| О нет, мне жизнь не надоела, Я жить люблю, я жить хочу... Он затеял величественный труд «История Петра Великого». Но конец света все ближе и ближе. Он наступит не в 1836 году, а 27 января 1837-го, в день святителя Иоанна Златоуста , на Черной речке... Умирающему Пушкину император написал: «Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе мое прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки». Государево прощение – за государственное преступление, именно так тогда квалифицировалась дуэль. Николай I не только простил Пушкина за поединок, но и постановил после кончины поэта: «1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове пенсион и дочери по замужество. 4. Сыновей в пажи и по 1500 рублей на воспитание каждого по вступление на службу. 5. Сочинения издать на казенный счет в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10 ООО рублей». Дуэль признавалась не только государственным, но и православным преступлением. В отношении дуэлянтов не существовало особых постановлений, они попросту приравнивались к самоубийцам, коих нельзя было отпевать в храме, хоронить внутри церковной ограды и поминать вкупе со всеми христианами. На исполнении этой строгости в отношении Пушкина настаивал петербургский митрополит Серафим. Переменить его твердую точку зрения взялся московский митрополит. Возможно, Филарету в числе других, а возможно, лишь одному Филарету мы обязаны тем, что Александр Сергеевич удостоился христианского упокоения. Иначе каков был бы соблазн для тех, кто обожает Пушкина и не слишком тверд в вере, обидеться на Церковь и отойти от нее! Только представить себе, как благодаря подобной твердости Серафима (Глаголевского) радовался бы весь антиправославный мир, если таким образом ему бы «подарили» Пушкина! А при безбожной власти большевиков Александра Сергеевича и вовсе противопоставили бы Христу, превратили в образец деятеля антихристианского сопротивления! Ведь, как и на могиле Льва Толстого, на могиле Пушкина не стоял бы крест. |
| Обер-прокурором Синода назначается князь П.С. Мещерский, поставленный в прямое подчинение министру духовных дел А.Н. Голицыну. С этого времени изменяется реальный статус обер-прокурора, который становится единоличным представителем Святейшего Синода перед правительством. Преобразование Казанской духовной академии в семинарию (статус академии вновь возвращен в 1842 г.). В университетах начинают создаваться кафедры богословия. Программа С.С. Уварова вводится во всех гимназиях России. Напечатано Четвероевангелие на русском языке. Преобразование Киевской духовной академии. Начало принудительного выселения духоборов в Молочные воды (незаселенная местность близ Мелитополя). Указ об окончательном изгнании иезуитов из России. Начало перевода Нового Завета на русский язык. Обращение 10 тысяч осетин в православие. Основание ректором Петербургской духовной академии архимандритом Григорием (Постниковым) журнала “Христианское чтение”. Императорский указ о закрытии масонских и других тайных обществ. Указ об учреждении миссии для киргизов. Впервые весь текст Нового Завета издан в одной книге на русском языке. Учреждение в каждой епархии попечительства о бедных духовного звания при консисториях. Отбытие на Аляску миссионера свт. Иннокентия (Вениаминова) . Упразднение Министерства духовных дел и народного просвещения. Указ Александра I о необходимости духовной цензуры для всех книг о вере, планирующихся к изданию. Издание “Катехизиса” свт. Филарета (Дроздова) . Подчинение православных церквей в Царстве Польском ведению Св. Синода. Учреждение миссии для обращения самоедов под руководством архимандрита Вениамина Смирнова (к 1830 г. было обращено более 33000 человек). Учреждение Секретного комитета по раскольничьим делам. Окончание печатания на русском языке “Пятикнижия”. По настоянию митрополита Петербургского Серафима (Глаголевского) Николай I упраздняет Российское Библейское общество, заподозренное в попытках подмены православия “всеобщим христианством” и издании протестантско-мистической литературы. |
| Обратимся к Синоду. Как декларировала ст. 43 Основного государственного закона, «в управлении церковном самодержавная власть действует посредством Святейшего Правительствующего Синода, ею учрежденного» 84 . Он представлял собой коллегию из 4 постоянных и 3 временных членов. В тот период, о котором идет речь, на правах постоянных членов в него входили митрополиты Петербургский, Московский, Киевский, а также Обер-священник армии и флотов и духовник царской семьи. В 1840-е– 1860-е годы традиция была нарушена опалой митр. Филарета (Дроздова) , до самой смерти проживавшего безвыездно в Московской епархии. Хотя на престол в 1855 г. взошел Александр II, митрополита Московского в Синод так и не пригласили, отдавая дань уважения воле покойного Николая I. Заседания проходили под председательством столичного митрополита, носившего почетный титул «первенствующего члена Синода». Сравнивая Синод конца 1850-х с Синодом начала XIX в, мы обнаруживаем разительные перемены. Всего за полвека он лишился значительной доли своих прав, определенных ему законодательством предыдущего столетия. Еще в начале XIX в. Синод рассматривал практически все дела по управлению Церковью, требовавшие внимания высшей администрации. Делалось это на общих заседаниях, происходивших не только в резиденции Синода, но и на квартире митрополита Санкт-Петербургского. Работали по старинке, не слишком поспешая с решением дел. Очевидцы рассказывали, что в бытность митрополитом Петербургским Серафима (Глаголевского), т. е. в 20-е – нач. 40-х гг. XIX столетия, в Синоде царила патриархальная обстановка. Члены Синода старались как-то сгладить ущербность Церкви, светской властью лишенной патриарха, оказывая знаки особого внимания столичному митрополиту 85 . Как и обер-прокурор, члены Синода назначались царем, но уже по докладу обер-прокурора. Временные члены вызывались из епархиальных архиереев для присутствия в Синоде с осени до лета. Любопытно, что все члены Синода, чьи резиденции находились вне Петербурга, должны были просить высочайшего разрешения на выезд в свою епархию с наступлением летних каникул, т. е. отпусков и дожидаться письменного вызова на заседания в Синоде. А вызов не всегда мог прийти. |
| Петербургскому митрополиту Амвросию не пришлось иметь дел с новым министром по духовным делам. 26 марта 1818 г. он подал прошение об увольнении по состоянию здоровья и скончался 21 мая того же года митрополитом Новгородским. Его преемник, митрополит Новгородский и Петербургский Михаил Десницкий (1818–1821), был человеком искреннего благочестия, натурой мистической, добросердечным проповедником, широко любимым в народе . Долгое время, прежде чем стать монахом, он служил простым приходским священником и мало подходил на роль председательствующего в Святейшем Синоде и поборника прав Церкви. Его отношения с князем Голицыным всегда были очень натянутыми. Разногласия между Петербургским митрополитом и князем Голицыным, имевшие место уже при Михаиле Десницком, со времени назначения на Петербургскую митрополию Серафима Глаголевского (1821–1843) стали непреодолимыми . Митрополит Серафим был энергичным человеком с консервативными взглядами. Он был против Библейского общества, против перевода Священного Писания на русский язык и против тех мистических элементов, которые князь Голицын хотел внести в жизнь Церкви. Уже митрополит Михаил незадолго до смерти писал императору Александру I об опасности, которую представляли для православной Церкви взгляды и деятельность князя Голицына. Митрополиту Серафиму удалось убедить царя во вредоносности политики, проводившейся Голицыным. Он указывал на то, что Голицын как министр народного просвещения допускал печатание книг, противоречивших учению православной Церкви. 15 мая 1824 г. князь Голицын был смещен с поста министра народного просвещения и заменен адмиралом А. С. Шишковым. Святейший Синод был оповещен об этом особым указом: «Назначив особого министра народного просвещения, повелеваем: делам Святейшего Правительствующего Синода до назначения министра духовных дел иметь то же течение, в каком они находились до учреждения министерства 24 октября 1817 года» . Назначения министра духовных дел, однако, так и не последовало. В новом указе от 24 августа 1824 г. говорилось, что обер–прокурор князь П. С. Мещерский остается и впредь самостоятельным главой Ведомства православного исповедания в соответствии с указом от 15 мая 1824 г. Сообщалось также, что об этом поставлен в известность министр юстиции, генерал–прокурор Сената, который несет ответственность за порядок делопроизводства во всех ведомствах. Князь Мещерский просил разъяснений, и потому в указе далее читаем: «Что касается до 1–го отделения бывшего Департамента духовных дел, то Его Императорскому Величеству угодно, чтобы оное оставалось в настоящем его положении под именем Отделения духовных дел греко–российского исповедания при обер–прокуроре Святейшего Синода» . Так обер–прокуратура Святейшего Синода вновь возникла как самостоятельное учреждение. Возобновились личные доклады обер–прокурора императору. Так как в обоих указах от 1824 г. полномочия министра духовных дел не отменялись, то они в силу указа 1817 г. как бы передавались обер–прокурору. |
| По его предложению начали дело с перевода Евангелий. Филарет еженедельно докладывал в комитете о ходе работ, защищал исправления от придирок архиепископа Серафима Глаголевского и архиепископа Михаила Десницкого, от замечаний Лабзина и нового голицынского работника Попова. Он же наблюдал за печатанием, вычитывая вечерами гранки и корректурные листы. Работали несколько человек. Евангелие от Марка переводил ректор Санкт-Петербургской духовной семинарии архимандрит Поликарп Гайтанников; Евангелие от Матфея — отец Герасим Павский; Евангелие от Луки — архимандрит Моисей , ректор киевский семинарии. Сам Дроздов взялся за перевод Евангелия от Иоанна, видевшегося ему особенно важным и трудным для передачи на русском. Любимый ученик Господа апостол Иоанн не просто дополнял фактами уже имевшиеся описания жизни Спасителя, но и освещал искупительное значение Его миссии на земле. Передать сие требовалось с древнегреческого новым слогом русского языка, однако не столь легковесно, как сочинения новейших литераторов Батюшкова или Карамзина. Теперь новый источник радости возник для Филарета. Во время богослужения он смотрел на молящихся с предвкушением того счастия, которое они обретут в чтении Божьего Слова. При поездках по городу он оглядывал спешащую деловую петербургскую толпу, думая все о том же, как вдруг приблизится к ним Слово и просветит души и сердца их. Приходила подчас мысль, что, быть может, это и есть то главное дело, для совершения коего он появился на свет. Мысль сия придавала новые силы и воодушевляла безмерно. Немало времени отнимали, правда, консисторские заботы, текучка епархиальной жизни с неизбежными разводами и сомнительными браками мирян, перемещениями, спорами и провинностями священнослужителей. Филарет работал, не поднимая головы. - Гляжу я на тебя и удивляюсь, — признался как-то его друг, архимандрит Иннокентий Смирнов . — Когда у тебя времени достаёт писать проповеди? - Майские ночи короткие, — улыбнулся Филарет. — Ты, брат, не мог бы меня одолжить деньгами? |
| Понять правительственных чиновников, разбиравших челобитную Хромова и не давших ей ход, можно. Заявитель прибыл из Сибири, перенасыщенной каторжными и ссыльными монархами. В конце XVIII века только ленивый не выдавал себя за Nempa III Феодоровича; в XIX пришла пора отца, братьев и сестер Александра Павловича. Незадолго до появления Феодора Козьмича в Сибири, в 1833 году, под Иркутском, после молитвы у мощей святого Иннокентия объявилась Мария Павловна, велевшая народу поминать за здравие брата ее Михаила Павловича. Митрополиту Серафиму (Глаголевскому) тогда же было отправлено ее письмо: «Уведомляю Вас, что я жива и здорова; по Вашем святом благословении нахожусь во святой Сибири. Однако вы, св. отец, благословили меня, только не знали, когда благословляете, чью дочь. А теперь я вас уведомляю, что я была Государя Павла Петровича. Бог меня сотворил, а Государь меня родил Павел Петрович, вместе с маменькою моей любезною, а с его женою, Государынею Мариею Феодоровною в Зимнем дворце. Но я была у них по Божьем желании отдана и находилась в таких местах, что не могла открыть себя, чья я дочь, и принимала мучения со всех сторон. Покорнейше Вас прошу, св. отец, уведомить тайно самого Государя о моем приключении, абы он меня взял во дворец, знаю, что надобно быть теперь в Империи. За что буду вечно Богу молиться и буду ему правою рукою второю не только ему, даже и вам, св. отец, которого я видела чудо». В том же 1833м, по убеждению ссыльных поляков, в Сибири должен был объявиться мнимоумерший великий князь Константин (россиянам о том сообщала и «Мария Павловна»). Ему предстояло возглавить новое польское восстание и маршем пройти из Томска в Варшаву. Уже в 1834 году будущий генерал-губернатор Сибири Семен Броневский получил распоряжение «расположить в селениях за Томском на время наступающего лета… пятисотенный казачий полк поэскадронно, а в Томске два орудия конной артиллерии, кроме местного гарнизона, еще роту 5го линейного Сибирского батальона». Все ждали явления самозванца; в поисках претендента на русский престол казачьи разъезды прочесывали тайгу… |
| Пора сделать Лавре и праздничную разницу... Не люблю я нынешней парчи дорогой, но пеньковой, тяжёлой и непрочной. Есть в Лавре пунцовый бархат – не прикупить ли и вышить золотом оплечья, так чтобы сделать риз 12 и столько же стихарей?» (7:3–4). Сам Святитель любил совершать Богослужение с немногими сослужителями. «Надобно, чтобы у меня меньше было сослужащих, нежели у Патриарха Александрийского, а думаю и у него не много» (4:34). Недопустимы при Богослужении как поспешность, так и косность – «без поспешности и без косности» (14:190; 23:82). «Православное Богослужение древнее, мудрое, полное благодати и назидательности, мы исполняем слабо, спешим, сокращаем – и ещё стесняем оное новосоставленными песнопениями, подражая, одному или двум истинно церковным, во внешней форме, немного заботясь о том, ясен ли в них дух жизни. Что нужнее: стараться ли дать большую силу существенному Богослужению или усложнить стесняющую его силу? Вот вопрос достойный внимания и заботы» (4:651; 23:82). Но не следует и слишком затягивать Богослужение. К архиепископу Евлампию (Пятницкому) святой Филарет писал: «Не раз уже говорили мне, что священнослужение Ваше слишком продолжительно. Обратите внимание и на немощь человеческую» (29:521). «Продолжительное священнодействование Ваше требует осмотрительного рассуждения, соответствует ли оно цели назидания. Мне сказали, что один из членов высших служебных сословий, известный усердием к Церкви, охотно выдерживавший довольно продолжительную церковную службу другого архиерея, однажды только мог выслушать Литургию Вашего служения, а потом должен был перейти в другой храм. Таких людей надлежит привлекать к общению молитв, а не удалять: и потому не должно ли соразмерять подвиг с немощью. Верный личный слышатель пересказал мне отзыв покойного владыки Новгородского (митрополита Серафима (Глаголевского). -К . С.) о Вашем служении: «Если он подвижник, пусть подвизается в молитве в келье, сколько желает, а в церкви пусть сообразуется с обычаем и с мерою внимания и силы предстоящих». Соглашаюсь с ним и обращаю на оное Ваше внимание ради пользы Церкви и пользы Вашей» (29:527–528; 36:21–22). «Соразмерьте дело святого усердия с немощью многих и изберите средину, удовлетворительную для чина и усердствующих, и не слишком обременительную для немощных. А меня простите, что говорю сие, не аки уча, на что права не имею, но миру Вашему и Вашего служения, если можно, споспешествовать желая с любовью» (36:19). |
| При Николае I власть обер–прокурора во всех отношениях укрепилась. Обер–прокурор князь П. С. Мещерский (14 ноября 1817 г. — 15 мая 1824 г. в составе Двойного министерства, самостоятельно — с 15 мая или 24 августа 1824 г. до 2 апреля 1833 г.) был человеком новой эры, врагом всяких новшеств и перемен. Будучи почитателем митрополитов Серафима Глаголевского и Филарета Дроздова, он управлял Синодом мягко. Современник князя профессор Петербургской Духовной Академии Д. И. Ростиславов, не отличавшийся, впрочем, особенной объективностью, писал о нем: «Князь Мещерский был добрый, кроткий, миролюбивый человек, вступать в борьбу с иерархическою монашескою партиею (имеются в виду члены Синода. — И. С.) он и не думал… Лучше такого обер–прокурора монашеству и желать было незачем; оно при нем в Святейшем Синоде действовало очень самостоятельно» . Однако понятие о самостоятельности во времена Николая I было весьма относительным, и поэтому высказывание Ростиславова надо понимать в том смысле, что князь Мещерский умел ладить с членами Святейшего Синода, выполняя повеления Николая I. Но вскоре его мягкому управлению, повлекшему за собой полную дезорганизацию работы синодальных канцелярий, пришел конец. Мещерского сменил С. Д. Нечаев (10 апреля 1833 г. — 25 июня 1836 г.). Новый обер–прокурор, типичный чиновник, обратил на себя внимание царя точными и ясными докладами. Священник М. Я. Морошкин, историк Святейшего Синода в царствование Николая I, пишет о нем: «С. Д. Нечаев — человек с способностями недюжинными, с довольно просвещенным взглядом на предметы, притом с живым характером и весьма деятельный». Его энергичность проявилась прежде всего в том, что он навел порядок в канцеляриях, вникал в дела епархий и провел ревизии в духовных консисториях. Он обратил особое внимание на господствовавший в консисториях беспорядок, и это имело весьма положительные последствия. Нечаев начал разрабатывать проект Устава духовных консисторий, предварительно собрав все законоположения на этот счет и составив реестр высочайше утвержденных указов Святейшего Синода. |
| При расположении текстов он руководствовался принципом хронологии. Так, перевод книги пророка Исайи он начал с 6:1–11, затем перешёл к 1:1–28, 5:1–30 и т. д. Возле каждого отрывка он ставил предполагаемую дату. Этот перевод с исагогоческими и экзегетическими примечаниями предназначался только для студентов, но из Петербургской академии лекции попали в Московскую и Киевскою академии и к посторонним людям. Один из читателей этого перевода, иером. Агафангел Соловьёв (1812–1876 гг.) (впоследствии архиепископ Волынский) в 1841 г. написал анонимную докладную записку о переводе прот. Г. П. Павского трём митрополитам, членам Святейшего Синода: петербургскому Серафиму (Глаголевскому, 1757–1843 гг.), киевскому Филарету (Амфитеатрову , 1779-–1857 гг.) и московскому Филарету (Дроздову) . Иеромонах Агафангел являлся сторонником самой идеи перевода, но он расценил труд прот. Г. П. Павского как источник соблазна. Его возмутили простонародные выражения, употреблённые в переводе, и отход от традиции церковно-славянской Библии. Например, там, где слово «Мессия» всегда передавалось как «Христос», прот. Г. П. Павский переводил «Помазанник». Осуждал он и исагогические заметки и комментарии переводчика. Дело в том, что прот. Г. П. Павский буквально толковал Песнь Песней, называл книгу пророка Ионы «повестью», считал, что пророк Исайя в пророчестве об Эммануиле ( Ис.7:14 ) говорил о скором спасении и т. д. Иером. Агафангел предлагал возобновить работу над русской Библией, прерванную после закрытия РБО. В результате этого донесения было назначено следствие. Прот. Г. П. Павский должен был отказаться от некоторых своих мнений, а отобранные экземпляры его перевода постановлено было уничтожить. Несмотря на некоторые недостатки перевода, он оказал сильное влияние на русских переводчиков. Часть перевода прот. Г. П. Павского впоследствии была напечатана в журнале «Дух Христианина» за 1862–1863 гг. Архимандрит Макарий (Глухарёв) известный алтайский миссионер, пришёл к мысли о необходимости довести до конца работу по переводу Библии на русский язык, начатую РБО. В 1834 г. он перевёл с древнееврейского языка книгу Иова, а затем книгу Иисуса Навина, и переводы с сопроводительными докладами послал в Петербург. Главным аргументом докладов были изменения в русском языке, который все больше удалялся от славянского. «Язык славянский, — писал он, — сделался мёртвым, на нём никто у нас не говорит и не пишет». Кроме того, по его словам, «российская словесность достигла уже того возраста зрелости, когда русская Церковь может и поэтому должна иметь полную Библию на русском языке». |
| При этом М. предлагал издавать и специальный журнал при СПбДА, где варианты переводческих трудов проходили бы всестороннее обсуждение. В конце трактата М. связывал задачи перевода с задачами правосл. миссии, к-рая обретала у архимандрита поистине вселенский масштаб: это миссия и к язычникам, и к мусульманам, и к евреям, это миссия и к самому рус. народу, в не меньшей степени нуждавшемуся в просвещении. Ответа от свт. Филарета М. не получил. 8 июня 1836 г. М. направил обер-прокурору Синода С. Д. Нечаеву аналогичное послание, в к-ром акцентировал внимание на вопиющей, по его мнению, религ. невежественности рус. народа (Там же. С. 178-179). Однако вскоре последовала отставка Нечаева с поста обер-прокурора, и послание М. осталось без ответа. Видимо, решив, что перевод не будет санкционирован офиц. инстанциями, М. приступил к нему самостоятельно. Первое сообщение об этом имеется в письме от 25 июля 1837 г.: «Весною нынешнего года... Само Провидение Божие... навело меня на одно занятие, в котором душа моя находила утешение и подкрепление. Это перевод книги Иова с еврейского языка на российский» (Там же. С. 59). Свой первый труд - перевод книги Иова - М. направил в Комиссию духовных уч-щ, подчеркнув в сопроводительном письме: «В народе Российском многие миссионеры, и в том числе знатная часть служителей Церкви, не могут хорошо разуметь Ветхий Завет на славянском, уже мертвом у нас наречии». Вскоре митр. Филарет написал М. о несвоевременности его начинания. В 1838 г. М. направил в комиссию новый перевод Книги пророка Исаии, также с сопроводительным письмом, в к-ром высказывалась надежда, что обе книги будут опубликованы. Но на основании отзыва, сделанного профессором евр. языка СПбДА прот. И. Ивановым, оба перевода были сданы в архив Синода. Тогда М. написал неск. посланий лично имп. Николаю I, приложив также рукописи своих переводов (Там же. С. 186, 188-198); они были переадресованы в Синод, а первенствовавшему в Синоде митр. С.-Петербургскому Серафиму (Глаголевскому) было указано на недопустимое поведение рядового клирика. |
|
|
