообразны и предметы, о которых они рассуждают. Одно послание посвящено рассуждению о видах человеческой жизни, о супружеской жизни и монашеской, в другом даются наставления о целомудрии и чистоте, в третьем различаются виды иноческой жизни, в четвертом говорится о страшном суде, в пятом излагаются обязанности епископа. Достаточно самого поверхностного взгляда, чтобы видеть, каким разнообразным иногда частным религиозно-нравственным потребностям удовлетворял в своих посланиях Даниил, и как разнородны были лица, которые нуждались в них. После этого трудно допустить, чтобы все разнообразие предметов, о которых рассуждается в посланиях, сосредоточивалось на двух, на трех личностях, соединявших в себе таким образом несколько самых разнообразных нравственных потребностей в одном и том же лице. Литературная деятельность митрополита Даниила не ограничивалась исключительно одною церковно-учительною областью. Внимание митрополита привлекали и канонически вопросы. Так, Даниил, еще в сане игумена, занимался составлением кормчей, к чему он, может быть, обратился не без влияния и даже указания Иосифа Волоцкого 596 . От митр. Даниила сохранился одни из памятников его церковно-административной деятельности, в котором он выступает пред нами и как представитель церкви и как в тоже время государственный деятель. |
| Если диавол для своей позорной цели употребил хитрость, то и Бог с своей стороны в своем предвечном совете предопределил спасти человека тем же именно способом; но как Бог в то же время есть всемогущее и премудрое Существо, то Он естественно превзошел своего врага, и это тем более, что цель, с которою Бог «прехитри злаго хитреца диавола», была диаметрально противоположна действию злого врага, соблазнявшего первого человека: «вельми паче Господь ухитрил есть нань (диавола) за живот и спасение всех». Свою мысль о прехитрении Богом диавола в воплощении митрополит старается уяснить аналогическими примерами, заимствованными из ветхозаветной истории, и пользуясь, по его словам, Златоустом, представляет примеры в роде следующего: «якоже евреями Фараона прехитри (Богъ), и поругася, ему и изведе люди своя из работы египетския, и яко же воплотився, прехитри давола». А вот пример, аналогическим образом уясняющий самый способ «прехитрения»: «ацем бо образом, говорит Даниил, ссылаясь на слова св. Ефрема, ловци творят рыбарям (нужно читать рыбам) черви на удицу возложши, излачат из глубины рыбу, ухитряюще червем, такоже и Христос якоже на удици льщением червя, плотию Своею, прехитрив улови диавола, и поругася ему, и изведе вся верующая вон от ада». Вот собственный взгляд митр. Даниила на характер действия премудрости Божией в акте искупления человека, проявившейся здесь в «прехитрении» и «коварстве», какой высказан им в первой части слова. В доказательство своих известных мыслей Даниил по своему обыкновению представляет обширную группу святоотеческих и других свидетельств. Подтверждая собою основную мысль слова, эти свидетельства тем не менее различаются между собою по своему содержанию и с этой стороны требуют разграничения их на отдельные категории. Так именно один ряд свидетельств сосредоточивается на мысли о том, что для Бога позволительны и законны вообще хитрость и коварство, которые нисколько таким образом не противоречат безусловной высоте Его нравственных совершенств. Сюда относятся свидетельства, заимственные одно из толкования Златоуста на евангелие Матфея, другое из толкового или учительного евангелия и третье скрытое автором под неопределенным названием «от иных книг.» «Не с дерзновением преодолевати врагов токмо так читается приводимое здесь толкование Златоуста, но и еже с удобством их прельщати Божия силы достойно есть: сице убо и египтян о иудеях прельсти, и могий явствен онех богатство в руки евреям преставити, о тай и с лестию сие повелевает творити, еже неменьши иных знамений страшна Его пред сопротивными сотвори». |
| Сравнительная оценка содержания того, что сделано для своего собрания кормчей Даниилом с одной стороны и Вассианом – с другой показывает, что м. Даниил мог с полным убеждением в правоте своих действий обвинять и судить Вассиана за его попытку изменить неизменяемый по его взгляду характер кормчей книги. Только то обстоятельство, что Даниил, осуждая Вассиана за составление им нового сборника правил, в тоже самое время не гнушается пользоваться новым переводом некоторых толкований, явившихся только благодаря настойчивости Вассиана, помимо того, что бросает тень на нравственный характер митрополита, но оно и противоречит высказанному им самим на соборе взгляду о неприкосновенности и неизменяемости кормчей книги. – Вообще нужно сказать, что там, где играют роль личные счеты, там очень трудно бывает выделить истинные взгляды лиц, которые ведут между собою литературные состязания. Это видно и в прении митр. Даниила с Вассианом, в котором каждый из них под влиянием затронутого личного чувства увлекается и договаривается до крайностей. Поэтому требуется большая осмотрительность и осторожность для того, чтобы из прения Даниила с Вассианом выделить истинные взгляды того и другого. В сущности все обвинительные пункты, выставленные митрополитом Даниилом против Вассиана по поводу составления им особого собрания кормчей книги, имеют один источник, который заключается в ее полемическом характере. Вассиан существеннейшим образом судился за свою кормчую – настолько, несколько он в ней затрагивал жгучий вопрос своего времени – о монастырских имуществах. На представленные м. Даниилом в защиту вотчинных прав монастырей доводы Вассиан отвечал кратко и уклончиво. Он даже как бы хотел показать вид, что аргументы его судей действуют на него убедительным образом. На указанные ему примеры владения селами со стороны некоторых древних подвижников Вассиан заметил: «те держали села, а пристрастия к ним не имели» 458 . Ответ Вассиана скрыто допускал мысль о совершенно противоположном отношении ко владению селами некоторых святых подвижников позднейшего, ближайшего к нему, времени. |
| «Итак, говоря словами Голубинского, — митрополит Даниил, как нравственная личность, представляет из себя человека далеко не светлого: честолюбивый, искательный, на месте митрополита покорный слуга и раб великого князя до забвения своих обязанностей, способный к таким действиям угодничества, при которых требовалось вероломное клятвопреступление, исполненный беспощадной ненависти к своим врагам и готовый на всякие средства для их уничтожения, наконец, в частной своей жизни принадлежавший к числу таких людей, которые любят хорошо пожить. Но тот же митр. Даниил занимает совершенно выдающееся положение среди других наших митрополитов в качестве учителя не делом, а письменным словом: он написал не два-три поучения, как другие митрополиты, а целую большую книгу учительных слов и целую такую же книгу учительных посланий. Быть учителем посредством письмени, не будучи учителем на деле, совершенно возможно, и это сплошь и рядом в учительной или учительской среде, потому что, во-первых, есть истины учения теоретические, при которых нравственность учителя остается в стороне; во-вторых, и истинам практическим можно учить, существует или не существует собственная охота их исполнять. Но во всяком случае, если человек посвящает себя делу учительства исключительным образом нарочито, то нельзя не признать этого очень замечательным. Два побуждения при этом могут быть предполагаемы: простое славолюбие и искреннее желание принести ближнему пользу хотя не делом, то словом. Предполагать в отношении к Даниилу одно последнее побуждение едва ли было бы основательно, но мы не имеем достаточных оснований и на то, чтобы предполагать одно только первое побуждение. Если мы предположим оба побуждения вместе, если мы предположим, что Даниил отчасти водился славолюбием, а отчасти искренним желанием возместить свою неучительность посредством дел учительностью посредством слова, то во всяком случае эта последняя учительность должна быть вменена ему как очень немалая заслуга, которая в довольно значительной степени должна искупать в наших глазах его нравственные недостатки» (с. 736—738). |
| Независимо от религиозного предубеждения, проповедники видели в брадобритии и действительный повод к греху – угождение женам. «Накладающе бритву на брады свои, женам угодие творяще». Поэтому, между прочим, и митр. Макарий, обличая свияжское войско в тяжком грехе, воспрещал брадобритие и подстригание усов, под страхом казни и отлучения. Основываясь на этом предубеждении духовенства относительно брадобрития, можем с достоверностью заключать, что оно подвергалось устным обличениям, по мере распространения в народе. В подтверждение этого заключения можно представить факт. Воевода Шереметев велел прот. Аввакуму благословить сына своего (бритого). Ревнитель старины, увидав «блудоносный образ, начал порицать его от писания», и не смотря на многие томления и побои, не исполнил грозного приказа воеводы. Чувственные пороки, неразлучные с корыстолюбием, и суеверие, господствовавшее в северной Руси, еще с большею силою обнаружились в южной Руси, под владычеством Польши. Но и там нашелся обличитель современных пороков, резкий не менее митр. Даниила, Транквиллион. В разных местах «учительного евангелия» он часто нападает на недостатки высшего и низшего сословий, и на священников, от нерадения которых зависела распущенность нравов. Весьма резкими чертами изображает он безнравственность и распущенность высшего сословия. «Сановитые люди всецело преданы стяжанию богатства. Они собирают его со своих рабов и являются к ним немилосердие, лютее варваров. Не смотрят на то, что эти несчастные гибнут голодом, скудны разодранного рубища, и всю жизнь трудятся для них, день и ночь проливают слезы, а за все это воздают им злодеяния, побои, раны, досады, узы и темницы; и что всего хуже, они торгуют ими, их женами и детьми, как бессловесными животными. Добытое кровавым потом имение употребляют на себя, украшают золотом и коврами бессловесных шкап (кляч), ослов и мосек; блудницам раздают тысячи, ласкателям пол имения, а убогому ни пенязя; служители христовы лишены у них необходимого» 402 . «В домах их слышны безнравственные беседы, срамные слова блудных жен. |
| В это время упадка русской проповеди нельзя было ожидать перерождения ее духа, смелых взглядов, развития новых начал и нового направления. Действительно, в пастырских посланиях и поучениях того времени господствует обычный нравственно-аскетический тон, внушаются те же добродетели и подвиги, какие внушались и прежде. И в практических мыслях и увещаниях не произошло особенной перемены; обличаются известные пороки: суеверия, кулачные бои и поединки, пьянство, разврат и корыстолюбие. Наравне с важными недостатками, по-прежнему, обличаются и мелкие: игры, песни, музыка, пляска, скоморошество, переряживание, скакания на досках, качели. К этому присоединилось слабое обличение «люторских и кальвинских злоглагольств» и наравне с ними «пития, табаку и брадобрития», как еретических обычаев. Возвышение великокняжеской и царской власти, начатое прежними поучениями, утверждено, в лице московского князя, посланиями митр. Ионы. Вообще, ослабевающая проповедь держалась издавна заведенного направления, прилаженного к церковной и монашеской жизни предков, чуждой перемен. Только вследствие самого ослабления своего она крепче прежнего держалась отеческих писаний, и наконец уступила им место, была заменена уставными чтениями. «По 19 правилу шестого собора, писал митр. Даниил в послании к одному епископу, церковным настоятелем надлежит во всякий день, особенно недельный, поучать народ и причт благочестивыми беседами, и не иначе, как поучали церковные светила и учители. На все, что ты проповедуешь, имей свидетельство от святых писаний, или отеческого обычая» 106 . Впрочем, в патриаршество старые обычаи начали колебаться от западных идей, и с тем вместе подымались на кафедре новые вопросы. Напр. кроме «люторских злоглагольств», и прочего тому подобного, поднято обличение насильственных браков, бывших в старину источником неисчислимых бедствий. Патр. Адриан воспрещал «супружествовать не любящихся между собою. Житие тех мужа и жены бывает бедно и друг друга наветно; и детей бесприжитно, и то творится вельми грешно и пребеззаконно». Такая новость церковного слова порождена тронувшеюся жизнью народа, перед реформой. Отзывы писателей о характере русской проповеди |
| —652— ли совокупистеся, отцы и братия, еже молчати? Что устрашаетеся еже правду глаголати? Ваше убо молчание цареву душу влагает в грех, а своей души на горшую погибель, а православной вере на скорбь и на смущение“. Готовясь пострадать за печалование, св. Филипп говорил: „а вы, святители, архимандриты, игумены и все служители алтарей! Пасите верно стадо Христово, готовьтеся дать отчет и страшитеся Небесного Царя еще более, нежели земного“. Епископов, которые отказавшись от прежнего своего намерения просить царя об отмене опричнины, говорили: „добро было во всем царя слушати и на всяко дело без рассуждения благословляти“, житие называет „угодниками царёвыми“. Берсень говорил Максиму греку : „аз того не ведаю, есть ли митрополит на Москве?“ На слова Максима „как митрополита нет? Митрополит на Москве Данил“, он отвечал: „не ведаю деи митрополит, не ведаю простой чернец: учительна слова от него нет ни которого, а не печалуется ни о ком; а прежние святители сидели на своих местах в монатьях и печаловалися государю о всех людей“. За митр. Даниилом утвердилось прозвание „потаковника“. Из этих фактов ясно видно, что лучшие иерархи и само общество считали печалование долгом представителей церкви. Всем известны факты печалований архиеп. Новгор. Ионы, митрополита Варлаама, митр. Иоасафа. Св. Филиппа и др. 558 . Упрёк светской печати петербургскому духовенству . Мы обязаны упомянуть здесь о факте, в котором с особенной наглядностью сказались печальные плоды замкнутости нашего духовенства в узкую сферу чисто церковных инте- —653— ресов и порой вынужденного безучастного отношения его к общественной жизни. Разумеем печальное событие 9 января. Светская печать послала горячий упрёк духовенству за то, что оно не приняло пастырских мер к предотвращению разразившегося над Петербургом бедствия. „Пет. Вед.“ (17 янв.) обращаются с вопросом: Где были учители наши в непогоду, приведшую к катастрофе 9 января?.. Отчего на пороге разгоравшейся, позорящей Россию смуты не раздалась архипастырская отповедь, народные массы не расступились перед властным, разъясняющим истину словом владыки, духовно повелевающего охваченным страстью волнам? Быть может, тогда не было бы и сотой доли жертв, в сердцах ваших не царила мука, – та святая Русь, про которую нас учат с детства, но которую познавать приходится – увы! – на страницах исторических книг и стирающихся в памяти преданий, воочию встала бы опять перед лицом всего осуждающего нас теперь мира в лучах прежнего просветления, старой русской правды, нетленного величия, которым воспитаны и проникнуты были наши деды и отцы. |
| 1740 Беляев, М. Даниил, в Чт. о языке и словесности, 1856–1857 г., с. 111–115; Жмакин, М. Даниил, 691–700 1741 Соловьев, III, 35–40; IV, 244–45; V, 465. Лешков, Рус. народ и государство, 451–517. О бедности населения в Германии (Лампрехт, III, 52) 1742 Монастыри призревали нищих и голодающих (Дубакин, Влияние христианства на семейный быт рус. общества до появления Домостроя, Спб. 1880); но незначительность пожертвований на это дело монастырей и владык, кроме М.Грека, Вассиана и т. п., устанавливается и защитниками монастырского землевладения; сравнительно больше делали приходские церкви, на земле которых ставились кельи для нищих, питавшихся от прихода ( А.С.Павлов , Очерк, 96, 119) 1743 Чтен. о яз. и словесн., с. 115. Во второй полов. XV в. встречаем подобное же известие: «а попы не хотяше делати рукоделия, но всякой в попы, тем ся и кормяху» (П. С. Р. лет., VI, 186). Благородный, как бы он ни был беден, почитает для себя позором и бесславием добывать хлеб своими руками, а не считает постыдным подбирать с земли и есть корки, или кожу плодов, в особенности дынь, чесноку и луку, которые бросаем мы и наши слуги. (Герберштейн, 85) 1745 Митр. Иоасаф замечал Стоглавому собору, что следует «извести молодых годных к работе людей, которые ходят по миру и своевольствуют» 1746 Лампрехт, III, 52–57, 60–61. Rustica gens optima flens, pessima gaudens говорится в дружественной дворянству книге De nobilitate (1457) 1747 Литерат. о пьянстве (Лет. Тихонравова, V; Лет. зан. Арх. ком. XXI, 71–88, Опис. рук. Рум. муз. 158, Прав. Соб. 1855, I, 471–72); М. Даниил, Жмакина, 548–551; В.Н.Перетц (Сборник в честь С.Ф.Платонова) 1749 Библ. иностран. писат. о России, I, 111. Братчины часто оканчивались убийствами. Акты истор., I, 261, 268 1750 Олеарий пишет: «Не только простой народ, но также знатные сановники и даже великокняжеские послы, обязанные в чужих землях свято соблюдать высокое свое назначение, не знают меры в предлагаемых им крепких напитках, и если напитки эти им нравятся, то тянут их как воду, совершенно теряя разум, а иногда падая замертво. Подобный случай был с великим послом, отправленным к шведскому королю Карлу XI» и т. д. Ср. Соловьев, V, 296; IX, 258 |
| Отсутствие последнего в списке половины XV в. указывает на противное. Притом, в древнейшем своем виде житие ни по составу ни по изложению не носит на себе признаков тех искусственных приемов, какие развивались в житиях с половины XV в. Рассказ его свободен от назидательных и ритирических распространений, коротенькое предисловие совершенно одного характера с предисловием к житию еп. Игнатия. Напротив похвальное слово написано вполне в духе позднейшего житейного красноречия. Наконец, в развитии искусственного состава житий замечаем общее явление, что похвальное слово, написанное одновременно с житием, чуждо повествовательного содержания; напротив слово, написанное и прибавленное к старинному житию позднее, обыкновенно повторит главные биографические черты последнего. К этому второму разряду принадлежит и похвала в разбираемом житии: сокращая его рассказ, она делает из него иногда дословные выдержки, перемешанные с поучениями в духе церковной проповеди. Позднейшие списки замечают эти повторения и сокращают похвалу, опуская в ней именно повествовательные заимствования из жития 51 . Еще темнее время происхождения собственно жития; оно само не даст никаких указаний на это. Арх. Филарет в одном сочинении замечает, что житие по языку XIII века, а в другом. относить его к XV, основывая этот вывод на известии об обретении мощей Никиты митр. Фотием 52 . Первое мнение не имеет достаточного основания, ибо древнейший известный список жития – половины XV в. и в языке его трудно отыскать признаки XIII в.; основание второго мнения не точно. Автор, описавший чудеса Никиты в XVI в., рассказывает, что слышал об искании мощей святого от Даниила, основателя Троицкого переяславского монастыря, а последнему рассказывал об этом со слов старожилов монастыря родственник его, никитский иг. Иона, у которого он жил в детстве. По его рассказу, митр. Фотий, удивляясь, что никто дотоле не позаботился открыть мощи прославленного подвижника. пытался откопать их: уже отрыли бересту, которой вместо гроба обернуто было тело столпника; но он не захотел лежать поверх земли, поднялась сильная буря и разрытая могила сама собою засыпалась, – т. |
|
|
