| И среди множества вопросов, поднимаемых Исидором Севильским в его трудах, значимое место занимает проблема vita activa и vita contemplativa. Прелат Севильи говорит о ней, главным образом, в двух своих сочинениях: «Дифференции» (Differentiae, 600–615) и «Сентенции» (Sententiae, 613–615 гг.). Первая часть «Различий» фактически представляет собой словарь синонимов, вторая – изложение основных христианских догматов посредством определения схожих богословских терминов. Интересующие нас параграфы содержит именно вторая книга, которая была создана, видимо, непосредственно перед «Сентенциями» 8 . В ней говорится о Троице, сущности Христа, ангелах и людях, свободной воле, благодати и грехопадении, а также о созерцательной и деятельной жизни 9 . «Сентенции» поднимают догматические и морально-этические вопросы. Здесь читатель находит развернутую модель христианского общества (от Бога до простых верующих), принципы его функционирования как части божественного миропорядка и нормы поведения в нем. О жизни деятельной и созерцательной говорится в третьей книге, отличающейся практичностью. Здесь также излагаются представления автора о каре Божьей, о терпении, об искушениях дьявола и средствах борьбы с ними, о молитве, чтении и знаниях, о монахах, правителях, судьях, церковных предстоятелях и учителях. Источниками «Сентенций» послужили сочинения Григория Великого , Августина Блаженного , Иеронима и др. В жанровом отношении «Сентенции» стали своего рода прообразом позднейших сумм 10 . Принципиально важен тот факт, что как в «Дифференциях», так и в «Сентенциях» проблема соотношения vita activa и vita contemplativa стала предметом специального рассмотрения. Поэтому в основу настоящей статьи положен анализ именно этих двух текстов. Вместе с тем понимание взглядов севильского прелата возможно в контексте традиции представлений о деятельной и созерцательной жизни. Деятельная и созерцательная жизнь в латинской патристике: Августин Блаженный и Григорий Великий Христианская концепция деятельной и созерцательной жизни зародилась под сильным влиянием неоплатонизма в рамках греческой патристической и аскетической традиций. По утверждению Урсулы Кинг, Климент Александрийский первым среди христианских мыслителей обратил внимание на значение созерцания и деятельности, использовав образы Марфы и Марии из Евангелия от Луки ( Лк. 10:38–42 ) 11 . Тем самым он заложил экзегетические основания темы деятельной и созерцательной жизни. В дальнейшем эту тему развивали такие видные христианские писатели, как Ориген , Евагрий Понтийский , Иоанн Кассиан 12 . |
| В таком случае понятно и дальнейшее, что здесь всякое объединение возможно и законно лишь на основе фактического сходства в том, что выражает природу нашего христианского братства. А это – «каноны» «новой твари» ( Гал.4:16, 15 ) или нормы нашего христианского бытия, определяемого точными законами, которые служат для него всегдашними основами нормальной жизни. В разумном истолковании нашем, это будут догматы , а они, являясь обязательными стихиями христианской жизни, столь же необходимыми для взаимного признания, чтобы затем наступило подлинное, реальное объединение. Посему без догматического единомыслия не может быть истинного и полного междуцерковного единства, поскольку последнее создается исключительно слиянием в догматических нормах христианской действительности. Это есть эссенциальное, онтологическое требование, и его нельзя обойти или преодолеть никаким иным способом. Даже самая любовь христианская, которая «николиже отпадает» ( 1Кор.13:8 ), не способна заменить это условие и стать всесовершенною, ибо без него всегда будет неуверенною и иногда неискреннею. Высказывают, что догматы часто были «elaborate articles of disunion», и предпочитают ричлианский агностицизм и адогматический латитудинаризм. Но первое было бы возвращением ко временам «неведомого Бога» ( Деян.17:23 ) и нетерпимо в христианстве, когда Единородный Сын исповедал Небесного Отца ( Ин.1:18 ), и Дух Св. наставляет на всякую истину ( Ин.17:3 ). А что касается адогматизма, то он исключает самую потребность междуцерковного единения, легко уживается и примиряется со всеми, допуская широкую диспаратность верований, богослужебного уклада и христианской практики, чем вносится уже объективная запутанность, и стесняются всякие убежденные соглашения. Самый объект исчезает в самых типических очертаниях, а без них не бывает и живой реальности. Именно последнюю и констатируют догматы , почему они не могут быть разъединяющими, а, напротив, служат единственным средством истинного, жизненного сближения. Обратное бывает лишь в том случае, когда догматы искусственно направляются к отделению фарисеев от мытарей или столь мелочны, что подавляют христианскую свободу ( Гал.5:1, 13 ), уничтожают всякую индивидуальность и водворяют мертвящий шаблон, порождая зловредный конфессиональный шовинизм. |
| Литература. Алипий (Кастальский-Бороздин), архим., Исайя (Белов), архим. Догматическое богословие. Троице-Сергиева Лавра, 2000. С. 7–13; Глаголев С. Богословие//Православная богословская энциклопедия, или богословский энциклопедический словарь. Петроград, 1901. Т. 2. С. 790–792; Давыденков О. , прот. Догматическое богословие. М., 1997. Ч. 1, 2. С. 3–15; Давыденков О., прот. Катихизис. М., 2000. С. 4–5, 8–9; Малиновский Н. , прот. Православное догматическое богословие. Сергиев Посад, 1910. Т. 1. С. 5–6; Рассказовский С., свящ. Основы православного вероучения. Шмалий В., свящ. Богословие//Православная энциклопедия. М., 2002. Т. 5. С. 516–517, 520; Шмеман А. , протопресв. Введение в богословие: Курс лекций по догматическому богословию. Клин, 2001. С. 4–5. Вопрос 2. Догмат: определение, этимология термина. В каком значении употреблялся в античной культуре; употребление в Священном Писании, у отцов Церкви; когда приобретает современное значение. Свойства догматов. Богословские мнения (теологумены, частные богословские мнения), их отличие от догматов. Догматы и нравственность Ответ. Дóгмат – это богооткровенная вероучительная истина, содержащая учение о Боге и Его домостроительстве, которую Церковь определяет, исповедует и преподает как неизменное, непререкаемое и обязательное для всех верующих положение православной веры. Слово «догмат» греческого происхождения, оно образовано от глагола прошедшего времени δδογμαι [дéдогмэ] – «решено, положено, определено», который в свою очередь образован от глагола δοκεν [докин, или докéйн] – «думать, полагать, надеяться». Δóγμα обозначает вполне утвердившуюся в человеческом сознании мысль, ставшую твердым убеждением, иначе – бесспорную истину. В античный период догматами назывались преимущественно положения (постулаты) философских систем (нечто вроде математических аксиом), а также моральные нормы и правила, имеющие в обществе силу закона. В разных философских школах были разные догматы . Одна из таких философских аксиом – текучесть воды. А, например, Платон в своем известном труде «Государство», называет догматами правила и нормы, которые относятся к человеческим понятиям о справедливости и прекрасном. Сенека этим же термином обозначал основы нравственного закона, которому должен следовать каждый человек. Цицерон утверждает, что догматами называются такие положения философии или мудрости, которые никто не может отвергать, не погрешая против истины, т. к. нельзя отвергать закон истины и правды. Ориген называет Сократа законодателем догм, а Платона и стоиков – догматиками. Догматами могли называться также постановления государственной власти. |
| В этом же смысле Церковь называется также православной, или правоверующей. В истинной Церкви должно быть все существенное, чем владела Церковь при апостолах: так, непрерывное преемство богоучрежденной иерархии должно восходить в ней к апостолам; в учении, священнодействиях и основах церковного устройства она должна быть верна апостольскому Преданию. Такое преемство и такую верность апостольскому Преданию имеет православная Восточная Церковь. Она осталась верной апостольскому Преданию в учении, молитве и управлении. Поэтому даже враги не могут упрекнуть ее в каких-либо новшествах или отступлениях догматических, литургических и канонических, и она с полным правом носит наименование православной, т. е. право или правильно, неизменно сохраняющей учение и те начала, какие были даны ей ее Основателем и апостолами. В апостольских посланиях много говорится о необходимости держаться учения апостолов. Например: «...братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим» ( 2Фес.2:15 ), или «держись образца здравого учения, которое ты слышал от меня...» ( 2Тим.1:13 ). Неоднократно отмечается в посланиях, что следует удаляться от учителей, учение которых не утверждается на проповеди апостолов: «О Тимофей! храни преданное тебе, отвращаясь негодного пустословия и прекословий лжеименного знания» ( 1Тим.6:20 ); «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся» ( Тит.3:10 ). Эти слова ап. Павла фактически представляют собой практическое применение нормы, установленной Самим Господом: «...а если и Церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» ( Мф.18:17 ). «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» ( Гал.1:8 ). Но необходимо не только отвращаться от лжеучителей, но и полемизировать с ними с позиций апостольского учения: «...есть много и непокорных, пустословов и обманщиков, особенно из обрезанных, каковым должно заграждать уста...» ( Тит.1:10–11 ). Литература. Давыденков О. , прот. Догматическое богословие. Ч. 3. С. 218–219, 225–235; Давыденков О., прот. Катихизис. С. 190–191, 197–201; Макарий (Булгаков) , митр. Руководство к изучению христианского, православнодогматического богословия. С. 233–239; Малиновский Н. , прот. Очерк православного догматического богословия. С. 55–70. Вопрос 51. Понятие о таинствах Церкви, число таинств. Происхождение учения о седмеричном числе таинств. Таинство Крещения: Божественное установление, видимая и невидимая стороны таинства, его необходимость (Мф.28:18–20; Мк.16:16; Ин.3:5; Деян.2:38, 8:36,38; Гал.3:26–28; 1Кор.12:13). Крещение младенцев (Мф.19:14; Деян.16:14–15, 30–39; 1Кор.1:16). Неповторяемость Крещения (Рим.6:3–4; Еф.4:5) Ответ. Таинство есть священное действие, через которое тайным образом действует на человека благодать или спасительная сила Божия. Таинств семь: Крещение, Миропомазание, Причащение, Покаяние, Священство, Брак, Елеосвящение. |
| Глава II. Церковное право, как наука § 8. Понятие о науке церковного права вообще 1. Определение. – Церковное право, как наука, есть такое изучение церковного права, как объективного явления в жизни Церкви, которое стремится объяснить его из его последних оснований, с точки зрения самой Церкви, с целью изложить приобретенные таким образом, познания в органической системе понятий, соответственно изучаемому предмету. Чтобы уяснить себе это определение, следует обратить внимание на его элементы, т. е. на предмет, задачу, метод и содержание науки церковного права порознь. 2. Предмет и его моменты. – В церковном праве, как объективном явлении, нашему изучению дано несколько различных моментов, тесно между собою связанных. Во-первых, развивая свою правовую деятельность, Церковь преследует определенную указанную ей цель, на основании положительных правил, данных ей ее Божественным Основателем. Эта цель и эти правила ее достижения составляют таким образом, руководящую идею и основания церковного права, обусловливающие его особенности. Это момент основоположительный или принципиальный. Во-вторых, осуществляя при руководстве данных ей начал эту идею в действительных юридических отношениях и институтах, Церковь действует в мире, т. е. в среде исторических условий, и сама чрез то претерпевает ряд изменений во времени. Это момент исторический или прагматический. В-третьих, все эти действительные отношения и институты, в которых Церковь выражает свою идею исторически, получают юридический характер потому только, что они осуществляют систему юридических понятий, в качестве юридических норм или правил или положений определяющих и регулирующих эти отношения и институты. Это элемент теоретический или догматический. В-четвертых, все эти понятия или нормы тогда только могут стать таким определяющим действительные отношения началом, если они выражены во всеобщее сведение в положительной словесной форме закона, или же чрез осуществление на практике в форме юридического обычая, с которыми мы можем познакомиться непосредственно, или же чрез посторонние указания на их существование. Это момент документальный. |
| Солунские христиане думали, что уже настоит день Христов (2 ст.). Такое ложное мнение вредно отзывалось на их жизни: оно лишило их трезвости мысли и блогоразумия, и многие из них совсем уже не занимались делами, а в ожидании скорой кончины мира, предавались праздности (3, 6–12). Чтобы устранить такой беспорядок и успокоить солунян, апостол указывает, что они ошибочно думают, будто уже настоит день Христов, потому что еще не пришло отступление ( ποστασα, – покинутие или оставление определенной, обязательной и господствующей нормы в качестве специально индивидуального факта, в данном случае – ποσιασα от евангелия царствия Божия) и не явился (ποκαλυφϑ, – обнаружится, выйдет на свет, покажется) в мир беззаконник ( тщьщц), его же Господь Иисус убиет духом уст Своих и упразднить явлением пришествия Своего (8 ст.). Стало быть ближайшим признаком второго пришествия Христова служат, по мысли апостола, явление беззаконника, имеющего и могущего возрасти в благоприятной и сродной ему среде. Сообразно с целью указания на его явление, апостолу, очевидно, надлежало преподать, с одной стороны, возможно полное учение об антихристе, с другой, – учение ясное, понятное для всех, употребляя слова в самом строгом, собственном смысле, а не в переносном; если же почему-либо необходимо было бы апостолу употребить речь не прямую, то, без сомнения, он указал бы солунянам, что слова его должно понимать в смысле несобственном. Но ничего подобного нет, да и не может быть при той цели, с какою ап. Павел излагает ученье об антихристе. Самый образ выражений апостольских представляет антихриста, как определенного человека, – но такого, какой может появиться только в век чрезвычайного беззакония и отвержения евангелия, который будет чудовищным воплощением зла. Апостол называет его человеком беззакония (или греха), т. е. чрезвычайным беззаконником, злодеем, сыном погибели, говорит о нем, что он сядет в храме, будет выдавать себя за Бога, творить знамения и чудеса, что никак нельзя понимать в коллективном и общем значении. |
| Слова. IV. 325. – В Церкви, как теле Христовом, все изначала органически упорядочено . Каждому указано свое служение, и если И. Христос «не устроил кого оком или устами сего тела, тот не должен присвоять себе особенных обязанностей сих членов» Слова. IV. 185. – «Как член естественного тела никогда не престает быть членом, разве чрез невозвратное отсечение и совершенную смерть; так и человек, облекшийся в крещении во Христа, никогда не престает быть членом тела Христова, разве чрез невозвратное отпадение от Церкви Христовой и вечную смерть» Фuл. I. 243 . Ср. Пр. Катех. Чл. 9. – «Когда таинственное тело «последнего Адама» 1Кор. 15, 45 … «созиждется» совершенно и окончательно, тогда… наступит великая «Суббота» Бога и человеков» Фuл. I. 266 . Тело Христово, Церковь , «ни в каком смысле не есть «тело» римского епископа»; следовательно, и римский епископ «не есть ни в каком смысле «глава» Церкви» Фuл. II. 157 : Церковь «не может быть двоеглавою » Фuл. I. 234 ; Слова. IV, 327–328. – С одной стороны, чувство уважения к инославным исповеданиям останавливает московского святителя в нерешительном различении между «чисто» и «нечисто истинною Церковию» Фuл. II. 28–9 ; ср. Слова. IV, 134. 324–8, а, с другой, еще бóльшее благоговение пред истиною побуждает его нередко входить в тот глубокий и изящно-тонкий анализ папистических заблуждений , равного которому трудно отыскать еще другого в богословской литературе Фuл. II. 75–7; 121–5; 149–55 . Слова. II. 407–408. – Вообще к великим достоинствам рассматриваемых богословских трудов м. Филарета относятся как сила и глубина мысли, так и поразительная утонченность его логики и диалектики. Вышеизложенные содержание и достоинства творений м. Филарета налагали на нас высокий долг воспользоваться заключающимися в последних догматическими данными по вопросу о Церкви в качестве наиболее точной и определенной нормы православного учения о Церкви, в его отличии как от инославных заблуждений, так и от различных видоизменений у других православных писателей. |
| Отвержение или искажение догматов равно духовному самоубийству, ибо такой человек отсекает себя от животворящего Тела Церкви, прерывая тем самым жизненную связь между собой и благодатными силами Церкви, которые только и могут исполнить человека вечной, Божественной жизнью и перевести его из смерти в эту вечную жизнь. Незаменимость святых догматов оправдывает всю ревность Церкви в отношении истин веры и объясняет всю ее богомудрую решительность в отлучении тех, кто либо отвергает, либо извращает Божественные догматы. Если бы Церковь стала к этому равнодушной, то перестала бы быть Церковью, так как удостоверила бы тем самым, что она не осознаёт незаменимости, животворности и спасительности вечных, Божественных истин, содержащихся в святых догматах Откровения. Догматы суть общеобязательные истины веры еще и потому, что они – богоданные нормы правильного религиозного мышления и верного религиозного чувства. Опираясь на них, каждый христианин может возвышать свою мысль и чувство до недосягаемых божественных совершенств. Вне их он постоянно утопает в зыбком песке человеческого релятивизма, пока тот не поглотит его совсем. Нигде – ни на земле, ни на небе – нет большей свободы и более благоприятных возможностей для бессмертной деятельности человеческой мысли и чувства, как в Божественных, догматических истинах Церкви, ибо они вводят человека в Царство Троичного Божества, в Котором всё бесконечно, вечно и неизмеримо. Есть ли где вящая свобода, чем в неисчерпаемых глубинах и на необозримых высотах Божия Духа? Апостол, глаголющий: «где Дух Господень, там свобода» (ο δ т Πνεμα Κυρου, ε λευϑερα), – возвещает вечную истину ( 2Кор.3:17 ; ср.: 1Кор.2:10–12 ; Рим.8:16 ). г) Неизменность как свойство догматов вытекает из их богооткровенности, церковности и необходимости для человеческой жизни и спасения. Как Богом данные правила веры, от усвоения которых зависит спасение людей, догматы неизменны и неприкосновенны, поэтому Вселенская Христова Церковь анафемой охраняет их неизменность от тех, кто на нее покушается (см. |
| На этой сессии присутствовало 110 участников; на следующей сессии заседали 180 чел., а всего в 1562-1563 гг. в Тренте приняли участие в работе Собора свыше 250 чел. Большинство епископов по-прежнему были итальянцами, значительные группы прелатов представляли Испанию и Францию (в нояб. 1562 на Собор впервые прибыла делегация франц. епископов во главе с кард. Карлом Лотарингским). На 18-й сессии Тридентского Собора (26 февр. 1562) была сформирована комиссия по пересмотру принятого папой Павлом IV Индекса запрещенных книг, который был сочтен излишне строгим (CTrident. T. 8. P. 358). Дальнейшая работа Собора была затруднена возобновлением дебатов о природе власти правящего епископа и степени его зависимости от Папского престола в управлении диоцезом. Летом 1562 г. участники Собора обсуждали догматические вопросы, связанные с мессой, в т. ч. вопрос о причащении под двумя видами. После долгих дискуссий на 21-й сессии (16 июля 1562) Собор принял декрет о причащении под двумя видами и о причащении маленьких детей, в к-ром подтверждалось, что миряне не обязаны причащаться под двумя видами, т. к. Тело и Кровь Христовы пребывают одновременно и в евхаристическом хлебе и в вине. Собор позволил (но не запретил) не причащать маленьких детей до «возраста разумения» (CTrident. T. 8. P. 698-700; Denzinger. Enchiridion. 197636. Р. 405-407. N 1725-1734). Декрет о реформе, принятый на этой сессии, регулировал практику рукоположения священников епископами, доходы каноников, создание приходов и сбор милостыни в диоцезе (CTrident. T. 8. P. 701-704). Декретом о Пресв. Жертве Евхаристии, принятым на 22-й сессии (17 сент. 1562), подтверждалось учение о Евхаристии как о жертвоприношении, а не только как о воспоминании об искупительной жертве Христа. Декретом устанавливались общие нормы совершения мессы. Подчеркивалось важное значение обрядов и молитвословий мессы, подтверждалась в качестве допустимой практика служения приватных месс, запрещалось служение мессы на национальных языках (CTrident. Т. |
| Десять студентов получили балл 5, восемь – 4¾ , шесть – 4½ , пять – 4¼ , шесть – 4. Ответы этих тридцати пяти студентов отличались полнотой, точностью и отчётливостью. Посредственных ответов, обозначенных баллами ниже 4, но не ниже 3, оказалось девять. Студенты этой категории отвечали неуверенно и обще, делали ошибки и не показали надлежащей полноты, точности и твёрдости сведений. Наконец, двое отвечали совсем плохо. Волонтёр Уфимской семинарии на оба взятые им билета отвечал столь туго и вяло и сказал так мало, что казалось, будто он отвечает, совершенно неожиданно для себя, по предмету, который он изучал пять лет тому назад. Но на вопросы, предложенные ему по истории догматов, он ответил лучше. Волонтёр Кишинёвской семинарии на билет из последнего отдела догматики почти ничего не ответил; а на доставшийся ему другой билет из того же от- —249— дела совсем отказался отвечать, заявивши, что хотя в их семинарии этот отдел прошли, но он не успел его повторить. Однако и на третий билет, из первой части догматики (о существе и свойствах Божиих), он дал ответ, не отличавшийся ни стройностью, ни обстоятельностью. Средний балл из всех ответов 4¼, т. е., немного выше той минимальной нормы балла, которая принята в семинариях за основу для причисления воспитанников их к первому разряду. По семинариям в среднем выводе получили – четверо студентов Костромской семинарии – 4 7 / 8 , трое Вифанской – 4, пятеро Рязанской – 4¼, пятеро Московской и четверо Волынской – 4“. вв) Донесение комиссии, производившей испытания по общей и русской-церковной истории: „Из 45 студентов семинарии и одного волонтёра Московского Учительского Института, подвергавшихся экзамену по общей и русской церковной истории, 15 дали отличные ответы (5, 5−), 17 студ. – очень хорошие (4½, 4+, 4, 4−), 8 – посредственные (3½, 3+, 3, 3−) и 6 – неудовлетворительные (2½, 2+, 2, 2−). Таким образом, в окончательном итоге результаты экзамена должны быть признаны очень удовлетворительными. – Что касается в частности до ответов по древней церковной истории, то общие недостатки, наблюдаемые также и в лучших ответах, не раз были указываемы в предшествовавших отчётах, и повторять их не видится надобности: ни один ответ не возвысился над уровнем учебника. Худшие ответы объясняются слабым знакомством с учебником. Встречались, впрочем, и исключительные примеры невежества: так один (вол. Новгород. семин.) признал Антония, основателя восточного монашества, современником русских Соловецких и Валаамских подвижников и притом отнёс его к западным деятелям; другой (вол. Рязан.) ни слова не мог сказать об Оригене ; присл. Волын. не назвал ни одного сочинения свв. Афанасия Александрийского и Василия Великого ; волонт. Уфим. заявил, что он совсем не читал отдела о вселенских соборах. Вообще затруднялись в указании хронологии, имён председателей вселенских соборов, в отделах по истории догматических движений после все- |
|
|
