| Правление Павла III характеризовалось разгулом непотизма. Особым влиянием на него пользовался его сын Пьетро Луиджи Фарнезе. Двух своих внуков Павел III ввел в коллегию кардиналов, когда они были еще детьми. Он тоже хотел сделать семью Фарнезе княжеской за счет папских доходов. Вряд ли кто-либо другой из пап пользовался такими симпатиями за свое щедрое меценатство, как он. И все же понтификат Павла III был поворотным моментом в истории папства, открывшим свободную дорогу католической церковной реформе. Павел III сделал возможным усиление в курии партии сторонников обновления, а тем самым и начало идейно-теоретической подготовки наступательной борьбы с Реформацией. Его большой заслугой явилось то, что он выдвигал в кардиналы не только своих родственников и знатных знакомых, но и людей, того заслуживающих: строгих монахов и умных реформаторов. Он сделал кардиналом Контарини, главного глашатая его католической реформы, гуманиста Садолето, английского эмигранта Пула и считавшегося святым Червини. Впрочем, Павел III облачил в кардинальский пурпур и отца неаполитанско-испанской инквизиции - Карафу. Однако партия сторонников реформ в курии была еще недостаточно сильна, чтобы выступить самостоятельно. Все же большее влияние на папу оказывали его родственники и фавориты. О первом секретаре Павла III, Амброджио, говорили, что он стал при папе всесильным «и мог делать все, что хотел, и мог пожелать всего, что мог сделать». Так, например, среди многих подарков он получил однажды 60 серебряных рукомойников вместе с кувшинами к ним. Как же могло случиться, переходило из уст в уста в Риме, что, имея столько рукомойников, он все же ходит с грязными руками? До сих пор папа был тормозом проведения глобальных реформ; теперь же Карл V и Павел III договорились о созыве вселенского собора. Однако Франциск I решительно выступил против собора, так как, по его мнению, он заседал бы под эгидой Габсбургов. И тогда началась третья испанско-французская война (1531-1538), которая тем не менее не смогла сломить державные позиции Франции, вступившей в союз с турками. В своем неприятии созыва собора Франция нашла хорошего союзника в лице объединившихся в 1530 году под названием Шмалькальденекий союз протестантских германских князей и городов. |
| Угождая своеволию папы, архитектор заставлял рабочих приготовлять известь и кирпичи, обмазывать цементом куски травертина ночью при свете факелов, чтобы днем, на глазах Юлия, как бы волшебством вырастали из-под земли новые стены: чудотворный строитель мало заботился о прочности, только бы обмануть нетерпение своего повелителя. Папа торопил ваятеля не меньше, чем зодчего. Римляне указывали друг другу на подъемный мост за церковью Санта-Катарина, соединявший коридор Ватикана с домом и мастерскою Микеланджело: Юлий во всякое время дня и ночи, никем не замеченный, мог приходить к художнику, беседовать с ним наедине и следить за его работой. Прелаты и кардиналы завидовали пришельцу, флорентинскому «выскочке», каменотесу, которому первосвященник оказывал такие милости. Надолго ли? У Микеланджело опасные враги: хитрый Браманте нашептывает папе злые речи и старается охладить его к мавзолею. Ему удалось оттеснить от постройки собора Джулиано ди Сан Галло, призвавшего Буонарроти к римскому двору; теперь очередь за Микеланджело. Однажды в начале апреля, в тихое солнечное утро, из тех, какие бывают в Риме, когда в городе пахнет свежестью окрестных полей и к небу возносится, как пение, звон колоколов, двое каменщиков вели беседу, сидя за работой среди белых обломков мрамора. Один был старый генуэзец, по имени Грилло, из небольшого местечка Лаванья, к северу от Каррары, где Микеланджело нанял лодочников и гребцов, чтобы перевозить камень в Рим, другой – юноша, по имени Чопполи, каменотес из флорентийского предместья Сентиньяно. – Что, как вино у моны Пипы? – произнес Грилло, постукивая молотком и щуря от мраморной пыли и солнца воспаленные веки. – Сказать правду – кислятина. Мона Пипа такая же пройдоха, как все эти трактирщицы. Но есть у нее просоленная рыбка – как ее наешься, то так захочется пить, что, кажется, вылакал бы целый монастырский погреб, и уж всякое вино тогда покажется вкусным… Ничего, мы вчера изрядно напились, еще сегодня голова трещит. Подлеца Амброджо за ноги вытащили из-под лавки. Весело было. Пойдем-ка сегодня, куманек, к моне Пипе. Будешь доволен. |
| Но, кроме того, князь Курбский стремился найти идеологическую основу своего побега, придать ему некий характер героичности, а своей деятельности на «земле чуждей» – миссионерский импульс. Это и стало основанием для развития весьма активной переводческой работы, благодаря которой мы знаем не только князя-диссидента, но и Курбского-переводчика. Неоднократно отмечалось, что вокруг Курбского складывается кружок и поэтому «стоит говорить именно о кружке, а не о конкретно самом переводчике Андрее Михайловиче Курбском» 5 . В состав кружка в разные годы входили бакалавр Амброджий, князь Михаил Оболенский, старец Артемий, Марк Сарыхозин и Станислав Войшевский. Здесь сделаем ещё одно замечание относительно означенных выше экстралингвистических аспектов перевода. Как известно, к таковым относят компетенцию, жизненный опыт, личностные особенности и предпочтения переводчика, а также особенности окружающей его действительности, включая политический строй и условия жизни 6 . Всё вышеперечисленное в полной мере отразилось на переводе князя. Кроме того, что в своих сказах князь пытается актуализировать миссионерскую направленность перевода, средневековое отношение к учёности не могло не отразиться в нём. И хотя у членов кружка к этому было своё отношение, о чём речь пойдёт ниже, отметим, что ряд сказов обладает ярко выраженным желанием продемонстрировать собственно интеллектуальный багаж переводчика в области естественных наук: напр.: 36. 9 . кометы звзды хвостатые, або т(м) подобные (подобны) (во речен(н)ое бывае(т) то(м) врем о(т) началъ) или 57 b . 21 . сире(ч), рочище нео(т)мнное (нео(ти)ме(н)ное), блд(т) звез(д)очеты (-че(т)ц) о(т) перских волхвовне(й) (волхвованій) навыкши (навыкшы навыкше), а не о(т) истинные (-нны) астрологіи (астрологі) в области философии: 15а. 5 . ска(з): рекше, ра(з)решите(л)н о(т) тла (плоти), до времени (времни) во(с)кр(с)ни: а не ко епикріне (епикрін) глю(т) ищезате(л)н богословия: 432–89 a –14(63): 16 оо : сире(ч) не прин(л) хс страдалные и терпщіе воли, рекше, мчимые о(т) греховны(х) страсте(и), по прч(с)ту (Chl + и) непорочн, и ко греху не склонителн, и никако(ж) послшн, грех ко пр(о)ркъ реклъ, се(и) не согреши(л), а ни обрелас лесть в (Chl -) сте(х) єго |
| Знаменательно, что раннехристианская изобразительная структура сохраняет свое значение в самом знаменитом сохранившемся антепендиуме из Сан Амброджо в Милане. Сделанный из золота и серебра, этот антепендиум, заказанный архиепископом Ангильбертом (824–859), и сейчас находится на своем историческом месте, закрывая алтарный престол, расположенный над гробницей св. Амвросия 163 . Композиция разделена на три части. В центре представлено теофаническое видение, напоминающее как о небесной славе и всемогуществе Христа, так и о грядущем Страшном суде. Расположенный в средокрестье образ Христа на троне окружают символы Евангелистов и апостолы, разделенные на четыре группы и показанные в угловых компартиментах. Икону Теофании фланкируют 12 сцен христологического цикла, размешенные в три яруса. Эта программа была дополнена изображениями на боковых гранях («Поклонение кресту») и задней стенке алтарного престола, где представлен житийный цикл св. Амвросия Медиоланского и ктиторская композиция из двух медальонов, в которых изображено, как архиепископ Ангильберт получает антепендиум от мастера Волвиниуса, а затем вручает его св. Амвросию. Стремление отразить в иконографической программе посвящение храма и ктиторскую тему, дополняющие главный образ «Христа во славе», является важной особенностью декорации антепендиумов, сохраняющей свое значение на протяжении столетий. Не менее важной чертой была многосоставность композиции, которая может быть рассмотрена как доминирующий принцип декора, получивший развитие в сложных многоярусных структурах романской эпохи. Они ярко представлены в таких памятниках, как антепендиум 1020 г. из королевской капеллы в Аахене или серебряный антепендиум из собора Читта ди Кастелло 1144 г. 164 Основу композиции составляет теофанический образ «Христос во славе», по сторонам от которого размещены апостолы и сцены христологического цикла. Можно отметить тенденцию к постепенному усложнению многоярусной структуры. Выразительный пример – скандинавский антепендиум XII в. |
| — Мессер Лючано, флорентийский купец, просвещённейший медик. Советует. . . Настоятель флорентийского монастыря, фра Бенедетто. . . Стены пышного зала, казалось, вот-вот рухнут, так громко смеялись герцог и его гости. Не смеялся только тот, чьё имя произносил вслух герцог. В списке уместилось триста имён и тысяча советов добровольных врачевателей. Гости уже изнемогали от смеха, когда Лоренцо свернул свиток, сказав: — Вот и всё. — Как все? — воскликнул Гонелла. — Вы кое-кого забыли! Он схватил свиток и прочёл: — Хоть и последний в списке, но первый из первых медиков нашего славного города — его величество герцог Лоренцо Медичи — по прозванию Великолепный. Недаром он носит фамилию Медичи, — значит, в роду его были лекари. Лоренцо и сам утверждает, что лечит лучше, чем придворный врач Антонио Амброджо. Да, и как может быть иначе, ведь в гербе его красуется шесть пилюль. (ред. Фамилия Медичи в самом деле происходит от слова «медики». В гербе Медичей помещено шесть кружочков, очень похожих на пилюли. Шут Гонелла — историческое лицо, герой множества легенд и рассказов.) При зубной боли герцог советует . . . Тут зазвенели даже хрустальные подвески на люстрах. Не удержался от смеха и сам герцог. — Ну, Гонелла, ты выиграл! — воскликнул он. — А как же иначе! — отвечал шут. — Я не был бы шутом, если б не видел людей насквозь. Уж я-то знаю: единственное, что люди любят давать бесплатно, — это советы. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Материалы по теме 4 января, 2015 8 декабря, 2014 31 мая, 2013 8 января, 2012 8 января, 2012 5 ноября, 2009 12 января, 2009 25 мая, 2008 31 января, 2006 Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! |
| S. P. 10/27a, 1338), к-рый был дружен с художником. Миниатюра имеет аллегорический характер и содержит множество реминисценций из позднеантичной книжной иллюстрации; на ней присутствуют сам Вергилий, изображенный в минуту поэтического озарения, Сервий, его комментатор, и 3 фигуры, к-рые олицетворяют его поэмы или их адресатов - «Энеиду» (воин), «Эклоги» (пастух) и «Георгики» (крестьянин). Авиньонскими годами традиционно датируются подписной образ «Христос среди учителей» (1342, Художественная галерея Уокера, Ливерпуль), миниатюрная доска с изображением св. Владислава (ц. Санта-Мария-делла-Консолационе, Альтомонте), портреты Лауры, возлюбленной Петрарки, и кард. Наполеоне Орсини, а также разрозненный диптих со сценой Благовещения (1340-1344, Национальная галерея, Вашингтон; ГЭ), созданный самим М. или его братом Донато ( Кустодиева. 2011. С. 206-209). Т. н. Антверпенский полиптих, или «Полиптих Орсини» (ныне в разных собраниях: Королевский музей изящных искусств, Антверпен; Картинная галерея, Берлин; Лувр, Париж), непривычно пестрый и эмоциональный для манеры М., также принято относить к этому периоду. В творчестве М. выкристаллизовался язык готической живописи: на смену отдельным готическим элементам, включенным в традиционные для сиенского искусства византийские формулы, пришел новый стиль, в котором приведены в равновесие материальное, натуралистическое и возвышенное. Ценность гибкой певучей линии изображения и изысканного силуэта персонажей сочетается с осязательной трактовкой объемов; изящество и тщательная отделка деталей, оживленный, почти хроникальный характер повествования и внимание к совр. реалиям - с грацией и лиризмом, благодаря к-рым сформировалось представление о М. как об аристократичном, о рыцарственном, куртуазном мастере. После отъезда М. из Сиены творчество братьев Пьетро и Амброджо Лоренцетти доминировало в местной художественной школе, однако совершенство техники М., по мнению сиенцев, оставалось непревзойденным, как отмечено, в частности, в «Комментариях» Лоренцо Гиберти (Lorenzo Ghibertis Denkwürdigkeiten. |
| После Индии де Турнон отправился на Филлипины и в Макао, откуда в дек. 1705 г. прибыл в Китай, где с 20-х гг. XVII в. велась аналогичная дискуссия о т. н. кит. обрядах, т. е. о сохранении китайскими христианами конфуцианских ритуалов и обычаев, принятых в кит. обществе (подробнее см. ст. Китай ). В 1697 г. апостольский викарий Фуцзяни еп. Шарль Мегро направил в Конгрегацию инквизиции и на теологический фак-т Сорбонны запрос о допустимости практики аккомодации в Китае. В 1700 г. теологи Сорбонны высказались отрицательно о возможности соблюдать кит. обряды христианами. Несмотря на послания имп. Канси, адресованные К., в к-рых кит. император убеждал папу, что конфуцианские ритуалы лишены религ. характера, 20 нояб. 1704 г. бреве «Cum Deus optimus» К. утвердил декрет Конгрегации инквизиции «Ex quo in Sinarum imperium», осуждавший их использование в миссионерской деятельности. По прибытии в Китай де Турнон потребовал от иезуитов отказаться от практики аккомодации, но принявший его имп. Канси выразил крайнее неудовольствие решением папы Римского и в дек. 1706 г. выслал де Турнона из страны. Согласно имп. указу от 17 дек. 1706 г., в Китае разрешалось остаться только тем миссионерам, которые согласятся сохранить кит. обряды. Иезуиты, заявившие о своей готовности подчиниться воле императора, получали особые удостоверения (пяо), дозволявшие им продолжать миссионерскую деятельность. 7 февр. 1707 г. де Турнон опубликовал в Нанкине основные положения бреве «Cum Deus optimus» и декрета «Ex quo in Sinarum imperium», указав миссионерам на необходимость отказа от практики кит. обрядов под страхом отлучения от Церкви. Поскольку иезуиты продолжали направлять апелляции в Рим, 19 марта 1715 г. К. выпустил апостольскую конституцию «Ex illa die», подтверждавшую бреве «Cum Deus optimus» и решения де Турнона; 12 окт. 1719 г. папа направил в Китай нового папского легата лат. Александрийского патриарха Карло Амброджо Меццабарбу для контроля за исполнением решений Папского престола. Из-за того что отношение кит. властей к католич. миссионерам ухудшилось в связи со спором о китайских обрядах, К. пришлось дать Меццабарбе инструкции, позволявшие в некоторых случаях смягчать положения конституции «Ex illa die». Пользуясь этим, в 1721 г. Меццабарба издал распоряжение, допускавшее совершение христианами кит. обрядов, что привело к новому витку споров о них. В 1735 г. папа Климент XII создал специальную комиссию для нового рассмотрения этого вопроса, по итогам ее работы папа Бенедикт XIV апостольской конституцией «Ex Quo singulari» (от 11 июля 1742) окончательно запретил практику аккомодации. Униональная политика |
| Моро сидел у входа в казнохранилище за письменным поставцом, заваленным счетными книгами, и, не обращая внимания на работу казначеев, бессмысленным взором смотрел на пламя свечи. С того дня, как получил весть о бегстве главного полководца своего, синьора Галеаццо Сансеверино, и о приближении французов к Милану, погрузился он в это странное оцепенение. Когда все драгоценности были вынесены из подвалов, казначей спросил его, желает ли он взять с собою или оставить золотую и серебряную посуду. Моро посмотрел на него, нахмурившись, как бы напрягая мысль, чтобы понять, о чем он говорит; он тотчас отвернулся, махнул рукой и снова устремил неподвижный взор на пламя свечи. Когда мессер Амброджо повторил вопрос, герцог уже не расслышал вовсе. Казначеи ушли, так и не добившись ответа. Моро остался один. Старый камерьере Мариоло Пустерло доложил о приходе нового начальника крепости, Бернардино да Корте. Моро провел рукой по лицу, встал и проговорил: – Да, да, конечно, прими! Питая недоверие к потомкам знатных родов, любил он создавать людей из ничего, первых делать последними, последних – первыми. Среди вельмож его были дети истопников, огородников, поваров, погонщиков мулов. Бернардино, сын придворного лакея, впоследствии кухонного счетовода, в молодости сам носил ливрею. Моро возвысил его до первых должностей государственных и теперь оказывал ему величайшее доверие, поручал защиту Миланского замка, последней твердыни своего могущества в Ломбардии. Герцог милостиво принял нового префекта, усадил, развернул перед ним планы замка и начал объяснять военные знаки для переговоров крепостного отряда с жителями города: необходимость скорой помощи обозначали: днем – кривой садовый нож, ночью – три зажженные факела, показанные с главной башни замка; измену солдат – белая простыня, вывешенная на башне Боны Савойской; недостаток пороха – стул, спущенный на веревке из бойницы, недостаток вина – женская юбка, хлеба – мужские штаны из черной фустаньи, врача – глиняный ночной горшок. Моро сам изобрел эти знаки и простодушно утешался ими, как будто в них заключалась теперь вся надежда на спасение. |
| Джованни смотрел и думал: «Так вот кто Леонардо! А я еще сомневался, едва не поверил клевете. Человек, который создал это, – безбожник? Да кто же из людей ближе ко Христу, чем он!» Окончив нежными прикосновениями кисти лицо Иоанна и взяв из ящика кусок угля, учитель пытался сделать очерк головы Иисуса. Но ничего не выходило. Обдумывая десять лет эту голову, он все еще не умел набросать даже первого очерка. И теперь, как всегда, перед гладким белым местом в картине, где должен был и не мог явиться лик Господа, художник чувствовал свое бессилие и недоумение. Отбросив уголь, стер губкою легкий след его и погрузился в одно из тех размышлений перед картиной, которые длились иногда целыми часами. Джованни взошел на подмостки, тихонько приблизился к нему и увидел, что мрачное, угрюмое, точно постаревшее, лицо Леонардо выражает упорное напряжение мысли, подобное отчаянию. Но, встретив взор ученика, он молвил приветливо: – Что скажешь, друг? – Учитель, что я могу сказать? Это – прекрасно, прекраснее всего, что есть в мире. И этого никто из людей не понял, кроме вас. Но лучше не говорить. Я не умею... Слезы задрожали в голосе его. И он прибавил тихо, как будто с боязнью: – И вот что я еще думаю и не понимаю: каким должно быть лицо Иуды среди таких лиц? Учитель достал из ящика рисунок на клочке бумаги и показал ему. Это было лицо страшное, но не отталкивающее, даже не злобное – только полное бесконечною скорбью и горечью познания. Джованни сравнил его с лицом Иоанна. – Да, – произнес он шепотом, – это он! Тот, о ком сказано: «вошел в него сатана». Он, может быть, знал больше всех, но не принял этого слова: «да будет все едино». Он сам хотел быть один. В трапезную вошел Чезаре де Сесто с человеком в одежде придворных истопников. – Наконец-то нашли мы вас! – воскликнул Чезаре. – Всюду ищем... От герцогини по важному делу, мастер!.. – Не угодно ли будет вашей милости пожаловать во дворец? – добавил истопник почтительно. – Что случилось? – Беда, мессер Леонардо! В банях трубы не действуют, да еще, как на грех, сегодня утром, только что герцогиня изволила в ванну сесть, а служанка за бельем вышла в соседнюю горницу, ручка на кране с горячей водою сломалась, так что их светлость никак не могли воду остановить. Хорошо, что успели выскочить из ванны. Едва кипятком не обожглись. Очень изволят гневаться: мессер Амброджо да Феррари, управляющий, жалуются, говорят, – неоднократно предупреждали вашу милость о неисправности труб... |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла МАНЕТТИ [Итал. Manetti] Джанноццо (5.06.1396, Флоренция - 27.10.1459, Неаполь), итал. гуманист, христ. писатель, флорентийский политический деятель. Происходил из богатого купеческого рода; в детстве помогал отцу, Бернардо Манетти, вести финансовые документы. К научным занятиям М. обратился, достигнув почти 25-летнего возраста. В соседнем с его домом мон-ре августинских регулярных каноников Санто-Спирито М. посещал кружок любителей учености под рук. Эванджелисты да Пизы, который преподавал логику и философию. Богословие, и в частности творения блж. Августина, М. изучал под рук. Джироламо да Наполи. Также М. учился в мон-ре камальдулов Санта-Мария-дельи-Анджели у мон. Амброджо Траверсари. Одним из товарищей М. по учебе был Томмазо Парентучелли (впосл. папа Римский Николай V (1447-1455)). После избрания на Папский престол Николай V назначил М. своим секретарем; в 1455 г. М. написал биографию понтифика (De vita ac gestis Nicolai Quinti). В браке с Алессандрой Тебальдуччи у М. было 7 детей. С 1429 г. М. избирался на ряд адм. должностей во Флоренции, в т. ч. в Совет 12 добрых мужей (консультативный совет при Синьории) и викарием (наместником) в городах флорентийского контадо: в Вальдиньеволе, в Пистое (1446-1447; там он написал историю этого города), в обл. Муджелло. По словам биографа М., Веспасиано да Бистиччи, он приобрел популярность умением выступать посредником в конфликтах между соперничавшими городскими партиями и между враждовавшими друг с другом итал. правителями, а также благодаря ораторскому искусству: М. обладал хорошей памятью, способностью к импровизации, владел лат., греч. и евр. языками; речи произносил на латыни. Несмотря на частые разъезды, М. находил время для лит. занятий: в 1440 г. в Пеше он работал над жизнеописаниями Сократа и Сенеки. В 1436 г. написал речь, посвященную завершению строительства кафедрального собора Санта-Мария-дель-Фьоре во Флоренции (Oratio de Secularibus et Pontificalibus Pompis in Consecratione Basilicae Florentinae). |
|
|
