| Хиония Хиония Ивановна Архангельская 12 декабря 1937 года сама пришла в сельсовет, собрав вещи, — она знала, что ее там ждут, чтобы арестовать. Ареста она не боялась. Когда один из представителей власти однажды пригрозил: «Смотрите! Вы слишком много болтаете! Мы и вас заберем!», она ответила: «Вот и хорошо! Заберите меня, пожалуйста, я там, может быть, с отцом Тихоном увижусь!» Священника Тихона, её супруга, арестовали чуть раньше, в том же 1937-м. А саму Хионию, растившую девятерых детей, тоже взяли — слишком много ходила по инстанциям, пытаясь узнать об участи мужа. Даже в Москву ездила. Да еще сделала выговор представителям властей. Из тюрьмы Хиония Ивановна написала письмо детям, писала урывками, начав его до официальных допросов и окончив после того, как следствие уже было завершено: «14/ХII. Дорогие мои дети, — писала она, — вот три дня я в клетке, а думаю — вечность. Допроса форменного не было еще, но спросили, верю я в то, что Бог спас евреев, потопив фараона в море, я сказала, верю, и за это меня назвали троцкисткой (!? — прим. редакции), которых нужно уничтожать, как врагов советской власти. Теперь я на себе испытала, как слово Спасителя ни едино не пройдет не исполнено. Я в жизни своей имела всегда грех судить, других осуждала без всякого на то права, и вот теперь сама попала под суд, а если б никого не судила, была бы не судима. Была властна, все делала, как мне угодно, вот теперь лишили свободы, без разрешения и на двор не ходим, а терпим от раннего вечера до полного рассвета, что некоторым мучительно, поэтому приходится больше говеть и меньше есть и пить. Дорогие мои, возьмите себе на память о мне хоть по маленькой вещичке из бедного моего имущества. Дорóгой Володя просил карточку, дайте ему... и с птичками мою кружку, она у Веры в квартире, — Володе. Лене — швейную машину и чайную ложечку. Ируша, если ты не получила по квитанции деньги, то у Лены есть папины деньги, немного, тогда вместе их тратьте, а о нас с отцом не поскупитесь, лампаду Господу жгите и молитесь, чтоб Господь меня и вас укрепил в Его святой вере. Не судите меня, но, прошу, простите и молитесь…» |
| Кланяюсь, прошу благословения. Ваша духовная д[очь] А. Кондратьева. Привет Шуре. 3/8–56 г. Д. 16. Л. 102. Подлинник. Автограф. 5. Не позднее 26 ноября 1956 г. Дорогой Владыка! Меня отпустили в отпуск с 19/XI и преподнесли путевку в дом отдыха с 23/XI по 4/ХII, отказаться неудобно было. На Михайлов день была в Ярославле, была на могилке Владыки Димитрия, была у Вл[адыки] Исаии, была и у Веры Ив[ановны]. Вспоминали Вас с большой любовью. Мария Ивановна в Москве, Ново-Басманной ул., д. 23 б, кв. 16. Спорова М. И. Дорогой Владыка. Когда я собралась ехать в Яросл[авль], я у нее была и говорила, что еду на 1 день в Яр[ославль] на могилку к Вл[адыке] Дим[итрию]. «Поручения какие будут? » – «Никаких», – ответила она. Я поэтому не осмелилась зайти в ее дом, а теперь она обижена, почему не зашла, ей не хотелось, чтобы я без нее ехала в Яросл[авль]. Я была у Вл[адыки] Исаии, потому что он просил зайти, и на могилку к Вл[адыке] Дмит[рию] ездили, о.Авель 699 , настоятель храма, и еще батюшка о. Борис. Отслужили большую панихиду и потом пошли на могилку к Владыке Тихону 700 , тоже отслужили панихиду. Было трогательно и радостно на душе, что так по-хорошему побыла на могилках святителей. Вернулась в М[оск]ву, позвонила М[арии] И[вановне], она пожелала, чтобы я к ней приехала вечером 22/ХI. Я была у нее и рассказала все как было, она была удивлена. Разговаривала со мной натянуто и в недовольстве, что, мол, была и не могла зайти, где жил свят(итель) Димит[рий], а сама вовремя не дала разрешения. Дорогой Владыко! Мария все еще бюллетенит, становится понемножку лучше, медленно будет восстанавливаться здоровье, так и доктора говорят, у нее, оказывается, очень серьезно[е] воспаление спинного мозга. Она ходит на своих ногах с палочкой на лечение, меня отпустит по согласию. Дорогой Владыка! Если у Вас будет возможность приехать в Москву, безо всякого стеснения приезжайте к нам. Все будет сделано по-хорошему, только мне очень хотелось знать, когда, я отпрошусь приехать на эти дни, если соберетесь в этот период. |
| Мне думается, что, как ни хорошо чувствовать дружеское, любовное отношение ксебе со стороны других людей, однако, еще лучше, радостнее и важнее самому любовно относиться к другим. Ласка прежде всего согревает того, в ком зародилась, а потом уже тех, на кого направляются ее лучи Гораздо печальнее жить тому, кто ни к кому не относится любовно, хотя бы его и любили другие, чем тому, в ком живет ласковое чувство к другим, хотя бы оно оставалось без ответа. Это лишний раз показывает, до какой степени зародыши счастья всегда скрыты в самом человеке и как мало значат внешние обстоятельства для того, кто сумеет эти зародыши в себе найти и вырастить. 17/ХII–18 г. Комментарий М. В. Есть скептическая гносеологическая доктрина — силлогизм: “только содержание моего сознания достоверно; все прочее — лишь проекция моего сознания”. Существует душевный уклад, ничего общего с этой доктриной не имеющий, но в духовной области с нею сближающийся. Такой уклад я бы назвал эгоцентризмом. “Только мое сознание существует”, — говорит солипсист. “Мой душевный мир, мои чувства и мысли — та яркая точка, вокруг которой вращаются туманные образы внешнего мира” — так чувствует эгоцентрик. Оба — первый теоретически, а второй, что еще хуже, практически — лишены возможности питаться теми живительными токами, какими насыщен мир, среди которого живет человек. То, что сказано в отрывке о ласке, сказано верно и точно. Но то, что это сказано, выдает в авторе эгоцентрика, слишком слабо связанного с миром. — Ибо и чужая любовь порой греет не меньше, чем своя. О добрых людях Может быть, можно сказать, что добрые люди бывают двух типов. Одни — это непосредственно добрые, лично жалеющие тех, с кем встречаются, и старающиеся всячески им помочь. Такие люди иногда могут теоретически делать самые жестокие утверждения: считать необходимыми тяжелые наказания, одобрять войну и смертную казнь. Но, встречаясь с человеком, который страдает, они всегда порываются облегчить его горе и нередко относятся к чужому, как к близкому и родному. |
| Ангелина – она вязала о. Дамаскину очень хорошую, я удивляюсь, что такое вышло, да и долго очень готовила, видимо, она отдавала помощнице, шерсть растащили хорошую, а подсунули другой, ей и пришлось ее красить, потому что она разная. Вчера я получил от м. М[аргариты] письмо, у них помер о.Петр 264 , был на похоронах о. И[оси]ф, и, видимо, была из-за него проборка м. М[аргариты] на исповеди от о.Платона, уняла уже их Груня. А я все не успеваю перед новым годом, закупка да отчет, а у меня уже было зародилася мысль до Рождества заехать выпросить свидания с Вами или просить хотя бы на месячек привезти, отдохнуть Вам в ожидании от Вас весточки. Мы все живем по-старому, я был у дедушки, спросил его, а в случае, если мы будем с Вами вдвоем в Яросл[авле], то можно ли будет зайти к Вам. В от[вет?]: я подумаю, скажу, и все ждал прихода врача. Простите многогрешного Егора. Д. 3. Л. 50–50 об. Подлинник. Автограф. 10. 29 декабря 1954 г. 29/16–ХII–54 П[реосвященнейший] В[ладыко], благословите. Приветствую Вас, П[реосвященнейший] В[ладыко], дорогой наш родной Папочка, с гражд[анским] Новым Годом, желаю вступить в него со всяким благополучием и добрым здравии. Извещаю, что вчера я получил извещение от Мордовского Мин[истерства] внут[ренних] дел мое заявление, посланное в Москву, просить его заверить Горсовету или нотариусу пос[елка?]. Псм[псалом?]: вечер плач, а заутра радость 265 , мечтал, что скоро это сделаю. Горсовет не стал заверять, пошел к нотариусу, а его нет, будет после Нового года, опять в горсов[ет]. До скандалу дошло, они по телефону стали говорить, что будет, каж[ется], 3-го – 4-го, приходится пождать, а посл[овица]: ждать да догонять – нет хуже. Когда-то напишу, да до Саранска дойдут бумаги. Извел листочек твоей бумаги, припасал пакет, на скорую руку и не потребовался, так скоро на ней и написал. Как недолго, но все-таки есть чего ждать, если пришлешь телеграмму, да совпадет к Крещенскому сочельнику или к Богоявлению, поживем эти дни у Саши, чего потребуется, известишь. |
| Со своей стороны, Совет просит дать указание консульству в Харбине о невыдаче митрополиту Нестору разрешений на поездки в районы, расположенные близко к зонам американской оккупации, и оказать содействие митрополиту Нестору, по получении им официального приглашения от Патриарха, в выезде в СССР. Зам. председателя Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете министров СССР [С.К.] БЕЛЫШЕВ. СПРАВКА Секретно. Митрополит Нестор издал указ 677 от 1/ХII 47 г. об инвентаризации церковного имущества по состоянию на 1/I-48 г. В этом указе, согласно пункта 5, Нестор требует подробные данные о верующих. К указу приложен список 2 личного состава прихожан с графами: фамилия, имя, отчество, гражданство, социальное положение, основная профессия, размер членского взноса (пол, возраст) и так далее. Согласно указа, хайларский священник Стрельников назначил Комиссию, которая ходит по квартирам советских граждан и собирает нужные данные. В Комиссию вошли английская шпионка Бродди – имеет советский паспорт, Чухнина – отец – англичанин, мать русская, она не имеет советского паспорта и другие. Такая «Комиссия» по существу занимается шпионской работой и собирает нужные ей данные о советской колонии. Нестор в своём указе ссылается на инструкцию отдела внешних церковных сношений при Священном Синоде Московской Патриархии. Пункт 5 целесообразно отменить, а если требуется характеристика советской колонии, то это может сделать Консул. Ст. инспектор Совета [по делам Русской Православной Церкви] АНАНЬЕВ. С.К. Бельшев – Тункину Секретно. Экз. 2. 8 апреля 191/с. [...] По наведённым в Московской Патриархии справкам, инвентаризация церковного имущества митрополитом Нестором проводится по собственной инициативе, и Московская Патриархия никаких директив по этому поводу не давала. По просьбе митрополита Нестора, ему была выслана только форма бухгалтерского учета инвентаризуемого им имущества. Изданный Нестором указ за 677 от 1/XII –47 г., пункт 5 которого предусматривает сбор данных о верующих, является делом его личной инициативы. |
| Сколько посылок Ваших я получил, – и не сочту. О каждой полученной посылке я немедленно извещаю Вас. Как будто восемь, включая и последние две, где были подметки. Сбиваюсь со счета, тем более что за это время были посылки от Ел[ены] Фил[имоновны] две, и от Шуры одна. Спасибо за все заботы и за все присланное, между прочим и за подметки. Но еще просьба будет, – если можно, пришлите не подметки, а подошвы. Тогда я к лету попытаюсь заказать легкие сапоги из брезента, который есть у меня. Царство Небесное м. Ермионии и рабе Божией Анне. Много любви и усердия к служителям Церкви проявляла почившая старица Анна. Своей скромной лептой вдовичьей она многим послужила, а чрез них послужила Господу, Который ей прежде нас, грешных, скажет: «Прииди ко Мне...» О посланном Е[леной] Ф[илимоновной] – не беспокойтесь, только берегите квитанцию. А что Нат[алии] Н[иколаевне] надо еще послать 60 руб., я уже писал Вам. В Николин день получил письмо и от Анюты. Слава Богу, она пока благополучна. Что знаете о м. Хр[истофоре]. Как же думает поступить Е[гор] Е[горович], остается ли на прежнем месте или предполагает переселяться? А мне их город нравится, особенно храмы старинные. 4-го праздновал муч[енице] Варваре и поздравлял дочку покойной мат[ери] игумении, Феню 74 , с именинницей 75 . Передайте привет и Ярославской Вере. Галоши мои лечу чуть не каждый день. Достал здесь клею, но не настоящего. О книгах я просил бандеролью, когда не будут принимать посылок, присылать недорогие брошюрки, – а более ценные только в посылках. «Илиада», конечно, понравилась кому-то, и ее зачитали, а теперь отписываются, что не может быть выдана. Стемнело. Пока кончу. 12/25.ХII. Спиридон Поворот. Ну вот и день прибавился. Солнце на лето повернуло. С Божией помощью как-либо зиму переживем. Беспокоюсь, как Вы с дровами справитесь. У меня тепло, хотя немало разных осложнений с топливом. Но мне меньше работы в этом отношении, чем прошлую зиму. Мое письмо прийдет к вам на праздниках, с приближением которых сердечно, горячо приветствую вас всех, мои дорогие. Всех вас всегда любовию объемлю, а в праздники особенно. Дерзаю сказать с апостолом, что сердце мое расширено для вас 76 , мои родные и по плоти и по духу, мои милые. Когда удается справить какую-либо службу (с суетою – теперь у меня в этом отношении очень плохо), я всех вас имею в мыслях моих, как соприсутствующих и сомолящихся, и в положенные моменты вам мирствую, на вас призываю Божие благословение и всегда молю Бога, да даст еще нам радость утешиться телесным общением, беседою усты к устом, усладиться общением в молитвах и таинствах и не издалека, а непосредственно каждому из вас преподать благословение моей грешной десницей. |
| Вскоре после этого разговора Хиония Ивановна уехала в Москву к жившим там сестрам – посоветоваться, как жить и что делать дальше, и как продолжать хлопоты об отце Тихоне. В ее отсутствие в дом пришли представители сельсовета, и один из них спросил ее дочь Ирину: – Где Хиония Ивановна? – Ее сейчас здесь нет, – ответила Ирина. – Она уехала к сестрам в Москву. Они, однако, стали демонстративно обыскивать дом в поисках хозяйки. Вскоре после этого приехала Хиония Ивановна, и ей рассказали об обыске. – Надо собираться, – сказала она. – Я уже чувствую, что возьмут. А я прятаться ведь не буду. И уж раз вызывали, я сама лучше пойду к ним. Она оделась; приготовившись к аресту, собрала необходимые вещи, и они вместе с дочерью Еленой пошли в сельсовет. Это был вечер 12 декабря 1937 года. Хиония Ивановна поздоровалась, назвала себя, а затем, напомнив, что они уже приходили за ней, спросила: – В чем дело? Зачем я вам нужна? – Оставайтесь. Вы тут останетесь, – сказали они ей. И Хиония Ивановна попрощалась с дочерью. Всех арестованных отправляли в Трубетчино. Дочь, придя домой, собрала продукты, взяла бидон со святой водой и отправилась в Трубетчино, где встретилась с матерью и все ей передала. На допросе следователь спросил Хионию Ивановну: – Вы обвиняетесь в антисоветской деятельности, признаете себя виновной? – В антисоветской деятельности виновной себя не признаю, – ответила она. – Свидетельскими показаниями вы достаточно изобличаетесь в антисоветской деятельности, дайте правдивые показания. – Свидетельские показания о своей антисоветской деятельности я отрицаю. – Вы лжете, следствие требует от вас правдивых показаний. – Я следствию даю только правдивые показания, никакой антисоветской деятельности я не проводила. – Вам зачитываются показания свидетелей о вашей антисоветской деятельности, признаете себя виновной? – Свидетельские показания о моей антисоветской деятельности я отрицаю. Из тюрьмы Хиония Ивановна написала письмо детям, которое смогла писать лишь урывками в течение нескольких дней, начав его до официальных допросов и окончив после того, как следствие было завершено. «14/ХII. Дорогие мои дети, – писала она, – вот три дня я в клетке, а думаю – вечность. Допроса форменного не было еще, но спросили, верю я в то, что Бог спас евреев, потопив фараона в море, я сказала, верю, и за это меня назвали троцкисткой, которых нужно уничтожать, как врагов советской власти. Теперь я на себе испытала, как слово Спасителя ни едино не пройдет не исполнено. Я в жизни своей имела всегда грех судить, других осуждала без всякого на то права, и вот теперь сама попала под суд, а если б никого не судила, была бы не судима. Была властна, все делала, как мне угодно, вот теперь лишили свободы, без разрешения и на двор не ходим, а терпим от раннего вечера до полного рассвета, что некоторым мучительно, поэтому приходится больше говеть и меньше есть и пить. |
| Они, однако, стали демонстративно обыскивать дом в поисках хозяйки. Скоро вернулась матушка Хиония, и ей рассказали об обыске. – Надо собираться, – сказала она. – Я уже чувствую, что возьмут. А я прятаться ведь не буду. И уж раз вызывали, я сама лучше пойду к ним. Она оделась; приготовившись к аресту, собрала необходимые вещи и вместе с дочерью Еленой пошла в сельсовет. Это был вечер 12 декабря 1937 г. Матушка Хиония поздоровалась, назвала себя, а затем, напомнив, что они уже приходили за ней, спросила: – В чем дело? Зачем я вам нужна? – Вы тут останетесь, – сказали ей. И Хиония Иоанновна попрощалась с дочерью. Всех арестованных отправляли в Трубетчино. Дочь, придя домой, собрала продукты, взяла сосуд со святой водой и отправилась в Трубетчино, где встретилась с матерью и все ей передала. На допросе следователь спросил Хионию: – Вы обвиняетесь в антисоветской деятельности, признаете себя виновной? – В антисоветской деятельности виновной себя не признаю, – ответила она. – Свидетельскими показаниями вы достаточно изобличаетесь в антисоветской деятельности, дайте правдивые показания. – Свидетельские показания о своей антисоветской деятельности я отрицаю. Из тюрьмы Хиония написала письмо детям. Его она смогла писать лишь урывками, в течение нескольких дней, начав до официальных допросов и окончив после того, как следствие было завершено. «14/ХII. Дорогие мои дети, – писала она, – вот три дня я в клетке, а думаю – вечность. Допроса форменного не было еще, но спросили, верю ли я в то, что Бог спас евреев, потопив фараона в море, я сказала, верю, и за это меня назвали троцкисткой, которых нужно уничтожать, как врагов советской власти. Теперь я на себе испытала, как слово Спасителя ни едино не пройдет, не исполнено. Я в жизни своей имела всегда грех судить, других осуждала без всякого на то права, и вот теперь сама попала под суд, а если б никого не судила, была бы не судима. Была властна, все делала, как мне угодно, вот теперь лишили свободы, без разрешения и на двор не ходим, а терпим от раннего вечера до полного рассвета, что некоторым мучительно, поэтому приходится больше говеть и меньше есть и пить. |
| Исходя из этого V Отдел дал нижеследующее разъяснение: 1) Изданный для регулирования церковно-государственных отношений всех религиозных обществ Декрет об отделении церкви от государства и составленная в развитие его Инструкция, являются действующими законами Р. С. Ф. С. Р. и заключенный Советской Республикой договор с Польшей нисколько не колеблет принципов, положенных в основу их, а потому католические церкви и религиозные общества на территории Р. С. Ф. С. Р. подчиняются общим принципам советской церковной политики и после заключения Руско-Польского договора. 2) Католические храмы передаются в пользование коллективам верующих на таких же точно началах, как и храмы других вероисповеданий. 3) Рижский договор с Польским государством не имеет значения реституционного эдикта для имущественной правоспособности римско-католической церкви и не наделяет последнюю в лице её органов, центральных и приходских, правами юридического лица. 4) Итак, отобранное у католической церкви и религиозных обществ имущество, в частности, муниципализированные дома, построенные католическим населением, отчуждению в пользу польского государства, как такового, не подлежат, и никакой экстерриториальностью пользоваться не могут. Во всяком случае для того, чтобы опереться на § 3 ст. 7 Русско-Польского договора, необходимо предварительно доказать, что данное имущество является имуществом польского происхождения, и принадлежит к тому виду имущества, за каковое Русское правительство обязано по прямому смыслу § 3, ст. 7 произвести расчет с Польским правительством. (24/ХII – 1921 г., # 795). (Р. и Ц. 1922 стр. 36–37). 26) Монастырские церкви передаются верующим соответствующей религии в порядке ст. 4–16 Инструкции об отделении церкви от государства или же с ними должно быть поступлено в порядке Инструкции Наркомпроса, опубликованной в 180 Центральных известий (Р. и Ц. 1919 1 стр. 39). 27) Относительно передачи монастырских храмов в пользование граждан 5-м отделом разъяснено, что открытие бывших бесприходных храмов в монастырях, занятых совучрежрениями, всецело зависит от местной соввласти, которая должна, конечно, принять во внимание необходимость удовлетворить в прежних размерах существующую потребность в религиозных обрядах той или ивой значительной местной группы населения. |
| Возможно также, что на пути к Химсу арабам пришлось дважды сражаться с византийскими войсками: один раз у Джусии, а второй – непосредственно под городом, когда (если верить «Футух аш-Шам») арабы притворным бегством заманили тысячный отряд отборной кавалерии далеко от стен города и, напав со всех сторон, уничтожили почти полностью, причем пострадали и жители города, вышедшие за ворота, чтобы поживиться при разграблении лагеря. По данным того же источника, в этом сражении погибло 1600 человек, а мусульмане потеряли только 235 168 . Арабская армия стала лагерем у ворот Растан, отрезая пути подхода подкреплений с севера. Химсцы надеялись, что легко одетые, привыкшие к теплу бедуины не выдержат зимних холодов и скоро снимут осаду 169 . Но те держались стойко, плотно обложили город, и если верить тому, что гарнизон Химса дважды потерпел поражение и понес большие потери, то понятно, что воля горожан к сопротивлению была ослаблена, и на восемнадцатый день осады они сдали город, по договору. Согласно Ибн Исхаку и ал-Вакиди, договор был заключен в зу-л-када 14/17.ХII 635 – 15.I 636 г. сроком на год при условии выплаты 170 000 динаров 170 . Вслед за Химсом сдались Эпифания (Хама) и Ларисса (Шайзар). Как утверждает один из источников ал-Балазури, жители этих городов встречали завоевателей с музыкой 171 . Верится этому с трудом, поскольку и христианские источники пишут о грабежах и порабощении сельского населения, и сами арабские источники не делают из этого тайны 172 – мусульманские войска вели себя не беспощаднее других, но и не лучше – во всяком случае, не настолько лучше византийцев, чтобы сирийцы оказывали им явное предпочтение. Хотя, конечно, нельзя исключить, что нашелся какой-то магистрат или иной знатный горожанин, который страха ради мог устроить подобную встречу, чтобы задобрить грозных завоевателей. Другая группа арабских войск направилась в сторону Берои (Халеб) через Халкис (Киннасрин), но как далеко она продвинулась в этом направлении, трудно сказать. Договор c Киннасрином, заключенный Халидом б. ал-Валидом в зу-л-хиджжа 14/16.I – 13.II 636 г., упоминает только сочинение Псевдо-Вакиди 173 , единственным доводом в пользу достоверности этого сообщения может служить только то, что указанная дата не противоречит всему ходу событий. По другим же данным, передовые арабские отряды под командованием Майсары б. Масрука, посланные в направлении Халеба, лишь вступили в область Киннасрина, но, узнав о подготовке к выступлению большой византийской армии, вынуждены были повернуть назад 174 . |
|
|
