| в коломенской семинарии в 1771–1772 гг.) 818 , “Compendium theologiae classicum didactico – polemicum” ректора казанской академии Сивестра Лебединского (читан. в 1797–1799 гг.) 819 , “Христианская богословия” иеромонаха Ювеналия Медведского (составленная в 1797 году для общего удовлетворения религиозной потребности христиан – “людей простых и младых юношей” 820 ), “Christianae, orthodoxae, dogmatic – polemicae, olim a classimo viro Theophane Prokopowicz ejusque continuatoribus adornatae, ac in tribus voluminibus primum MDCCLXXXII editae compendium” преосвященного Иринея Фальковского (составл. в 1795–1800 годах по предписанию Св. Синода) 821 , “Theologia” (система, читанная в александроневской семинарии или академии в конце прошлого столетия) 822 , “Summa theologicae” (система, читанная в с.-петербургской духовной академии в 1812 г.) 823 и др. Из всех этих девяти систем наиболее важное значение в духовно-учебном деле имели две системы – одна Феофилакта Горского, другая Иринея Фальковского, которые еще предписанием комиссии духовных училищ от 1825 г. назначаемы были в руководство для преподавания в академиях догматического (система Феофилакта Горского) и полемического (система Иринея Фальковского) богословий 824 . По этим-то девяти системам мы и проследим влияние Феофана в учении о Боге в Себе Самом. Во всех перечисленных девяти системах в отделе учения о Боге в Себе Самом находятся два главнейшие признака зависимости от системы Феофана. Первый из этих признаков касается материальной стороны данного догматического учения и состоит в том, что во всех этих системах выдвигается на вид идея бесконечного различия между Богом и тварью, которая так рельефно проводится в Феофановом учении о Боге в Себе. Эта идея в данных системах выражается различно, – главным образом 1) через то, что в них между свойствами, принадлежащими к самой сущности Божией, на первое место ставится единство, понимаемое в отрицательном смысле [в системах Сивестра Лебединского 825 , Иринея Фальковского 826 и в системе “Theologia”, читанной в александроневской семинарии иили академии 827 ], или независимость – ascitas, independentia [в «Summa theologiae dogmaticae» 828 ], 2) через то, что за главное свойство сущности Божией считается исключительно единство, также понимаемое в смысле отрицательном [в системе Феофилакта Горского 829 ], независимость или самобытность (в “сокращенной христианской богословии” Платона 830 ), 3) через то, что между свойствами Божиими вообще (без особенного отношения их к сущности) на первое место ставятся или единство, понимаемое в отрицательном смысле (в системе Ювеналия 831 ), или свойства – необходимоть бытия, самобытность и независимость (в системе Макария Петровича 832 ), и 4) через деление свойств Божиих на свойства «immanentia, quiescentia, ad intra» и свойства «ad extra» (каковому делению следует при изложении учения о свойствах Божиих Иоакинф Карпинский 833 . |
| Она мало чем отличалась от программы Киевской Академии, но интересна критическим отношением автора к системе Феофана Прокоповича. «Учение богословское, — говорится в ней, — производить по системе преосвященного архиепископа Феофана Прокоповича, только лишнюю в оной риторическую красоту и некоторые ругательные слова совсем исключить» . Надо заметить, что по поводу богословия Феофана критически высказывался и ректор Александро–Невской семинарии Иннокентий Дубровицкий, как можно судить по словам его ученика И. И. Мартынова: «Сие море великое и пространное, но тамо и гады, имже несть числа» . Вот еще одно суждение епископа Самуила о преподавании богословия: «Богословию одну всегда преподавать, а всякого курса вновь не сочинять и отнюдь не переменять… иметь неусыпное попечение… чтобы система богословская была кратка и непродолжительна» (§ 6). Самуил выступал за преподавание на русском языке и требовал, чтобы на занятиях учащиеся осваивали великорусский выговор. Философские диспуты, по его мнению, следовало также проводить непременно на русском языке. В качестве основы для подобных диспутов он рекомендовал сочинения Вольфа: «Физика» (в переводе Б. Волкова: СПб., 1760) и «Экспериментальная физика» (в переводе М. Ломоносова: СПб., 1748). Студенты должны «проповеди по крайней мере три сочинять», придерживаясь при этом «Православного учения веры» архимандрита Платона Левшина (§ 8, 9). «В русской элоквенции и поэзии, — писал Самуил, — надобно обращать особое внимание на изящество и чистоту русского слога», на орфографию и правильность ударений (последнее доставляло немало затруднений для украинских студентов). Относительно метода преподавания епископ Самуил замечал, что бессмысленная зубрежка вредна, что надо обучать «владению правилами путем их практического применения и навыка» (§ 4, 7, 3, 13). Как то было принято в семинариях, Самуил также предлагал класть в основу курса философии труды Баумайстера. Преподаватель богословия получает от него особые указания о том, как преподавать свой предмет: в дополнение к богословию Феофана следует привлекать знаменитейших христианских авторов: «не довольно учащимся одни только догматы веры с утверждением оных крепкими доказательствами Священного Писания и святых отец свидетельствами показывать, но, конечно, надобно и возражения, objectiones, от противной стороны происходящие, при каждом догмате приводить и кратко решить твердо и основательно, наипаче посредством таким, чтобы учащимся открыты и показаны были при сем случае яснейшие Священного Писания места, нежели противополагаемые, и так всегда должно места с местами сличать и сносить темные с яснейшими, немногие с множайшими, ясно истину открывающими» (§ 4) . |
| Она мало чем отличалась от программы Киевской Академии, но интересна критическим отношением автора к системе Феофана Прокоповича. «Учение богословское,— говорится в ней,— производить по системе преосвященного архиепископа Феофана Прокоповича, только лишнюю в оной риторическую красоту и некоторые ругательные слова совсем Надо заметить, что по поводу богословия Феофана критически высказывался и ректор Александро-Невской семинарии Иннокентий Дубровицкий, как можно судить по словам его ученика И. И. Мартынова: «Сие море великое и пространное, но тамо и гады, имже несть Вот еще одно суждение епископа Самуила о преподавании богословия: «Богословию одну всегда преподавать, а всякого курса вновь не сочинять и отнюдь не переменять... иметь неусыпное попечение... чтобы система богословская была кратка и непродолжительна» (§ 6). Самуил выступал за преподавание на русском языке и требовал, чтобы на занятиях учащиеся осваивали великорусский выговор. Философские диспуты, по его мнению, следовало также проводить непременно на русском языке. В качестве основы для подобных диспутов он рекомендовал сочинения Вольфа: «Физика» (в переводе Б. Волкова: СПб., 1760) и «Экспериментальная физика» (в переводе М. Ломоносова: СПб., 1748). Студенты должны «проповеди по крайней мере три сочинять», придерживаясь при этом «Православного учения веры» архимандрита Платона Левшина (§ 8, 9). «В русской элоквенции и поэзии,— писал Самуил,— надобно обращать особое внимание на изящество и чистоту русского слога», на орфографию и правильность ударений (последнее доставляло немало затруднений для украинских студентов). Относительно метода преподавания епископ Самуил замечал, что бессмысленная зубрежка вредна, что надо обучать «владению правилами путем их практического применения и навыка» (§ 4, 7, 3, 13). Как то было принято в семинариях, Самуил также предлагал класть в основу курса философии труды Баумайстера. Преподаватель богословия получает от него особые указания о том, как преподавать свой предмет: в дополнение к богословию Феофана следует привлекать знаменитейших христианских авторов: «не довольно учащимся одни только догматы веры с утверждением оных крепкими доказательствами Священного Писания и святых отец свидетельствами показывать, но, конечно, надобно и возражения, objectiones, от противной стороны происходящие, при каждом догмате приводить и кратко решить твердо и основательно, наипаче посредством таким, чтобы учащимся открыты и показаны были при сем случае яснейшие Священного Писания места, нежели противополагаемые, и так всегда должно места с местами сличать и сносить темные с яснейшими, немногие с множайшими, ясно истину открывающими» (§ |
| В истории Санкт-Петербургской духовной академии ректура архимандрита Феофана является одной из важных страниц: она «свободно вздохнула от долгой и строгой дисциплины преосвященного Макария» 785 . Научный авторитет Академии видимо возрос благодаря богословской и редакторской работе отца ректора как председателя учрежденного при Академии Комитета по переводу Священного Писания и как редактора академического журнала «Христианское чтение». Отеческое отношение к студентам в полной мере выразилось в заступничестве архимандрита Феофана перед митрополитом Григорием. Малоизвестные воспоминания Е.В. Барсова об этом остром моменте осени 1858 г. включены в «Летопись...». В непродолжительный петербургский период архимандрит Феофан произнес более двадцати Слов, проповедуя в Александро- Невской Лавре, в Исаакиевском соборе и других храмах Санкт- Петербурга в большие праздники и при громадном стечении народа. Особой книгой эти проповеди были изданы в 1859 г. В «Летопись...» они вошли фрагментарно, под датами их произнесения. В ходе подготовки первого тома «Летописи...» основное внимание научной группы было направлено на поиск архивных документов. И это справедливо. В результате впервые публикуемые материалы составляют 2/3 его объема. Между тем, такое обилие абсолютно новых и впервые вводимых в научный оборот материалов предполагает титаническую работу по научной критике архивных документов, т.е. их текстологическую подготовку. Ситуация в гуманитарных областях современной науки сложная. Не исключение и текстология. Острую нехватку молодых кадров испытывают сегодня два главных текстологических центра: Институт мировой литературы им. А.М. Горького и Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук. Что же говорить о других изданиях и издательствах. Этим, на мой взгляд, и объясняются недочеты, которые заметны в первом томе Феофановской летописи. На с. 425 помещено письмо святителя Феофана к генеральному консулу России в Сирии К.М. Базили от 16 апреля 1852 г. В нем обозначена г-жа Меркурова, с пояснением в Именном указателе: неустановленное лицо. |
| Протестантствующее богословие Феофана Прокоповича и его последователей царило не только в академии, но и в семинариях. С ним началось, по замечанию Г. Флоровского, «господство школьно–протестантской схоластики» . В Коломенской семинарии оно было введено Иакинфом Карпинским, в Казанской семинарии, а позднее и в Казанской Академии — Сильвестром Лебединским. В начале 90–х гг. систему Феофана изучали в Полтавской семинарии, по трехтомному изданию Самуила Миславского, а также в Харьковской, где ее внедрил сам Миславский. Ректор же Александро–Невской семинарии Иннокентий в 1797–1798 гг. в своих лекциях по догматике предпочитал протестантского теолога Турретини (Turretini) . Само собой разумеется, что в Московской Академии наряду с учебником Феофилакта Горского в то время, когда там преподавал Платон Левшин, пользовались также и его книгой. В своей истории академии С. К. Смирнов особо подчеркивает обстоятельство, что Платон порвал со схоластической традицией в преподавании: «Его «Христианская богословия», хотя по цели, с которою написана, походит более на катехизические беседы, нежели на систему богословскую, тем не менее была отрадным явлением для школы, поколику способствовала окончательному падению схоластики. У него богословие отказывается от своих старых форм и вместо беспорядочного сбора вопросов, тезисов, доказательств, определений и разделений представляет стройное, удобопонятное для всякого изложение учения откровенного. Новостию было и то, что богословие Платона написано было на русском языке» . Впрочем, начиная с 1802 г. классическим руководством была признана книга ректора Киевской Академии (1803–1804) Иринея Фальковского «Theologiae christianae compendium» [«Христианское богословие в кратком изложении» (лат.)], которая представляла собой сокращенное изложение протестантствующей системы Феофана Прокоповича, что до некоторой степени отодвинуло в тень труд Платона Левшина . Преподавание философии, наиболее важной после богословия дисциплины, в Киевской Академии до 1752 г. строилось в форме схоластического толкования Аристотеля с использованием старых записок Иоасафа Кроковского. Позднее, в инструкции Самуила Миславского от 1764 г., в качестве обязательной основы философских курсов объявлялись уже упомянутые сочинения протестанта Баумайстера, которые, между прочим, в 1777 г. были переизданы и в Москве. Баумайстер был вольфианцем, и киевский генерал–губернатор Глебов верно доносил императрице, что философии «в сей академии обучают по системе вольфиянской». Это направление удержалось в Киеве вплоть до реформы 1808–1814 гг. |
| Протестантствующее богословие Феофана Прокоповича и его последователей царило не только в академии, но и в семинариях. С ним началось, по замечанию Г. Флоровского, «господство школьно-протестантской В Коломенской семинарии оно было введено Иакинфом Карпинским, в Казанской семинарии, а позднее и в Казанской Академии — Сильвестром Лебединским. В начале 90-х гг. систему Феофана изучали в Полтавской семинарии, по трехтомному изданию Самуила Миславского, а также в Харьковской, где ее внедрил сам Миславский. Ректор же Александро-Невской семинарии Иннокентий в 1797–1798 гг. в своих лекциях по догматике предпочитал протестантского теолога Турретини Само собой разумеется, что в Московской Академии наряду с учебником Феофилакта Горского в то время, когда там преподавал Платон Левшин, пользовались также и его книгой. В своей истории академии С. К. Смирнов особо подчеркивает обстоятельство, что Платон порвал со схоластической традицией в преподавании: «Его «Христианская богословия», хотя по цели, с которою написана, походит более на катехизические беседы, нежели на систему богословскую, тем не менее была отрадным явлением для школы, поколику способствовала окончательному падению схоластики. У него богословие отказывается от своих старых форм и вместо беспорядочного сбора вопросов, тезисов, доказательств, определений и разделений представляет стройное, удобопонятное для всякого изложение учения откровенного. Новостию было и то, что богословие Платона написано было на русском Впрочем, начиная с 1802 г. классическим руководством была признана книга ректора Киевской Академии (1803–1804) Иринея Фальковского «Theologiae christianae compendium» [«Христианское богословие в кратком изложении» (лат.)], которая представляла собой сокращенное изложение протестантствующей системы Феофана Прокоповича, что до некоторой степени отодвинуло в тень труд Платона Преподавание философии, наиболее важной после богословия дисциплины, в Киевской Академии до 1752 г. строилось в форме схоластического толкования Аристотеля с использованием старых записок Иоасафа Кроковского. Позднее, в инструкции Самуила Миславского от 1764 г., в качестве обязательной основы философских курсов объявлялись уже упомянутые сочинения протестанта Баумайстера, которые, между прочим, в 1777 г. были переизданы и в Москве. Баумайстер был вольфианцем, и киевский генерал-губернатор Глебов верно доносил императрице, что философии «в сей академии обучают по системе вольфиянской». Это направление удержалось в Киеве вплоть до реформы 1808–1814 |
| О. Феофан чем дальше служил, тем больше тяготился своим положением, и, наконец, после одного печального случая, происшедшего в общежитии, он решил не только должность инспектора оставить, но и вообще дух[овно]-учебную службу. Случай, Л. 275 об. который сильно повлиял на о. Феофана, был следующий. Дежурил в общежитии Митрофан Иларьевич Архангельский . По-видимому, все было благополучно. Кончился ужин, и ученики стали выходить из столовой, пошел за ними к выходу и М[итрофан] Ил[арьеви]ч. В этот момент ученик III класса Славин , обладавший значительной физической силой, бросился на Архангельского и, повалив его, стал давить за горло. Произошло общее смятение. Только при помощи учеников и служителей удалось вырвать Ар[хангельс]кого из крепких и цепких рук Славина. М[итрофан] Ил[ларьеви]ч оказался в бессознательном состоянии. Случай этот и был решающим толчком к оставлению службы в семинарии. Проводы о. Феофана были очень трогательные. После напутственного молебна ученики поднесли ему икону и выразили свои чувства к нему в нескольких речах. Все одинаково понимали, что провожали редкого по душевным качествам человека, человека «не от мира сего». Уже по отъезде о. Феофана из Вологды стало известно, что он вел подвижническую жизнь. Все ночи он проводил в молитве и спал на голых досках, хотя Л. 276 для видимости у него и была койка с казенным матрасом . Оставив Россию и поселившись на Афоне, как нам рассказывали, он исполняет там один из трудных подвигов послушания. Чтобы быть последовательным в своих воспоминаниях, я должен возвратиться несколько назад. Вскользь я уже упомянул о преемнике архимандрита Арсения протоиерее Агрономове. Протоиерей Александр Иванович Агрономов явился к нам, если не изменяет мне память, в конце октября 1897 года. В то время ему было не более 45 лет, следовательно, он был в самой цветущей поре своей жизни. По простоте обращения новый начальник производил очень выгодное впечатление. В нем не было ничего начальственного. «Это простой деревенский батюшка», — говорили о нем почти все. Будучи очень добрым, о. Агрономов, как скоро пришлось убедиться, не обладал административными способностями. Он совершенно терялся при всяких, иногда самых ничтожных |
| 1044 По поводу Арефы и его окружения см. определенные сведения в статье М. А. Шангина: Византийские политические деятели первой половины Х в. – Византийский сборник, М.; Л., 1945, с. 228–248 ( А. А. Васильев , судя по всему, не знал, что еще при его жизни материалы из этой московской рукописи – речь идет о рукописи N 315 Исторического музея – были частично опубликованы тем же М. А. Шангиным: Письма Арефы – новый источник о политических событиях в Византии в 931– 934 гг. – ВВ, т. 1, 1947, с. 235–260. Это не меняет, правда, сути дела, ибо большая часть произведений, входящих в состав этой рукописи, все равно не опубликована. – Науч. ред.) 1046 Сохраняя порядок примечаний А. А. Васильева , полностью меняю текст сноски, ибо автор, говоря о Хронике Симеона Логофета , ссылается на уже устаревшие работы, полностью перекрытые новейшими исследованиями. О данной Хронике см. подробно: А. П. Каждан. Хроника Симеона Логофета. – ВВ, т. 15, 1959, с. 125–143. В статье Каждана есть ссылки на всю предшествующую литературу вопроса, в том числе на работы В. Г. Васильевского и Г. А. Острогорского, отмеченные А. А. Васильевым . О Хронике Симеона Логофета см. также: М. В. Бибиков. Развитие исторической мысли. – В кн.: Культура Византии. Вторая половина VII-XII вв. М., 1989, с. 94–95. Вся информация об изданных рукописях Хроники есть в примечаниях к статье А. П. Каждана. Одним из важнейших изданий такого рода являются «Приложения» к боннскому изданию: Theophanes Continuatus ex recognitione I. Bekkeri. Bonn 1838 pp. 603–760, 763–924. Примечание научного редактора. 1047 С. П. Шестаков из Казани полагает, что автором «Продолжения Феофана» был Феодор Дафнопат. См.: the Question of the Author of the Continuation of Theophanes. – Compte-rendu du deuxieme congres international des etudes byzantines (Belgrade, 1927). Belgrade, 1929, pp. 35–45; H. G. Nickles. The Continuatio Theophanis. – Transactions of the American Philological Association, vol. LXVIII, 1937, pp. 221–227. (Есть новый русский перевод: Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей. Издание подготовил Я. H. Любарский. СПб., 1992. Помимо перевода и комментариев к тексту, издание содержит важную статью Я. H. Любарского о самом сочинении и о жанре византийских хроник – «Сочинение продолжателя Феофана. Хроника, история, жизнеописания?» (с. 201– 265). Что касается автора произведения, то проблема заключается не только в не выявленной до наших дней личности составителя всего сборника в целом. Сочинение написано четырьмя авторами, из которых с большей или меньшей степенью вероятности устанавливаются двое – Константин Багрянородный (пятая книга сборника) и Симеон Логофет (первая половина шестой книги). См. статью Я. H. Любарского, с. 218. – Науч. ред.) |
| Именно в Карелии Феофан явил себя более всего в роли воспитателя юношества, педагога и яркого проповедника, достигнув на этом поприще впечатляющих успехов. Только за весьма короткий период, в 1855 – 1856 гг., когда святитель был бакалавром Санкт-Петербургской духовной академии и ректором Олонецкой духовной семинарии, им было прочитано значительное число лекций и произнесено множество проповедей. Из всего бесценного наследия сохранились полностью только три проповеди – одна, произнесенная в Санкт-Петербурге, и две – в кафедральном соборе Петрозаводска. Прибытие святителя Феофана в Петрозаводск в сентябре 1855 г. прошло довольно буднично, почти незаметно. Перед местным духовенством предстал новый ректор Олонецкой духовной семинарии. Сорокалетний мужчина небольшого роста, немного болезненного вида, с темно-русыми волосами и длинной полуокладистой бородой. Особо отмечались современниками только глаза архимандрита Феофана, «искрившиеся блеском умственной пытливости» и «светившиеся тихим светом глубокой задумчивости». Служение святителя в должности ректора духовной семинарии потребовало от него огромного напряжения сил и терпения. Олонецкая семинария к тому времени была совершенно не устроена. Она не имела даже собственного здания и размещалась в архиерейском доме вместе с городским духовным училищем. Весьма скудной была и семинарская библиотека, пополнением которой никто раньше не занимался. Значительного внимания требовали и учащиеся Олонецкой семинарии, большая часть которых проживала на квартирах мастеровых Александровского завода, где они нередко приобщались к сквернословию, табакокурению, распитию спиртного. Поэтому главной заботой отца Феофана с первого же дня его служения в Олонецкой губернии стало духовно-нравственное и гражданское воспитание учащихся семинарии. При этом святитель не избегал и хозяйственных вопросов, заботясь о материальном улучшении жизни вверенного ему учебного заведения. Феофан весьма энергично занимался организацией строительства отдельного здания для семинарии, в чем немало преуспел, правда, он не смог довести это дело до конца в связи с отзывом в Санкт-Петербург и последующим назначением в Константинополь на должность настоятеля Посольской церкви. |
| В результате он получил от Государыни ответ, что преосвященный Феофилакт может остаться на прежней кафедре, «а о переведении его, преосвященного Феофана, архиепископа Псковского, при самом окончании того его доклада», Государыня Императрица «изволила объявить, что впредь Ее Величеством, по рассуждении, указ учинен будет». Преосвященный Феофан объявил об этом в заседании Святейшего Синода 7-го июля 1889 . Святейший Синод встревожился таким оборотом дела об архиепископе Феофане, как «бы об оном в Новгородскую епархию его переведении не произошло от Ее Величества Государыни Императрицы к синодальному правительству о неисполнении по выше объявленным именным указам какого мнения», и решил о сообщении архиепископа Феофана письменно довести до сведения кабинет-секретаря Макарова, «чтоб у него в незабытной о том памяти содержалось», а вместе с тем и «требование синодальное такое объявить, дабы о учинении окончательного о переведении оного преосвященного Феофана, архиепископа Псковского, в Новгородскую епархию указу», «усмотря благоприятное время», «доложено было от него» Государыне 1890 . «Написанное в Кабинет из Синода известие» об этом было послано к Макарову с синодальным секретарем. Василием Тишиным. 9-го июля Макаров лично прибыл в Синод и «объявил, что «того ему на письме принять и по нему Ее Величеству докладывать не возможно, понеже что тот его доклад будет на известной ему именной Ее Величества указ», «а усмотря удобное время Ее Величеству о том он будет докладывать словесно» 1891 . 10-го июля, в субботу, будучи в Троицком соборе за обедней, Государыня решила дело окончательно. Она повелела «объявить всенародно» о бытии преосвященному Феофану архиепископом Новгородским, а преосвященному Феофилакту, оставаясь на Тверской кафедре, был вторым вице-президентом в Синоде, что «того же числа в том же Троицком соборе после литургии и исполнено, а именно: пред молебном, когда их преосвященства и весь священный чин были среди церкви во священных одеяниях, а Ее Императорское Величество на своем обыкновенном месте, тогда чрез протодиакона Анфиногена Иванова объявлено таковым образом: Преосвященный Феофан, архиепископом Псковской, Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода вице-президент. |
|
|
