Преподавание церковнославянского языка: лексические трудности Е.И. Аюпова В статье анализируются лексические трудности, с которыми сталкиваются преподающие и изучающие церковнославянский язык. Приводится классификация проблемных элементов церковнославянского лексикона, характеризуются основные способы преодоления трудностей. Основное внимание уделяется так называемым «ложным друзьям переводчика» – церковно-славяно-русским паронимам, приводятся примеры их интерпретации с опорой на греческие соответствия. Ключевые слова : церковнославянский язык, лексические трудности, церковно-славяно-русские паронимы, методические рекомендации. The teaching of the Church Slavonic language: lexical difficulties E.I. Ayupova In the article the lexical difficulties are analyzed, faced by teachers and learners of the Church Slavonic language. The article presents the classification of problematic elements of the Church Slavonic vocabulary, the basic ways of overcoming the difficulties are characterized. The main attention is paid to the so-called «false friends of the translator» – Church Slavonic-Russian paronyms, the examples of their interpretation based on the Greek compliance are given. Преподавание церковнославянского языка стало в наши дни насущной необходимостью. Очень радует тот факт, что Московская патриархия с этого года требует начать преподавание церковнославянского во всех воскресных школах, на всех приходах. И это действительно требование времени, а не пустая прихоть! Надо помнить самое важное: церковнославянский – это язык Церкви, богослужения, церковной жизни. Невозможно быть воцерковлённым православным, если ты не понимаешь языка, который звучит в стенах храма, не постигаешь смысла слов молитв и священных книг! Именно язык доносит смысл происходящего во время богослужения, сакральную глубину древних текстов. Совершенно невозможно воспитать православную молодёжь без знания церковного языка. Чтобы Крещение не превращалось в простую формальность, чтобы люди действительно становились членами Церкви, они должны знать хотя бы азы церковнославянского. А кроме того – это язык, впитавший многовековую культуру славян, это наша культурная память, духовное богатство наших предков, и было бы непростительным варварством растерять это драгоценное наследство.

http://azbyka.ru/otechnik/pravoslavnye-z...

Ирмос 9 песни канона. Глас 7. Ср.: «Сложные отношения русского и церковнославянского языков, их одновременную «раздельность и слиянность»…, нельзя рассматривать только как источник множества ошибок и недоразумений. В некоторых случаях вчитывание русского значения в церковнославянское слово дает неожиданные и творческие культурные плоды». – Седакова О. А. Славяно-русские паронимы. М., 2005. С. 17. О переводе А. Блока «Легенды о святом Юлиане Милостивом» Гюстава Флобера: «Блок после некоторых колебаний останавливается на варианте «Странноприимец» (вместо «гостеприимец» и «милостивый», – Н.А.), так как это слово обладает необходимой в данном случае многозначностью: прежде всего реализуется его буквальное значение – «принимающий странника» (странников); в этом слове также актуализируется омонимическое (генетически вторичное) значение «странный», т. е. непостижимый, таинственный». – Приходько И. «Легенда» Флобера в русских переводах. – В кн.: Гюстав Флобер. Легенда о святом Юлиане Милостивом. М., 2007. С. 160-161. Слав. лексема «вечеря» соответствует только греческому δεîπνον – трапеза, преимущ.обед иногдазавтрак илиужин. Толстой Н. И. История и структура славянских литературных языков. М., 1988. С. 53. «Говоря о роли кирилло-мефодиевской традиции в истории славянской письменности, мы имеем в виду прежде всего стремление к нормализации и сохранению древнеславянского (церковнославянского) языка как орудия межславянской культуры. Стремление это не всегда вело к возрождению архаических норм, хотя следует признать, что в принципе и такая цель ставилась при каждой достаточно широко задуманной попытке нормализации». – Толстой Н. И. Указ. соч. С. 144. Все эти явления «способствовали более широкой коммуникации не только в пространстве (для древнеславянского в ареале «греко-славянского мира»), но, что не менее важно, во времени. Последнее давало возможность сохранения и усвоения почти в полном объеме всего… литературного и культурного славянского наследия. Там же. С. 54. Итак, церковнославянский язык и по сей день призван объединять всех православных славян, причем в единстве литургическом, церковном, а также являть незыблемую связь с духовной культурой русского народа предшествующих эпох.Не это ли так отвращает от церковнославянского языка нынешних его «справщиков»?

http://ruskline.ru/monitoring_smi/2011/0...

— Журнал читали в основном лингвисты. Я не думаю, что в этот журнал кто-то еще заглядывал. — То есть настоящий отклик пошел, когда был выпущен словарь? — Да, потому что прихожане храмов, священники, чтецы, певчие — не читатели «Советского славяноведения». Первый тираж разошелся быстро, хотя не было никакой рекламы, очень скромные презентации. Тогда мы решили делать второе издание. В нем были учтены замечания рецензентов (меня поразила рецензия английского слависта, который прочел все до буквы и заметил ошибки в греческом наборе!). — Словарь живет уже 7 лет? — Да, первое издание было в 2005-ом году. Сначала книга называлась «Церковнославяно-русские паронимы. Материалы к словарю». Вообще-то, строго говоря, термин пароним — слова, близкие по звучанию, но имеющие разное значение, — обычно употребляется в рамках одного языка. А здесь два разных языка. Но В. В. Виноградов говорил о паронимах и в этом смысле. А вот уже второе и третье издание мы назвали иначе: «Словарь трудных слов из богослужения: церковнославяно-русские паронимы». Мы немного сдвинули в тень «паронимы», потому что такое академическое название отпугнет среднестатистического церковного человека. Все же словарь был задуман для широкого читателя. Книга вышла в издательстве Юрия Анатольевича Шичалина. Его издания отличаются очень высоким качеством, они академичны в лучшем смысле слова. В конце словаря — обратный греческо-церковнославянский словарь (его сделал А. В. Марков), а также множество примечаний, большая вводная статья, которая вкратце представляет историю церковнославянского языка, точнее, наметки к этой истории. Презентация этого словаря происходила и в Петербурге, и в Москве. Мне приходилось слышать много благодарностей от священников. Говорили, что для них это необходимейшая книга, что они хотели бы дать эту книгу прихожанам. Но для этого нужен другой тираж и более легкий тип издания. Вот отец Николай Балашов говорил, что надо бы сделать народное издание — не для специалистов, не академическое. Обратный греческо-церковнославянский словарь, например, там будет не нужен, какие-то специальные вещи можно убрать и просто сделать удобную книгу для чтения. Но пока никто этого не сделал.

http://pravmir.ru/trudnye-slova-iz-bogos...

В поздние годы выходят две книги, касающиеся нашей темы. Это «Опыт критики» ( An Experiment in Criticism ), единственное критическое сочинение Льюиса, где он выступает не как исследователь, не как историк литературы, а как критик. Вторая книга — это «История слов» ( Studies in Words ). На нашей почве ее можно в каком-то смысле сравнить со словарем Ольги Седаковой «Церковнославяно-русские паронимы». Книга посвящена всего семи словам и понятиям, которые имеют очень давнюю историю и на протяжении этой истории меняли, а то и не один раз, свое значение. Какие это слова? Nature (природа), sad (печальный), wit (ум или остроумие), free (свободный), sense (разум, чувство), simple (простой), conscious и conscience (сознание). Это своего рода ложные друзья филолога, историка литературы; нам кажется, что мы понимаем это слово, все же очевидно, но, не зная его историю, мы можем оказаться в ловушке. Здесь можно обратить внимание на красивую симметрию: в конце жизни Льюис выступает в качестве не столько историка и филолога, сколько философа языка. Он приходит к тому, с чего начинал, ведь начиная обучение в Оксфорде, Льюис собирался специализироваться на философии. Уже то, что специально под него в Кембридже создается кафедра, свидетельствует о его масштабе как ученого и о признании этого масштаба академическим сообществом. Это ученый первого ряда. И сегодня, спустя десятки лет после выхода его книг, все, кто изучает историю аллегорической традиции, Мильтона или Спенсера, так или иначе имеют в виду книги Льюиса на эти темы. Еще к уяснению масштаба: Льюис и Толкин Масштаб личности – категория трудноизмеримая, как сила дарования. О нем можно судить по косвенным признакам, например, признанию при жизни и после смерти, но один из признаков непосредственных – сила влияния на других людей. В случае Льюиса эта сила огромна. Отвлечемся на время от академической сферы и возьмем, например, кружок «Инклингов». Популярный миф выглядит так: «Инклинги» – это Толкин, а еще его друзья, в том числе Льюис. Но если посмотреть на факты, окажется, что миф не просто не соответствует действительности, а акценты в этой истории следует менять чуть ли не на противоположные.

http://pravmir.ru/neizvestnyiy-lyuis-1/

Здесь и там бросаются в глаза некоторые несуразности, которых можно было бы избежать. Это касается, в первую очередь, непоследовательной орфографии: принцип воспроизведения орфографии оригинала, оговоренный в Предисловии, неубедителен без дополнительной научной нагрузки, которую автор не намеревался на себя возлагать. Речь идет как о титловании (напр., с. 7: написание слова «спасение» как cnehie с слово-титлом над «п» представляется крайне неудачным), так и об употреблении облеченного ударения взамен широких «о» и «е» (например, с. 366: в статье Спасительная разнится написание словарного слова в заглавии и в единственном примере, из которого взято слово). Написание слова «отец» как отцъ с титлом над «т» (с. 11), незарегистрированное в списке слов под титлами (с. 48–50), и отсутствие придыханий над начальным гласным (с. 7) нужно, вероятно, отнести к досадным опечаткам. Во вторых, греческие аналоги не всегда морфологически соответствуют славянским: например, при наречии ясно указаны греч. прилаг. tranos и diaprysios (с. 403), а при медиальном глаголе сочетаватися указан актив syntassô (с. 336). С последним примером связано сразу несколько недоумений: вопреки принципам расположения материала, прописанным в предварительных замечаниях «О пользовании словарем» (с. 21), совершенный вид сочетатися с другим греч. соответствием выделен в отдельную статью, хотя у каждого в памяти смена вида в чине Оглашения: Сочетаваеши ли ся Христу? — Сочетаваюся. — Сочетался ли еси Христу? — Сочетахся, без всякого смыслового различия. А единственное предложенное русское значение «соединяться» догматически неточно, что явствует из последнего примера: священник не может спрашивать оглашенного, а оглашенный — отвечать, что он уже соединился со Христом еще до совершения над ним таинства Св. Крещения. В действительности, в чине Отречения и Сочетания со Христом противопоставляются однокоренные лексемы: apotassomai – отрицатися – «выходить из подчинения» (к сожалению, не включенное в словарь) и syntassomai – сочетаватися – «вступать в подчинение» с ярко выраженной военной метафорикой.

http://patriarchia.ru/db/text/38681.html

Порой недостает систематичности в греческих отсылках: в трех аналогичных случаях славянскому субстантивированному прилагательному только однажды соответствует греческое прилагательное с артиклем (нормальный признак субстантивации в греческом языке) последняя — ta eskhata (с. 255–256); греческий предок слова спасительная потерял артикль — sôtêria (с. 366); а в статье Победительная (с. 245–246) впереди всех русских значений указано слово tropaion, в то время как в приводимой цитате из знаменитого проимиона Акафиста Богородице употребляется ta nikêtêria, которому не нашлось места в словаре. В последнем же примере восписуем ошибочно переводится как «пишем», хотя anagrapho здесь значит «надписывать, посвящать». Еще в одном случае автор оказывается неспособен распознать субстантивацию, не выраженную артиклем по-гречески и полной формой по-славянски из-за предикативной позиции: Красный добротою паче всехъ человекъ яко беззраченъ мертвъ является переводится «…(ныне) мертвый, видится неприглядным», тогда как словосочетание aneideos nekros представляет собой субстантивированное прилагательное с эпитетом: «неприглядный мертвец» (с. 56). Нередко сбивают с толку русские переводы, хотя и заявленные в Предисловии (с. 18) как подстрочные, но на самом деле вполне вольные, в частности, когда речь идет о передаче причастий и временных функций глагола: так, вырванное из контекста всего ирмоса неопальная огню в Синаи причащшаяся купина, являющееся лишь группой подлежащего, становится полноценным предложением с искажением временного значения причастия: «не опаляясь, приобщалась огню на Синае купина» (с. 282); внегда оскудевати крепости моей передается совершенным видом «когда сила моя истощится» вместо «начнет истощаться» (с. 230); вполне однократное окорми внутри одной статьи переводится как такое же однократное «направь» и как итеративное «направляй», неадекватное для передачи imperativi aoristi (с. 226), и т. п. Церковнославянское причастие в целом является слабым местом словаря: нащупывание глагольного значения в «прилагательном, образованном от глагольной основы» живый в контексте Пс 90. 1 (с. 14) напоминает несчастного Сизифа, поскольку нельзя не знать, что славянское причастие в форме Им. пад. ед. ч. м. р. за редчайшими исключениями опускает характерный согласный суффикса (ядый-ядуща, сый-суща, живый-живуща и т. п.); отдельной статьей подается несуществующее прил. буесловный, примером которого приводится опять-таки причастие буесловяща (с. 69: в качестве словарной формы нужно было поставить или Им. пад. буесловяй, или глагол буесловити).

http://patriarchia.ru/db/text/38681.html

- Чем же старые плохи? - Они не плохи, но некоторые из них, не все, просто они не могут вечно быть нашими устами, говорить нашим сердцем. Они соотнесены с иным временем, иным слухом. «Свв. Кирилл и Мефодий, - пишет Ольга Седакова, - переводя богослужебные тексты для “простой чади” (как называли себя славяне) с греческого на племенной диалект, еще не знавший письменности и традиции книжной образованности, должны были вложить в “плоть” славянского языка новую “душу”...» («Церковнославяно-русские паронимы»). Но эта душа давно созрела и обрусела и гениально выразила себя уже в собственном своем слове. Церковный же язык, когда-то открывший свою гениальность в переводах с греческого, оказывается вдруг странно беспомощным, когда приходит нужда творить на нем. Все эти недавние кондаки, тропари, акафисты иногда кажутся невыносимой подделкой и далеко не самой высокой литературной пробы. Трудно углядеть святость в этих фабричных изделиях, расслышать в них эхо Иерусалимской формулы: Изволитися Духу Святому и нам. - Значит, слух ваш забит уже чем-то другим или испорчен. - Думаю, что слух сердца большинства наших современников настроен на подлинное. Лучше пять честных слов умом моим сказать, чем сто поддельных, вычурных, притворных. Материя языка ветшает, как и всякая плоть, святость, живущая в нем, остается. - За подлинность старых текстов ручаются века, напитавшие их своей святостью. «Ибо святость обрядов и религиозных учреждений тем более возвышается, чем они древнее», говорит уже Минуций Феликс («Октавий»). Как и святость языка. А кто поручится за духовную ценность того, что изволилось нашим современникам? - Речь вовсе не о том, чтобы отбросить старый славный славянский язык, но о том, чтобы найти святость в новом, растущем, сегодняшнем, пусть даже завтрашнем... «Мы не только все делаем пред очами Бога, но, так сказать, и живем с Ним», говорит Минуций чуть дальше. И эта жизнь с Богом течет, лепечет, проговаривает себя на родном языке. Еще нет слова на языке моем, - Ты, Господи, знаешь его совершенно (Пс.138,4). Ты, Господи, знаешь именно мое не еще родившееся слово, а не то, которое мне было потом одолжено или даровано...

http://bogoslov.ru/article/1942499

— Так вы желаете, чтобы и язык нашей веры, так сказать, сбросив на землю свое древнее литургическое облачение, бултыхнулся с разбегу в этот мутный, отравленный поток пиаров, словесных плевков и нечистот? — Нет, не хочу. Однако почему мы должны полагать, что эти облачения сшиты на все века? Разве апостолы носили наши фелони, епитрахили, набедренники? Наивно предполагать, что можно заменить их пиджаками и брюками, но знаете, чувство священного или, скажем, его весть, обладает своей свободой, и оно вправе искать для себя иные одежды. Почему мы считаем, что Духу Святому было угодно лишь однажды прикоснуться к нашему речевому общению с Богом, а затем отстраниться навсегда? — Там, куда нисходит Дух Святой, Он остается. — И Он остался. И мы видим следы Его присутствия в изумительной точности и красоте некоторых молитвенных оборотов : «Но на мне грешнем удиви милость Свою…». «Есть же вера: уповаемых извещение, вещей обличение невидимых»… «Благословен еси, Господи, научи мя оправданиям Твоим…» Однако часто, слишком часто это красоту мы воспринимаем именно русским слухом, а не иным. И такому воспринятому словесному образу откликается глубина нашей веры. Но в некоторых формулах, даже если они не лишились дара Духа, этот дар доходит до нас — как бы сказать? – переводе с древнего. Если Дух Святой вечен, то мы меняемся, если вера неизменна, способы выражения ее вправе облекаться во все новые живые словесные ткани… — Чем же старые плохи? — Они не плохи, но некоторые из них, не все, просто они не могут вечно быть нашими устами, говорить нашим сердцем. Они соотнесены с иным временем, иным слухом. «Свв. Кирилл и Мефодий, — пишет Ольга Седакова, — переводя богослужебные тексты для “простой чади” (как называли себя славяне) с греческого на племенной диалект, еще не знавший письменности и традиции книжной образованности, должны были вложить в “плоть” славянского языка новую “душу”…» («Церковнославяно-русские паронимы»). Но эта душа давно созрела и обрусела и гениально выразила себя уже в собственном своем слове. Церковный же язык, когда-то открывший свою гениальность в переводах с греческого, оказывается вдруг странно беспомощным, когда приходит нужда творить на нем. Все эти недавние кондаки, тропари, акафисты иногда кажутся невыносимой подделкой и далеко не самой высокой литературной пробы. Трудно углядеть святость в этих фабричных изделиях, расслышать в них эхо Иерусалимской формулы: Изволитися Духу Святому и нам.

http://pravmir.ru/yazyk-kak-materiya-tai...

При этом он думал, что для исправления русских церковных книг и обрядов лучшим руководством могут быть книги и обряды, принятые на Украине, в Киеве. Его привлекало то, что в Киеве было заведено правильное учение, там была высшая духовная школа (Киево-Могилянская академия), изучали греческий язык и издавали богослужебные книги, сверяя их с греческими текстами. Поэтому во время Патриарха Никона и его преемников книги в Москве издаются по украинским изданиям, которые, правда, предварительно подвергаются особому исправлению. Противники Патриарха Никона, старообрядцы, думали, что и у современных им греков, живших под турецким владычеством, и у украинцев, постоянно общавшихся с католиками, и книги и обряды повреждены; они считали, что исправления нужны, но опираться они должны на собственную традицию, на русское церковное предание и древние рукописи. Поэтому у старообрядцев, не принявших реформ Патриарха Никона, до сих пор сохраняется в употреблении старый московский извод церковнославянского языка. В патриаршей же Церкви утверждается другой извод церковнославянского языка, возникший из соединения киевских норм с московскими в результате работы никоновских и послениконовских справщиков. Эти справщики брали за основу украинские издания и исправляли их, руководствуясь общими грамматическими правилами, а в отдельных случаях и греческим текстом. Так, во второй половине XVII в. были исправлены основные богослужебные книги – Служебник, Требник, Постная и Цветная Триодь, месячные служебные Минеи. В первой половине XVIII в. в соответствии с этими же нормами исправляется Библия . Завершением этого труда было издание в 1751 г. так называемой Елизаветинской Библии (напечатанной при императрице Елизавете Петровне). Таким образом формируется новый извод церковнославянского языка, называемый синодальным церковнославянским или новоцерковнославянским. В 1685 г. Киевская митрополия подчиняется Московскому Патриарху, в первой половине XVIII в. издаётся ряд императорских указов, предписывающих местные издания осуществлять в точном соответствии с московскими; в результате украинский извод церковнославянского выходит из употребления (он сохраняется только у униатов), и новоцерковнославянский оказывается общерусским изводом. Этот язык вам и предстоит изучать. 1 М.В. Ломоносов. Полн. собр. соч.: Труды по филологии. 1739–1758 гг. М.; Л., 1952. Т. 7. С. 591. 5 Материалы этого раздела составлены на основе публикаций: О.А. Седакова. Церковнославянско-русские паронимы. Материалы к словарю. М., 2005, и А.Г. Кравецкий. Опыт словаря литургических символов. – Славяноведение. 1995, 3. 1997, 5. Читать далее Источник: Церковнославянский язык: Учебник для общеобразовательных учебных заведений, духовных училищ, гимназий, воскресных школ и самообразования/А.А. Плетнева, А.Г. Кравецкий ; Науч. ред. В.М. Живов. - 2. изд., доп. и перераб. - Москва: РОПО «Древо добра», 2001. - 286, с.: ил., табл., факс. Поделиться ссылкой на выделенное

http://azbyka.ru/otechnik/Aleksandr-Krav...

Облечеся Господь в силу и препоясася – Господь оделся силой, могуществом (ц.слав. сила) и опоясался, т.е. он готов к действию, бодрствует (см. выражение «препоясати чресла» в новозаветных текстах, напр. Лк. 12, 35; 1 Петр. 1, 13; Еф. 6, 14). Ибо утверди вселенную, я ж е не подвижится – ибо Он установил вселенную так, что она не пошатнется (утвердити буквально «сделать твердым, крепким», т.е «укрепить, установить»; подвигнутися, подвижитися – поколебаться, пошатнуться. Дому Твоему подобает святыня, Господи, в долготу дний – в ветхозаветной Церкви святыней назывались части жертвенных животных вместе с хлебными приношениями жертв о грехе и преступлении, которые мог потреблять только первосвященник. Дние или дние жития – привычное библейское наименование лет жизни (или просто «жизнь»), а долгота – «протяжение (в пространстве)», «продолжительность (во времени)». Твоему дому, т.е. Твоей Церкви, подобает, Господи, святыня (бескровная жертва) во все года жизни, всегда. Продолжение следует… Использованы словари О.А. Седаковой «Церковнославяно-русские паронимы: Материалы к словарю» (М., 2005 г.) ; прот.Г. Дьяченко «Полный церковно-славянский словарь» (М., 2004 г.), а также работа проф. Н. Успенского «Православная вечерня (историко-литургический очерк)». Читайте также: Да исправится молитва моя – я крокодила пред тобою Как растворяются воздухи Приидите, припадем… По страницам канона св. Андрея Критского Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Материалы по теме 20 марта, 2024 19 марта, 2024 18 марта, 2024 13 апреля, 2023 10 апреля, 2023 19 марта, 2023 4 апреля, 2022 29 апреля, 2021 10 апреля, 2021 Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!

http://pravmir.ru/konchiv-dolgotu-dnya/

   001   002     003    004    005    006    007    008    009    010