| Но и абсолютно игнорировать это обстоятельство тоже было бы неверно; в этом случае мы проявили бы непонимание и даже неуважение к тем (пусть и несовершенным) средствам и принципам, при помощи которых выстраивала себя христианская мысль с первых веков своего существования и которые она устами свои авторитетных представителей осознала и объявила таковыми. Мы многого не заметим и многого не поймем, если будем мерить духовные явления почти двухтысячелетней давности по масштабам той внутренней свободы, которая свойственна нашему времени 19 . «Средний путь», на поиски которого за последние сто лет было затрачено немало усилий и который с не меньшими усилиями нащупывается и сейчас, представляет собой наиболее разумную альтернативу полемическим крайностям. Позицию гипотетической «золотой середины» можно было бы сформулировать в следующих пунктах. 1) Корпус текстов Нового Завета (канонических и неканонических) логичнее выводить за рамки патристики и, следовательно, патрологии. Начало патристики фиксируется как начало рефлексии над содержанием Писания, которое по своему происхождению, назначению и, наконец, литературной форме представляет собой совершенно специфическое явление. 2) Патристика, или предмет изучения патрологии, выступает как история самосознания христианства и вместе с тем, как совокупность методов построения христианской культуры. 3) Поэтому и патрология должна строиться как дисциплина историческая, объект которой не может оцениваться с точки зрения вечной и неизменной нормы, но существует лишь как история самого себя. Вместе с тем, 4) исторический подход не должен отождествляться с формально-литературным и чисто релятивистским, то есть не должен игнорировать те нормы, в том числе догматические и историко-церковные, которые патристика как эпифеномен религиозного сознания выработала для себя в ходе своего развития. Это значит, что 5) традиционалистские критерии должны учитываться при оценке статуса тех авторов, которые по тем или иным причинам занимали маргинальную позицию по отношению к господствовавшей традиции, хотя фактически могут считаться полноправными участниками духовного процесса. |
| Очевидно, чтобы не разойтись в воззрениях с церковью, нужно прислушиваться к живому учению ее, преподаваемому не в одном каком-либо месте, во везде – к общему голосу вселенской церкви, и всегда поверять себя им, как правилом, как нормою веры. Так учили о значении для разума веры и церковного предания, как высшей нормы истины, преимущественно отцы западной церкви (Тертулиан, Ириней, Киприан); но и учители восточной, и даже александрийской церкви по-видимому не противоречили этому учению; при всей силе своей склонности к александрийскому свободному мышлению, и они признавали за верою и преданием церкви значение основания и нормы для всякого истинного ведения. Уже Климент хочет, чтобы всякое христианское знание выходило не иначе, как из веры и было в сущности не чем иным, как сознанною, разумною верою; уже Климент признает «правило церкви» ( χνων τς χκλησας), ведущее путём предания начало свое от апостолов, за единственно верное руководство христианского знания, и предание, как божественную основу христианства противопоставляет вольномыслию субъективного разума. Он противопоставляет разногласию и новизне гностистических систем единомыслие вселенской церкви и древность ее учения, как самое ясное доказательство ее истинности, и почитает истинным только гносис, основывающийся на учении церкви – γνσις κκγησιαςικ, всякий же другой – еретическим 23 . Точно также и Ориген веру считает необходимою основою разума и в предании видит такую норму веры, которая должна служить рамкою для испытующего разума, который ни в каком случае не должен ни выходить из границ этой рамки, ни противоречить ей. «При виде тех разногласий, – в таком смысле рассуждает Ориген в предисловии к περ αρχν, – которыя представляют собою мнения даже считающих себя верующими во Христа, разногласий не только в вопросах второстепенных, но и в вопросах первейшей важности, естественно искать общеобязательного непогрешимого образца истины; и этот образец не в чем другом можно указать, как только в апостольском учении, путём предания непрерывно сохраняющемся в церкви: то только может быть истиной, что ни в чем не будет противоречить церковному и апостольскому преданию 24 ». |
| Эти установившиеся нормы проповедничества, анализируемые и обобщаемые в процессе гомилетических исследований, являются лучшим обоснованием теоретических положений и правил. Последние не должны иметь только научное, теоретическое значение. Основанные на опыте предшествующих поколений православных пастырей, они должны стать достоянием современных пастырей Церкви. Это возможно лишь в том случае, когда правила гомилетических дисциплин являются основой для творческого развития проповеднических способностей кандидата священства. Наилучшим образом этому развитию содействуют два метода гомилетических занятий: теоретический и практический. Первый состоит в изучении основ проповеднической деятельности, соответствующих правил и рекомендаций. Практический метод состоит в упражнениях гомилетического характера: в выборе темы, составлении плана проповеди, изложении ее в письменной форме, а затем и в устном произнесении. Этот метод предусматривает ознакомление с историческими образцами церковной проповеди, а также критический разбор современных проповедей. Основным источником гомилетики, как и других богословских наук, является Священное Писание. Кроме Священного Писания основополагающим источником является также Священное Предание: творения отцов и учителей Церкви, постановления Вселенских и Поместных соборов, в которых излагается учение как о самой церковной проповеди, так и о личности пастыря-проповедника и его обязанностях. Нормы действующего права Русской Православной Церкви также являются руководящим началом в учительной деятельности православных пастырей (Устав РПЦ, Ставленная грамота). Гомилетика имеет непосредственную связь с другими богословскими науками. Эта связь обусловлена задачами пастырской проповеди: образованием ума, воспитанием чувств и воли слушателей. Этим образовательным и воспитательным задачам проповеди как нельзя лучше соответствует материал, содержащийся в богословских науках: Библейской и церковной истории, Священном Писании Ветхого и Нового Завета, догматическом, нравственном, основном богословии и других науках. |
| Т. о., Свящ. Писание и Свящ. Предание являются источником правил Апостольских, правил Соборов и отцов Церкви. X. Формальные источники права древней Церкви. Первые христианские общины управлялись епископами по тем нормам, которые даны в Свящ. Писании и апостольском Предании. Единство церковной жизни и церковного строя поддерживалось верностью Церквей Преданию и их живым общением между собой. Центрами такого общения служили Церкви, основанные апостолами и мужами апостольскими: Иерусалимская, Александрийская, Антиохийская, Коринфская, Эфесская, Фессалоникийская, Лаодикийская, на Западе - Римская. При общем единстве веры и церковной жизни отдельные общины имели свои богослужебные особенности и правовые нормы, что иногда было поводом для недоразумений между ними. Для исследования спорных вопросов созывались Соборы из предстоятелей неск. Церквей; при решении этих вопросов за основу принималось предание древней апостольской общины. Соборные определения, как правило, оформлявшиеся в виде окружных посланий, доводились до сведения тех Церквей, предстоятели к-рых не участвовали в деяниях Собора. Соборные определения касались как догматических, так и дисциплинарных, т. е. церковно-правовых вопросов. Церковно-дисциплинарные вопросы могли решаться и отдельными епископами. Часто предстоятели кириархальных Церквей составляли послания епископам дочерних общин: в них они давали ответы на спорные вопросы канонического характера. Эти послания формально не имели обязательной силы, но строгое согласие их с апостольским Преданием, высокий авторитет их составителей со временем приводили к тому, что нек-рые из таких канонических посланий получали обязательную юридическую силу. Из частных суждений они превращались в источники общецерковного К. п. Высоким авторитетом пользовались правовые нормы апостольского происхождения. Древнейшим из дошедших до нас анонимным памятником времени мужей апостольских является «Дидахе» (Διδαχ (τν δδεκα ποστλων; Учение 12 апостолов), окончательно сложившееся к кон. I в. по Р. Х.; обнаружено архим. Антонином (Капустиным) лишь в 1862 г. и опубликовано в 1883 г. Филофеем Вриеннием , митр. Никомидийским. В «Дидахе» наряду с наставлениями о христ. вере и нравственности имеется раздел церковно-дисциплинарный: об апостолах и пророках, о странноприимстве, о собраниях, о местной иерархии; о требованиях к кандидатам священства (главы 11-16). «...Рукополагайте себе епископов и диаконов достойных Господа, мужей кротких и несребролюбивых и истинных и испытанных, ибо вам служат и они службу пророков и учителей» (Didache. 15. 2). |
| б) § 139: «На первый курс Академии принимаются – одни без экзамена, другие по поверочным испытаниям». в) § 140: «Лучшие из студентов семинарии, вызываемые в Академии по распоряжению Св. Синода на синодальные средства, принимаются в число академических студентов без экзамена». г) § 141: «Поверочным испытаниям подвергаются студенты духовных семинарий, прибывающие в Академии на собственные средства с ведома и одобрения семинарского начальства, а также имеющие в гимназических аттестатах или свидетельствах зрелости высшие баллы (5 и 4). Примечание. – Лица, окончившие с успехом полный курс университета или другого высшего учебного заведения, принимаются в Академию без экзамена и сверх нормы своекоштными, при желании же получить какую-либо стипендию подвергаются поверочным испытаниям наравне с прочими». —295— д) § 143: «Поверочные испытания, в объеме курса духовных семинарий, производятся, для поступления в Академию, – устные: по Св. Писанию Нового Завета, догматическому богословию, всеобщей церковной истории (до 1054 г.) и по одному из древних языков, по выбору экзаменующихся, и письменные: одно по богословским, а другое по философским предметам; кроме того, требуется составление в письменной форме одного поучения. Примечания. – 1. Имеющие гимназические аттестаты или свидетельства зрелости (§ 141) подвергаются, для поступления в Академию, упомянутым выше поверочным испытаниям, при том по обоим древним языкам». е) § 144: «Из числа подвергавшихся поверочным испытаниям могут быть приняты в Академию только те, кто выдержал оные успешно». ж) § 145: «Принятые в Академию в количестве не свыше установленной академическим Советом нормы зачисляются в студенты Академии – одни на синодальные и частные стипендии, другие своекоштными». з) § 146: «Синодальные стипендии предоставляются прежде всего воспитанникам семинарий, явившимся по вызову. Затем оставшиеся свободными синодальные стипендии и частные стипендии назначаются лучшим из державших испытание. Не получившие стипендии могут быть, по их желанию, приняты в Академию своекоштными». |
| В свете соборного учения о множественности в единстве именно разнообразие акцентов, представляемое канонической кодификаци ей восточного права, несомненно подтверждает актуальность слов Льва XIII, процитированных Иоанном Павлом IÏ «Возможно, нет ничего более замечательного для того, чтобы показать вселенский характер Церкви Божьей» 134 . 5. Канонистика как наука Из множества богословских дисциплин канонистика стала первой, которая эмансипировалась в качестве самостоятельной науки. Ее выделение из догматического богословия обычно относят к середине двенадцатого века, то есть ко времени Decretum Gratiani (Декрета Грациана). Это не мешает тому, что в процессе формирования канонистики как науки можно различить, по крайней мере, четыре крупных этапа: эпоху канонического права до Грациана (или ius vetum – старое право); классическую канонистику (или ius novum – новое право); долгий период существования каноническо го права после Тридентского собора (когда оно определяется, вплоть до обнародования Кодекса 1917 г., как ius novissimum – новейшее право); и рождение – прежде всего благодаря Второму Ватиканскому собору – современной канонистики 135 . Для первого этапа характерна фрагментарность законотворче ства, часто лишенного всеобщего признания. Канонические нормы первых веков «обнаруживают тенденции к разрешению конкретных проблем Церкви, не претендуя на то, чтобы служить выражением органичной и концептуально разработанной системы. Они без особых сомнений следуют нормам римского или германского права, в зависимости от конкретного географического положения. В раннем средневековье они часто принимают форму капитуляриев . Но в своей изначальной функции канонические нормы претендуют лишь на то, чтобы в оперативном порядке, в конкретном осуществлении церковной дисциплины, выразить присущее Церкви богословское видение таинства воплощения и аскетического опыта христианина» 136 . Ввиду этой объективной ограниченности каноническое право на первом этапе развития оказывается еще неспособно к порождению теоретического и систематического мышления. Последний этап развития, напротив, представляет собой столь радикальный поворот на уровне эпистемологического и исторического статуса канонического права, что заслуживает отдельного рассмотрения 137 . Таким образом, для понимания того, каким образом канонистика обрела достоинство науки, достаточно кратко остановиться на двух центральных этапах ее формирования: на так называемой классической канонистике и на школе Ius Publicum Ecclesiasmicum. 5.1 Основные этапы формирования канонистики |
| Такими темпами, за миллионы лет, они могли и сами «богоуподобиться». И если изначально этим «почти людям» Бог предписал враждовать с собратьями, убивать их, бороться со всей природой за жизненное пространство, и они миллионы лет жили так, то какой смысл Ему потом объявлять эти (с ПЭ точки зрения изначально естественные и заданные Самим Богом) нормы вдруг чем-то плохим и неправильным (грехом)? Насколько, вообще, логично и адекватно предполагать, что Бог - Любовь и Абсолютная Святость - хоть кому-нибудь хоть когда-нибудь мог в качестве нормы предписать такие принципиально чуждые Своей Сущности свойства, как ненависть, коварство, обман, хитрость, месть, блуд, похоть, воровство и пр. непременные атрибуты ЕО ? А потом, вопреки Своей абсолютной неизменности, переосмыслить это и объявить грехом. Не говоря о том, что в природе встречаются ещё и такие явления как инцест, проституция, гомосексуализм и т.д., поэтому, ПЭ-нистам придётся анализировать на этот предмет и их. В «запущенном« ПЭ-состоянии, когда последствиями грехопадения считают лишь «разрыв симбиотических связей с экологической катастрофой», некоторые из его адептов искажают и саму цель обожения человека (если не сказать, что в этом состоянии она исключается вообще). И тогда, собственно, смыслу человеческой жизни не остаётся ничего, кроме участия в общем круговороте биомассы и коротания времени в агрономии и ландшафтном дизайне («возделывании и хранении сада» как они это поняли). У них это называется «творческое преображение природы» и считается соработничеством Творцу и основной целью человеческой жизни. Итак, если Творец, по ПЭ учению, изначально вложил во всю природу механизм самосовершенствования, то почему с человеком Он вдруг решает поступить иначе? Ведь приём проверен и отработан миллионами лет, что же мешает запустить и механизм обожения таким же образом? Если, повторим, ПЭ-нисты, вообще, признают эту цель за человеком, в Православии исконно считавшуюся наиглавнейшей. Всё глубже погружаясь в анализ логической состоятельности ПЭ-низма, всё очевиднее становится подавляющее логическое преимущество классического православного миропонимания Церкви, относительно этого нового наукоугоднического учения. |
| Различные природные катастрофы, наводнения, землетрясения и т. п. — явления, которые субъективно человеком воспринимаются как зло, не суть зло сами по себе, но лишь по отношению к человеку. Несмотря на существование в мире нравственного и физического зла, очевидно, что мир устроен таким образом, что нормой его существования является добро, а зло на всем протяжении истории человечества во всех культурах и у всех народов воспринималось как отклонение от нормы, аномалия. Например, здоровье всегда считалось естественным состоянием человека, а болезнь воспринималась как отклонение от нормы, а не наоборот. 3. Существование в мире постоянных и неизменных законов. Не является ли Промысл неуместным вмешательством в раз и навсегда установленный порядок? Такое воззрение характерно для деистских учений, в которых Бог воспринимается исключительно как первопричина мира, великий Геометр, Архитектор вселенной, создавший мир и сообщивший ему движение, после чего полностью устранившийся от вмешательства в жизнь мира, развивающегося по присущим ему законам. Однако законообразность этого мира сама по себе не самобытна. Законы природы не объясняют сути протекающих в мире процессов и сами по себе ничего не приводят в движение. Полагать, что законы природы являются причиной развития мира равнозначно утверждению, что рельсы являются причиной движения поезда. Является ли Промысл «нарушением» законов? Премудрый и благой Бог не нарушает то, что Сам создал. Здесь можно провести следующую аналогию: психический мир, имеющий свои законы, может в значительной степени влиять на процессы, протекающие в мире физическом. Человек способен превосходить низшие (например, телесные) потребности с помощью высших (душевных) сил. Более того, человек может в значительной степени изменять характер процессов, естественным образом протекающих во внешнем мире. Однако это не означает нарушения или упразднения законов физического мира. Человек не нарушает физические законы, а использует их в своих целях. Так же и Промысл Бога, бесконечно превосходящего законы тварного мира, представляет собой использование естественных законов Божественной силой в провиденциальных целях. |
| Мы уже имели случай говорить об учении о происхождении идеи о Боге католических философов, которые, в опасении мнимого рационализма и мистицизма, вынуждены обратиться к такой теории происхождения этой идеи, которая действительно свойственна только эмпиризму и рационализму и которая, будучи проведена, последовательно, может привести к результатам, вовсе не желательным для истинно-религиозной философии. Поэтому здесь мы коснемся только тех недоразумений, которые могут возникнуть при сопоставлении нашей теории с религиозным учением о падении человека и условливаемым им действительным отношением его к Богу. Прежде всего, заметим, что философия, имея в виду на основании начал разума объяснить происхождение религиозной идеи, исходит из понятия о нормальном или идеальном отношении между Богом и человеком и имеет в виду нормальные и природные условия и законы нашего познания о предметах как мира чувственного, так и сверхчувственного. Она, как наука рациональная, не имеет и не может иметь в виду действительного эмпирического положения человека в отношении к Божеству и условливаемого этим положением отклонения его от нормы богопознания. Как самый факт уклонения человека от нормы (падения), так и последствия этого факта, выразившиеся в повреждения человеческой природы, входят вполне в область Откровенной религии, как по своей исторической, так и догматической стороне. Поэтому нисколько не может служить предосуждением для философской теории или доказательством ее ложности то обстоятельство, что эта теория не вполне оправдывается действительностью, которая может представлять вовсе не предполагаемые a priori и не выводимые из начал разума уклонения от начертанных теориею законов богопознания. Опровергнута эта теория может быть не одним только указанием фактического, случайного несоответствия начертанного ею идеала с действительностью, – ни один идеал никогда не осуществляется на опыте вполне, – но указанием собственной, внутренней ее несостоятельности, то есть, если бы было доказано, что установленная ею норма богопознания не согласна ни с понятием о Боге, ни с понятием о человеческой природе и законах ее познания. Но мы видели, что она необходимо предполагается тем и другим. |
| Rimske pravo a socialisticka spolecnost. Pr., 1966; Rebro К. Socialisticka spolocnost a rimskopravna kultura. Br., 1979). Никакая научная разработка римского права, будь то историческая или догматическая, немыслима без обращения к наследию римских юристов. Особенность римского права в том, что одним из важных его источников уже в период ранней республики была юриспруденция, понимаемая, правда, не как теоретическая обработка действовавшего права (таковая появилась в период поздней республики и необычайно усилилась в период империи), а как разнообразная практическая деятельность юристов – толкование законов, составление исковых формул, обучение праву. В ходе этой работы юристы дополняли, изменяли, а порой фактически отменяли старые юридические нормы, создавали новые нормы в области имущественных отношений и судопроизводства. Творимое юристами право по существу было обычным правом. Этот источник права юрист Помпоний именовал «auctoritas prudentium» или «iuris peritorum». Древнейший пласт римского писаного права составляли законы XII таблиц (Leges duodecim tabularum), т. е. запись обычного права, произведенная в середине Y в. до н. е. Другими источниками римского права были постановления сената (сенатусконсульты), плебисциты, преторские эдикты. В 130 г. юрист Сальвий Юлиан на основе обобщения или сведения воедино преторских эдиктов составил так называемый «Постоянный эдикт» (Edictum perpetuum). Окончательный текст этого эдикта был утвержден сенатом и санкционирован императором Адрианом. Впоследствии юристы, в том числе Павел, Ульпиан и другие, написали множество комментариев к этому эдикту, которые также следует отнести к источникам права. Сюда же относятся эдикты императоров и их ответы на вопросы. Сами юристы делили право на три группы норм: цивильное право (ius civile), право народов (ius gentium), естественное право (ius naturale). Юристы давали юридические советы частным или должностным лицам. Уже при Октавиане Августе было постановлено, что ответ или авторитетное разъяснение по вопросам права (responsa) будет даваться как бы от имени императора – responsa furtan ex autoritate eius (principis). |
|
|
