| Делать благое заповедует здесь Апостол, разумея под сим не вообще делание добрых дел, а какое-либо доброе и честное ремесло, ибо говорит: «делая своими руками благое», что вместе с выражением «да труждается» указывает на рукоделие. У Апостола во всех посланиях как общий для всех закон прописывается: жить своими трудами. Нуждающиеся среди христиан — только те, которые не могут трудиться. Их нужды покрывать — назначаются избытки, остающиеся от содержания, которое могущие трудиться достают себе своими трудами. Эта последняя цель труда, по Апостолу, так неотложна, что, обязывая всех трудиться, он и не указывает на ближайшую цель — содержать себя, которая сама собою разумеется, но выставляет одну эту дальнейшую — помогать другим, которую легко могли забывать, — чтоб приблизить ее к сознанию или даже поставить напереди во внимании, чтоб из-за ней уже виднелась и та. «Апостол повелевает заниматься деланием (рукоделием и ремеслом) не ради одного чрева, но и на потребность нуждающимся» (Феодорит). Эта подача нуждающимся освящает и ту часть, которая употребляется на себя, и на весь труд низводит Божие благословение. Таков благочестивый строй жизни христиан! Все — к Богу, и все от Бога. Назидательность в речах Еф. 4:29. Всяко слово гнило да не исходит из уст ваших, но точию еже есть благо к созиданию веры, да даст благодать слышащим. «Слово гнило» — надо объяснять из понятия о гнилом. Гнило говорится о дереве, — и в таком случае оно негоже ни на какое дело. Прилагая это к слову, гнилым надо счесть всякое пустое, праздное, шутливое и смехотворное лишь слово, остроты, каламбуры, — пересыпание из пустого в порожнее. Но иное тело, когда гниет, не только ни к чему негоже бывает, но распространяет зловоние и заразу. Зловонные слова суть злоречия, пересуды, клеветы, срамословие, лесть, коварные козни и всякие кривотолки. Слова, как зараза, суть те, которыми подрывается вера и колеблется добрый нрав, посевается раздор, подозрения, смятения народные. Всех этих родов слова запрещает Апостол, когда говорит: «слово гнило да не исходит из уст ваших». Так разумеют все наши толковники. Святой Златоуст говорит: «Какое это слово гнило? — То, какое в другом месте он называет словом праздным, злословием, срамословием, буесловием». Феодорит пишет: «Слово гнило — сквернословие, злоречие, клевета, ложь и тому подобное». Блаженный Иероним: «Слово гнилое то, которое располагает к греху и приводит к падению». Экумений: «Гнилым называет или праздное и безрассудное слово, или растленное и зловонное, как то: злоречие, клевету, срамословие, смехотворство, ибо что растленнее и зловоннее этого?» — То же и Феофилакт — прибавляя: «Ибо за всякое праздное слово должны мы будем дать отчет». |
| 13. И вот я, когда открыл то нечестивое покрывало, которое злые демоны набросили на божественное учение христиан для отвращения от него прочих людей, посмеялся и над виновниками этих ложных выдумок, и над их покрывалом, и над народным мнением, и, признаюсь, поставляю себе в славу быть и всеми силами стараюсь явиться на самом деле христианином; и это не потому, что учение Платоново совершенно различно от Христова, но потому, что не во всем с ним сходно, равно как и учение других, как-то: стоиков, поэтов и историков. Ибо всякий из них говорил прекрасно потому именно, что познавал отчасти сродное с посеянным Словом Божьим. А те, которые противоречили сами себе в главнейших предметах, очевидно, не имели твердого ведения и неопровержимого познания. Итак, все, что сказано кем-нибудь хорошего, принадлежит нам христианам. Ибо мы, после Бога, почитаем и любим Слово нерожденного и неизреченного Бога, потому что Оно также ради нас сделалось человеком, чтобы сделаться причастным нашим страданиям и доставить нам исцеление. Все те писатели посредством врожденного семени Слова могли видать истину, но темно. Ибо иное дело семя и некоторое подобие чего-либо, данное по мере приемлемости: а иное то самое, чего причастие и подобие даровано по Его благодати. 14. Итак, я прошу вас, благоволите надписать на этом сочинении, что вам угодно, и обнародовать его, чтобы и другие узнали о наших делах и могли освободиться ость ложного мнения и неведении о добром; они по своей собственной вине подлежать наказаниям: потому что в природе человеческой есть способность различать доброе от худого, и потому что, обвиняя нас, которых не знают, в таких действиях, какие называют постыдными, сами находят удовольствие в богах, которые совершали такие дела и ныне еще требуют от людей того же; таким образом, осуждая нас, как будто бы мы делали это, на смерть или узы или другое какое наказание, они произносят приговор на самих себя, поэтому для осуждения их не нужно других судей. 15. Что же касается до нечестивого и ложного Симонова учения между соотечественниками моими; то я оставил его без внимания. Если вы сделаете надпись на этом сочинении моем, то я сделаю его известным всем, чтобы, если можно, переменили свои мысли: с этою единственною целью я написал это сочинение. А наше учение, по здравому суду, не постыдно, но выше всякой человеческой философии. По крайней мере, оно не походить на сотадские, филенидские, орхистические, эпикурейские и другие такого же рода наставления поэтов, которые всем позволено и видеть в представлениях и читать в писаниях. Я, наконец, заключу, сделавши со своей стороны все, что могу, и, желая, чтобы всё люди повсюду сподобились истины. О, если бы вы ради себя самих судили правильно, как того требует благочестие и любомудрие! |
| Слово безумен по русскому словоупотреблению означает человека, лишенного ума, или, что то же, неразумного,– но в настоящем выражении: рече безумен в сердце своем – слово это употреблено в другом значении, как это можно видеть и по связи этого выражения с последующими речениями псалма и вообще по употреблению его в Священном Писании. Весь Пс.13 есть не что иное, как выражение жалобы на нечестивых и беззаконных, а потому и словом безумен пророк обозначает здесь, должно думать, не одно какое-либо определенное лицо, а вообще человека нечестивого или, вообще, развращенного беззаконною жизнью. «Прирожденная духу нашему идея (мысль) о Боге есть сущность разумной природы человека и наилучшее ее украшение; истина же бытия Божия есть коренное начало, жизнь и душа всякого ведения; без этой истины неразрешимы все высшие вопросы человеческого знания. А потому, действительно, только безумный может сказать, что нет Бога». Справедливо замечает блж. Августин и другие толковники, что Давид разумеет здесь таких людей, кои умом сознают бытие Божие, но по нечестию, из любви к греху не веруют или, лучше сказать, не хотят, боятся верить в Бога-Промыслителя, Судию и Мздовоздаятеля, живут без Бога, а потому и предаются пороку необузданно. Слово безумен на языке Священного Писания означает нечестивого, ибо и на самом деле нечестие есть безумие, потому и Давид свое беззаконие называет безумием ( Пс.37:6 ). Весьма уместно здесь припомнить евангельскую притчу об одном безрассудном богаче, который, быв предан любостяжательности и сластолюбию до забвения о Боге, не знал надлежащего употребления временному богатству своему и думал употребить его на свою роскошь и пресыщение, за что именно и назван был от Самого Господа Иисуса Христа «безумным» ( Лк.12:16–21 ). Так вот такой-то нечестивец, безумец, и сказал в сердце своем: нет Бога, нет Судии и Мздовоздаятеля. Растлеша и омерзишася в начинаниих – в этих словах и заключается достаточное подтверждение тому что под словами рече безумен пророк разумел не одно какое-либо определенное лицо, а вообще хотел выразить свое мнение о безбожии или неверии современных ему евреев, или еще более общую мысль о повреждении человеческой природы и необходимости спасения свыше. Люди развратились, потеряли веру в истинного Бога, сделались суеверны, безбожны и нечестивы, – а без веры в Бога и все дела их оказывались пред очами Божиими гнусными и мерзкими ( Рим.1:24, 32 ); омерзишася в начинаниих, так что не стало между ними человека добродетельного, который совершал бы только доброе и полезное дело: несть творяй благостыню. |
| Когда в житейских делах берет нас какое-либо раздумье или сомнение, мы стремимся обо всем разузнать, спрашиваем совета у знающих людей, стараемся дело понять и изучить, чтобы не ошибиться, а действовать правильно и надежно. И чем важнее дело, тем с большим усердием и заботою мы стремимся рассеять свои недоразумения и колебания. Соблюдая осторожность и благоразумие в делах житейских, мы должны так же действовать и в таком великом и важном деле, как вера. Почему неверующий отвергает все, чему учит вера, без расследования, без раздумывания, единственно на основании своего сомнения? Всякий согласится, что поступать так неблагоразумно и опасно. А что, если сомнение ложно и несправедливо, что, если вера Христова говорит нам только одну правду? Отвергая Бога, небо, ад и жизнь будущую, не подвергает ли человек себя величайшей опасности погубить на веки свою душу? За неимением разумных и твердых оснований, которые бы говорили в защиту людей неверующих, последние прибегают ко лжи, разного рода остротам, насмешкам, кощунственным выходкам против религии. Конечно, такими средствами ни опровергнуть, ни разрушить христианскую веру нельзя, и тогда там, где государственная власть находится в руках неверующих, начинается гонение на исповедников веры: тюрьмы, ссылки, осквернение, разрушение и уничтожение святынь и пр. Но если неверующие люди ничем не могут оправдать или извинить своего неверия, то почему же они его держатся? К неверию располагает греховная жизнь. Появляются в сердце человека какие-либо страсти, бороться с ними нет ни охоты, ни сил. Чтобы успокоить себя и усыпить голос совести, грешник прибегает к неверию. Если он и не может совсем освободиться от мыслей о Боге, то для него спокойнее менее думать о Нем или воображать, что Он далеко стоит от мира и не видит наших худых дел. Приносит ли неверие какую-либо пользу человеку? Дает ли душевный покой? Нет и нет. Неверующий самый несчастный человек на свете. Без веры в Бога он теряется в понимании самых простых вещей: мир Божий для него загадка. Откуда он произошел, если нет Творца? Как он стоит в красоте и порядке, если нет Бога Промыслителя? А люди и их жизнь для неверующего есть не что иное, как царство блуждающих теней, непонятное, бессмысленное. Отказываясь принять за истину то, чему учит вера, ум неверующего склонен усвоить всякую ложь, суеверие и заблуждение. С потерей веры человек сбрасывает с себя всякую узду, сдерживающую его чувства. Злые наклонности получают полную возможность развиваться, теряется вкус ко всему хорошему, святому, замирает всякое доброе чувство, истребляется стыд и страх за свои поступки. Без действия веры совесть теряет всякую власть над человеком: она засыпает, а иногда доходит до такого повреждения, что оправдывает самые худые дела невера. Справедливо, поэтому, говорят, что человек без веры есть человек без совести. |
| Что из них оказывается более способным к соединению с Богом: то, что грубо и земляно, или что неосязаемо и не имеет очертания? Да и каким образом плоть соединяется с Богом, без насилия, как он говорит, соделываясь участницею чистой добродетели? Ибо кто не знает, что добродетель есть то, что правильно совершает воля? Плоть же есть орудие воли, приспособленное к стремлению разума и направляемое к тому, к чему побуждает движущее (оную начало); а воля есть ничто иное, как некий ум и расположение к чему-либо. Итак, если он говорит, что человек, в котором нет ума, участвует в чистой добродетели, то что же тогда будет (в нем) добровольно воспринимать добродетель? Разве сочинитель то, что действует по принуждению, понимает не терпящим никакого принуждения. Ибо если тело не вследствие благого стремления и соизволения ума бывает удалено от худых действий, то правильность действования будет делом необходимости, а не свободной воли, а избирающий доброе по обсуждению в мысли — выше всякой необходимости и насилия, потому что в самом себе имеет расположение к лучшему. Итак, каким образом сочинитель приписывает непринужденность тому, что лишено возможности делать выбор, в чем нет никакого собственного размышления, которое руководило бы его к добру? Ибо безгрешность, зависящая не от произвола, конечно, не заслуживает и похвалы; так мы не хвалим и тех, которые узами удерживаются от злодеяния, которых не расположение, но узы останавливают от совершения злых дел. «Но, — говорит, — Божество без всякого насилия усвояет себе плоть», то есть ненасилуемое он называет добровольным. Но каким образом то, что не имеет собственной воли, добровольно может усвоять себе добродетель? Ибо выбирать и желать, избирать полезное и отвергать вредное — все это дело разума, а лишенные ума рассуждать не могут. Итак, если плоть не насильственно усвояет себя Богу, то сочинитель сим свидетельствует, что она не лишена способности делать выбор и не без рассуждения и осмотрительности стремится к полезному для нее; а такого рода (существо) никто не назовет лишенным ума, ибо как в неразумном может быть какое-либо разумение? Таким образом, говоря это, писатель соглашается, что не только в человеке есть ум, но и преимущественно пред прочими. |
| 1 . Побуждение к преступлению есть главное, на что должно обращать внимание при наложении наказаний. Чем хуже это побуждение и если оно показывает, что виновный намеренно совершил преступление, тем тяжелее должно быть и наказание, и наоборот, если будет доказано, что преступление было сделано по незнанию закона, ненамеренно или необдуманно, то и наказание должно быть мягче, и судья снисходительнее в постановлении приговора 1828 . Должны также приниматься во внимание и причины преступления; и если кто-нибудь был принужден физическою силою поступить против законов церкви, то каноны освобождают его в таком случае от всякой ответственности 1829 ; если же преступление совершено вследствие нравственного воздействия, тогда каноны уже не освобождают виновного от ответственности, потому что христианин безусловно не обязан повиноваться приказанию совершить что либо противное Божию или церковному закону 1830 . При наложении наказания имеет важное значение и то, какова была жизнь известного лица до совершения им преступления; и если она была примерною, то и совершение преступления может быть объяснено случайными обстоятельствами, почему и наказание бывает мягче; наоборот, если будет доказано, что виновный вел беспорядочную жизнь и, что преступление его есть ни что иное, как результат его общей нравственной испорченности, то и наказание должно быть строже и назначаться, как для кары совершенного преступления, так и для предупреждения нового 1831 . 2 . При наложении наказаний всегда являются некоторые обстоятельства, могущие или смягчить, пли отяготить вину. Вина смягчается: а) если виновный сам сознается и заявит прежде, чем его изобличит судья 1832 , и б) если виновный, совершив преступление, сделает по своему личному побуждению какое-нибудь доброе дело, и этим, так сказать, загладит преступление 1833 . Вина отягощается, когда будет замечено, что виновный упорен во зле и не намерен раскаяться в своем преступлении 1834 , далее, когда преступление, само по себе и по своим последствиям, вредит общей жизни церкви и грозит заразою многим другим членам церкви 1835 , и, наконец, когда преступление совершено таким лицом, которое, по своему положению, должно служить в церкви образцом и примером точного исполнения закона 1836 . |
| Дорогие братия и сестры, настоящее Евангелие говорит нам об обязанности христиан благодарить Бога за все неизреченные Его к нам щедроты. О неблагодарных Господь сказал: Как они не возвратились воздать славу Богу ? Благодарность — это чувство, вложенное в нас Богом, подвигаясь которым мы выражаем благодарение, признательность лицу, сделавшему нам какое-либо доброе дело. Неблагодарность и пред человеками есть самый грубый и нестерпимый порок, а неблагодарность пред Богом есть уже тяжкое, противоестественное преступление. Сама природа влечет наше сердце к благодарению своего благодетеля. Ведь и бессловесные животные, и дикие звери выражают, как могут, свою благодарность благодеющему им человеку. Если же сама природа наша влечет нас выражать благодарность человеку, оказавшему нам то или иное благодеяние, то во сколько раз больше должны мы благодарить Бога, от Которого всё получаем! Всё, что дают нам люди, дают они не свое, но Божие даяние, ибо всяк дар совершен и даяние исходят от Отца светов (см.: Иак.1:17 ). И что человеческие милости по сравнению с милостями Божиими? Милости Божии бесконечны, а человеческие — ничтожны. Господь — наш Творец и Создатель, от Него мы получили самое бытие и жизнь свою. Он сотворил наше тело. Он вдохнул в нас бессмертную душу, животворящую наше тело. Он даровал нам разум, которым мы отличаемся от неразумных животных. Он даровал нам свободную волю, которая делает нас самовластными в наших действиях. Он даровал нам сердце, способное наслаждаться дарами благости Божией и испытывать в жизни счастье, радость и блаженство. Господь Бог есть Промыслитель и Хранитель наш. Он повелевает сиять над нами солнцу, которое согревает, освещает и увеселяет нас. Он благотворит нам, посылая с небеси дождь, дая и времена плодоносна, исполняя пищею и веселием сердца наша (ср.: Деян.14:17 ). Он заповедал земле взращивать многоразличные плоды, которыми питается и укрепляется наше тело, и заставляет служить нам многоразличные роды животных. И горы, и моря, и реки, птицы, рыбы, земля, воздух — все служит по Божию определению к нашей пользе и наслаждению. Его Божественная присносущная сила поддерживает нас и хранит нашу жизнь среди всего враждебного нам в мире. Им мы живем и движемся ( Деян.17:28 ). Не видеть всех этих благодеяний Божиих — значит не сознавать самого бытия своего, не чувствовать собственной своей жизни, сделаться совершенно камнем бесчувственным и безжизненным человеком. |
| Чем святы святые? Не то ли же самое бывает и у нас, когда мы в одно время осияваемся и освещаемся благими думами, потом покрываемся тенью и мраком темных помыслов, а затем, взявшись за молитву или за какое-либо иное доброе дело, снова выходим на свет, и так много раз в течение дня? Но в воздухе перемены происходят иначе, чем в нашей душе: там они производятся внешней природой и совершаются так, как управляет ими промышляющая о нас мудрость Творца всех Бога. А у нас же перемены зависят от наших свободных хотения и воли. Ибо хотя диавол своим нападением и пытается похитить у нас свет душевного благоустройства, но у нас есть сила отбивать его и постоянно иметь в себе освещающее наш дух Солнце правды ( Мал. 4:2 ), как имели его святые и как имеют те, кои живут свято. На самом деле и теперь много святых, и они, по выражению Писания, как камение свято валяется на земли ( Зах. 9:16 ). Они святы не тем, что могут творить знамения и чудеса, ибо не в этом одном только состоит святость, но тем, что сохраняют правой веру и неискаженными заповеди Божии, имеют искреннюю любовь к брату, очищают себя от ненависти, зависти и соперничества, радуются тем отличиям, которые дают их ближнему, (320) соблюдают правила касательно пищи, питья и других вещей, нужных для тела. Я говорю это о всяком вообще таком человеке, тем более скажу о вас, кои совсем удалились из мира, распялись Христу, принесли особенные дары – нестяжательность и девство. Кто же после этого не назовет вас святыми? Увещание Но будем постоянно и дальше с мужеством переносить страдания послушания, скорби подвижничества, малоядение в настоящее время поста, изнурительные работы, скудость в одежде, обуви и все остальные невзгоды, которые приходится терпеть ежедневно. Ибо если вы претерпите все это, не сделаете ни малейшей уступки, не отступите от нашего послушания и не впадете в страсти, но будете всегда и всеми способами бороться с ними, то вы станете и сами святыми, а также вас и поставят со святыми, вас примет лик преподобных и вы возликуете в кущах мучеников во Христе Иисусе, Господе нашем, Ему слава и держава со Отцом и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. |
| Все доселе сказанное нами, по Златоусту, относится, несомненно, к подвижникам, обитавшим в горах антиохийских, – инокам – пустынникам. Но, полагать надобно, были монахи и в самом городе Антиохии. И эти монахи были уже не таковы, как нагорные отшельники. Златоуст в слове к Димитрию о сокрушении рисует другую уже, неприглядную картину жизни монашеской, резко отмечая иное, противоположное настроение людей этого института. Вот подлинные слова автора. «Имея повеление входить в царство небесное тесными вратами ( Мф.7:13 ), выискиваем везде широких. И что таких врат желают и любят некоторые из мирских людей, это не так еще удивительно; но что мужи, которые, кажется, распялись для мира, ищут этих же врат еще более, чем мирские, вот это изумительно, даже похоже на загадку. Ведь от всех почти монахов, пригласи только их на какое либо дело, тотчас услышишь прежде всего эти слова и вопросы: «можно ли им найти покой, может ли приглашающий успокоить их?» 45 . Как очевидно, слова «от всех почти монахов услышишь» – показывают, что речь идет о совершенно особом от нагорных иноков виде монахов. Надобно заметить, что во всех творениях Златоуста Антиохийского периода это единственное место, где указывается, так сказать, оборотная сторона медали в жизни монашеской, тогда как прекрасных отзывов о жизни иноков-пустынников множество 46 . Слово к Димитрию о сокрушении, как замечено нами в главе о хронологии творений Златоуста, написано им в начале пустынножительства его, вскоре после того, как он пришел в горы, оставивши Антиохию. И то замечание его, какое он делает о монахах, естественно, сделано под живым грустным впечатлением жизни монахов городских, которых так долго и так близко видел Св. Иоанн. После, поживши с иноками-пустынниками, он все внимание уже сосредоточил на их высоком, святом подвижничестве, и потому, когда у него в посланиях или церковных беседах заходила речь о монахах, – Златоуст имел в виду монахов пустынников и о них только и говорил. Думать, что то и другое слово одного и того же автора – и доброе и худое говорится об одних и тех же монахах, – логически невозможно, ибо две стороны диаметрально противоположны одна другой. |
| Где есть самомнение, там присутствует и лицемерие – внешнее показание добрых расположений при их полном отсутствии в сердце. Затворник говорит, что в мире много лицемеров, – строг будет с них спрос на Небе. – «Много, много есть подобных змее, но подобных голубю, чистотой, беззлобием и простотой весьма немного, и с великим трудом едва сыскать их можно!» (2:19). Те «особы» – лицемеры – «дадут ответ пред Богом во время свое», ибо Господь смотрит «на обнаженные их сердца и воздаст им по прелести ума их, ежели не покаются» (1:305) 4. Помыслы «Немедленно гнать неподобающие помыслы» (3:319, 305) С мысли начинается всякое дело. Если мысль добрая, то и дело будет благое; в ином случае – иное будет. Мы живем во грехе и в мире, лежащем во зле ( 1Ин. 5, 19 ). Потому греховные помыслы идут одни за другими, задымляют наше сердце, закрывают его для вечного света. Желающие спасения должны бодрствовать! Сердце наше нередко уклоняется в суетные помыслы. И когда это бывает, «то, – по слову Задонского Затворника, – будто входит в дымную кухню; хотя бы и казалось оно по наружности чистым, но пары от разных распылительных вещей проходят в чувства и угашают жизненность добрых расположений сердца; иначе сказать: мысли, находящие на нас с противной стороны, ежели в них замедлим, отуманивают наше воображение ложными мечтами; а как только засмотримся и будем ими услаждаться, тотчас помрачается ум, и душа делается мертвой, а сердце камнем» (3:213). Мысли летят, изменяются, парят как в небе облака. Когда солнце покрывается тучами и день помрачается – кажется, что «поднебесная страна одевается в траур печали. Лишение дневного света поражает скукой и томительным унынием. Так бывает и с человеческим сердцем, ежели оно не ходит вслед Иисуса Христа, глаголющего: ходяй по Мне не имать ходити во тьме, но имать свет животный. Каждому глаголет Господь. Поэтому можно каждому разуметь, что следы Христа суть Его учение и заповеди; и кто не живет по Его завещанию, тот умирает по своему изволению. Иго благое и бремя легкое отвергающие подвергаются томлениям от непроницаемой ночи. Мысль благая есть светлый луч для озарения души. Надобно подражать в испрашивании сего благодатного луча святому Иоанну Златоусту , молящемуся к Богу: Господь! Даждь ми мысль благую. Грусть, печаль, тоска и прочие досады или душевные оскорбления, бывают от находящих мыслей, которые на сердце воображают неприятности и возмущают всю душу. Но лишь только явится благая мысль, они исчезают, как мрак от света. Ежели благая мысль побуждает человека на какое-либо доброе дело, то дело сие немедленно следует исполнить, а иначе сердце опять исполнится томительными непотребными мыслями» (1:267–268). |
|
|
