| В первый раз рассказ о прощении Феофила читается после «исконного», принадлежащего хронике Георгия Амартола, рассказа о том, как императрица Феодора восстановила иконопочитание. Второй вариант этого текста следует довольно неожиданно за сообщением о том, как Василий (будущий византийский император, основатель Македонской династии) укротил дикого коня и оказался таким образом замеченным императором Михаилом, который сделал его своим приближенным. Объяснить, почему для рассказа о прощении императора Феофила выбрано такое странное место, далеко отстоящее от событий 842–843 г., довольно сложно. Однако, можно высказать следующее предположение: рассказ о приближении ко двору Василия – последний эпизод правления Феодоры и Михаила, поскольку следующий раздел, начинающийся с заголовка И по сих царствова Михаилъ един 10 лет .... повествует о самостоятельном царствовании Михаила. Вероятно, составитель второй редакции Еллинского Летописца, не зная точно, куда вставить рассказ о прощении Феофила, и понимая, что он относится к правлению Феодоры, решил поместить его в конец ее царствования. Отдельным рассмотрением судьбы текста «Сказания о Феофиле» в составе древнерусских исторических сочинений никто не занимался. А. Н. Попов , один из первых исследователей древнерусских хронографов, выделил две разновидности «Сказания» в Еллинском Летописце второй редакции: краткую и пространную, и опубликовал небольшой отрывок из последней (сон императрицы Феодоры) 301 . На основе этого небольшого напечатанного фрагмента текста высказывались разные предположения о греческом оригинале «Сказания». М. Петровский, издавая сербский перевод «Сказания о святых и честных иконах», пишет в предисловии: «Настоящее сказание о загробном помиловании Феофила входило, кажется, в русские хронографы известных видов, что можно заключить из одного отрывка, приведенного исследователем русского хронографа А. Н. Попова ». В. Регель предлагает другой греческий текст в качестве источника для «Сказания о Феофиле» в древнерусских хронографах. По его классификации существовало три греческие редакции, каждая из которых представлена в одной рукописи: |
| После этого Феофил, весь воспламенившись гневом, заключает в тюрьму епископа Диоскора, брата монахов, принадлежавшего к его Церкви и достигшего, служа Церкви, старости, а епископу Иоанну пишет: 376 «Я не думаю, чтобы ты не знал свода канонов Никейского собора, где провозглашается, «что епископ на чужой территории не может производить суда 377 . Если же ты этого не знаешь, то, узнав, удержи обвинение против меня. Ведь если необходимо мне быть судиму, то египтянами, а не тобой, отстоящим на расстоянии семидесяти дней пути». VIII. Иоанн, получив и прочитав письмо, удержал его при себе, но начал переговариваться о примирении с монахами из обеих партий 378 . Услышав об этом, обе партии взволновались: одна – поскольку подверглась тирании, другая – поскольку не имела власти без согласия Феофила заключать мир, ибо прошения, содержащие донос, они передали по его приказу. Таким образом, Иоанн, дав им ответ, отказался от своего намерения. Удалившись после этого, монахи из обиженной партии составляют многострочные просьбы, написав о монахах как о доносчиках, а о Феофиле то, что имело отношение к Феофилу, чтобы не говорить иначе о том, что и так знает каждый, и, встретившись с Августами 379 в мартирии святого Иоанна 380 приходят к императрице, прося ее, чтобы прошения монахов противной партии рассматривались префектами 381 , а Феофил, явившись даже и не добровольно, должен быть судим перед Иоанном. В ответ на прошение 382 был получен следующий ответ: «Феофила, который добровольно, или под стражей прибудет в сопровождении магистра 383 , предать суду перед Иоанном, что же до монахов Феофила, то им следует или доказать те самые обвинения, которыми они обвиняли святых старцев, или подвергнуться тому, что полагается доносчикам» 384 . Таким образом, чтобы привести Феофила, в Александрию был послан Элафий, ныне бывший принцепс 385 , а остальные показания префекты отклонили. Хотя правосудие начало проводиться в жизнь, окончилось оно тупиком, ибо законы теснили, сверкнув мечом, а те несчастные, боясь этого исхода, возлагают ответственность на Феофила, поскольку он их подставил и продиктовал прошения. |
| Однако, осторожный святитель не поместил пришельцев в своем доме, не допустил их до св. Причастия и советовал им хранить молчание, чтобы не подвергать позору церковь , в которой творились такие дела. Златоуст хотел испытать все средства к примирению Нитрийских иноков с Феофилом. Ему св. Иоанн написал письмо, умоляя Феофила именем церкви и славы Божьей даровать ему, как брату и сыну, прощение мнимых преступников, в учении которых не оказалось ничего противного вселенской вере. Феофил ответил Златоусту письмом, в котором упрекал его в нарушении никейских соборных правил, но совершенно не правильно. Скоро за письмом Феофила явилась депутация из членов клира Александрийской церкви к императору с просьбой изгнать из Константинополя мятежников против церкви и государства, чародеев и еретиков, коим имя – Долгие братья и их товарищи, явившиеся обвинителями Феофила. Но несчастные иноки подали на него жалобу императору, впоследствии чего защитник их Златоуст отказался содействовать им, как нарушителям данного ими слова хранить молчание о деле и не жаловаться в мирской суд. Императрица же из ненависти к Златоусту взяла их под свою защиту и в руках этой порочной женщины дело закипело. Под ее влиянием императором, с согласия Златоуста, был подписан указ о созыве собора для рассмотрения жалобы Долгих братьев на Феофила, к которому Елафий лично ездил в Александрию передать приказ явиться для оправдания во взведенных на него обвинениях. Сей неблагоприятный Феофилу оборот дела перепугал его сильно: вместо судьи ему приказали явиться обвиняемым. Но ловкость Феофила помогла ему выпутаться из беды. Имея в Константинополе массу шпионов, Феофил прекрасно знал все положение дел при дворе. Феофил понимал, что все дело обращалось в борьбу между ним и Златоустом. Но Феофил знал по сообщениям своих шпионов, что высшая знать не любила св. Иоанна, что в столице у него было много врагов, которым не доставало лишь предводителя. Феофил решил взять на себя эту роль, трудную и ответственную. И он сумел провести ее до конца. |
| После этого Феофил, весь воспламенившись гневом, заключает в тюрьму епископа Диоскора, брата монахов, принадлежавшего к его Церкви и достигшего, служа Церкви, старости, а епископу Иоанну пишет: " Я не думаю, чтобы ты не знал свода канонов Никейского собора, где провозглашается, " что епископ на чужой территории не может производить суда " . Если же ты этого не знаешь, то, узнав, удержи обвинение против меня. Ведь если необходимо мне быть судиму, то египтянами, а не тобой, отстоящим на расстоянии семидесяти дней пути " . VIII. Иоанн, получив и прочитав письмо, удержал его при себе, но начал переговариваться о примирении с монахами из обеих партий. Услышав об этом, обе партии взволновались: одна — поскольку подверглась тирании, другая — поскольку не имела власти без согласия Феофила заключать мир, ибо прошения, содержащие донос, они передали по его приказу. Таким образом, Иоанн, дав им ответ, отказался от своего намерения. Удалившись после этого, монахи из обиженной партии составляют многострочные просьбы, написав о монахах как о доносчиках, а о Феофиле то, что имело отношение к Феофилу, чтобы не говорить иначе о том, что и так знает каждый, и, встретившись с Августами в мартирии святого Иоанна, приходят к императрице, прося ее, чтобы прошения монахов противной партии рассматривались префектами, а Феофил, явившись даже и не добровольно, должен быть судим перед Иоанном. В ответ на прошение был получен следующий ответ: " Феофила, который добровольно, или под стражей прибудет в сопровождении магистра, предать суду перед Иоанном, что же до монахов Феофила, то им следует или доказать те самые обвинения, которыми они обвиняли святых старцев, или подвергнуться тому, что полагается доносчикам " . Таким образом, чтобы привести Феофила, в Александрию, был послан Элафий, ныне бывший принцепс, а остальные показания префекты отклонили. Хотя правосудие начало проводиться в жизнь, окончилось оно тупиком, ибо законы теснили, сверкнув мечом, а те несчастные, боясь этого исхода, возлагают ответственность на Феофила, поскольку он их подставил и продиктовал прошения. |
| Обитатели пустыни удивились, что монахи, составлявшие их гордость, закованы в цепи. Скоро послание Феофила разъяснило, что оригенизм Долгих братьев навлек на них сию кару. Феофил подговорил негодных личностей, «которых не захотели бы ранее сделать привратниками», а в последствии одного из них посвятили епископом, – наклеветать, что в Нитрии оригенизм нашел себе прочное гнездо. Желанный донос явился и Феофил с войском, пьяным и грубым, отправился походом на Нитрию, чтобы оттуда изгнать ересь. Ужасна была ночь, в которую происходила расправа с мнимыми еретиками: их кельи грабили и ломали, обитатели разбежались в ночь, которую осветило зарево пожара. Долгие братья скрылись, почему Феофил, питавший надежду поймать их, сильно разгневался, сжег их хижину вместе с охранявшим ее мальчиком и «уехал не ранее, как потухли последние отблески пожара». Разбежавшиеся монахи – около 300 – были осуждены, как еретики, без принятия от них оправданий окружным собором Египетских епископов по настоянию Феофила, и родной Египет стал для всех сих монахов чуждой страной, из которой осужденные спешили удалиться, чтобы где-нибудь найти на земле правду и защиту от насилия. Но… их надеждам не суждено было сбыться. Долгие братья, о них теперь речь, спешили в Константинополь, к великому Иоанну, который по положению столичного епископа был выше Феофила; у святого Златоуста, о котором слава шла по всему Египту, невинные страдальцы искали справедливого суда над Феофилом. Труден был путь иноков до столицы, ибо окружное послание Феофила извещало, что они еретики, но наконец, после многочисленных лишений, Долгие братья с другими монахами – их было до 50 человек – достигли столицы. Явившись к св. Златоусту, Долгие братья рассказали о всех неистовствах Феофила так правдиво и обстоятельно, что сомнению мало оставалось места. Св. Иоанн, «сам воспитанный цветом восточных учений», нашел братьев православными. Св. Иоанн обещал Долгим братьям, что или убедит Феофила снять с них отлучение или новый собор их оправдает. |
| О покаянии и прощении императора Феофила существует немалая литература. Современные историки, как, например, Д. Е. Афиногенов, склонны расценивать прощение как расчетливый ход Среди исторических источников той эпохи в одних из них это событие обходится молчанием (как, например, у Георгия монаха), в других же подтверждается его предсмертное покаяние и посмертное прощение (Продолжатель Феофана, Житие царицы Феодоры, " Повесть о прощении Феофила " ). В то время как Продолжатель Феофана пишет о покаянии как о факте, следуя изложению Феодоры, " Житие " и " Повесть " описывают покаяние Феофила в агиографическом жанре, в котором не остается никаких сомнений относительно реальности чудес и чудесных явлений. Согласно продолжателю Феофана, в ответ на просьбу св. Феодоры о прощении умершего Феофила свт. Мефодий ответил: " Но не посягнем на то, что выше нас, не в силах мы, как Бог, простить ушедшего в иной мир. Нам доверены Богом ключи от неба, и мы в силах отворить его любому, однако тем только, кто живет этой жизнью, а не переселился в иную " " А госпожа, то ли по правде, то ли как иначе пылая любовью к мужу (в чем согласны и мы), клятвенно заверила сей святой хоровод, что в последпий его час я плакала, рыдала, все ему выплакала и изобразила, что грозит нам, ненавистным, за эту ересь в сем городе: лишение молитв, проклятий град, восставший народ - и вселилось тогда в него раскаяние в этой ереси. Он попросил их, я протянула, он их с горячностью поцеловал и отдал душу ангелам. Они выслушали ее речь и, чтя нрав августы (как никакая другая была она христолюбива), а также жаждая ввести поклонение святым иконам, общим приговором и мнением объявили, что, если все так и есть, найдет он прощение у Бога, и дали в том письменное удостоверение госпоже " Более подробная картина представлена в " Повести о прощении Феофила " и " Житии Феодоры " со сходной канвой событий. В последнем говорится о страшной предсмертной болезни, распадении уст, которое претерпел Феофил. Обеспокоенная Феодора, немного вздремнув, видит пресвятую Богородицу с несущим крест Младенцем Христом в окружении ангелов. Последние бранили и бичевали находившегося на смертном одре императора, который говорил: " Увы мне жалкому, за иконы меня бьют, за иконы меня бичуют " . После такого истязания, продолжавшегося всю ночь, царь приложился к иконе Христа на энколпионе, принесенным вельможей Феоктистом, и исцелился. Так на собственном примере он познал пользу и благо от Через несколько дней император 20 января 842 г. |
| I. Переводы догматико-полемических сочинений Оригена, Дидима, свт. Епифания и еп. Феофила. В целях полемики И. С. зачастую использовал свой талант переводчика. Еще будучи в Риме, ок. 383-384 гг. по просьбе папы св. Дамаса он начал переводить на латынь трактат Дидима Слепца «О Святом Духе» (De Spiritu Sancto//PL. 23. Col. 103-154=PG. 39. Col. 1033-1086; CPG, N 2544; рус. пер.: Творения. 1910. Ч. 5. С. 377-443), однако закончить перевод смог только в 387 г. ( Nautin. L " activité. 1983. P. 257-258; Williams. 2006. P. 282) в Вифлееме, побуждаемый появлением аналогичного лат. трактата свт. Амвросия Медиоланского, к-рый И. С. подверг критике и насмешкам, считая трактат бездарным и поверхностным ( Hieron. Praef. ad Paulinian.//PL. 23. Col. 101-104). Перевод И. С. имеет немалую ценность, т. к. оригинал трактата Дидима был утрачен. Остальные переводы греч. догматико-полемических сочинений были сделаны И. С. в связи с оригенистскими спорами. Так, в 394 г. И. С. по просьбе свт. Епифания Кипрского перевел его послание к свт. Иоанну Иерусалимскому ( Epiph. Ep. Ioan. Hieros.= Hieron. Ep. 51; CPG, N 3754), где свт. Епифаний, в частности, разбирал основные ереси Оригена. В кон. 398 - 399 г. И. С. перевел трактат Оригена «О началах»; перевод был утрачен за исключением нескольких отрывков, большей частью сохранившихся в послании И. С. к Авиту ( Hieron. Ep. 124//CSEL. 56. P. 96-117), а также в трактате «Против Иоанна Иерусалимского» и нек-рых др. сочинениях (подробнее см.: Koetschau P. Origenes Werke. Lpz., 1913. Bd. 5. S. LXXXVIII-XCV. (GCS; 22)). В 400-401 гг. И. С. по просьбе свт. Епифания перевел послание еп. Феофила Александрийского к свт. Епифанию ( Hieron. Ep. 90; CPG, N 2599), в к-ром просил его созвать на Кипре Собор и осудить Оригена. И. С. также перевел соборное послание еп. Феофила к епископам Палестины и Кипра, в к-ром сообщалось о решениях Александрийского Собора, осудившего нитрийских монахов-оригенистов, и перечислялись главные ереси Оригена с требованием их осуждения (Ep. 92; CPG, N 2596, 8609). Приблизительно в это же время И. С. перевел ответное послание Иерусалимского Собора еп. Феофилу с осуждением Оригена и его последователей (Ep. 93; CPG, N 8610), а также послание к еп. Феофилу Дионисия, еп. Лидды, посвященное тому же вопросу (Ep. 94). В 402 г. И. С. перевел 2 пасхальных послания еп. Феофила, вновь осуждавших Оригена (Ep. 96, 98; CPG, N 2585, 2586), а также его небольшой трактат «Против Оригена о видении Исаии» (Contra Origenem de visione Isaiae// Morin. 1895-1903. Pars 3. P. 103-122; см.: Altaner B. Wer ist der Verfasser des Tractatus in Isaiam VI 1-7?//ThRv. 1943. Bd. 42. S. 147-151; Chavoutier L. Querelle origéniste et controverses trinitaires à propos du Tractatus Contra Origenem de visione Isaiae//VChr. 1960. Vol. 14. P. 9-14). В 404 г. И. С. перевел еще одно пасхальное послание еп. Феофила, также связанное с оригенистскими спорами ( Hieron. Ep. 100; CPG, N 2588). |
| В настоящее время я не сомневаюсь только в одном, что акты эти очень древни, на что указывает характер самого манускрипта, откуда я извлекаю их. Коллекция Туринских папирусов в сущности составляет целую отдельную библиотеку, и я уверен, что они образовались в одно и тоже время. Ничего в этих манускриптах до того многочисленных, что Нейрон, как бы отчаиваясь в возможности познакомить с ними в их целом, указывает в предисловии к своему словарю только заглавия и притом отчасти – и не совсем точно, ничего – говорю – не показывает в них, чтобы они явились позднее первых годов епископства св. Кирилла Александрийского . Этот архиепископ, сочинения которого распространены были по всему востоку или лучше сказать по всему христианскому миру, фигурирует, как и прочие его знаменитые современники, в наших манускриптах очень мало или лучше совсем не фигурирует. А напротив дядя его Феофил, этот воинственный архиепископ Александрийский, столь знаменитый в свое время, но столь мало известный в настоящее время, если выключить его споры с Иоанном Златоустом – находится представленным очень ярко: мы встречаем здесь очень многие его проповеди . Из этого можно заключать, что наши документы собраны при жизни Феофила или немного спустя по его смерти. В самом деле в этих документах имя Феофила встречается без эпитета μακριος, эпитета, который обыкновенно прилагался к именам епископов уже умерших; знак, что его сочинения, проповеди, вошли в состав нашей библиотеки еще при жизни Феофила. С другой стороны и сочинения Иоанна архиепископа Константинопольского, которые также встречаются в наших документах, не обозначаются именем Иоанна Златоуста ; опять потому что и этот святитель еще был жив в то время и неудобно было такой хвалебный эпитет присоединять к имени лица еще живого. Впрочем, нужно сказать, что не всегда имя Феофила употребляется без эпитета: μακριος, на некоторых его проповедях встречается и этот эпитет. Из этого можно догадываться, что некоторые документы вошли в наше собрание немного спустя по смерти Феофила. |
| Михаил же III родился в конце 838 года, когда сарацины нанесли Феофилу самый страшный удар разорением Амории 71 – 24 сентября названного года. Итак, всего жития Марии было не более шести лет. Несообразность замечена была уже Зонарой, который вместо решительного выражения логофета-Льва (γαμβρν εσεποισατο) поставить κηδεστν; то есть он думал, что Алексий был только обещанный жених, обручник, а не муж Марии. Вероятно, то же объяснение молча предполагает Дюканж; его же ясно высказывает Муральт 72 . Но не значит ли это – разрубать гордиев узел, не попытавшись развязать его? Неужели все хронисты до Зонары не могли отличить мужа от жениха и ни намёком не обмолвились, что их выражения неточны? Напротив, продолжатель Феофана и логофет даже слишком точны: γαμβρς (Leo), γαμετ; Тнеорн. contin. говорит даже, что когда Алексий, зная, что на него нашёптывают Феофилу, собирался в монастырь, Феофил отговаривал его τν χηρεαν τς ϑυγατρς προβαλλμενος, то есть прося не оставлять его дочери вдовой; сам Зонара в другом месте зовёт Марию εντειρα Алексия, что может значить только жену в точном смысле слова. Далее, уловка Зонары даже не разрешает дела. Положим, что все милости Феофил изливал на наречённого жениха Марии. Но вот что оказывается: в придворном уставе Константина Багрянородного описываются два триумфальных въезда Феофила в столицу после удачных походов; и в первом из этих въездов фигурирует зять его, кесарь Муселе, в таком наряде и с таким церемониалом, что, несомненно, кесарем он назван здесь не пролептически. Этот первый въезд, как показывает А. Васильев в своём уже упомянутом труде 73 , был в 831 г. весной; итак, выходит, что Алексий был кесарем раньше, чем Мария родилась. В виду этого остаётся предположить, что Мария была не пятая, младшая, дочь Феофила от Феодоры, а либо его младшая сестра, либо дочь его от первого брака. В виду того, что противоречий в семейной истории Феофила так много, можно думать, что в одном случае ошибаются все источники. Что у Феофила были сёстры – несомненно: Елена, сестра Феофила, была выдана им замуж за Феофова 74 . |
| Симеон Магистр описывает обстоятельства, которые привели Кассию к оставлению мира и основанию монастыря. (Здесь мнения ученых расходятся. Одни считают, что события происходили в 830 г., а другие – что в 821 г. Вторая дата представляется более вероятной.) В 821 г. сын императора Михаила II Феофил (правил в 829–842 гг.) был уже взрослым, и отец задумал его короновать при своей жизни, а заодно и женить. Как пишет Симеон Магистр, мать Феофила (у Симеона она названа Евфросиной, но это ошибка – Евфросина была второй женой Михаила II и мачехой Феофила, матерью же его была императрица Фекла, умершая ок. 825 г.), задумав женить сына, призвала к себе разных девушек, красоты несравненной; среди них самыми прекрасными были Кассия и Феодора. Дав сыну золотое яблоко, мать повелела, по обычаю, отдать его той, которая ему понравится. Император Феофил, очарованный красотой Кассии, подошел к ней и, желая испытать ее ум и нрав, а может быть, заодно и скрыть, что она произвела на него сильное впечатление, сказал: «Зло в мире произошло от женщины!» Однако избранница императора осмелилась возразить ему: «Но через женщину произошло и высшее благо», – без сомнения имея в виду Спасителя, родившегося от Девы Марии. Неожиданная смелость и сообразительность девицы поразили Феофила, и он, видимо опасаясь, как бы его жена не оказалась «слишком умной», оставил Кассию пошел далее и дал яблоко Феодоре, впоследствии – также святой, восстановившей иконопочитание. «Они были обвенчаны патриархом Антонием в храме святого Стефана, – завершает свой рассказ об императорской женитьбе Симеон Магистр. – Кассия же, потеряв корону, основывает монастырь, в котором проводит иноческую жизнь и преисполненная мудрости и боголюбия, сочиняет множество произведений». По всей видимости, Кассия приняла монашество вскоре после выбора невест (коронация и свадьба Феофила состоялись в день Пятидесятницы). Георгий Кодин, описывая древний Константинополь, упоминает основанный Кассией монастырь Икасия, неподалеку от монастыря святого Дия: «Монастырь Икасия был построен Икасией, благочестивой монахиней и прекрасной собою девицей, которая была премудрой, сочинила много канонов и стихир и прочих сочинений, достойных изумления, и положила их на музыку во время императора Феофила». |
|
|
