| Способы привести людей в храм разные. Они зависят от места, где служит священник, внешнего окружения, от того, село это или город, кто рядом находится — воинская часть, или больница, или дом престарелых, или интернат. Главное — чтобы люди чувствовали, что священник любит то, чем он занимается, и любит их, а не относится к ним потребительски. Пусть священнослужитель спросит самого себя: всё ли я делаю для того, чтобы приходская жизнь менялась в лучшую сторону? Чтобы люди не уходили из храма, а, наоборот, приходили? Если этот вопрос есть, если есть у священнослужителя потребность в том, чтобы трудиться не только в ограде церковной, но и за её пределами, если он ищет возможности, как прийти к людям, как выйти им навстречу, то тогда, я думаю, ему самому становится понятно, что надо делать и как себя вести. Всё зависит от нас. Трудности преодолимы — Что самое трудное в служении архиерея? — Трудно выделить что-то самое трудное. Мне бы, наверное, труднее всего было ничего не делать. Или видеть, что то, что ты делаешь, никому не нужно. Конечно, у каждого человека в жизни есть разочарования, когда ты вкладываешь душу, сердце, а потом видишь, что это не нужно, или неправильно используется, или неправильно понято. Но так бывает, наверное, не только у архиерея. Когда ты занят своим делом, когда ты любишь это дело, понимаешь востребованность того служения, которое тебе приходится нести, любые возникающие трудности ты воспринимаешь как не самые трудные. У меня были трудности, но я не был в ситуации, когда побеждают уныние, апатия, печаль, и не знаешь, что делать. Когда видишь, что горит храм, который ты строил, вложил в него душу, а в него два снаряда прилетели — трудно? Да, трудно. Когда священник оставляет приход — тоже трудно. Наверное, примерно одинаковые чувства испытываешь в эти моменты. Когда людей убивают, которых ты знал, которые были твоими прихожанами — трудно. Когда вокруг клевета, ненависть, вражда друг с другом, или непонимание того, что ты хочешь объяснить, или непонимание друг друга в среде духовенства — это тоже трудные вещи. Но это не те трудности, которые могут привести к отчаянию. |
| А на днях отправилась я на службу на раннюю литургию. Так-то я на позднюю хожу, но решила спокойно причаститься без детей. А на десятичасовую с ними уже вернуться. Поисповедовалась, поплакала о грехах и чистая, как младенец, начала протискиваться вперед ближе к алтарю. И уперлась в спину. А спина одета в знакомый костюм тот самый, «брачный». Оборачивается человек, гляжу «покойничек», за которого я молюсь. И который год уже в небесных обителях обитать должен. Вид у меня, наверное, был не банальный, потому что «юродивый» удивленно спросил: «А что с лицом?». Это первое, что он мне за все вообще время сказал. Так, наверное, впечатлила его моя мина. И расплылся в своей улыбке. Объяснять не стала на всякий случай. Ну как скажешь живому человеку, что мы вообще-то думали, что он того… Сего… И год как оплакиваем его молитвенно. Сослалась на головную боль. Но у меня в голову на самом деле стрельнуло. Тут и ласты склеить не мудрено. Покойничек, собственной персоной. Воскрес не иначе. Это как мне потом в соцсетях написали, когда я случай этот рассказала: «Многое может молитва праведника». После причастия начала искать тех, кто «похоронил» мужика раньше времени. Но они только руками развели: «Ну сказали же… И холодно же зимами нашими. Должен был замерзнуть… Но не замерз, видать». А сами бледные, как будто призрак увидели. Тоже впечатлились. В общем, приход та же деревня… Доверяй, но проверяй. В конце к священнику подошла: «Так и так… Грешна. О живом за упокой молилась! Но я ж не знала… Говорили». Батюшка вздохнул, перекрестил меня и велел Божией Матери акафист читать перед иконой Ее «Прибавление ума»… А вот еще. Тоже православный «Стивен Кинг». Но тут уже священник опростоволосился. Не все же нам, тетушкам, в разные ситуации попадать. Есть у меня знакомый сельский батюшка. Отец N. Хороший очень, добрый. Бога, людей любит. И они его. Не только люди, но и Господь, я уверена. Рассказал он мне как-то историю про прихожанку свою, бабушку Фросю. Лет ей на тот момент было уже за восемьдесят. |
| И уже тогда люди разделились на тех, кто их соблюдает и поддерживает и тех, кто категорически отказывается соблюдать эти санитарные меры. А дальше ситуация нарастает. Естественно, количество заражений и смертей у нас увеличивается. И приглашение Патриарха остаться верующим дома воспринимается еще более остро. И, к сожалению, вплоть до того, что наше чиноначалие, тех епископов, которые поддерживают этот взгляд, обвиняют в ереси или в отказе от веры, в предательстве веры, в предательстве Христа. Какие-то такие слова используются. Мы можем, наверное, это расценивать, как позицию отрицания, как невозможность пока еще встретиться с реальностью. И у меня, конечно, много возмущения по этому поводу, очень много боли, много страха про то, что какова цена вопроса. Потому что, конечно, вероятность заражения очень высокая, когда людей много в храме, когда люди прикасаются к предметам. Но я попыталась тоже вглядеться и понять этих священников, этих настоятелей, которые это делают. Я думаю: «Боже, ну что вами движет, почему вот вы так?» Что стоит за этим, что движет человеком, что он переживает, когда он, будучи настоятелем, священником, берет на себя вот такую страшную позицию и говорит: «Нет, мы не будем это исполнять. Это предательство веры, это рушит наши основы религиозные, это отречение от Бога. Мы истинные верующие. У нас есть молитва. С нами Бог, мы не заразимся». И призывают прихожан, я знаю примеры из храмов, когда служащие священники призывают прихожан приходить и говорят: «Что вы, маловерные, дома сидите? Приходите, продолжаем. Не отрекайтесь от Христа». Страшная вещь. Пытаюсь понять, что движет этими людьми, что движет каким-то конкретным священником, который занимает такую позицию. Пока могу понять только в контексте того, о чем мы сегодня говорим — через отрицание и через утверждение своей позиции. Потому что, когда я пытаюсь поставить себя на место такого священника и вглядываюсь в это, думаю: «Что он делает? Какую внутреннюю задачу психологическую человек решает?» Он не просто говорит сам: «Окей, я не боюсь заразиться, я не буду ничего стерилизовать»? Но он призывает свою паству, с амвона со всем своим авторитетом, а власть священника в сознании верующих у нас все-таки велика, тоже вот такую позицию занять. |
| На службе в храме,особенно это заметно в празники,народ делиться,как известно,на прихожан,захожан и прохожан.:) Так вот: в очереди к святыням представителей последних двух категорий исчезающе малое число. Ибо стоять на улице 10-15ч им недосуг. А простоявшие и ,таким образом, ПОТРУДИВШИЕСЯ укрепляются Благодатью Святого Духа и получают ДАРЫ,описанные ап.Павлом: Не было бы нужды, и Господь не оставил бы нам свою Плащаницу и Животворящий Крест.Не сходил бы Благодатный огонь и не мироточили бы мощи святых и иконы.Зачем?!...Затем,что ТАК УГОДНО БОГУ. Очевидно,что те,кому это не угодно,явно не от Бога.Эти " некто " вкладывают мыслишку в умы людей и некоторые принимают её. PS Счастливого Вам разрешения от бремени.:) Читатель 21 января 2014, 17:08 Если ходить на Литургию с тем, чтобы " подать записки и поставить свечки " , не удивительны мысли о том, что " постоять под январским дождем " полезнее. На Литургию надо приходить как на встречу с самим Спасителем, которая осуществляется в Таинстве Святой Евхаристии. Пренебрегая Евхаристией мы теряем главное чудо нашей жизни, которое никакие " святыньки " и святыни никогда не восполнят. Наталья Богоявленская 21 января 2014, 16:16 Странная статья. Вот человек мается на литургии, ходит туда-сюда, не знает, куда себя деть. А зачем пришла? Все прихожанки для неё -- тётки. Вот спрашивает: а нужно ли приходить к святыням? Опять же -- не хочешь, не ходи, никто не заставляет. О чём вообще речь-то? Или я чего-то не поняла... Юлия Шпулькина 21 января 2014, 14:29 странный вопрос- надо или не надо .. Афонские монахи посчитали,что нам НАДО ,поэтому привезли эту великую святыню к нам в Россию (то,что раньше было недоступно- стало доступно). А мы что,умнее их,раз ещё думаем,да рассуждаем надо нам или нет ? Нина 21 января 2014, 14:22 Наверное, возможность приложиться к Святыне укрепляет веру. Вдохновляет. Помогает отвлечься от земной рутины, возвыситься духом. Эти два события, Литургия и молитва у Святыни, наверное, вообще нельзя сравнивать. Как кислое с круглым. Литургия это отдельное переживание в нашй дизни, отдельная подготовка, отдельное значение. А через поклонение Святыням мы (наверное) еще одним способом проявляем свою любовь к Богу. Тоже непередаваемые чувства. Радость, благодать, чувство благодарности, вера, живая молитва... Например, если коснуться статьи, можно приложиться к Дарам волхвов, и попросить " Господи, помоги мне, немощной, достойно приступать к Дарам Твоим Честным, дай мне сил, любви к Тебе, веры крепкой, помоги мне, Господи, и Слава Тебе, Господи, за Милость Твою! " |
| Многие говорят: «Бог у меня в душе и в храм мне ходить не нужно». Наверно, эти люди просто не читали Библию: где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф 18:20). Бог там, где сильная молитва. Особенно молитва братская. Нельзя говорить, что люди сторонятся Церкви потому, что не хотят утруждать себя постами и долгими службами. Мне кажется, часто это происходит просто от незнания: у них нет опыта этой самой братской молитвы. Когда в Прощеное воскресение на чине прощения все становятся друг перед другом на колени — прихожане, священник — у меня в душе растет такое чувство единения с людьми, которого, наверно, я нигде больше не испытываю. Если бы мы всегда так умели просить друг у друга прощения, как в те минуты церковной службы, на земле царили бы мир и добро. А многие люди просто не знают такой Церкви! Дай Бог им узнать — и чтобы не было слишком поздно. Я часто вспоминаю своего отца. Всю жизнь он прожил атеистом. Родился в 1919 году, стал пионером, потом комсомольцем, вступил в партию. Человек военный, он был мягким с родными, но жестким на службе, если дело касалось принципов. В войну папа был контужен, и когда ему исполнилось восемьдесят лет, врачи обнаружили у него в мозге кисту: «Отдавайте его в психиатрическую клинику, одна вы не справитесь». Но папа остался с нами: он то забывался, то был буйным. Однажды я осторожно спросила: «Папа, можно я позову отца Сергия, он тебя соборует?» Он согласился. От отца батюшка вышел потрясенный: «Владимир Викторович встал и… подпевал все псалмы и молитвы. На вопрос, откуда он знает тексты, рассказал, что когда был маленьким, сбегал из дома и тайком пел в церковном хоре». Представляете, в самое атеистическое время он, ребенок, принял в свою душу зернышко веры, и оно проросло перед самой его смертью. Наверно, это и есть тертуллианово «душа по природе христианка»! Я очень радуюсь, что и мама моя, которой сейчас восемьдесят четыре года и которая тоже не была верующей, пришла к Богу. Почему зрители любят Нину Для меня актерская профессия — это не тщеславие и не погоня за сверхпопулярностью. Конечно, если актера не знают, он не актер. Но в моем деле можно быть счастливым, только когда общение со зрителем перерастает в любовь, когда во время спектакля что-то в душах у людей переворачивается. Меня коробит, когда мою героиню из «Кавказской пленницы» Нину называют первым секс-символом СССР. Разве таким словом это называется? Мне кажется, Нину любят потому, что с ней хочется дружить, а ее красота и обаяние — это чистота плюс надежность. И непреходящий интерес зрителей к картине Гайдая — это не просто узнаваемость, а любовь. Профессия актера ведь не исчерпывается равнодушным «О, знакомое лицо, да это же этот — из телевизора!». Профессия наша не про это, а про то, чтобы благодаря нам зрителям было хоть немного легче жить: актер никогда не даст излечения, но может своей игрой подарить надежду на выздоровление. Чему меня научил цирк |
| В.Е.: С 2006 года я там. Мне все очень нравится, и сколько я смогу, сколько сил Бог мне даст – я буду столько служить. – Особенность таких отдаленных храмов в том, что это настоящая приходская семья, так называемых «захожан», наверное, у вас очень мало. Люди, которые к вам приходят, целенаправленно идут в этот храм, они становятся постоянными прихожанами, и формируют приходскую семью. Так ли это? Н.Ф.: Последнее время можно так сказать. Самые старые прихожане все давно друг друга знают, еще с Пантелеимона все. А сейчас развернулась усиленная работа о. Анатолия, добровольческая социальная служба у нас организована, несколько веточек там уже выросло, сестричество милосердия. Общение есть, ведь невозможно служить вместе, не общаясь, поэтому стала такая теплая семейная обстановка. Хотя «захожане» тоже бывают. – Вот, кстати, о «захожанах»… Вы на очень ответственном месте трудитесь, вы практически на передовой в храме. Очень многие люди, которые первый, второй, даже третий раз переступают порог храма, к священнику подойти боятся, какую бы мы разъяснительную, миссионерскую работу ни вели, объясняли, что священники такие же люди, и совсем не страшно к ним обращаться, они всегда подскажут и помогут, тем не менее, бытует мнение, что священник – как бы немного «не от мира сего». И не могут люди подойти к батюшке, задать вопрос, спросить совета. А к вам, наверное, с вопросами, с просьбами обращаются очень часто, и то, как вы ответите, как встретите – от этого порой зависит дорога человека к Богу, не прервется ли она. На ваш взгляд, какова роль таких служителей церкви в приведении человека к Церкви, к вере? Н.Ф.: В храме служить очень ответственно, а у нас в киоске особенно, потому что наш киоск находится прямо в самом храме, у нас нет выделенного отдельного помещения. Мы наблюдаем, как люди ведут себя в храме, и все вопросы, конечно, к нам. У людей очень много суеверий. Мы сталкиваемся с этим, да, наверное, в любом киоске, в любом храме с этим сталкиваются. Нужно людям ответить на вопросы грамотно, разубедить их в их суевериях, потому что суеверия сильнее, чем вера присосались к душе человеческой. А последнее время люди стали самонадеянными, гордыми, их трудно бывает переубедить. Часто слышишь, например, такое: женщина набирает много свечек, на каждого члена семьи, подходит к подсвечнику и начинает от лампады зажигать свечку и ставить, их уже столько, что она до лампады дотянуться не может. Тихонечко подходишь и говоришь, что лучше зажигать от свечек, чем от лампады, это и правильнее. Слышишь: «что вы понимаете? Кто вас таких бестолковых тут посадил? Почему я должна от чужих свечек чужую энергию на себя забирать? Мне нужно от лампадочки зажечь»… Вот такое можно услышать… Надо стараться объяснить как-то людям, но не всегда удается, может нам иногда такта не хватает... Что встречаешь даже агрессию, что «буду жаловаться на вас архиерею, вы такие бестолковые тут сидите, безграмотные, а мне это сказал сведущий человек»… |
| – Костяк общины, как таковой, и есть все прихожане, которые приходят на богослужение. На разных этапах были особо активные прихожане, которых и можно внести в список людей, благодаря кому возникла община. Могу назвать несколько имен: Евгения, Ольга с супругом Владимиром, Алла, Татьяна и другие. Фамилии не называю, так как это всё-таки личная информация. Эти люди разными судьбами оказались в Андорре, кто-то был в Андорре на отдыхе и влюбился в эту страну с первого взгляда, принял решение остаться жить и работать здесь. Некоторые женщины вышли замуж за граждан Андорры. Род занятий тут тоже очень разный: клининг, туризм, госпиталь, торговля... – Есть ли случаи обращения в Православие из местных? – Пока таких случаев в нашей общине не было. – Тогда почему вы совершаете богослужения на каталанском? Для кого? – Настоятель католического храма падре Жозеп всегда перед нашим богослужением объявляет для своих прихожан, что завтра будет богослужение православной общины, и некоторые его прихожане приходят посмотреть. Также иногда бывают супруги наших прихожанок. Именно для этих людей некоторые моменты совершаются на каталанском. – Поговорим об Андорре. Основное служение вы несете в Испании, но за длительное время частых посещений прихода наверняка сформировали свое видение Андорры и жизни в ней. Что вас больше удивило, поразило, в хорошем или плохом смысле, когда вы впервые стали сюда приезжать? – Так сразу и не скажу. Плохого точно не помню, люди очень хорошие, всегда рады видеть. – Андорра – страна для жизни? Расскажите о плюсах и минусах жизни здесь, по опыту прихожан. – Очень большой плюс жизни – это безопасность для всех жителей страны, особенно для детей. В Андорре есть Святилище Девы Марии Маритчель (Meritxell), сохранился старинный алтарь XII века после пожара, который отреставрировали в 1972-м году и построили новое святилище. Очень много сохранилось действующих и маленьких святилищ, церквей и часовен романской эпохи. Здесь очень красивая природа, есть места, которые охраняются ЮНЕСКО. Vall del Madriu, например. Летом можно ходить в горы и оставаться там же ночевать. Зимой – катание на лыжах. И зимой, и летом проводятся спортивные мероприятия – соревнования мирового уровня, такие, как велосипедные гонки Tour de France. |
| — Ну а русские прихожане всё-таки есть? — Их – меньшинство. В 99% случаев это вышедшие замуж соотечественницы. Например, есть у нас женщина, человек из научной среды, которая познакомилась с мужем в России и приехала ещё в 90-е годы. Несколько человек приехало пять или шесть лет назад. Есть несколько смешанных пар, которые я повенчал, и которые благополучно исчезли из поля зрения прихода. У некоторых из них появились дети, и у кого-то я крестил ребёнка в православной Церкви, а кто-то уже крестил детей в католической. — А есть ли среди ваших прихожан те, кто уехал совсем недавно из России по политическим мотивам? — Абсолютно никого. По-моему, это всё абсолютно надуманно. — Случается, что студенты, которые приезжают на учёбу, потом решают не возвращаться? — Насколько я знаю, почти все студенты возвращаются домой. Правда, один студент, с Украины, который помогал нам делать сайт, не вернулся на родину, уехал в Амстердам, там женился. — А каково социальное положение прихожан-эмигрантов, их культурный уровень? — Наверное, нужно говорить о бывшем социальном статусе приехавших. Ведь здесь всё обнулилось, все стали полностью равны и находятся в одинаковых условиях, будь то главные инженеры, люди с двумя высшими образованиями и люди без высшего образования. Здесь они чаще выполняют работу по уходу за стариками, по уборке и так далее. Я знаю случаи, когда люди, которые у себя на родине были бандитами, бежали в Венецию от проблем. А здесь, придя к Богу, становились другими. То есть было реальное, зримое перерождение. А что касается общекультурного уровня – он разный. Хотя в основном наши прихожане — люди простые. Мы пытаемся потихонечку что-то делать в смысле образования, ведь люди восприимчивы к культуре… Например, в ближайшее воскресение с прихожанами едем в Равенну – смотреть знаменитые мозаики. Народ воспринял это позитивно, несмотря на то, что раньше могли только согласиться на паломнические поездки. Скоро поедем в Аквилею – в этом городе тоже есть чудесные мозаики. — Сложности местной жизни? |
| — У него есть выступления, лекции на эту тему. Он достаточно ясно и четко говорит о своем отношении к искусству, в том числе и о том, что искусство может быть искусительным. Здесь важно, какими мотивами, вернее, каким духом человек питается, — может быть, разрушительным. Здесь можно говорить и о том, какие изменения наступили в храме, когда он стал настоятелем. Он начал ориентироваться на людей, я не говорю об эстетике, потому что в Новой Деревне трудно было что-то менять, да, наверное, и не нужно было этого делать. Но тут же были поставлены динамики, чтобы люди могли слышать и в притворе тоже. — Он ставил динамики ещё в конце 80-х? — Да, я думаю, что он один из первых установил динамики. — В начале 80-х была очень мрачная атмосфера, которая давила несколько лет, когда отца Александра вызывали в КГБ, проводили обыски. В те же годы посадили религиозных диссидентов Сандра Ригу и Александра Огородникова, многих других прижимали. Насколько эта ситуация влияла, как он отвечал на это? Когда живешь внутри, у тебя же нет ощущения, что всё это кончится, начнется перестройка, он же не знал будущего, и никто не знал. Тогда казалось, что всё, в этом мраке и будем жить. — Мне кажется, что этот период не отразился на его трудоспособности. Он всё это стоически выносил. У нас в экспозиции есть и эти приглашения в комитет, где он проводил очень много времени, и наверняка ему было очень жалко, что он проводит его там. Но знаете, некоторые люди начинали интересоваться вопросами веры после встречи с ним, в том числе и люди в погонах, такие истории мы тоже знаем. Поэтому и там это было для кого-то не напрасно. — Как ему удавалось не унывать? У него был рецепт? — Я думаю, это хорошо усвоенные апостольские слова: «Всегда радуйтесь, всегда молитесь, за все благодарите». Это в нем было точно — чувство, к которому он призывал прихожан и всех окружающих, был примером, — христианская жизнерадостность. Просто от того, что ты живешь, имеешь возможность смотреть на окружающий мир, благодарность за то, что можешь встречаться со своими друзьями, разговаривать на те темы, которые тебя интересуют. Ну, и наверное, самое главное, что ты имеешь возможность творить и делиться этой радостью с другими. На самом деле, неважно, что ты делаешь, потому что нетворческих профессий, я думаю, нет. |
| Но бывают моменты, когда мы читаем Евангелие, и до нас тот или другой отрывок никак не доходит. Мы его читаем глазами, читаем умом — все понимаем, что там сказано. Но у нас чувство, что это к нам никак не относится. В этом надо признаться; не надо себя как бы искусственно подогревать, взвинтить себя, чтобы как будто отозваться на то, на что мы не отзываемся. Вы наверное заметили, читая Евангелие, что Спаситель говорил целым толпам народа. В этой толпе находился человек, который Христу ставил вопрос; и Христос отвечал ему, на его вопрос. Но задумывались ли вы над тем, как на это реагировали другие люди вокруг? Человек ставил вопрос, который в нем созрел, который он осознал уже с ясностью; но в толпе были такие люди, в которых этот вопрос только-только зарождался или созревал в разной мере. Слыша вопрос и ответ на него Спасителя, эти люди прислушивались, потому что знали, что это каким-то образом к ним относится, хотя это не был ответ на их еще не “оформившийся” вопрос. Но они старались запомнить этот ответ, зная, что рано или поздно этот ответ разрешит еще пока не родившийся вопрос. Но были еще другие люди, для которых этот вопрос вообще не существовал и которые, наверное, пожимали плечами, смотрели друг на друга и говорили: “Что за вздор этот человек спрашивает? И чего Иисус отвечает ему? Причем отвечает так же нелепо, как этот человек спрашивал, — что это за разговор? Какая потеря времени, когда можно было бы более возвышенные вещи говорить?..” Вот к таким людям мы тоже иногда относимся, когда читаем Евангелие и не отзываемся. Но бывает и так, что те или другие слова Христовы представляются нам жесткими, неприемлемыми, словами, которых мы принять не можем. Лет сорок назад я проводил в нашем приходе беседу о заповедях блаженства: Блаженны вы, когда поносят вас, когда ижденут (т.е. прогонят), когда скажут злое слово о вас Меня ради: радуйтесь и веселитесь... И я помню, одна из наших пожилых прихожанок сказала: “Отец Антоний! Это — спасибо! — себе оставьте. Я намучилась за всю жизнь, и мне муки хватит. Такого блаженства я себе не желаю!” Отвечая мне таким образом, она, собственно, отвечала Спасителю Христу: “Твоего блаженства, блаженства мученика, гонимого, того, кого люди не понимают, того, кто стоит особняком — этого блаженства не хочу! Если Ты его хочешь — неси крест, умирай на Голгофе, — я на Голгофу не пойду, и по крестному пути ступать не хочу. Я уже достаточно находилась по этому пути в течение моей долгой и тяжелой жизни...” Эта женщина была совершенно правдива; и я уверен, что Христос принял ее слова с гораздо большей готовностью, чем если бы она сказала: “Как это прекрасно!” — и пальцем не дотронулась бы до того креста, который надо взять на свои плечи и понести. |
|
|
