| Это была борьба двух, от начала до конца различных воззрений на Христа, широким потоком разлившихся в следующих веках; это, наконец, была борьба самых видных представителей христологического учения во второй половине века, создавших школы по вопросу, только что начавшему входить в силу и овладевать умами. Если бы памятники этой борьбы дошли до нашего времени в полном и цельном виде, то изучение их стало бы необходимостью для каждого историка несторианства и евтихианства и пролило бы не мало света на исторический генезис этих еретических систем. Но время не сохранило от этой весьма интересной борьбы ничего, кроме разрозненных, разбросанных кое-где обломков. В частности, изучающему догматическую деятельность Аполлинария весьма важно иметь под руками его сочинения против Диодора, чтобы определить степень того отрицательного влияния, какое оказал на него этот антиохиец. Борьба с Диодором по христологическим вопросам в том отношении и любопытна, что она привела не к примирению спорящих сторон, а к более резкому противоречию, к отчуждению и взаимному непониманию. В этой борьбе Диодор осмеял учение Аполлинария о высшем единении; для Аполлинария же слова Диодора оказались „нечестием и неверием антихристовым». Фрагменты сочинения Аполлинария против Диодора сохранили нам Леонтий Византийский и Феодорит. Леонтий выписывает часть сочинения Тимофея аполлинариста к Гомонию, в котором содержатся выдержки из глав 14, 27 и 61-й первой книги и из 22-й, 36 и эпилога второй книги Аполлинария против Диодора. Феодорит в своих цитатах из этого сочинения не столь обстоятелен, как Леонтий; он не называет точным именем сочинения Аполлинария, какие цитируются им, хотя он и знал сочинение против Диодора. В ряду его выдержек из недошедших до нас произведений Аполлинария значительное число приводится им под надписанием κ το κατ κεφαλαιον βιβλου 1199 . Эти выдержки принадлежат тому же сочинению, которое Тимофей-аполлинарист цитирует как книги против Диодора. Отождествить оба эти названия дает право то наблюдение, что во втором диалоге Феодорит приводит те же самые слова Аполлинария под заголовком κ το κατ κεφαλαιον βιβλου, какие у Тимофея цитируются, как принадлежащие сочинению его против Диодора. |
| Но если признана одна природа и одна сущность, то получалось нечто странное: приходилось одну и ту же сущность, одну и ту же природу называть и созданной и несозданной, и прежде Авраама и после Авраама и т.д. Это внутреннее противоречие учения Аполлинария ясно видел Диодор: он считал постыдным говорить, что одна и та же природа имеет различное рождение 1223 . Аполлинарий не разрешил этого противоречия; он в свою очередь дает Диодору ряд вопросов: „Как же не Бог то, что связано с Богом единством Лица? Как то, что соединено с Несозданным жизненным единством, не есть с Ним несозданное? Ибо если нет общности наименований, то нет ничего и соединеннаго (συγκεκραμμνον). Чуждо смысла называть Безтелеснаго именем тела, хотя мы говорим: Слово стало плотью». „Ибо если один удивится, каким образом созданное объединяется в наименовании несозданнаго, то гораздо более удивится другой тому, каким образом несозданное соединено в наименовании плоти созданной» 1224 . Ответ Аполлинария не мог удовлетворить Диодора не только по резкой противоположности взглядов, но и по существу дела. Отвечал ли Диодор на книги Аполлинария? – об этом нельзя сказать с точностью. В фрагменте Аполлинария у Юстиниана и автора „Patrum doctrina» упоминается γρμμα Диодора, но обозначает ли это γρμμα сочинение Диодора, разобранное Аполлинарием в разсмотренных книгах против него, или оно представляет собою особое письмо Диодора, решить невозможно. Во всяком случае сам Аполлинарий не удовольствовался одним сочинением против Диодора; он полемизировал с ним всюду, где касался учения о Христе, и составил еще специальное сочинение „Против Диодора к Ираклию», фрагмент которого под указанным заголовком приводится Юстинианом и в „Patrum doctrina» 1225 . Что это сочинение представляет собой труд, отличный от „Книг против Диодора», – это с наглядностию видно из того, что Тимофей аполлинарист, сообщающий фрагменты „Книг против Диодора», цитирует выдержку, повторенную Юстинианом и автором „Patrum doctrina» под заголовком „Против Диодора к Ираклию», как принадлежащую отдельному, отличному от „Книг против Диодора» сочинению Аполлинария 1226 . |
| Благодаря данным, собранным этими полемистами 956 , в настоящее время не может быть сомнения в том, что послание к Дионисию, известное с именем Юлия, ложно приписано этому последнему и есть подлинное произведение Аполлинария. Свидетелем за это является никто иной, как ученик Аполлинария, Валентин. В своей „Апологии», отрывком из которой пользуется Леонтий в обличение коварства аполлинаристов, он не тенденциозно, а совершенно объективно приводит две выдержки под заголовком „из письма Аполлинария к Дионисию», буквально находящиеся в существующем тексте послания Юлия к Дионисию 957 . Это свидетельство Валентина тем несомненнее, что, кроме этого послания к Дионисию, он цитирует еще другое письмо Аполлинария к тому-же лицу, давая тем понять, что между Аполлинарием и Дионисием существовали близкие отношения. – Полное и столь же авторитетное подтверждение слова Валентина находят в „Указателе сочинений Аполлинария», составленном Тимофеем Беритским. Указатель этот не дошел до нашего времени, но им пользовался автор „Учения отцов о воплощении» и, основываясь на нем, не только относил послание к Дионисию к подлинным произведениям Аполлинария, но и возстановлял его первоначальное надписание, в котором вместо „Юлия» стояло имя Аполлинария 958 ; значит, в указателе Тимофея помещалось и послание к Дионисию, как сочинение Аполлинария, на ряду с прочими его трудами. – Опираясь на эти внешние свидетельства, православные, церковные писатели VI–VIII вв. не отказывались и от разработки вопроса о языке и содержании послания, чтобы тем яснее установить его происхождение от Аполлинария. Так, имп. Юстиниан и тот же автор „Учения отцов о воплощении» признавали язык его чуждым, не свойственным римлянам (т.е. западным писателям, к которым относится Юлий) и слишком эллинистичным 959 ; автор „De sectis» со своей стороны добавлял, что у отцов времени Юлия был обычай к слову „σμα« присоединять „μψυχον» или „νοερν», тогда как в послании к Дионисию „σμα " употребляется без всяких прилагательных 960 . Не ограничиваясь этим, упомянутые писатели делали попытки сопоставить соотносительные места послания и подлинных сочинений Аполлинария, чтобы на основании „сродства содержания и выражения» убедить своих читателей в его принадлежности Аполлинарию, хотя шли по этому пути очень не далеко. Послание к Дионисию, действительно, в своих идеях, языке и способе выражения носит аполлинарианский характер и свидетельствует о своем происхождении от Аполлинария. Учение о воплощении по подобию человеческому, об одной природе Богочеловека и одном поклонении, о человеке с небеси и пр. раскрыто в нем так же и в такой же терминологии, в какой оно встречается и в прочих произведениях Аполлинария. Лучшим доказательством этого может служить изложение содержания послания. |
| н. длинный символ), сделанное «сообразно с верой (т. е. символом) тех св. отцов (Никейских), которые издали вышеприведенное изложение» (т. н. Епифаниев символ). Судя по этим словам, говорил я, можно было бы ожидать, что второй символ в тех его частях, где он не направлен против новых еретиков (а такими еретиками, как можно догадываться, были аполлинаристы и духоборцы) должен оставаться в полном согласии с первым символом. Но на самом деле вышло не так. Начало второго символа, где излагается учение о Отце и Сыне Божием, безо всякой видимой причины отступает от редакции первого символа. Весьма характеристично то, в чем заключаются эти отступления. Именно начало второго символа есть повторение не слов первого символа, а Никейского в точнейшей его форме. Второй символ начинается так: «Веруем во единаго Бога, Отца, Вседержителя, Творца всего видимаго и невидимаго; и во единаго Господа И. X., Сына Божия, рожденнаго от (Бога) Отца, Единороднаго, то есть из сущности Отца, Бога от Бога, света от света, Бога истиннаго от Бога истиннаго, рожденнаго, несотвореннаго, единосущнаго Отцу, чрез Котораго все произошло, как на небесах, так и на земле». Не дает ли это наблюдение права делать такое заключение: между первым и вторым символом нет гармонии, поэтому второй символ предпо- —283— лагает, что на месте первого символа должен бы быть какой-либо другой, с которым он находился бы в большем соотношении. Принимая же во внимание буквальное сходство начала второго символа с Никейским символом в его подлинной редакции, можно допускать мысль, что на месте теперешнего первого символа «Якоря» в первоначальной редакции этого сочинения стоял никакой другой символ, как именно настоящий Никейский (bene!) 250 , а впоследствии кем-либо из списателей «Якоря», сообразно с потребностями времени, после II Вселенского собора, заменен Константинопольским (pessime!), когда этот стал распространяться, т. е. входить в употребление более и более» («из истории Вселенских соборов IV и V веков», стр. 224–225. |
| После смерти святого Далмата Евтихий стал самым влиятельным архимандритом в Константинополе – своего рода вождем столичного монашества. Его положение было тем более прочным, что к числу его почитателей принадлежал его крестник – всесильный в последние годы правления Феодосия временщик Хрисафий. Свои мысли Евтихий высказывал в беседах с приходившими к нему людьми, так что они приобрели широкую известность, вызвав особенно острое неприятие со стороны восточных богословов. В 447 году блаженный Феодорит написал и распространил составленный в виде диалога полемический трактат под названием «Эранист», что значит «Коллекционер», в котором, не называя имени Евтихия, но прозрачно намекая на него, представил его как аполлинариста, разделявшего три его еретических заблуждения: об изменяемости Бога, о слиянии природ во Христе и о страдании Божества. Евтихий прочел этот трактат и узнал в нем себя. Акт возмездия последовал скоро. Не без участия крестника Евтихия препозита священной опочивальни Хрисафия 16 февраля 448 года императором был издан эдикт, которым отвергались все изложения веры, кроме Никейского символа, определений Эфесского собора и 12 анафематизмов Кирилла Александрийского, иными словами – дезавуировалась согласительная формула 433 года. Тем же эдиктом все последователи Нестория, в том числе бывший комит Ириней, поставленный епископом на Тирскую кафедру, объявлялись низложенными и отлученными . Вместо него епископом Тирским, без согласия архиепископа Домна, был поставлен Фотий. Затем император повелел блаженному Феодориту немедленно покинуть Антиохию и водвориться в своем кафедральном городе Кире. Заблуждения Евтихия стали известны епископу Дорилейскому Евсевию, его старому другу со времени Эфесского собора, когда они вместе сражались против Нестория. Евсевий навестил Евтихия в его монастыре в начале 448 года и в продолжение нескольких бесед с ним на богословские темы убедился в его уклонении от православного учения. После тщетных попыток переубедить друга Евсевий, в прошлом схоласт, что значит юрист, решил действовать формальным образом, тем более что Евтихий, в свою очередь, обвинил его самого в ереси. Зная о высоком покровительстве Евтихию и о его популярности в народе, Евсевий мог ожидать для себя опасных последствий. |
| 17-го февраля 448 года 3541 Феодосий возобновил, возможно, не без давления со стороны александрийского фараона, эдикт против несториан и предписал, «чтобы показать пример», сместить Иринея тирскиго 3542 . Одновременно с этим в Едессе начались интриги против епископа Ивы 3543 , в которых видна рука Евтихия 3544 . В Антиохии, по-видимому, отлично сознают, откуда веет ветер. Отсюда Домн не признает смещения Иринея 3545 и интимно сносится с Феодоритом, который в это время или незадолго до этого в своем ρανιστς бросил перчатку александрийцу. Тем временем в Антиохию являются с жалобой на Иву едесские клирики и, не находя здесь благоприятной почвы для обвинения своего епископа, направляются в Константинополь 3546 . При таких обстоятельствах Диоскор решается выступить открыто и побуждает Евтихия обратиться к папе Льву в Рим с жалобой, что «несторианская» ересь вследствие стараний известных лиц опять воскресает 3547 . Вместе с тем Диоскор открыто вмешивается в восточный диэцез, требуя от Домна объяснения по поводу незамещения тирской кафедры и антиохийских речей Феодорита 3548 . Это было только подготовкой к публичному выступлению против Феодорита, души антиохийской теологии. Под влиянием Диоскора сирийские приверженцы последнего обвиняют Феодорита в несторианстве, причем с жалобой на это обращаются в Александрию. Диоскор принял жалобу, произнес осуждение и анафематствовал Феодорита. Так как на востоке можно было ожидать противодействия этому, то император удалил Феодорита в его отдаленное епископство на Евфрате, где он как бы умер для целого мира 3549 . Под предлогом необходимой поддержки обще-церковного мира 3550 Диоскор в это время победоносно вступил на путь к восточному панству 3551 . Он послал в Константинополь епископов, которые должны там за него поработать 3552 . О времени с лета по осень 448 г. мы владеем весьма скудными сведениями. По мнению Тильмона 3553 , возможно, к этому времени принадлежит засвидетельствованная Факундом 3554 попытка Домна декретировать в глазах императора Евтихия, святого противной партии, как аполлинариста-еретика. Старания Домна не увенчались успехом. На его представления не обратили даже внимания. Напротив, на антиохийскую партию посыпался со стороны двора ряд неожиданных ударов. Ириней был удален и кафедра его 9 сентября 448 г. замещена, по-видимому, вопреки воли Домна, неким Фотием, примкнувшим вскоре к александрийской партии 3555 . Потерпевшие в Антиохии неудачу, обвинители Ивы добились успеха в Константинополе. Несмотря на противодействие Флавиана их делу 3556 , императорским мандатом от 26 ноября было приказано обревизовать их дело, причем расследование последнего было поручено Уранию иммерийскому, врагу Ивы, Евстафию беритскому и Фотию тирскому 3557 . Сам Домн удостоверяет 3558 , что Диоскор в это время решил его подчинить своей власти. |
| Не уступчивый от природы и страстный Несторий 3188 в своем новом положении на деле обнаружил большой жар против еретиков. Уже через пять дней после вступления он приказал разрушить молитвенный дом ариан и даже обеспокоил мирных новациан 3189 . Он объявил войну всем еретикам. Inter ipsa ordinationis initia 3190 он добился от императора издания драконовского закона 30 мая 428 г. 3191 , являющегося квинт-эссенцией всего греко-римского законодательства против еретиков. При посредстве Антония, епископа города Гермы, он стеснил македониан в Геллестпонте и, когда они убили Антония, то Несторий воспользовался этим случаем для поддержания своих стремлений и убедил самодержцев отнять у македонян церкви 3192 . С особой яростью преследовал он четырнадцатидневников в Азии, Лидии и Карии и довел их до открытого возмущения в Милете и Сардах 3193 . Cunctarum haereseon blasphemias insectabatur, говорит о нем Винцентий 3194 . Являясь самым отъявленным врагом еретиков, он не мог себе даже и представить, чтобы он сам мог быть заподозрен в лжеучении 3195 . Между тем это случилось! Кирилл александрийский , как мы видели, давно уже точил в темноте кинжал против константинопольского иерарха, но до поры до времени скрывал свой замысел. Со вступлением неосторожного Нестория на константинопольскую кафедру для Кирилла представился давно желанный случай свести счеты со столичным епископом и указать этому счастливому выскочке надлежащее место. В лице Нестория на константинопольскую кафедру вошел аскетический антиохиец. Пылкий проповедник и ненавистник еретиков, он с жаром стал проводит в столице доктрины, усвоенные им в антиохийской школе 3196 . Его христология, говорит Гарнак 3197 , была Феодоровой, но нельзя сказать, чтобы он пошел дальше. Напротив на нем заметно влияние Златоуста. О человеческом развитии Иисуса Несторий не говорил и взгляд на единство в нем сильнее, чем в Феодоре 3198 . Беда только в том, что воззрения его в Константинополе встретили неблагоприятную почву. Как это справедливо предполагает Лоофс 3199 , в Константинополе они пошли вразрез с распространенными здесь традициями александрийского происхождения или даже прямо аполлинаристической окраски 3200 . Весьма возможно, что еще до прибытия Нестория в Константинополь здесь уже существовал спор, |
| Припомним затем, какое странное смешение сект царило тогда в этих восточных митрополиях, сколько идей, идущих из самых разнообразных источников, веяло там испокон веков. Мы видели, что в Антиохии язычники, хотя и менее численные, чем христианское общество, взятое в целом, все же составляли еще значительную часть населения. Иудеи были также очень многочисленны, еретиков – масса. Не говорим о расколе, разделявшем верных на Мелетиан и Павлиниан, так как причиною его была не разность учений, а вопрос о личностях. Не говорим даже об аполлинаристах, вообще очень близких к православию. Но ариане, в особенности представляемые крайнею левою партией, т. е. партией аномеев, сохраняли еще свое влияние. Нужно было считаться еще с маркионитами и манихеями, которые, хотя и претендовали на близость к христианству, но в действительности были совершенно чужды его 16 . 81-ое письмо бл. Феодорита показывает нам, какую силу в его время имели еще гностики в сирийских деревнях. В Константинополе ощущалось присутствие тех же групп. Нужно только прибавить сюда новациан, пользовавшихся довольно большим уважением, благодаря популярности их епископа Сизинния, человека светлого и довольно свободного разума, смелого по характеру и шутника, пользовавшегося несколько преувеличенною репутацией замечательного ума, если судить по некоторым его поступкам, так снисходительно передаваемым Сократом в его истории (VI). Необходимо также отметить, что ариане были там более численны и влиятельны, чем в Антиохии, и достаточным доказательством этого является любопытный анекдот, сохраненный тем же историком о крестных ходах, какие Златоуст установил в ответ на процессии, организованные арианами для того, чтобы собираться в свои собрания вне городских стен, так как им было запрещено делать их в городе, и самые церкви их были переданы православным. Теперь легко понять, сколько различных воздействий должны были оказывать одна на другую все эти, до такой степени различные секты, всецело управляемые деятельным и страстным меньшинством, тогда как в каждой из них непостоянная, индифферентная и корыстолюбивая масса была доступна всем влияниям, вовлечена во все движения и подвержена всевозможным слабостям. |
| 14 Николаиты — еретики первых времён Церкви, предшественники гностических ересей. Монтанисты — гностико-синкретическая ересь фригийца Монтана (II в.). Практиковала лжепророчества, проповедовала близкий конец света и нетерпимость к колеблющимся. Манихеи — еретическое учение перса Мани (II в.). Утверждает равносильность доброго и злого начал, гнушение материальным. Манихейство породило множество сект (альбигойцы, катары, вальденсы на Западе, богумилы на Востоке и т. д.). О манихеях см., например, творение блаженного Августина “О природе добра против манихеев“ (“Альфа и Омега”. 2007. 3(50); 2008. 1(51) в переводе и с комментариями священника Дионисия Лобова). — Пер. 15 Евномиане — секта крайних ариан, последователей антиохийского ересиарха Евномия (ум. в 398 г.). — Пер. 16 Савеллиане — последователи Савеллия, ересиарха III в., называемые также антитринитариями за уклонение от православного Троического богословия. — Пер. 17 Квартодециманы, или четыредесятники (II в.) — секта, праздновавшая пасху в один день с иудеями. Осуждены Лаодикийским собором. Новациане — последователи римского пресвитера Новациана, учинившего раскол с требованием извергать из Церкви провинившихся. Ариане — сторонники христологической ереси Ария (1-я пол. IV в.), опровергнутой Никейским собором (325 г.), но бурно проявлявшейся до VI–VII вв. Македониане — последователи епископа Константинопольского Македония I (342–360 гг.). Отрицали Божественность Святого Духа, поэтому их называли также пневматомахами (см. ниже), или духоборами; не следует смешивать их с русской сектой духоборов, придерживавшейся сходных воззрений. Аполлинаристы поддерживали Аполлинария Младшего, епископа Лаодикии Приморской (Сирия, IV в.). Образованный и одарённый богослов Александрийской школы, состоявший в дружественной переписке со святителями Афанасием Великим и Василием Великим, претерпел гонения как борец с арианством, но впоследствии уклонился в христологическую ересь, осуждённую Соборами. Отрицал человеческую природу Христа. — Пер. |
| 2) Другое возражение делали против системы Аполлинария с точки зрения последствий искупления. Его учение носит характер пелагианства; человеку придается слишком большое значение в искуплении, вопреки смыслу самой системы. Ум человека, по Аполлинарию, настолько слаб и так сильно поврежден, что если бы он остался во Христе, то даже и Ему он воспрепятствовал бы побороть грех, и потому для господства над грехом приходилось отнять от человеческой природы такой существенный элемент её, как ум, и заменить его божественным Духом. Между тем, после искупления человеку оставлен его естественный, неосвященный личным единением с Λογος’ом, ум, да дана еще душа с её греховными вожделениями, и с такими силами ему предоставлено восторжествовать над грехом. Задача далеко не легкая! От нее отстранился Сам Христос, а человек, предполагает Аполлинарий, может «по подражанию Христу» усвоить себе плоды искупления и побороть грех в своей личной жизни. Искупления всего человека система Аполлинария во всяком случае не предполагает. 3) Аполлинарию приписывали еще мысль, что Христос воспринял человечество не от Св. Девы. Действительно, на почве αντιμεθστασις ονομτων Аполлинарий построил оригинальное учение о небесном человеке. Слова апостола Павла о Христе Спасителе – «вторый человек, Господь с небесе» (1Кор.15:47), Аполлинарий понимал в их прямом смысле: так Христос называется не по предведению Его вочеловечения, как будущего факта, а как Логос, потому что Он составляет высшую часть в человечестве Христа. Высшая часть человеческой природы, таким образом, существовала в Лице Христа предвечно. Однако Аполлинарий раскрыл это учение крайне темно, что видно уже из самого разнообразия возражений против этого пункта со стороны противников. Одни из них указывали Аполлинарию на то, что из его учения о небесном человеке вытекает то следствие, что Христос плоть принес с неба и чрез Деву Марию прошел, как чрез трубу; другие, – что из этого следует, что человечество единосущно с Божеством; третьи, – что будто бы человек Христос не сотворен. Аполлинарий находит все эти возражения не основанными на его системе, тем не менее, учение его оставалось темным, так что даже ближайшие его преемники утверждали то, что Аполлинарий отрицал. Одни из аполлинаристов говорили, что Бог воспринял плоть, а не душу (здесь видно влияние аристотелевских элементов в системе Аполлинария, который не всегда выдерживал трехчастный состав человеческой природы, а иногда под душою разумел и дух и душу). Другие (полемиане) утверждали, что Христос принес плоть с неба, и даже шли дальше и говорили, что и самая плоть Христа единосущна Божеству. |
|
|
