| 5.1. Право Древней Церкви Первые христианские общины управлялись епископами по тем нормам, которые даны в Священном Писании и Апостольском Предании. Единство церковной жизни и церковного строя поддерживалось верностью Церквей Преданию и их живым общением между собой. Центрами такого общения служили Церкви, основанные самими Апостолами и апостольскими мужами: Иерусалимская, Александрийская, Антиохийская, Коринфская, Ефессая, Фессалоникийская, Лаодикийская, на Западе – Римская. При общем единстве веры и церковной жизни отдельные общины имели, однако, свои богослужебные особенности и свои особые правовые нормы, что иногда служило поводом недоразумений между ними. Для решения спорных вопросов созывались Соборы из предстоятелей нескольких Церквей; при решении этих вопросов за основу принималось предание древней апостольской общины. Соборные определения, обыкновенно в виде окружных посланий, доводились до сведения Церквей, предстоятели которых не участвовали в деяниях Собора. Соборные определения касались как догматических, так и дисциплинарных, то есть церковно-правовых вопросов. Церковно-дисциплинарные вопросы могли решаться и отдельными епископами. Часто предстоятели кириархальных Церквей составляли послания епископам дочерних общин: в них они давали ответы на вопросы канонического характера. Формально эти послания не имели обязательной силы, но строгое согласие их с Апостольским Преданием, высокий авторитет их составителей со временем приводили к тому, что некоторые из таких канонических посланий получали обязательную силу. Из частных суждений они превращались в источники церковного права. 5.2. Древнейшие памятники церковного права Самым высоким авторитетом пользовались правовые нормы апостольского происхождения. Чтобы эти нормы не были забыты и не подверглись порче, их записывали, усваивая создавшиеся таким образом писания самим Апостолам. Древнейший из этих псевдографов, проникнутый подлинно апостольским духом, – «Учение 12 Апостолов» («Дидахи»). Этот памятник впервые обнаружен архимандритом Антонином (Капустиным) в 1862 году, но в науку он вошёл благодаря тому, что был опубликован в 1883 году греческим учёным митрополитом Филофеем Вриннием. «Учение 12 Апостолов» восходит к рубежу I и II столетий. В нём от лица Апостолов излагаются наставления о христианской вере и нравственности. Здесь же помещено и несколько правил церковно-юридического характера, составляющих содержание 11 – 16-й глав памятника. «Дидахи» проливает свет на строй церковной жизни апостольского века: в нём нет упоминания о пресвитерах, а говорится лишь о епископах и дьяконах и, кроме того, – о странствующих апостолах, пророках и учителях. |
| 6.1.Право Древней Церкви. Первые христианские общины управлялись епископами по тем нормам, которые даны в Священном Писании и апостольском предании. Единство церковной жизни и церковного строя поддерживалось верностью Церквей Преданию и их живым общением между собой. Центрами такого общения служили Церкви, основанные самими апостолами и апостольскими мужами: Иерусалимская, Александрийская, Антиохийская, Коринфская, Ефесская, Фессалоникийская, Лаодикийская, на Западе – Римская и Карфагенская. При общем единстве веры и церковной жизни отдельные общины имели, однако, свои богослужебные особенности и свои особые правовые нормы, что иногда служило поводом недоразумений между ними. Для исследования спорных вопросов созывались соборы из предстоятелей нескольких Церквей; при решении этих вопросов за основу принималось предание древней апостольской общины. Соборные определения, обыкновенно в виде окружных посланий, доводились до сведения тех Церквей, предстоятели которых не участвовали в деяниях Собора. Соборные определения касались как догматических, так и дисциплинарных, то есть церковно-правовых вопросов. Церковно-дисциплинарные вопросы могли решаться и отдельными епископами. Часто предстоятели кириархальных Церквей составляли послания епископам дочерних общин: в них они давали ответы на спорные вопросы канонического характера. Формально эти послания не имели обязательной силы, но строгое согласие их с апостольским преданием, высокий авторитет их составителей со временем приводили к тому, что некоторые из таких канонических посланий получали обязательную юридическую силу. Из частных суждений они превращались в источники общецерковного права. 6.2.Древнейшие памятники церковного права. Самым высоким авторитетом пользовались правовые нормы апостольского происхождения. Чтобы эти нормы не были забыты и не подвергались порче, их записывали, усваивая создавшиеся таким образом писания самим апостолам. Древнейший из этих псевдографов, проникнутый подлинно апостольским духом, – «Учение 12 апостолов» («Дидахи»). Этот памятник впервые обнаружен архимандритом Антонином (Капустиным) в 1862 г., но в науку он вошел благодаря тому, что был опубликован в 1883 г. греческим ученым митрополитом Филофеем Вриеннием. «Учение 12 апостолов» восходит к рубежу 1 и 2 столетий. В нем от лица апостолов излагаются наставления о христианской вере и нравственности. Здесь же помещено и несколько правил церковно-юридического характера, составляющих содержание 11–16 глав памятника. Дидахи проливает свет на строй церковной жизни апостольского века: в нем нет упоминания о пресвитерах, а говорится лишь о епископах и диаконах и, кроме того, – о странствующих апостолах, пророках и учителях. |
| —245— мете и идея есть мысль о предмете. Но понятие, как это согласно с филологическим происхождением слова, есть мысль, схватившая предмет, а идея, как это тоже согласно с значением слова (δα εδος) – вид, образ) есть мысль, предвосхищающая существование предмета, предъизображающая предмет. Идея есть мысль, которая должна стать действительностью, реализоваться; понятие есть мысль об этой осуществившейся действительности. Мысль в своей реализации обыкновенно осуществляет себя не всецело, действительность часто оказывается ниже замысла, реальность таким образом не вполне отражает в себе идею, а понятие не вполне схватывает даже реальность. Вы знаете, что согласно с философией Платона есть умопостигаемый мир идей, несовершенным отражением которого является мир действительный. Из этой философии уже на христианской почве развилась теория, что существуют высшие нормы – нормы идеальные, в осуществлении которых человек далеко отступает от того, что они намечают и требуют. В нравственной области эту теорию каждый может проверить на себе. Мы постоянно сознаем, что должны поступать так то, а поступаем иначе, сознаем свое несоответствие своему идеалу. Это различие значения идеи, как первообраза или должного образа вещи, и понятия, как мысли о том образе, в котором вещь явилась, нужно иметь в виду, но нужно иметь в виду также, что это различие не всегда помнят, и что слово идея на русском языке нередко употребляется просто в значении «мысль». С. Глаголев. (Продолжение следует) Соколов В.А. Годы студенчества (1870–1874). (Начало). (С. 246–275) —246— Глава Ι. Мое назначение и приезд в академию. Приемные экзамены. Знакомство со старшими студентами и „генеральная“. По окончании курса в московской семинарии в 1870 году, я, вместе с тремя своими товарищами 192 , был назначен к поступлению в московскую духовную академию, куда во второй половине августа все мы должны были явиться, «чтобы держать поверочный приемный экзамен по догматическому богословию, церковной истории, логике и одному из древних языков. Мысль об этом предстоящем испытании, конечно, в значительной степени отравила мне всю наступившую вакацию, не малую часть которой пришлось употребить на освежение и некоторое, по возможности, расширение своих семинарских познаний по указанным предметам. Пред самым отъездом в академию нам было предписано явиться на предварительное медицинское освидетельствование к семинарскому врачу, которым был тогда почтенный В. И. Рахманов, много лет состоявший врачом митрополита Филарета. Вот с этим освидетельствованием случился у меня некоторый курьез, причинивший мне большую тревогу. Выйдя из дома почему-то с опозданием, я должен был очень торопиться, чтобы поспеть к часу, назначенному доктором для нашего осмотра, а путь от Покровки, где был дом моего отца, до Каретного ряда, где находилась семинария, требовал до сорока |
| Затем приступили к допросу обвиняемого, продолжавшемуся часа три. Установив некоторые биографические данные Ято, председатель спросил его, помнит ли он еще текст священнической присяги, которую он должен был произнести при поступлении в пасторы 31 год тому назад, а также текст грамоты (Berufungsurkunde), которая подписана была им при назначении в Кёльн и в которой говорится, между прочим, что ересь есть яд для общины. Ято был крайне удивлен таким вопросом и отвечал отрицательно. И грамота, и присяга были ему вновь прочитаны. Тогда перешли к обсуждению догматических вопросов, и началась весьма интересная и характерная беседа между Ято и его защитниками, с одной стороны, и членами суда, с другой; из последних главную роль при допросе обвиняемого играл Дриандер. Ято, по предложению председателя, повторил еще раз, что он не признает внемирового Бога, что Бог для него есть Мир и Мир – Бог . Трауб, видя, что Ято и не думает смягчить своих прежних показаний, сделал попытку, спасая своего клиента, завязать богословский диспут, в котором он, вероятно, остался бы победителем: указав на то, что Ято, согласно § 1 закона о ересях, судится не за то, что он отступил от учения церкви, а за то, что он слишком далеко отступил (dergestalt, dass...), – недалеко отступить, очевидно, можно, Трауб задал суду коварный вопрос: где же та мерка, та граница, которая отличает законную, так сказать, степень отступления от незаконной, другими словами – на основании —636— какой нормы могут судить и решать члены коллегии о том, имеет ли право тот или другой пастор оставаться в церкви или нет. Если бы судьи подняли перчатку, брошенную им Траубом, то они, несомненно, поставили бы себя в очень неловкое положение и, пожалуй, из судей превратились бы в подсудимых, так как в протестантстве нет и не может быть такой нормы, и, следовательно, такое или иное решение сводится исключительно к субъективному суждению 13 человек, которые сами несогласны между собой в основных пунктах вероучения и из которых ни один, вероятно, не подписался бы под каким-нибудь Аугсбургским Исповеданием или Формулой Согласия, на основании которых они собираются судить Ято. |
| Но столь же независимою оказывается этика и от более широких религиозных различий. Когда миссионер убеждает мусульманина или язычника в превосходстве христианского нравственного учения, то он, очевидно, предполагает в своем слушателе присутствие (по крайней мере в потенциальном, скрытом состоянии) тех же самых нравственных норм, как и его собственные. Значит, эти нормы, общие христианину с язычником и у этого последнего «написанные в сердце его», независимы от положительной религии вообще. Более того, все положительные религии, не исключая и абсолютно-истинной, поскольку они в своих взаимных спорах обращаются за подтверждением своих прав или притязаний к общим нравственным нормам, тем самым признают себя в некотором смысле от них зависимыми, подобно тому как тяжущиеся стороны, и правая и неправая, пока судятся, находятся в одинаковом подчинении законному судилищу, а если сами к нему обратились, то, значит, и признали такое подчинение. III Имея собственный предмет (нравственные нормы), независимый от положительных религий (и даже в известном смысле их обусловливающий), и будучи, таким образом, самостоятельною с этой предметной, или реальной, своей стороны, не окажется ли нравственная философия в формальном отношении – как наука – подчиненною теоретической философии, в особенности той ее части, которая рассматривает права и границы наших познавательных способностей? Но, создавая нравственную философию, разум только развивает, на почве опыта, изначала присущую ему идею добра (или, что то же, первоначальный факт нравственного сознания) и постольку не выходит из пределов внутренней своей области, или, говоря школьным языком, его употребление здесь имманентно и, следовательно, не обусловлено тем или другим решением вопроса о (трансцендентном) познании вещей самих в себе. Говоря проще, в нравственной философии мы изучаем только наше внутреннее отношение к нашим же собственным действиям, т. е. нечто бесспорно доступное нашему познанию, так как мы сами же это производим, причем остается в стороне спорный вопрос, можем ли мы или нет познавать то, что находится в каких-нибудь иных, не зависящих от нас сферах бытия. Нравственность в своем идейном содержании познается тем же самым разумом, который ее (с этой стороны) создает, следовательно, здесь познание совпадает со своим предметом (адэкватно ему), не оставляя места для критических сомнений. Ход и результаты этого мысленного процесса отвечают сами за себя, не предполагая ничего, кроме общих логических и психологических условий всякой умственной деятельности. Не имея претензии на теоретическое познание каких бы то ни было метафизических сущностей, этика остается сама по себе безучастной к спору между догматическою и критическою философией, из коих первая утверждает действительность, а следовательно, и возможность такого познания, а вторая, напротив, отрицает его возможность, а потому и действительность. |
| м) Каноничность. Будучи обусловлена каноническими нормами подготовки ко крещению, катехизация в своих основополагающих принципах и направлениях должна подчиняться каноническому строю Церкви. В этом смысле, необходимость катехизации в Церкви во все времена есть непреходящая каноническая норма церковной жизни, обусловленная догматическим пониманием Церкви как Церкви апостольской, призванной по слову Христа Спасителя и апостолов учить и проповедовать и наставлять. Канонические нормы Церкви, предлагаемые новообращенным в период катехизации, должны быть предсталены не формально, ригористично и непререкаемо, но сообразуясь с условиями жизни современного человека, откликнувшегося на призыв Церкви к покаянию. « Каноны облекают догматическое учение в форму норм, которым должна следовать церковная жизнь, чтобы соответствовать догматическому учению. Каноны являются своего рода интерпретацией догматов в определенный момент исторического бытия Церкви. Они являются образцом, правилом, формой жизни церковного общества. Они выражают истину о порядке церковной жизни, но выражают ее не в абсолютной форме, а применительно к историческому бытию. Различие между догматами и канонами лежит не в источнике их происхождения, а в том, что каноны суть приложение догматических истин к историческому бытию Церкви. Утверждая высокий авторитет и неприкосновенность канонического корпуса для ревизии, мы не можем одновременно настаивать на том, что все нормы права, заключенные в канонах, действуют или должны действовать в любое время и в любом месте по своему буквальному смыслу. С одной стороны, во всяком каноне можно, обнаружить укорененность в неизменном догматическом учении Церкви, а с другой – каноническая норма всегда актуальна и, следовательно, обусловлена исторически конкретной ситуацией, связана с обстоятельствами церковной жизни, которые имели место в момент издания правила и которые впоследствии могли измениться. Таким образом, в идее всякого канона содержится неизменный, догматически обусловленный момент, но в своем конкретном и буквальном смысле канон отражает и преходящие обстоятельства церковной жизни. |
| Но, отрицая религию, социалисты, чтобы быть последовательными, должны были отрицать и нравственность, так как нравственность тесно связана с религией: нравственные нормы всегда утверждались религией и исторически вне религии никогда не было нравственности. 10 Однако в действительности социалисты, критикуя буржуазный строй, апеллировали к нравственности. 11 В частности, марксисты особенное внимание уделяли критике эксплуатации (использование одним человеком другого как средство) и говорили, что именно эксплуатация является главным недостатком буржуазного общества и для установления социальной справедливости нужно ликвидировать эксплуатацию. Однако ликвидация эксплуатации – это нравственное требование, так как эксплуатация – это использование как средство, а не отношение к нему как к абсолютной ценности. Поэтому эксплуатация нетерпима только с нравственной точки зрения. Но на чем социалисты могли основывать свои нравственные требования? Дело в том, что требовать ликвидацию эксплуатации имеет право только христианство , которое признает ценность человеческой личности и требует нравственного поведения, которое является практическим осуществлением догматических истин. Социалисты же, отрицающие религию, ни на чем не могли основывать свои нравственные требования. 12 Более того, некоторые социалисты (в частности, Бебель) открыто отрицали нравственность, называя ее отражением экономических отношений. 13 Большинство же других прикровенно отрицали нравственные нормы, так как придерживались позитивистского взгляда на историю и относились к человеку не как самоценности, а как к средству, относительная ценность которого определяется полезностью для осуществления целей социализма. 14 Кроме того, марксисты утверждали относительность нравственных норм. Суть их рассуждений при этом сводилась к следующему: род человеческий разделяется на два враждебных лагеря – капиталисты и пролетарии, и нравственным нужно быть только по отношению к пролетариям, тогда как по отношению к представителям враждебного класса оправдано и даже необходимо любое насилие. 15 Но так как границы между классами четко не определены, то такой взгляд на нравственность представляет собой отказ от нравственности вообще (что, кстати, и произошло впоследствии в первые годы советской власти). Поэтому когда радикальные социалисты требовали ликвидировать эксплуатацию, они противоречили своим же принципам, так что необоснованность их претензий на решение социального вопроса становилась очевидной. 16 Чтобы быть последовательными, радикальные социалисты должны были стоять на натуралистической точке зрения, то есть рассматривать социальную жизнь по аналогии с жизнью животного мира и смотреть на эксплуатацию как на следствие борьбы за существование. |
| Таким образом, в исцелении от греха в человеческом естестве нуждается прежде всего воля. После Боговоплощения человеческая воля стала проводником уже не греха, но благодати. Как когда-то через нее в человеческое естество вошел грех, так с Боговополощением через нее осуществляется спасение человека. С этой мыслью созвучны слова выдающегося русского богослова Владимира Николаевича Лосского: «Если воля Сына тождественна воле Отца, то человеческая воля, ставшая волей Слова, есть собственная Его воля, и в этой собственной Его воле содержится вся тайна нашего спасения» (Догматическое богословие). Во Христе человеческая воля получила полное согласование с волей Божественной. На протяжении всей земной жизни Богочеловека проявлялась единая направленность Его двух воль. Особенным же образом она проявилась в Гефсиманском борении. Для многих Гефсиманское борение Христа стало соблазном, и многие не могли принять, что в молитве Христа о чаше проявлялась Его человеческая воля. Многие считали, что Христос в Гефсиманском саду просто преследовал дидактические цели и хотел еще раз показать Свое человеческое естество. Между тем для нас, православных, важно понимать, что в Гефсиманском саду Христос явил не просто Свое человеческое естество, но свою человеческую волю, которая осталась подчиненной воле Божественной, несмотря на то, что для воли человека естественным является стремиться к жизни и избегать смерти. Таким образом, в Гефсимании Христос как человек показал Свою полную и безоговорочную преданность Божественной воле. В чем же состоит эта Божественная воля? В святоотеческой традиции, берущей начало в Священном Писании, волей Бога именуется замысел Божий о человеке, а также те нравственные и духовные нормы, которые Бог дал человеку в заповедях. Так, псалмопевец говорит: «Еже сотворити волю Твою, Боже мой, восхотех, и закон Твой посреде чрева моего» (Пс. 39, 9). В другом месте пророк Давид просит Бога: «Научи мя творити волю Твою, яко Ты еси Бог мой» (Пс. 142, 10). Таким образом, воля Божия в библейской традиции, перешедшей затем в святоотеческую, получает значение, аналогичное современному понятию нравственной нормы, к которой человек должен стремиться, чтобы получить спасение от греха. |
| Мы узнали и многое другое. Прежде всего – как надо почитать Бога. В отличие от еврейских антропоморфных или языческих представлений, которые были либо абстрактно философскими, либо грубо идолопоклонническими, человек впервые узнал, что Бог есть Дух и почитать Его надо в Духе и истине. Здесь можно вспомнить притчу о блудном сыне. Евангельский закон деятельности Закон деятельности (или нравственный закон Христов) – это как бы вторая сторона, связанная с людьми. Что должны люди делать, чтобы достичь Царствия Небесного? Именно эти части Евангелия сильнее всего действуют на человека, когда он читает Евангелие впервые. Нагорная проповедь очень сильно воздействует. В ней как раз и говорится о том, что человек должен делать для того, чтобы встать в правильные отношения с Богом, правильно почитать Его. Здесь достаточно перечитать многие страницы Евангелия, чтобы увидеть, что это направление было дано Господом, и Он очень много обращал внимания на то, что должны и чего не должны люди делать для того, чтобы достичь Царствия Небесного. Пожалуй, это самое важное в учительской, проповеднической деятельности Иисуса Христа, не говоря о том, где Он дает заповеди. Например, заповедь любить друг друга. Обычно именно на нее ссылаются, какая же это новая заповедь, если она уже была дана в Ветхом Завете? Но забывают при этом, что в Евангелии эта заповедь говорит больше. Поскольку не здесь она кончается, а имеет продолжение. “Якоже Аз возлюбил вы”. Значит, как Бог возлюбил человека, так и люди должны возлюбить друг друга. Дано представление о том, как Бог возлюбил людей, и какой именно любви должны подражать сами люди. Многие люди умеют изрекать правильные истины. А Господь не только сказал нам о том, каковы должны быть нравственные нормы, по и жизнью Своей дал образец того, как эти нравственные нормы выполнять. Это тоже очень важная сторона. Кому были даны эти законы? Вы скажете, что всем людям. И апостолам было заповедано, чтобы они “шедше, научили вся языки”. Поэтому апостольская обязанность Церкви – научение всех языков во вселенной правильным представлениям о Боге и правильному Богопочитанию. |
| Изучение церковного права восходит к древности, однако в первом тысячелетии едва ли можно говорить об отдельной церковно-правовой науке - право Церкви изучалось наравне с гражданским правом, и фактически не было от него отделено. Считается, что на Западе каноника выделилась из догматического богословия в середине XII веке с созданием Декрета Гратиана. В XII-XIV веках в Византии появляются специфические исследования, выдержанные в стиле толкований на каноны, а также сборники и указатели в области церковного права. Собственно церковно-правовая наука развивается в Греции начиная с XVIII века, а в России - с 1798 года, когда Святейший Синод включил изучение древнего русского церковно-правового памятника - Кормчей - в программу духовных академий. Современные церковные правоведы (А.С. Павлов, епископ Никодим (Милаш), протоиерей Владислав Цыпин) выделяют следующие задачи церковного права: 1) выявление истории формирования действующего права и церковно-правовых институтов; 2) изложение нормы церковного права (догмы права), берущей свое основание в церковных канонах и позднейшем законодательстве; как частный аспект этой задачи - изложение нормы права отдельных Поместных Православных Церквей; 3) критический анализ существующего церковного устройства. Таким образом, задача каноники состоит в том, чтобы «показать происхождение и развитие церковного права, указать, что составляет его неизменное основание, чтобы посредством юридической логики и законов истории установить критерий для суждений о том, насколько что-либо существующее в церковном устройстве может, смотря по местным обстоятельствам, измениться» (епископ Никодим (Милаш), Православное церковное право, СПб: 1897, С. 16). Каноника апеллирует к методам и выводам изучения Священного Писания, догматов Церкви, церковной истории, пастырского и нравственного богословия. Каноника также соприкасается с юридическими науками, в частности - с римским правом и теорией права, а также с обычным и действующим правом тех народов и стран, где существуют Поместные Православные Церкви. Таким образом, метод каноники совмещает методы богословской и юридической науки. Кроме того, при изучении источников каноника оперируют общепринятыми источниковедческими |
|
|
