| Что же делаем мы? На кого мы Его меняем? Куда мы бежим от Него в часы бдения и молитвы? И еще спрашиваем: какой в этом грех ? Здесь много грехов: грех легкомыслия, грех неблагодарности к Богу, грех забвения о том духовном царстве, которого мы состоим членами, т. е. Церкви, где замечают наше отсутствие; грех нравственного расслабления, по которому не можем провести несколько недель поста без изысканных удовольствий; наконец, грех отупения нравственного чувства, о которых свидетельствуют наш смех, рукоплескания и клики восторгов на зрелищах в часы церковных торжеств, или покаянной печали и слез. И вот что удивительно, – при этом мы заботимся о благе наших семейств, о благе отечества, с полною надеждою все необходимое для них иметь, как будто все роды благ могут быть нами получаемы откуда-нибудь, кроме Господа Бога, Которого мы неблаговременными публичными собраниями всенародно оскорбляем. Но история свидетельствует, что общественные бедствия и посылаются правдою Божией преимущественно за открытое, всенародное уничижение имени Божия. На все софизмы и извороты, которыми мы в этих случаях себя оправдываем, отвечает нам строгое слово святого Апостола Павла: „не обманывайтесь; Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет“. ( Галат. 6, 7 ). Заключим наше размышление последними наставлением Соломона, которым он оканчивает и свои сетования о суете жизни человеческой: „бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека“ (Эккл. 12,13). Но как это строгое наставление ветхозаветного учителя согласить с нашею естественною и не осуждаемою законом склонностью к земными утешениям и удовольствиям, и соединить в одном кратком правиле и благоговение к закону и дозволение удовольствий? В этом руководствуют нас проповедники Евангелия, обещающие нам еще в этой жизни предвкушение радостей Царствия Божия в духовных утешениях. Царствие Божие, говорить Апостол Павел, есть правда, и мир, и радость о Дусе Святе ( Рим.14, 17 ). А так как и природа есть Царство Божие, и христиане суть народ Божий, то вместе с дарами духовными и все, что есть лучшего, чистого, благородного в мире земном – свободою христианскою открыто нам для наслаждения, но под условием, чтобы наслаждения наши не нарушали нашей внутренней правоты пред Богом и пред совестью, и не делали нашего сердца недостойным и неспособным к утешениям благодати Божией. Аминь. 1 Произнесено на литургии в день храмового праздника и годичного акта в Харьковском Университете, 17 Янв. 1884 года. Читать далее Источник: Полное собрание проповедей высокопреосвященнейшего архиепископа Амвросия, бывшего Харьковского : С прил. Т. 1-5. - Харьков : Совет Харьк. епарх. жен. уч-ща, 1902-1903./Т. 3. - 1902. - VI, 558 с. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| Для свт. Григорий Богослова «Человек — великий мир в малом»18. И точно так же будет говорить спустя тысячу лет свт. Григорий Палама: «Человек — это большой мир в малом, является средоточием воедино всего существующего, возглавлением творений Божиих»19. В этом величайший православный оптимист (а разве не предельный оптимизм — убежденность свт. Григория Паламы в том, что мы можем прикоснуться к самому Богу, к Его нетварному Свету?!) единодушен с самым большим пессимистом Ветхого Завета — Экклезиастом. «Все соделал Он прекрасным и вложил мир в сердце их», — говорит Экклезиаст о вселенной (мир — евр. olam, полнота мироздания; греч. sumpanta ton aiwna — совокупность веков, миров, эонов), вложенной в сердце каждого человека (Эккл. 3,11). Человек объемлет собою мир потому, что не все в человеке объяснимо из законов того мироздания, в которое погружено наше тело и низшая психика. Человек лишь отчасти — в мире, но он и изъят из контекста мира, он сверхмирен. Странный, недоказуемый тезис? Ну, почему же недоказуемый? Смотрите, основной закон мироздания — это принцип детерминизма. Все события в мире соединены причинно-следственными связями, и ничего в нем не происходит без надлежащих причин, с необходимостью вызывающих к бытию свои следствия. Но человек хотя бы порой бывает свободен. И, значит, человек, живя в мире, не подчиняется его основному закону, то есть обладает статусом экстерриториальности. Ничто в мире не может действовать свободно, а человек — может. Значит, человек есть нечто большее, чем мир.20 Кроме того, у человека есть разум — а у галактик, гор и океанов его нет. «Человек — всего лишь тростника, самая слабая в природе, но тростинка мыслящая. Не нужно ополчаться против него всей вселенной, чтобы его раздавить; облачка пара, капельки воды достаточно, чтобы его убить. Но пусть вселенная и раздавит его, человек все равно будет выше своего убийцы, ибо он знает, что умирает, и знает превосходство вселенной над ним. Вселенная ничего этого не знает» (Б. Паскаль. Мысли. 200 (347))21. |
| А что С. смущается от слов, то в этом познается ее немощь; а иначе не может и научиться в духовной брани, когда будет стоять неуклонно. Да вразумит и утвердит Господь вас быть полезными друг для друга. И. М. 12-го июня 1845 года. Письмо 37 До сих пор не имею времени и духа написать ответа на ваши письма, от 17-го июля писанные. Но как-нибудь принимаюсь, за помощью Божией. Благодари Господа, что Он даровал тебе время поучаться в учении св. отцов, для созидания души своей. Всякой вещи время: время сеять и время плоды обирать (Эккл.3). Однако ж не должно останавливаться на одном разумении писаний, но надобно простираться и на делание; при скудости же оного, за наше бессилие или нерадение, пока снидем в глубокое смирение, по учению св. Варсонофия: «Имей себя под всею тварию». Не по моему достоинству, но по вере твоей и по надобности С-ой даровал тебе Господь обрести в отеческом учении приличное для нее, на недоумение ее, решение. Да, там и еще есть подобное: когда некоторые, смутившись Оригеновым учением, вопрошали о догматах. Что нам, страстным, входить в недоведомые тайны и в постановления Церкви, а просто повиноваться оной и считать учение ее непогрешительным. «Гордый испытует тайны; но таинства открываются смиренным». Нет нужды изъяснять о сем ее любопытству, а то можно найти много доказательств, что мы ежедневно празднуем Отцу, покланяемся духом и истиною; и где есть празднование Сыну, там и Отцу в совокупности торжествуется. «Аз и Отец едино есма» ( Ин.10:30 ). «Видевый Мене, виде Отца», слова Спасителя нашего ( Ин.14:9 ). В празднестве на Крещение является всей Троице поклонение, как и тропарь поется. И во время Преображения угодно было Отцу гласом явить Сына возлюбленного; а все это Церковь в гимнах нам представила. На праздник же Сошествия Святого Духа в славнике ясно выразилось величество Святой Троицы: «Приидите, людие, Триипостасному Божеству поклонимся: Сыну во Отце со Святым Духом», и прочее... Сами прочтите в Цветной Триоди; увидите высокий разум сей стихиры и богословие Святой Троицы. |
| Такой же взгляд на воплощение, как на соединение Божества с человечеством, не имеющее ничего подобного в обычном течении исторической жизни, излагается и в подробнейшей из греческих догматик, в " Точном изложении православной веры " преп. Иоанна Дамаскина, которое представляет из себя как бы высший синтез святоотеческого понимания Божественного дела. " По благоволению Бога и Отца, Единородный Сын и Слово Божие, и Бог, сый в лоне Бога и Отца, единосущный с Отцем и Святым Духом, Предвечный, Безначальный, Который был в начале и был у Бога и Отца, и был Богом, иже во образе Божии сый, наклонив небеса, нисходит, т.е. неуничижимую Свою высоту неуничиженно уничижив, нисходит для пользы Своих слуг таким снисхождением, которое было и неизреченно, и непостижимо, ибо это обозначает слово нисхождение. И, будучи совершенным Богом, Он делается совершенным человеком и совершает дело, новейшее из всего новаго, дело, которое одно только ново под солнцем (Эккл.1) и через которое открывается безпредельное могущество Божие, ибо что больше того, что Бог сделался человеком? и Слово, не потерпев изменения, стало плотию; от Св. Духа и Св. Марии, Приснодевы и Богородицы; и Он называется Посредником между Богом и людьми, едино только человеколюбивое, зачатое в непорочней утробе Девы не от желания или похоти, или соединения с мужем, или рождения, связаннаго с удовольствием, но от Св. Духа и перваго источника Адамова, и Оно делается послушным Отцу через то, что Оно стало подобно нам и чрез то, что приняло от нас, врачуя наше непослушание и становясь для нас образцом повиновения, вне котораго невозможно получить спасение " (3,1). Имя Иисуса Христа, как и в предшествующих догматических системах, понимается и толкуется, как наименование вочеловечившегося Сына Божия: " Мы исповедуем, что из Божества и человечества совершенный Бог и совершенный человек, и есть и называется Один и Тот же, и что Он из двух естеств и существует в двух естествах. Словом же " Христос " называется имя ипостаси, которое понимается не как что-либо одного рода, но как служащее для обозначения двух естеств. |
| Не забилось ни одно сердце. В жизни церкви что-то произошло, отшумели и перевернулись какие-то страницы, и самочувствие церкви стало иным. Нет лучшего доказательства исторической изменяемости церкви, как этот не надуманный, органически сам собой происшедший, более чем тысячелетний перерыв ее практики вселенских соборов. Разумеется, драгоценный залог веры церковной пребывает неизменно все тот же. Каждый день в круге богослужебном и круге праздничном мы живем вместе, как с живыми, со Христом и апостолами, с пророками и Предчетей, с Богородицей и святыми. На земле, как на небе. Во времени, как в вечности. Как бы неизменно, бессмертно. Но догматический разум церкви явно подлежит власти времени и истории. Моменты кипения сменяются веками охлаждения. Бури — долгим затишьем. Жгучий интерес — забвением и равнодушием. Вот ключом бьют откровения, рука Господня тяготеет над пророками и тайнозрителями: — рождаются священные писания. И вот неслышно, незаметно закрываются разгнутые книги небесных видений, и — текут писания назидательные, но немощные, вырождающиеся в апокрифы. То избыточествуют харизматические явления Духа Божия, то как то сразу перестают быть общим правилом, переходя в редчайшие исключения. Истекают назначенные сроки, в которые достигается и отлагается во времени, воплощается в истории потребное откровение, и свершившееся не повторяется. Романтическая тоска о прошлом и усилия вернуть его страстными порывами человеческой воли приводят к еретическому богопротивлению, как было с монтанизмом II-III века, или — к бессильной игре в апостольское христианство, как было с павликианством VII в., затем с средневековыми и новыми сектами. Очевидно, Дух Животворящий и направляющий судьбы церкви не нарушает естественных законов развития, а сообразно с ними, вместо бесплодных археологических подражаний, побуждает церковь для ее новых переживаний находить и новые формы. «Время всякой вещи под небесем» (Эккл. 3:1). Так осмысливается бытие церкви во времени, как цепь исканий и достижений в пределах раскрытия данного свыше залога апостольской веры, с естественным охлаждением чувств и волнений на раз завоеванных позициях и с законностью новых тревог, новых исканий, новой борьбы и жажды благодатного озарения для утоления новых запросов и догматического сознания, и практического благочестия и всего строительства Царства Божия на земле, как на небе, в его всеохватывающей жизнь полноте. |
| О. Дети – ангелы: их нельзя не любить, а любя, не выражать и внешними знаками любви нашей, по зависимости отправлении телесных от души нашей. Бывали часы-минуты, что даже и строжайшие из аскетов, каков был например Антоний Великий , корифей иночества, шутил с братиею, благоговевшею пред ним. Есть время молчати и есть время глаголати; есть время плача (Эккл. 3:7), и время радования: не беда поэтому твои ласки, вызванные невинностью из сердца. В. Грешница я, смущаюсь на Паисию, что с тех пор как посетили вы нас, она ни пьет, ни ест ничего, и я боюся, что до м. игуменьи это не дошло бы и та не смутилась бы против вас. Вразумите меня, мой отче, как мне принимать все это и смотреть без боязни и страха за вас? Ты убоялась страха, трусиха, там, идеже не бе страх ( Пс. 13:5 ). Чего же бояться и за Паисию, когда она свято хочет выполнить совет отца, признанный сердцем ея спасительным? Станем уповать на Господа премилосердого и, вместо боязни неуместной, быть только осторожными. Прочитай 10 стих 9 главы Евангелия Иоанна и вразумишься. В. В сестре моей для меня удивительно, мой отче, то, что иногда все свое раздаст, а потом у других выпрашивает всячески. Ужасно это тяжело видеть! По милости же Божией, узнавши свое собственное окаянство, я не смею ее осуждать, как прежде. О. Не худая это апология твоя! Не дивись сему: это – искушение с нею, и хорошо делаешь, что не осуждаешь. В. Благословите ли принимать, что дарят сестры? Пробовала я отказываться и огорчаются они; как прикажете? О. Бог благословит; не советую только самой просить или вызывать других на какие бы то ни было подарки. Июля 12, 1852 г. За смуты и подозрения против сестры Паисии, по попущению Божию сильно искушаемой врагом нашего спасения, следовало бы пожурить тебя, мое чадо, порядком, чтобы не судила ты вперед чуждую рабу, стоящую ли, лежащую ли, но и стоящую и лежащую Господеви, по слову Апостола. Видя однакоже с одной стороны искренность твою, с коей поведала ты грех этот; с другой то, что и сама не вполне одобряешь свой образ действования относительно ея, я решился ограничиться, при содействии Божием, на этот раз только советом, который прошу тебя любовию моею принять к сердцу: |
| А что С. смущается от слов, то в этом познается ее немощь; а иначе не может и научиться в духовной брани, когда будет стоять неуклонно. Да вразумит и утвердит Господь вас быть полезными друг для друга. И. М. 12-го июня 1845 года. Письмо 37 До сих пор не имею времени и духа написать ответа на ваши письма, от 17-го июля писанные. Но как-нибудь принимаюсь, за помощью Божией. Благодари Господа, что Он даровал тебе время поучаться в учении св. отцов, для созидания души своей. Всякой вещи время: время сеять и время плоды обирать (Эккл.3). Однако ж не должно останавливаться на одном разумении писаний, но надобно простираться и на делание; при скудости же оного, за наше бессилие или нерадение, пока снидем в глубокое смирение, по учению св. Варсонофия: " Имей себя под всею тварию " . Не по моему достоинству, но по вере твоей и по надобности С-ой даровал тебе Господь обрести в отеческом учении приличное для нее, на недоумение ее, решение. Да, там и еще есть подобное: когда некоторые, смутившись Оригеновым учением, вопрошали о догматах. Что нам, страстным, входить в недоведомые тайны и в постановления Церкви, а просто повиноваться оной и считать учение ее непогрешительным. " Гордый испытует тайны; но таинства открываются смиренным " . Нет нужды изъяснять о сем ее любопытству, а то можно найти много доказательств, что мы ежедневно празднуем Отцу, покланяемся духом и истиною; и где есть празднование Сыну, там и Отцу в совокупности торжествуется . Аз и Отец едино есма(Ин.10:30). Видевый Мене, виде Отца, слова Спасителя нашего (Ин.14:9). В празднестве на Крещение является всей Троице поклонение, как и тропарь поется. И во время Преображения угодно было Отцу гласом явить Сына возлюбленного; а все это Церковь в гимнах нам представила. На праздник же Сошествия Святого Духа в славнике ясно выразилось величество Святой Троицы: " Приидите, людие, Триипостасному Божеству поклонимся: Сыну во Отце со Святым Духом " , и прочее… Сами прочтите в Цветной Триоди; увидите высокий разум сей стихиры и богословие Святой Троицы. |
| Христианство позволило людям иначе взглянуть на самих себя. Важнейшая перемена в человеческом самопонимании связана с тем, что христианство отказалось от одного, казалось бы, самоочевидного тезиса языческой философии. С точки зрения язычества человек – часть природы, «микрокосм». Человек – это «микрокосм», малый мир в мире большом – «макрокосмосе». Свящ. Павел Флоренский эту мысль выразил так: «Человек – это сокращённый конспект мироздания» . Микрокосмос – это маленькая действующая модель вселенной. На этом убеждении строится астрология и алхимия, китайское иглоукалывание и тибетская медицина… И разве можно считать иначе? Вон и поныне даже популярные песенки поют – «Мы – дети Галактики» (нисколько, впрочем, не задумываясь над тем, знает ли Галактика о том, что у неё появились дети)… Действительно, ведь в человеке есть все, что есть в мире… «Само сердце – малый сосуд, но там есть все», – говорит преп. Макарий Египетский . Но этого мало сказать о человеке. Христианство смогло пойти наперекор очевидности. Византийские богословы возвестили, что человек скорее есть «макрокосм», помещённый в «микрокосм». «Человек – великий мир в малом» ( Свт. Григорий Богослов ) , то есть, если вернуть переводу греческое звучание, – «макрокосм в микрокосме». И точно так же будет говорить спустя тысячу лет святитель Григорий Палама: «Человек – это большой мир в малом, является средоточием воедино всего существующего, возглавлением творений Божиих» . В этом величайший православный оптимист (а разве не предельный оптимизм – убеждённость святителя Григория Паламы в том, что мы можем прикоснуться к самому Богу, к Его нетварному Свету?!) единодушен с самым большим пессимистом Ветхого Завета – Экклезиастом. «Все соделал Он прекрасным и вложил мир в сердце их», – говорит Экклезиаст о вселенной , вложенной в сердце каждого человека (Эккл. 3,11). Человек – макрокосм потому, что вбирая в себе все, что есть в мире, он несёт в себе ещё нечто, чего весь мир вместить не может и чего не имеет: образ Божий и Божественная благодать, благодатное Богосыновство, разум, личность, совесть… «Смотри, каковы небо, земля, солнце и луна: и не в них благоволил успокоиться Господь, а только в человеке. Поэтому человек драгоценнее всех тварей, даже, осмелюсь сказать, не только видимых, но и невидимых, т.е. служебных духов» . |
| Православная Церковь никогда не обращалась к казуистике и всегда предупреждала заботиться об избежании коллизий, в особенности таких, в которых повинен сам человек. Ясно, например, что если по лености или нравственной небрежности человек не исполнит в данное время какой-либо срочной работы, то в дальнейшем обязательно произойдет столкновение двух работ: прошедшей и настоящей. Для избежания коллизии необходимо позаботиться о распределении этих работ, и тогда все обязанности вступают в правильное расположение и гармонию между собой. Нужно целесообразно распределять время. «Всему свое время, и время всякой вещи под небом» (Эккл. 3:1). Во-вторых, необходимо тщательно следить за тем, чтобы не принять ложную коллизию за истинную, действительную. Между действительной коллизией и ложной, выставляемой слабостями и порочными склонностями человеческой природы, нет ничего общего (полагается различие). Например, человек, жадный к деньгам, прикрывает свою страсть заботой о своей семье. Склонный к воровству оправдывается недостатком хлеба. В случае же действительной коллизии необходимо руководствоваться следующими правилами: Обязанности высшего порядка необходимо предпочитать обязанностям низшего порядка. В силу этого порядка (правила) христианские мученики обязанность сохранить жизнь приносили в жертву обязанности сохранить веру, так как вера Христова дороже самой жизни. Это правило имеет в виду ап. Павел, когда говорит: «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» ( Деян. 5:19 ). Этому правилу мы следуем тогда, когда обязанности более широкие предпочитаем узким. В понятие обязанностей более широких может войти служение Отечеству. Например, воин оставляет дом свой и идет на военную службу. Этому правилу мы следуем, когда обязанности к самим себе пренебрегаем ради благополучия других людей, когда жертвуем своим спокойствием, здоровьем ради спокойствия других людей. Возможны случаи, когда сталкиваются высота обязанностей с широтой обязанностей. В данном случае широта их должна быть приносима в жертву высоте обязанностей. Следовательно, индивидуум должен жертвовать собою ради семейства и отечества. Но общество не вправе потребовать поступать нечестно ради пользы общества. |
| Последняя мысль раскрыта в кн. Экклезиаст, где Соломон исповедует от лица целого человечества тщету своих предприятий Старался он водворить на земле правосудие – но вот беззаконие, правду – но вот неправда (Эккл. III, 16); с горечью разочаровывается он во всех своих намерениях и признает, что «кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать» (I, 15). Естественные мирские средства деятельности, которые автор названной книги считает единственными для влияния церкви на общественную жизнь, могут только изменять внешние формы жизни, но ни исправить человеческих сердец, ни переменить общественных нравов. Как слепых сделать зрячими и хромых ходячими или пустыню цветистым садом не может естественная сила, так и людей сделать добрыми. А может все это лишь сила новой благодатной жизни, то Христово духовное самораспятие, которое нам открывается со дня Его крещения. И к этому-то дню явления новой жизни церковь применяет древнее обетование: «возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется страна необитаемая и расцветет, как нарцис. Великолепно будет цвести и радоваться, будет торжествовать и ликовать... Укрепите ослабевшие руки, и утвердите колена дрожащие. Скажите робким душею: будьте тверди, не бойтесь. Тогда откроются глаза слепых и уши глухих отверзутся. Тогда хромой вскочит, как олень, и язык немого будет петь ибо пробьются воды в пустыню, и в степи потоки» ( Uc. XXXV, 1 – 7 ). Общественный переворот начался именно в тот день, когда людям открыт был Христом новый путь смирения, новая жизнь. Но в чем же ее сила? Как она действует на общество? А в том, что эта новая жизнь коренится в душах всех, сотворенных по образу Божию существ, в высших стремлениях их совести, в желании высшей жизни и свободы от греха. Раз явившись на землю, она как могучий поток заливает собой мир, она уничтожает сама собою, без ухищрений политики или силы оружия, уничтожает своих врагов как железным цепом, по слову Михея, как силою единорога, по слову Валаама. Не из учреждений политических, но именно из подвига свободных душ идет очищение нравов: оно как зерно горчичное, из малого семена вырастающее само собою в огромное дерево, как закваска малая, вскисающая поверх сосуда, оно как все истребляющий огонь для греха, лишь бы он возгорелся, как меч, разделяющий народы и семьи. |
|
|
