| Общеизвестен факт, что фильм полюбился отряду советских космонавтов, и просмотр его перед стартом даже стал у наших космонавтов своеобразным «суеверным суверенным» ритуалом. Кто-то из журналистов, писавших о фильме, привёл суждение режиссёра В. Мирзоева, что «Верещагин не случайно стал одним из любимых народных героев. Тут совпали редкое актерское обаяние самого Павла Борисовича и национальный архетип, видимо, восходящий к Илье Муромцу. Верещагин сидит сиднем, хлещет водку, берёт мзду, но только до тех пор, пока не задевают его глубинные чувства. Тут он просыпается, выходит из берлоги и восстанавливает попранную справедливость». Композитор А. Журбин заметил: «Я думаю, Луспекаев как-то необыкновенно ярко выразил некоторые черты русского национального характера. Во-первых, лихую бесшабашность, бесконечную веру в себя и в свое дело, возможность идти до самого края. И ещё — патриотизм. В его случае патриотизм настолько подлинный и истинный, что ни на минуту не сомневаешься в его искренности. Его слова “За державу обидно” — высшее проявление этого патриотизма, в каком-то смысле лозунг и девиз уже нескольких поколений...» По кончине тело Павла Борисовича было перевезено в Ленинград, где артиста похоронили на Северном кладбище. На его могиле петербургские таможенники, которые называют Луспекаева главнейшим таможенником России, поставили памятник с надписью: «С поклоном от таможенников Северо-Запада». Интересно, что они взяли шефство над могилой актёра, к которой приезжают в день своего профессионального праздника. Дарья, внучка Луспекаева, окончила петербургский филиал Российской таможенной академии и работает по специальности. В 2001 г. на территории Амвросиевской таможни Украины, на границе Донецкой и Ростовской областей, был установлен памятник Павлу Верещагину, изготовленный из дуба. Памятник этому киногерою был установлен также в городе Кургане в 2007 г. у здания таможни. Открытие памятника Верещагину в Кургане В 2002 г. во Владивостоке на воду был спущен таможенный корабль «Павел Верещагин», теперь несущий службу у Сахалина и Курильских островов. Песня «Госпожа удача» (музыка И. Шварца, стихи Б. Окуджавы) стала неофициальным гимном таможенной службы. |
| И всё же мировую славу Верещагин получил как художник-баталист. Но баталистом он был необычным. По традиции художники-баталисты изображают либо панорамы знаменитых сражений, либо героические подвиги участников сражений, либо портреты полководцев на фоне победоносных сражений. В их картинах всегда присутствует пафос боя, прославление своей армии, подчас и парадная помпезность. У Верещагина всё было не так. Как это ни парадоксально звучит, он ненавидел войну. Он показывал изнанку войны, тяжесть военной службы, смерть и страдания воинов. Таковы его знаменитые картины «Туркестанской» и «Балканской» серий – «После удачи», «Представляют трофеи», «Смертельно раненный», «Торжествуют», «Нападают врасплох», «Александр II под Плевной», «Скобелев под Шипкой», «На Шипке всё спокойно», «Панихида» и, конечно, «Апофеоз войны». «В своих наблюдениях жизни во время моих разнообразных странствий по белу свету я был особенно поражен тем фактом, что даже в наше время люди убивают друг друга повсюду под всевозможными предлогами и всевозможными способами. Убийство гуртом все еще называется войною, а убийство отдельных личностей называется смертной казнью. … и это совершается даже в христианских странах во имя того, чье учение было основано на мире и любви» , – писал Верещагин. Свою работу над «Балканской серией» он описывал так: «Возьмешься писать, разрыдаешься, бросишь... За слезами ничего не видно...». Эти картины встретили негативную реакцию военных и самого Императора Александра II , считавших их антипатриотичными, подрывающими авторитет Русской Армии, принижающими её победы. Нет, Верещагин не принижал побед, он возвеличивал их, показывая, какой ценой они давались. В картинах проглядывались и упрёки высшему военному начальству – за недооценку сил противника, за неподготовленный штурм Плевны, приуроченный к именинам Императора и стоивший сотен напрасно загубленных жизней, за неподготовленность армии к войне в зимних условиях, за невнимание к простому солдату. По глубине психологического воздействия В.В. Верещагину не было и нет равных в мире среди художников-баталистов. И, может быть, его картины следует почаще смотреть тем военачальникам, которые за военным понятием «живая сила» забывают человеческое понятие «живые люди». |
| А. Шаховским признавался, что смысл жестокой казни был в назидательности: что якобы Верещагин, " ...угоревший от чада новопросвещения, был масоном пустился переводить, толковать и распускать в народе Наполеоновы прокламации, когда он сам уж был под Москвою, где начали появляться другие Верещагины и верещать по-заморскому; должно было, чтоб узнать своих и показать чужим русскую ненависть к их соблазнам, предать одного народной казни и ее ужасам, если не образумить, то хотя устрашить прочих сумасбродов " (Двенадцатый год. Воспоминания князя А. А. Шаховского. — РА, 1886, No 11, с. 399). О самой же казни Ростопчин писал: «Я объявил ему (Верещагину. — Т. О.), что он приговорен сенатом к смертной казни и должен понести ее (по словам другого мемуариста, Ростопчин " держал речь к толпе " с крыльца «великолепного дома на Лубянке». — Загоскин С. М. Воспоминания. — ИВ, 1900, No 2, с. 518. — Т. О.), и приказал двум унтер-офицерам моего конвоя рубить его саблями. Он упал, не произнеся ни одного слова " (см.: Записки графа Ф. В. Ростопчина, с. 723). Более подробно суть «верещагинского дела» была изложена в записках А. Ф. Брокера, в это время московского полицмейстера. Он писал: " Верещагин знал хорошо французский и немецкий языки; он прочитывал у сына почтдиректора иностранные газеты и журналы. Такое противузаконное дело производилось следующим образом: цензоры, прочитав журналы и отметя запрещенное в них карандашом, по одному номеру приносили в кабинет почтдиректора для просмотра; сын Ключарева брал их, может быть, не с ведома отца, и делился с легкомысленным Верещагиным. В кофейных и других публичных домах полиция давно замечала молодого человека, который либерально разглагольствовал о политике иностранной и внутренней. В то время зорко следили за подобными явлениями; наконец в июле 1812 года появилась во многих экземплярах переведенная на русский язык, переписанная одною рукой, хвастливая и дерзкая прокламация Наполеона о походе его в Россию. С этой бумагой схвачен был в кофейной Верещагин и представлен к главнокомандующему. |
| В сущности, в соответствии с этим рассказом передают факт почти все современники. Возьмем воспоминания Каролины Павловой, где смерть Верещагина рассказывается на основании «очевидца тогдашних происшествий». «Когда народ московский, – говорит Павлова, – успокоенный прокламациями графа Ростопчина, которые постоянно твердили о бессилии и скором уничтожении армии Наполеона, вдруг узнал, что эта армия стоит на Поклонной горе, готовая вступить беспрепятственно в Москву, вопль отчаяния пронесся по городу. Озлобленная чернь бросилась к генерал-губернаторскому дому, крича, что ее обманули, что Москву предают неприятелю. Толпа возрастала, разорялась все более и стала звать к ответу генерал-губернатора. Поднялся громкий крик: «Пусть выйдет к нам. Не то доберемся до него!» В этом затруднительном положении граф Ростопчин не потерял присутствия духа... он вышел к народу, который встретил его сердитыми восклицаниями: «Нам солгали. Говорили, бояться нечего, французы разбиты, а французы вступают в Москву». – «Да, вступают, – ответил громким голосом граф, – вступают, потому что между нами есть изменники». – «Где они? Кто изменник?» – закричала неистовая толпа. «Вот изменник», сказал граф, указывая на стоящего вблизи молодого Верещагина. Этот последний, пораженный бессовестным обвинением, побледнел и проговорил: «Грех вам, ваше сиятельство!» В ту же минуту вся чернь в остервенении кинулась на него, и между тем как она терзала и убивала несчастного, граф Ростопчин вошел опять в дом, из которого поспешно выбрался на задний двор, сел на готовые дрожки и переулками выехал из Москвы». В воспоминаниях Д.П. Рунича при некоторой хронологической неточности передается почти такой же рассказ об этом «чудовищном убийстве». «На рассвете, – говорит Рунич, – решетка, обширный двор его (т.е. Ростопчина) дома от улицы ломились под натиском огромной толпы, состоявшей из низменных, отчаянных подонков столицы 106 . Ростопчин обратился к толпе с речью и, указывая на Верещагина, сказал, «что изменник своей родине, приготовивший путь врагам, достоин смерти!» – и тотчас приказал жандармам изрубить его саблями, сам нанес ему первый удар и велел бросить тело умирающего невинного страдальца через решетку на улицу. Разгоряченная чернь набросилась на него и волочила его по улицам; Ростопчин сел в ожидавший его легкий экипаж и отправился к армии, только что выступившей из Москвы... Вот истинный рассказ об этом чудовищном убийстве», – заключает Рунич. |
| Ни число их, ни нравы в точности не известны. Их считали жестокими и храбрыми, но теперь дознали, что они боятся Тунгусов; и священник Верещагин, бывший между Чукчами, совсем не видел в них признаков жестокости, но видел доказательства общих диким добродетелей. Относительно же христианской веры, о них можно сказать только, что они начинают оказывать расположение к принятию оной. В последнее время, и именно в 1839 и 1842 годах священники: Гижигинский – Роман Верещагин, Лесновский – Стефан Вениаминов и Дранкинский – Алексей Кокшарский, как ближайшие к Чукотской земле имели случаи предлагать слово Божие некоторым из Чукоч; и, благодарение Господу Богу, хотящему всем спастися! беседы их были увенчаны, можно сказать, полным успехом; ибо из слышавших слово почти все приняли его любезно и тотчас крестились, и крестились не из каких-либо корыстных видов (Чукчи ясака не платят), но просто, без всяких подарков и без всяких условий, уговоров или отговорок. Кроме того, священник Верещагин уверял меня, что в 1842 году изъявляли желание креститься еще и другие из живущих на реке Анадырь Чукоч (где он крестил в первый раз в 1839 г.); но он по трудности сообщений и за неимением средств к путешествию, быть у них не мог. Священник Кокшарский окрестил всех Чукоч, которых он встретил в своем приходе (два семейства); а священник Стефан Вениаминов, окрестивший в 1842 году 6 человек Чукоч-хозяев, найдется, что и все их домочадцы (всего человек до 40) примут христианскую веру, и тогда и в его приходе не останется ни одного некрещенного Чукчи, (о крещении сих Чукоч Святейшему Синоду мной донесено). Из сих случаев, можно с вероятностью заключить, что Чукчи имеют расположение к принятию христианской веры, а чтобы вполне удостовериться в сем расположении их, а с тем вместе открыть и способ и возможность желающим принять христианскую веру, ныне же один из Гижигинских священников отправлен в Чукотскую землю, в находящееся там селение Русских –Маинское. На реке Анадырь, недалеко от прежнего Анадырска, где до 1760 г. |
| Иван Х. 14 апреля 2014, 07:35 Василий Васильевич - один из моих любимых художников. При всём трепетном отношении к живописи Верещагина, его мужеству и творческому задору, вынужден отметить то, что он был полным и убеждённым атеистом. О покаянии его мне ничего не известно. Да, Василий Васильевич - глубокий патриот, пацифист и миротворец, но его дневники и биографические заметки о других художниках показывают совершенное отрицание веры. На войне неверующих нет. Лично для меня, автор уникален тем, что смог стать исключением из правила и не стал от этого прожжённым подлецом. В голове не укладывается, мне это не понятно, но и слепо отрицать этого нельзя. Поэтому автору статьи я бы рекомендовал немного поработать с источниками. З. Ы. Фраза про " страшную память прошлого " если брать её в контексте отдаёт душком эзотерики, потому что художник писал не о своей личной памяти, а о памяти исторической. Эзотерика в пору жизни Василия Васильевича была крайне популярна. Рэрих, Блаватская. Даже у сэра Артура Конан-Дойла встречаем сборник мистических произведений. Василий 13 апреля 2014, 17:04 Где-то читал воспоминания о Верещагине, как он высказывался о Л. Толстом. Что, де, писатель он великий, но, увлекшись религиозной проповедью, стал ничем не лучше, чем попы, которые его отлучили. Верещагин очень негодовал на Толстого, что тот стал " как попы " . С тех пор я был уверен, что Верещагин был атеист. Возможно, я что-то не так понял. Хотелось бы в статье увидеть свидетельства о его церковности. А то получается, что патриот, значит православный. А статья хорошая. Ольга 12 апреля 2014, 23:54 " Апофеоз войны " - мистическое, философское и, пожалуй, экспрессивное творение Верещагина самым непостижимым образом резонирует с благостностью, умиротворенным настроением и сдержанностью красочной палитры в изображении церковных приходов, с отточенностью и почти графической точностью мазков в его работах по восточным мотивам. Гениальные, потрясающие и впечатляющие работы. владимир 12 апреля 2014, 00:35 Прекрасный интересный материал! Мавзолей Тадж-Махал находится в Агре (опечатка в подписи). Простите! Толик 11 апреля 2014, 20:03 Вообще не спец по живописи. Не видел ничего почти что. Но, как бы, батальные и(или) постбатальные полотна Верещагина, которые приведены здесь, поражают - ненавидел он войну, похоже. - Трудно на это смотреть (тем более, зная название полотен). И в то же время, удивительно, - как оказывается, - к ней стремился и погиб на ней. " Да, были люди в наше время... " , вернее, во время оно,: " Художник погиб во время Русско-Японской войны при подрыве на мине эскадренного броненосца «Петропавловск» на внешнем рейде Порт-Артура, находясь на котором Верещагин занимался набросками для картин. " Подпишитесь на рассылку Православие.Ru Рассылка выходит два раза в неделю: Мы в соцсетях Подпишитесь на нашу рассылку |
| 1893 год От Редакции. С 1893 года зрение автора Хроники Высокопреосвященного Саввы стало заметно ослабевать; по слабости зрения Высокопреосвященный с 1893 г. на многие, письма уже не мог отвечать и самые письма не в состоянии был привести в нужный для издания порядок, поэтому с 1893 года издание автобиографических записок Высокопреосвященного Саввы принимает другую форму – форму издания переписки преосвященного Саввы с разными лицами. Первого января Преосвящ. Саввою получено было письмо от Директора Императорской Публичной Библиотеки Афан. Ф. Бычкова, который от 31 дек. 1892 г. писал: «Считаю долгом принести Вашему Высокопреосвященству сердечное поздравление с наступающим Новым годом и искренние пожелания Вам от Господа доброго здоровья, столь необходимого при многотрудных обязанностях Ваших. Представление Министру Народного Просвещения об исходатайствовании Высочайшего соизволения на отправку Вам рукописного дневника архиепископа Арсения Верещагина уже послано. Надеюсь, что в январе или начале февраля рукопись будет уже в Ваших руках. Из нее Ваше Высокопреосвященство усмотрите, что черновых писем самого Преосвященного или писем к нему от других лиц в дневнике не имеется, а находятся в нем лишь краткие упоминания о том, к кому писал владыка или от кого получал письма». В тот же день Преосвящ. Савва отвечал Аф. Ф. Бычкову: «Взаимно приветствую Вас с новым годом и от всей души призываю на Вас и на достолюбезное семейство Ваше Божье благословение в наступившем новом 1893 г, лете». «Письма к Архиепископу Арсению с примечаниями посланы уже мною в Цензурный Комитет; но биография его, хотя и окончена, не переписана в ожидании от Вас обещанных рукописей». 2-го числа Преосвященный получил письмо от профессора Моск. Дух. Академии Ивана Николаевича Корсунского , который, от 31 дек. 1892 г., писал: «Сегодня же, как только получил я Ваше писание, отправился в библиотеку на розыски об Арсении Верещагине в делах архива Троицкой Лаврской семинарии за 1759–1761 годы. В результате продолжительных поисков в этих делах было следующее: а) в делах за все означенные годы ни одного слова о Василии Верещагине нет; б) списков учеников семинарии в делах за 1759 год совсем не сохранилось, а в делах за 1760 и 1761 годы есть эти списки всех классов, начиная высшими (богословией) и кончая низшими и что же? Из 172 имен учеников по спискам 1760 года и 168 учеников по спискам 1761 года на Василия Верещагина нет ни малейшего намека. |
| В сборник вошли 22 сказки русских (С. Т. Аксаков, В. М. Гаршин, В. И. Даль, В. Ф. Одоевский, А. С. Пушкин, Л. Н. Толстой и др.) и зарубежных (Г. Х. Андерсен, братья Гримм, Р. Киплинг, Ш. Перро, О. Уайльд и др.) писателей. Что читать: Василий Верещагин . Скобелев. Воспоминания о русско-турецкой войне 1877-1878 гг . – М.: Даръ, 2007. - 496с. – (Большая игра)/Представляет Оксана Головко //Фома. - – октябрь 2012. – С.87. – (раздел « Культура », раздел « Обзоры. Что читать »). Художник Василий Верещагин был и замечательным мастером слова. Его воспоминания, кроме всего прочего, - возможность насладиться хорошим русским литературным языком. Но главное – они позволяют увидеть русско-турецкую войну глазами очевидца. Стремление художника к точности, к правде, бережность к деталям, которые мы видим в его картинах, нашли отражение и здесь. На страницах книги встречаешься и с государем Александром II, и с генералом Михаилом Скобелевым, другом Верещагина, и с русскими офицерами, и с симпатичным болгарским семейством… Кропотливое описание быта, портреты людей, нередко – мягкий юмор. Никакого пафоса, попыток приукрасить действительность. В пространстве книги – зарисовки, пояснения, сделанные автором: как выглядел тот или иной редут, планы укреплений, а также репродукции картин Верещагина, где он дает обобщающее – живописное – осмысление событий войны. Мемуары изданы в серии «Большая игра», цель которой – показать роль России в истории последних веков. Страница добрых дел. На правах рекламы: С.88,90. Реклама : С.89,91-93. КУЛЬТУРА (раздел). – Продолжение На Святую землю с детьми /Автор – Екатерина , Москва. Паломнический клуб «Фома» разработал план поездки в Израиль для родителей с детьми и попросил молодую маму, планирующую подобное путешествие-паломничество, оценить ее. Фото Андрея Черкасова//Фома. - – октябрь 2012. – С.94. – (раздел « Культура »). Реклама : С.95. Отклики : Журнал «Фома» перевели на шрифт Брайля . Сообщение о том, что недавно в библиотеке для слепых города Ижевска (Удмуртская республика) на появилось сразу шесть номеров журнала «Фома». Директор ижевской библиотеки Татьяна Тенсина направила на грантовый конкурс «Православная инициатива» заявку по переводу на Брайль следующих номеров журнала и высказала пожелание перевести журнал «Фому» еще и на звуковой формат для слепых читателей//Фома. - – октябрь 2012. – С.96. – (рубрика « Отклики »). |
| На лекциях в первые же дни я обратил внимание на студента с большим лбом, интеллигентным красивым лицом, который слушал лекции внимательно, заложив ногу на ногу и качая ногою. Мне он очень понравился и я скоро познакомился и сошелся с ним. Это был Сергей Алексеевич Алексеев, сын философа Алексея Александровича Козлова. Сошелся я также вскоре с Сергеем Ивановичем Метальниковым, который стал впоследствии известным биологом, специалистом по иммунитету. Очень хороши были также мои отношения с химиками Владимиром Андреевичем Мокиевским и Похитоновым. С Вадимом Александровичем Юревичем, как уже сказано, я жил в одной комнате в Коллегии. Думая о том, как мне устроить свою жизнь по окончании университета, я выработал детски фантастический план. Мне улыбалсаь идея заниматься естествознанием, будучи свободным частным ученым. Средства же, необходимые для такой жизни, я думал обеспечить себе путем сельского хозяйства, арендуя какое-либо имение. С этою целью я решил приобретать в университете агрономические знания. На нашем факультете было агрономическое отделение. Оно было организовано весьма поверхностно. Мне пришло в голову, что для приобретения практических знаний и навыков следует использовать перерывы между семестрами. Я решил поехать на Рождество 1892 г. в село Едимоново Тверской губернии, где находилась сельскохозяйственная школа Верещагина, задавшегося целью поднять в России маслоделие и сыроварение. Я подбил своих товарищей Мокиевского и Юревича поехать со мною и мы поступили в школу Верещагина на месяц. Занятия наши состояли в том, что мы, наравне с другими учениками школы, доили коров, кормили их, принимали участие во всех операциях, необходимых для варения швейцарского сыра, сыра камамбер и т. п. Мы наняли себе комнату в деревенской избе, а питались при школе вместе с остальными учениками. Пища была грубая и, может быть, не всегда вполне доброкачественная. Кишечник мой всегда отличался большой чувствительностью. В раннем детстве я едва не умер от вялой деятельности его. |
| Александр не хотел «лишнего шума», как показывает распоряжение императора по поводу ареста доктора Сальватора, лица, близкого ростопчинскому предшественнику на московском посту гр. Гудовичу. Сальватор как раз явился жертвой иезуитской интриги. Сюрюг неоднократно жаловался на притеснения со стороны Гудовича под влиянием Сальватора, явного «революционера» и «якобинца». Дело Сальватора заставило Ростопчина шуметь еще больше о революции и таким образом найти более конкретные признаки для обвинения неприятных ему лиц. Ростопчина понемногу опьяняла власть, и он действительно хотел быть настоящим «московским властелином». Приставивши для тайного наблюдения за Ключаревым своего доверенного полицеймейстера Брокера, прежде служившего в почтовом ведомстве и личного врага Ключарева, Ростопчин искал только случая, чтобы расправиться с Ключаревым. Благодаря энергии Брокера, такой случай скоро представился – это и было знаменитое в летописи московской жизни дело Верещагина. Молодой человек из купеческой семьи, получивший для своего времени хорошее воспитание, перевел на русский язык два газетных сообщения о Наполеоне, а именно: «Письмо Наполеона к прусскому королю» и «Речь Наполеона к князьям Рейнского союза в Дрездене». Для чего было это сделано? Может быть, из простого личного любопытства, может быть, для того, чтобы познакомить «друзей» с упомянутыми газетными сообщениями. Понятно, что общество интересовалось действиями Наполеона, а между тем цензура свирепствовала и решительно не пропускала никаких сообщений из заграничной печати. Ростопчин раздул дело Верещагина до огромных размеров, представив виновника перевода в образе злейшего злодея, составителя прокламаций. «Вы увидите, государь, – писал он Александру 30 июня, – из моего донесения к министру полиции, какого откопал я здесь злодея... Сочинитель прокламации от имени врага своего отечества и в начале войны есть изменник и государственный преступник. Не дай Бог , чтобы здесь произошло волнение в народе, но если бы произошло, то я наперед уверен, что эти лицемеры – мартинисты явятся открытыми злодеями...» |
|
|
