| Что с ним случилось? Досталось ли ему наследство? Повысили ли его чином? Спешит ли он на любовное свиданье? Или просто он хорошо позавтракал – и чувство здоровья, чувство сытой силы взыграло во всех его членах? Уж не возложили ли на его глею твой красивый осьмиугольный крест, о польский король Станислав! Нет. Он сочинил клевету на знакомого, распространил ее тщательно, услышал ее, эту самую клевету, из уст другого знакомого – и сам ей поверил. О, как доволен, как даже добр в эту минуту этот милый, многообещающий молодой человек! Февраль, 1878 Житейское правило – Если вы желаете хорошенько насолить и даже повредить противнику, – говорил мне один старый пройдоха, – то упрекайте его в том самом недостатке или пороке, который вы за собою чувствуете. Негодуйте… и упрекайте! Во-первых – это заставит других думать, что у вас этого порока нет. Во-вторых – негодование ваше может быть даже искренним… Вы можете воспользоваться укорами собственной совести. Если вы, например, ренегат, – упрекайте противника в том, что у него нет убеждений! Если вы сами лакей в душе, – говорите ему с укоризной, что он лакей… лакей цивилизации, Европы, социализма! – Можно даже сказать: лакей безлакейства! – заметил я. – И это можно, – подхватил пройдоха. Февраль, 1878 Конец света. Сон Чудилось мне, что я нахожусь где-то в России, в глуши, в простом деревенском доме. Комната большая, низкая, в три окна; стены вымазаны белой краской; мебели нет. Перед домом голая равнина; постепенно понижаясь, уходит она вдаль; серое, одноцветное небо висит над нею как полог. Я не один; человек десять со мною в комнате. Люди всё простые, просто одетые; они ходят вдоль и поперек, молча, словно крадучись. Они избегают друг друга – и, однако, беспрестанно меняются тревожными взорами. Ни один не знает: зачем он попал в этот дом и что за люди с ним? На всех лицах беспокойство и унылость… все поочередно подходят к окнам и внимательно оглядываются, как бы ожидая чего-то извне. Потом опять принимаются бродить вдоль и поперек. Между нами вертится небольшого росту мальчик; от времени до времени он пищит тонким, однозвучным голоском: «Тятенька, боюсь!» Мне тошно на сердце от этого писку – и я тоже начинаю бояться… чего? не знаю сам. Только я чувствую: идет и близится большая, большая беда. |
| Райнер, молча поклонился. — Чем же прикажете служить? — тихо опросил коллежский советник. — Вы ведь не имеете желания идти в восстание: мы знаем, что это с вашей стороны был только предлог, чтобы видеть комиссара. Я сам не знаю комиссара, но уверяю вас, что он ни вас, ни кого принять не может. Что вам угодно доверить, вы можете, не опасаясь, сообщить мне. Это начало еще более способствовало Райнерову замешательству, но он оправился и с полною откровенностью рассказал революционному агенту, что под видом сочувствия польскому делу им навязывают девушку в таком положении, в котором женщина не может, скитаться по лесам и болотам, а имеет всякое право на человеческое снисхождение. — Если вы отправите ее, — прибавил Райнер, — то тысячи людей об этом будут знать; и это не будет выгодно для вашей репутации. — Совершенно так, совершенно так, — подтверждал коллежский советник, пошевеливая анненским крестом. — Я был поражен вчера этим известием, и будьте уверены, что эта девица никогда не будет в восстании. Ей еще вчера послано небольшое вспоможение за беспокойство, которому она подверглась, и вы за нее не беспокойтесь. — Мы ведь в людях не нуждаемся, — сказал он с снисходительной улыбкой и, тотчас же приняв тон благородно негодующий, добавил: — а это нас подвели эти благородные русские друзья Польши. — Конечно, — начал он после короткой паузы, — в нашем положении здесь мы должны молчать и терпеть, но эта почтенная партия может быть уверена, что ее серьезные занятия не останутся тайною для истории. — Чем вы думаете испугать их! — с горькой улыбкой проговорил Райнер. — Чем можем. — Что им суд истории, когда они сами уверены, что лгут себе и людям, и все-таки ничем не стесняются. — Они полагают, что целый свет так же легко обманывать, как они обманывают своим социализмом полсотни каких-нибудь юбок. Петровский сделал тонкую департаментскую улыбку и сказал: — Да, на русской земле выросли социалисты, достойные полнейшего удивления. — Какие ж это социалисты! — вскричал Райнер. — Дрянь, — горячо сорвал Петровский. |
| Политический сценарий русских революционеров предусматривал использование социальных ожиданий крестьянства, вызванных освободительной реформой 1861 г., для организации антигосударственного мятежа с целью реализации идей утопического социализма, социального равенства и федерализма. С такой же жестокостью, как и их польские соратники, предполагали действовать и русские революционные экстремисты из организации «Земля и воля». Они ставили своей целью натравить низшие сословия на высшие и, тем самым, спровоцировать великорусское крестьянство на массовое насилие в отношении дворянства – помещиков и чиновников, то есть, развязать самоубийственную гражданскую войну. В свою очередь, задачей А.И. Герцена и его радикальных единомышленников являлась идейная поддержка революционного экстремизма, направленного на разрушение государственного и общественного порядка, а также дискредитация, деморализация и разложение русской армии, боровшейся с восстанием, превращение ее из защитника независимости и территориальной целостности страны в инструмент разрушения Российского государства. Подняв первыми знамя вооруженного мятежа, польские сепаратисты действовали прагматично, расчетливо и беспощадно. Они стремились использовать русских революционеров и великорусское крестьянство в качестве объектов манипулирования, рассматривая их как средства достижения своей главной политической цели – восстановления независимой Речи Посполитой в границах 1772 г. Для того, чтобы реализовать замысел подпольного «правительства», польская пропаганда, обращенная к белорусским, малороссийским и великорусским крестьянам, обещала им отмену всех повинностей и бесплатную землю, за счет государственных и помещичьих земель. Например, Северо-Западном крае России манифесты подпольного «правительства» обещали белорусским и литовским крестьянам бесплатные земельные наделы, которыми они пользовались, а безземельным крестьянам, «которые пойдут против москалей» по 5 моргов казенной земли, требуя взамен «защищать польский край, гражданами которого они с сего дня являются». |
| Канцлер ФРГ Кизингер Естественно, молодежь не только протестовала, молодежные организации выезжали в Англию, в Польшу – непосредственно на места, где нацисты принесли огромное зло, собирались вместе с польскими студентами, помогали выжившим. Помогали строить еврейские поселения на территории Израиля. Наконец, мне бы хотелось отметить еще один момент. Одним из главных катализаторов появления вопроса о вине в Германии стало христианское сознание большинства немцев. Стыд за содеянное влечет за собой как минимум понимание того, что нужно признать свою вину. И мне кажется не случайным, что до сих пор в Германии ведущую роль в политической системе играет партия христианских демократов. Вина уголовная, политическая, моральная, метафизическая… – А проблемами воздействия тоталитарного режима на сознание вообще кто-нибудь занимался? – Карл Густав Юнг, практиковавший психиатр, утверждал: даже те из его пациентов, кто занимал исключительно четкую позицию против национал-социализма, пережив двенадцать лет под властью Гитлера, сильно изменились. Они пострадали именно психологически. Не говоря уже о людях с четким нацистским прошлым, которые приходили к нему на сеансы и говорили о своих преступлениях. Юнг писал об огромном значении американской политики перевоспитания, когда людей привозили в концлагеря, и они видели следы преступлений, сталкивались с ними лицом к лицу. От этого уже не уйдешь. Можно говорить о том, что «мы этого не знали», «Геббельс нам этого не рассказывал, мы думали, что Рейх сражается и защищает нашу свободу», – но вот здесь они это увидели… и некоторые шоры у них свалились, и как жить с этим новым знанием – было непонятно. Как раз в этой ситуации был очень важен тот подход, который предлагал своим соотечественникам Карл Ясперс. Он же не предлагал каждому каяться в том, что сделал Гитлер. Понятно, что не нужно конкретному Ясперсу или конкретному Мюллеру каяться в том, что совершил Гитлер. Он же не виновен в личных грехах Гитлера, это очевидно. В данном случае Ясперс, который не всегда придерживался в своих трудах богословских догматов, выступил с совершенно христианской точки зрения. Он говорил о том, что личное покаяние необходимо только в том, что ты сам совершил. |
| А письмо Колесниковой было переправлено из ЛГ в юридические инстанции, где ему не дали ходу: негоже было бросать тень на имена двух признанных мэтров советской эпохи. Приходится сказать «спасибо» украинским горе-патриотам: да, твёрдо установлено, что «Священная война» под названием «Повстань, повстань, народе мiй» была известна сечевикам 1918 года, а значит, снимается вопрос об авторстве Кумача и Александрова; в лучшем случае за ними остаются небольшая правка и аранжировка. Но и для горе-патриотов эта история оборачивается конфузом: неведомо им, что песнь была создана двумя годами ранее русским человеком. Автор не прилагал специальных усилий для её распространения (тем более, что грянувшая в скором времени Февральская революция сделала её, к несчастью, неактуальной), но она всё же проникала в различные уголки России и в частности на Украину – попав в конечном счёте в дурные руки. Но песнь песнью, а что с идущей войной, может ли она считаться той или другой стороной священной? Нельзя отрицать некоторую духоподъёмность на украинской стороне. Когда отставные полковники А.Редкозубов и Р.Илющенко пишут в «Русской народной линии» о «неожиданно высоком боевом духе противника», они только констатируют очевидное. Вот только какого «качества» этот дух? Искусственное государство Украина живёт заёмным пафосом: музыкально это выражается в присвоении ею польского «Марша Домбровского», ставшего государственным гимном, и русской, тоже по сути гимнической «Священной войны». Но та ярость, совсем не благородная, какую порою выказывает украинский воин на поле боя, происходит из «Германии туманной», где в годы фашизма вызрело новое чувство смерти. Эрнст Юнгер писал: «Исступлённое ликование, каким сопровождался приход Гитлера к власти (сам Юнгер в тот момент был ему не чужд. – Ю.К.) на самом деле было вызвано перспективой небытия». Самого Гитлера, о котором можно сказать, что он сфокусировал в себе весь национал-социализм, эта перспектива завораживала: недаром в его кабинете на самом видном месте висела картина Бёклина «Остров мёртвых» (бросается в глаза на фотографии, где он принимает Молотова). По-своему замечательная, она выражает гибельное безгласие «того света». В сознании фюрера оно взрывалось картинами яростного разрушения, как, например, в вагнеровской «Гибели врагов». Таково было его отношение к смерти. |
| Предшественником его был ваш директор, открыто замешанный в участии в жонде. Слава Парфения Гуслицкого кажется погибла без шуму. Он запутался в долгах, запивает и что у него жива жена, и след. все рассказы о странствиях ложь. В обращении раскольников никакого успеха не имеет. Статья «раскол как орудие» в Русском Вестнике, говорят, принадлежит Субботину. Но он нашел нужным скрыть свое имя, так как своей целью она, по-видимому, имеет оправдать раскол от упрека этого. На деле плохо оправдывает. Есть орудия сознательные, есть бессознательные – таковы большая часть русских чиновников, действующих в пользу Поляков и не сознавая того. Такие-то орудия, и нужны особенно и революционной и польской партии. Я подозреваю, переход Мельникова в Москву и его обращение к русско-московской стороне, не есть ли тактика со стороны той, которой он служите прежде? Даровитый человек может увлечь значительную часть умов, —288— вообще нетвердых в убеждениях, как не самостоятельно выработавшихся, совсем в другую сторону. Но я стою вдали от всего этого круга и движения, а потому и не могу судить об этом с основательностью. 1866 г. дек. 22-го. Ночь со вторника на среду был здесь Н.А. Сергиевский. Митрополит благосклонно принял проект и наделал только несколько замечаний. Н.А. Сергиевский нашел его весьма бодрым и свежим, часа по четыре сряду сидел он и потом вызвался письменно представить свои замечания. По проекту штат учащихся сокращается на 3000 человек, но уже не предполагается исключений учеников, доходивших ежегодно до 4-х тысяч. Духовенству дозволяется открывать параллельные классы. Государь следил за проектом. Когда Толстой сказал ему, что в классе полагается 50 челов., Государь сказал: «по моему мнению, самое большее число для меньших классов никак не должно превосходить сорока». Кончать курс будет столько же, сколько и теперь. Вводит намерены с полукурса, хорошо успевших переведут в следующий класс, а мало успевших оставят в прежнем и потому преобразование начнется с нашего и Казанского округа. Касательно помещения сказано: ученики семинарии помещаются в казенном здании или живут в домах родителей, а в случае необходимости и на наемных квартирах. Хотя погнали и патристику и православ. Исповедание, и богослуж. книги, но митр. находит, что предметов все еще много. |
| 1122 Герцен Александр Иванович (1812–1870) – российский революционер, писатель, философ. Внебрачный сын богатого помещика И. А. Яковлева. Окончил Московский университет (1833), где вместе с Н. П. Огаревым возглавлял революционный кружок. В 1834 г. арестован, 6 лет провел в ссылке. С 1847 г. в эмиграции. После поражения европейских революций 1848–1849 гг. разочаровался в революционных возможностях Запада и разработал теорию «русского социализма», став одним из основоположников народничества. В 1853 г. основал в Лондоне Вольную русскую типографию. В газете «Колокол» обличал российское самодержавие, вел революционную пропаганду, требовал освобождения крестьян с землей. В 1861 г. встал на сторону революционной демократии, содействовал созданию «Земли и воли», выступал в поддержку Польского восстания 1863–1864 гг. Автобиографическое сочинение «Былое и думы» (1852–1868) – один из шедевров мемуарной литературы. 1123 Молох – согласно Библии, божество, которому приносились человеческие жертвы (особенно дети), почитавшееся в Палестине, Финикии и Карфагене. В переносном смысле – страшная, ненасытная сила, требующая человеческих жертв. 1131 Феофан Затворник (в миру Георгий Васильевич Говоров; 1815–1894) – российский епископ; богослов, публицист-проповедник. С 1872 г. жил в затворе. Книга лекций «Путь ко спасению» (1868–1869) о православном образовании и воспитании. Проповедь духовно-нравственного совершенствования как истинного прогресса человечества в сборнике «Слова архимандрита Феофана» (1859). В интимно-поучительном «Собрании писем» (вып. 1–8, 1898–1901) – размышления о христианской жизни, преодолении соблазнов и слабодушия, конечных судьбах человечества. Канонизирован в 1988 г. 1132 Самарин Юрий Федорович (1819–1876) – русский философ, историк, общественный деятель, публицист; один из идеологов славянофильства, автор либерально-дворянского проекта отмены крепостного права, участник подготовки Крестьянской реформы 1861 г., в 1859–1860 гг. – член редакционной комиссии. 1133 В узком смысле александризм – это стиль эллинистической поэзии, сформировавшийся в Александрии. Эта поэзия, лишенная волнующих общественных проблем, предназначалась для узкого круга придворной и интеллектуальной элиты, свидетельствовала об упадке подлинного поэтического чувства, о подмене настоящей поэзии учеными изысканиями в стихотворной форме. Основателем александрийского стиля был глава музея и воспитатель наследника престола Каллимах (310–240 до н. э.). В широком смысле под александризмом подразумевается культивирование изящной, отточенной формы в ущерб содержанию. |
| Если вы боитесь превратить людей в булыжники, которые не будут отличаться друг от друга, то нужно бояться стереть и грани национальности. С этой точки зрения я должен возразить обоим докладчикам. Они думают, что «завтра» – это утилитарный социализм и больше ничего. Нет, этим дело не окончено; это – «сегодня», а за этим «сегодня» должно быть другое – «завтра». Д.В. Философов Мы говорим в третий раз о войне, о национализме, о классовой борьбе, но если быть логичным, то надо откровенно признать, что, с точки зрения абсолютной, все эти темы все-таки относительны. Мы видим, что так называемые исторические церкви именно так «абсолютно» и относятся к эмпирической истории. Их идеал – одинокая, личная святость, аскетизм. От этого аскетизма рождается известное равнодушие к историческим ценностям, – я бы сказал, – любовь к статике. И действительно, для чего разбираться в условных ценностях, когда есть настоящий, подлинный идеал – аскетизм, который светит так ярко, что перед ним меркнет вся эта кровавая лестница, по которой мы идем от идеала национального к социальному и т.д. Ант Вл сказал, что мы стоим на совершенно другой точке зрения: мы как раз утверждаем историю, т.е. утверждаем в ней не статику, а движение, а раз мы утверждаем движение, то нам нужно разобраться в этой путанице истории, нам нужно определить, где начинается подлинный, жизненный, хотя бы и кровавый, путь истории. Сделать это, конечно, нелегко, и мне кажется, что тут А.А. Мейер погрешил именно легкостью своего решения. Он отрицает, как он говорил, разрез вертикальный, т.е. разрез национальный, и заявляет, что настоящая борьба, которую стоит вести, идет в разрезе горизонтальном, т.е. в классовом, и тут же указывает нам, к каким опасностям приводит идея национальная, которой всегда присущ ложный идеал мессианства. В виде иллюстрации он взял национальность гонимую, национальность польскую и в 4-м тезисе выставил такое положение, что с националистическими стремлениями необходимо связывается усиленное подчеркивание единства нации, что ослабляет подлинную ведущую вперед борьбу, борьбу социальную. |
| Теоретически это верно, но дело в том, что эмпирика не всегда укладывается в теории, как бы она прекрасна ни была. Мне кажется, что сегодняшний день с его ужасами тем и характерен, что требует к себе самого внимательного отношения. Он обязывает нас проверить теории и, не посягая на их ценность, присмотреться все-таки к катастрофической действительности. История показывает нам, что иногда подлинный дух борьбы витает в национализме и что в войне может быть тоже дух освобождения. Нельзя так априорно говорить, что в социальном разрезе есть дух борьбы, а на войне и в национальной розни этого нет. Кто возьмет на себя мужество утверждать, что именно теперь, в столь остро поставленном польском вопросе, так- таки нет никакой подлинно освобождающей борьбы? Я не знаю, почему мы должны верить, что в этой борьбе поляки – утверждают реакцию, замедляют ход истории? Это еще большой вопрос. Когда история так густо заварена, как сегодня, слишком легкомысленно решать национальный вопрос чисто теоретически и поднимать крик об измене, как только человек присматривается к тем реальным силам, что выступили на арену истории. Такое невнимание к истории, такое пренебрежение ко все еще живым в массах идеям и чувствам может привести к величайшим ошибкам. Именно от некоего витания в теоретических эмпиреях последовательным теоретикам социализма пришлось предать анафеме социалистические партии почти всех стран. Конечно, с точки зрения последовательного фанатика – тут есть измена, есть как будто предание «горизонтального разреза». Но психология такого фанатика равнозначуща с психологией последовательного толстовства или последовательного аскетизма. Мы на этой точке зрения стоять не должны. Я думаю, что, совершенно отрицая борьбу в разрезе вертикальном, как нам ее теперь поставила история, можно впасть в неправедный аскетизм и не почувствовать подлинный дух борьбы. У кого в сердце жив идеал универсализма, – тот, конечно, не имеет права в этот тяжкий час смятения народов укрываться в индивидуализм, в красоту отвлеченных теорий. |
| Вместе с тем это знак охраны и безопасности, символ верного пути и высоких стремлений». Однако главные «тайны символов» запрятаны в орнаментной части государственного флага, состоящей из ромбов и рогов-крюков, которые составляют основу и набора узоров, страстно навязываемых идеологическим руководством страны населению в качестве «исконной национальной символики беларусов». Сразу заметим, что для белорусской народной орнаменталистики (как бы усиленно ее ни впихивали в гностицизм в государственных СМИ разные «доктора искусствоведения» ) совершенно не характерны никакие ромбы и крюки - напротив, в ней всегда господствовала крестообразная стилистика. В нетолерантной статье «Орнамент на флаге: безобидное украшение или сакральное послание?» прямо указывается, что авторство флага по-прежнему остается покрытой мраком загадкой, а «явным итогом и " продуктом " тёмных манипуляций белорусских партийных функционеров - стал флаг, напичканный языческой символикой и сомнительным содержанием»: «Языческие крюки для государственной символики, коммунисты БССР позаимствовали вовсе не от легендарной вышивальщицы Матрёны, а от своих собратьев по революционному цеху - еврейско-польских национал-социалистов из БНР... Символизм языческих крюков наряду с белорусскими коммунистами и литвинскими националистами, задействовали в своей атрибутике подразделения СС [именно так!]... Вертикальное расположение полосы орнамента на флаге было заимствовано коммунистами БССР у националистических организаций, действовавших во время фашистской оккупации на территории Белоруссии». Да-да, в глубинах коммунизма и национал-социализма обнаруживается известное христианам близкое родство - притом отнюдь не в плане «авторитарной власти» и «душительства свобод», поскольку языческих элементов идолослужения в третьей составляющей антропоцентрической триады - либерализме - ничуть не меньше. По самой официальной версии [в целом верной], «орнамент на белорусском флаге " имеет прямую связь с древним славянским земледельческим символом " ромб с крючками " , олицетворявшим бога Солнца... |
|
|
