| Москва. Домовая церковь Серафима Саровского при Серафимовском комитете Красного Креста. /// Объект утрачен Добавить фотографии Карта и ближайшие объекты Добавить статью Серафима Саровского, преподобного, при Комитете Красного Креста церковь (уничтожена). Церковь занимала верхний этаж дома в Сивцевом Вражке, принадлежавшего Комитету Красного Креста. Ее освятили в марте 1914 г. В храме находилось около 170 икон, многие из которых были исполнены на холстах. Одной из главных реликвий являлись воздухи с главы преподобного Серафима, переданные из Саровской пустыни. Они находились в киоте на особой подставке. Искусствоведы отмечали большую ценность икон XVII – начала XVIII века: Божией Матери «Знамение», Спас Нерукотворный, великомученик Феодор Стратилат, образ Божией Матери «Утоли моя печали». Церковь уничтожили в марте-апреле 1921 г., а ее имущество передали находящемуся неподалеку храму священномученика Власия в Старой Конюшенной слободе, где устроили придел преподобного Серафима Саровского. Позже придел был уничтожен. Уничтожили и здание Комитета Красного Креста, на месте которого выстроили Кремлевскую поликлинику (переулок Сивцев Вражек, дом 28). Михаил Вострышев " Москва православная. Все храмы и часовни " . http://rutlib.com/book/21735/p/17 Добавить комментарий Комментарии и обсуждение Ваш комментарий будет первым. Административное деление приведено по состоянию на начало 2022 года. × Внести изменения в объект × Добавить статью или комментарий × Добавить фотографии (можно загружать сразу несколько файлов) Только зарегистрированные пользователи могут добавлять фотографии в каталог. |
| —24— VI. Члены-соревнователи. Быстров, Серг. Влад. – – – – – Лавровский, Сергей Петр. – – – – – Лукахин, Вас. Семенов. – – – – – Степанов, Терен. Степан. – – – – – Список пожертвований в братство Преподобного Сергия, полученных по подписным листам 2700 на 1902 г. 1) Через священнослужителей Московских церквей: в пользу студентов Академии/в пользу бывших воспитанников Адриановской, в Мещанской, прот. Петра Вас. Рубина – 5 р. – к. – р. – к. Александро-Невской, в Практической Академии, свящ. Мих. Иван. Диомидова – 3 р. – к. – 2 р. – к. Александро-Невской, в III кадетском корпусе, прот. Ник. Яковл. Фортинского – 5 р. – к. – 5 р. – к. Александро-Невской, в Александровском Институте, свящ. Иоанна Гавриловича Соколова. – – 2 р. – к. Александро – Невской, в Мещанском училище, прот. Ив. Ник. Бухарева – 3 р. – к. – – – Александро-Невской, в Покровской мещанской богадельне, свящ. А. Соловьева – 2 р. – к. – – – Александро-Невской, в училище имени принца Ольденбургского, священника Ал-дра Петров. Громоковского – р. 30 к. – – – Александро-Невской, в Тверском казённом доме, прот. Конст. Петр. Зверева – 6 р. – к. – – – —25— Алексиевской, на Мал. Алексеевской улице, свящ. Вит. Аникит. Красновского. – – – 10 р. – к. Алексиевской, на Глинищах, священ. Ал-дра Конст. Гиляревского – – – 10 р. – к. Антипиевской, у Колымажного двора, свящ. Михаила Ильича Беляева – 2 р. – к. – – – Архангельского собора, прот. Вален. Ник. Амфитеатрова – 5 р. – к. – 5 р. – к. Архидиаконо-Стефановской, на Швивой горке, прот. Викт. Павл. Зверева. – 3 р. – к. – – – Афанасие-Кирилловской, на Сивцевом Вражке, свящ. Евлам. Иван. Троицкого – 7 р. – к. – – – Благовещенской, на Бережках, свящ. Ив. Ив. Святославского – 3 р. – к. – – – Благовещенской, в Петровском парке, свящ. Пет. Вас. Сперанского – 5 р. – к. – 5 р. – к. Благовещенской, на Житном дворе, свящ. Ник. Конст. Лебедева – 3 р. – к. – 3 р. – к. Благовещенской, в Пыжах, священ. Конст. Ив. Орлова – 16 р. – к. – – – Благовещенской, на Тверской, прот. Мих. Иван. Соболева – 10 р. – к. – 14 р. – к. |
| Но я все дальше и дальше склоняюсь к мысли, что любовь половая и любовь христианская – две вещи, совсем не обязательно друг с другом связанные. Это, скорее, омонимы, а не обозначение одной и той же реалии. Сексуальный компонент совершенно не обязателен. Любовь выше. Так и связь с Богом и с Церковью – с чего начинается? Ну, пусть с фронды, пусть с любопытства, пусть от воспитания – главное, что создается и живет. – У вас были любимые места, любимые храмы, куда вы ходили уже, будучи молодым человеком? – У меня счастливая семейная жизнь, мы с женой сразу получили свою отдельную от старших «жилплощадь» – на Сивцевом вражке. Мне было 25 лет, а ей 20. В самый раз. Так вот, когда мы там поселились, тем более, когда родилась дочка, я некоторое время ходил в Филипповскую церковь. Там была своя группа христианской молодежи, и я до сих пор жалею, что не попал в нее. Туда ходил, например, Петр Паламарчук (который «Сорок сороков»). А я не стал ходить, потому что в голове сработал механизм: «Нельзя ходить каждый день в одну церковь, тем более – рядом с домом». И пошел к Илие Обыденному. И там как раз увидел всех своих и – остался. До сих пор там бываю – нечасто, может быть, раз в несколько лет. Паства, конечно, изменилась, мало кого уже узнаю, но все равно свой семейный корень мы ведем оттуда. Ходили туда и с детьми, и с внуками. Сын уже пел в церковном хоре инде, а мы все туда шли. Долгое время я ездил в Ивановское к отцу Николая Ведерникову, бывал там и сям, но никакого специального призвания к постоянному паломничеству или любопытству церковному у меня не было. Я мало знаю московские церкви. Иногда, раз в год бывает, что хожу и кто-то еще из семьи идет к Николе в Хамовниках, потому что там висит Знамение, Зубовское – она считается нашей иконой. Возле нее всегда стоит группа почитателей, до недавнего сравнительно времени, многие друг друга узнавали, были из зубовских коренных. Конечно, говорить о «нашем» не вполне правильно – вся Церковь наша, но есть особенно наши места – Знамение в Зубове, храм Илии Обыденного, а теперь и Покрова в Красном Селе. Память – она же складывается, растет, богатеет… |
| На первых порах, возвратившись из пензенской деревни, она стала было и ко мне ездить вечером пить чай: я собираюсь уже к себе уходить, убираю свою работу, а она является ко мне проводить со мною вечер. Раза два я промолчала, что она сидит у меня до второго часа ночи, а потом и сказала ей: – Я всегда рада, моя милая, проводить с тобою время, но только ты меня, старуху, не засиживай; ежели угодно ко мне приезжать, так милости просим пораньше: я в одиннадцать часов ухожу к себе и ложусь спать; поздно сидеть, воля твоя, я не могу. Ну, и стала она ко мне приезжать часов в восемь, а в двенадцать уезжать. Чтобы подладиться к своему мужу, она нехорошо говорила про государя и про государыню, называла их просто Николай Павлович и Александра Федоровна и у меня раз вздумала что-то такое неладное сказать; я тотчас ее остановила: – Нет, матушка, ты при мне этого не говори, я твоих пустяков слушать не буду; хочешь говорить, так говори, где угодно, но только не у меня. Она засмеялась. – Ах, тетушка, какие же вы строгие! – Ну, не взыщи, моя милая, какова ни на есть, а προ государя и государыню у меня худо не говори; я стара, и перевоспитывать меня поздно, а я привыкла с детства благоговеть пред царем, так уж ты меня в моем доме не огорчай... Ну и тоже как рукой сняло: полно у меня про них худо говорить. Если мы, старики, будем молчать и не станем молодых уговаривать, кому же после того и правду сказать! Князь Андрей вскоре по приезде в Москву (где жил он первое время, не знаю) нанял левую половину в доме княгини Марфы Петровны Трубецкой, но через несколько месяцев, по просухе, собрались ехать к себе в тульскую деревню, в Студенец. Они то и дело что меняли квартиры и везде все отделывали. Одно время они жили на Остоженке, потом на Пречистенке и редко случалось, чтобы жили где более года. Князь Александр тоже часто менял наемные дома, иногда и не без причины. Вот что случилось у него в доме, когда он нанимал на Сивцевом Вражке у Алексеева. К нему по вечерам часто собирались игроки в банк играть, так как он сам был большой игрок, иногда проигрывал помногу, и раза два приходилось и мне его ссужать порядочными кушами денег, которые потом он мне и возвращал очень аккуратно. Раз он мне говорит: |
| — А можно ему у вас пробыть нынче денек? — сказал старик с такой робкой улыбкой, как будто он очень боялся меня, и все, куда бы я ни подвинулся, оставаясь от меня в таком близком расстоянии, что винный и табачный запах, которым он весь был пропитан, ни на секунду не переставал мне быть слышен. Мне было досадно за то, что он ставил меня в такое фальшивое положение к своему сыну, и за то, что отвлекал мое внимание от весьма важного для меня тогда занятия — одеванья; а главное, этот преследующий меня запах перегара так расстроил меня, что я очень холодно сказал ему, что я не могу быть с Иленькой, потому что целый день не буду дома. — Да ведь вы хотели идти к сестрице, батюшка, — сказал Иленька, улыбаясь и не глядя на меня, — да и мне дело есть. — Мне стало еще досаднее и совестнее, и чтобы загладить чем-нибудь свой отказ, я поспешил сообщить, что я не буду дома, потому что должен быть у князя Ивана Иваныча, у княгини Корнаковой, у Ивина, того самого, что имеет такое важное место, и что, верно, буду обедать у княгини Нехлюдовой. Мне казалось, что, узнав, к каким важным людям я еду, они уже не могли претендовать на меня. Когда они собрались уходить, я пригласил Иленьку заходить ко мне в другой раз; но Иленька только промычал что-то и улыбнулся с принужденным выражением. Видно было, что нога его больше никогда у меня не будет. Вслед за ними я поехал по своим визитам. Володя, которого еще утром я просил ехать вместе, чтобы мне было не так неловко одному, отказался, под предлогом, что это было бы слишком чувствительно, что два братца ездят вместе на одной пролеточке. Глава XVIII. ВАЛАХИНЫ Итак, я отправился один. Первый визит был, по местности, к Валахиной, на Сивцевом Вражке. Я года три не видал Сонечки, и любовь моя к ней давно прошла, но в душе оставалось еще живое и трогательное воспоминание прошедшей детской любви. Мне случалось в продолжение этих трех лет вспоминать об ней с такой силой и ясностью, что я проливал слезы и чувствовал себя снова влюбленным, но это продолжалось только несколько минут и возвращалось снова не скоро. |
| Он в Москву все-таки вернулся. Но в 22 году, с группой писателей и философов, выслан был окончательно заграницу. Стал окончательно эмигрантом и занялся беллетристикой в гораздо большей степени, чем раньше. Собственно, здесь он и развернулся по-настоящему как писатель. Главное свое произведение " Сивцев Вражек " роман, начал, впрочем (если не ошибаюсь), еще в Москве, но выпустил уже заграницей. Роман имел большой успех. И по-русски, и на иностранных языках - переведен был в разных странах. Вышли и другие книги его тоже здесь: " Там, где был счастлив " в 1928 году в Париже, " Повесть о сестре " , " Чудо на озере " , " Книга о концах " , " Свидетель истории " и пр. ______________ Избранные сочинения М. Осоргина, в том числе и роман " Сивцев Вражек " , выпущены в Москве в 1990 году издательствами " Московский рабочий " и " Современник " .- А. Р. Оказался он писателем-эмигрантом, сугубо-эмигрантом: ничто из беллетристики его не проскочило за железный занавес, а тянуло его на родину, может быть, больше, чем кого-либо из наших писателей. Но его там совсем не знают. Да в России пореволюционной ему не ужиться бы было: слишком он был вольнолюбив, кланяться и приспособляться не умел, а то, что ему нравилось, не пришлось бы во вкусу там. Думаю, его быстро скрутили бы, отправился бы он вновь - только не в Казань на вольное все же житие, а в какую-нибудь Воркуту или Соловецкий лагерь, откуда не очень-то виден путь назад. Но и здесь жизнь его оказалась недолгой. Подошел Гитлер, все треволнения войны и нашествия иноплеменных - этого он тоже не мог вынести. И с женой своей, Татьяной Алексеевной, отступил за черту оккупации, куда-то на юго-запад Франции. Годами вовсе еще не старый, но надломленный - многолетние треволнения дали о себе знать, сердце не выдержало. И в глухом французском городке, тогда еще не занятом, " в свободной зоне " этот русский странник, вольнолюбец и милый человек скончался. ПАМЯТИ МЕРЕЖКОВСКОГО 100 лет Время идет, время проходит. Сто лет было бы теперь Дмитрию Сергеевичу! |
| Затем настал май, и как-то вечером соединились наконец и Евлампия Петровна, и Миша, и Ильчин, и я. Мы попали в узенькую комнату в этом же здании Учебной сцены. Окно уже было раскрыто, и город давал знать о себе гудками. Евлампия Петровна оказалась царственной дамой с царственным лицом и бриллиантовыми серьгами в ушах, а Миша поразил меня своим смехом. Он начинал смеяться внезапно – «ах, ах, ах», – причем тогда все останавливали разговор и ждали. Когда же отсмеивался, то вдруг старел, умолкал. «Какие траурные глаза у него, – я начинал по своей болезненной привычке фантазировать. – Он убил некогда друга на дуэли в Пятигорске, – думал я, – и теперь этот друг приходит к нему по ночам, кивает при луне у окна головою». Мне Миша очень понравился. И Миша, и Ильчин, и Евлампия Петровна показали свое необыкновенное терпение, и в один присест я прочитал им ту треть романа, которая следовала за напечатанною. Вдруг, почувствовав угрызения совести, я остановился, сказав, что дальше и так все понятно. Было поздно. Между слушателями произошел разговор, и, хотя они говорили по-русски, я ничего не понял, настолько он был загадочен. Миша имел обыкновение, обсуждая что-либо, бегать по комнате, иногда внезапно останавливаясь. – Осип Иваныч? – тихо спросил Ильчин, щурясь. – Ни-ни, – отозвался Миша и вдруг затрясся в хохоте. Отхохотавшись, он опять вспомнил про застреленного и постарел. – Вообще старейшины… – начал Ильчин. – Не думаю, – буркнул Миша. Дальше слышалось: «Да ведь на одних Галиных да на подсобляющем не очень-то…» (Это – Евлампия Петровна.) – Простите, – заговорил Миша резко и стал рубить рукой, – я давно утверждаю, что пора поставить этот вопрос на театре! – А как же Сивцев Вражек? (Евлампия Петровна.) – Да и Индия тоже неизвестно, как отнесется к этому дельцу, – добавил Ильчин. – На кругу бы сразу все поставить, – тихо шептал Ильчин, – они так с музычкой и поедут. – Сивцев! – многозначительно сказала Евлампия Петровна. Тут на лице моем выразилось, очевидно, полное отчаяние, потому что слушатели оставили свой непонятный разговор и обратились ко мне. |
| Весной 1769 года Сумароков покидает северную столицу и переезжает в Москву. Лето он проводит здесь, в Сивцеве, в своём родовом калужском имении. Конечно, жить поближе к Москве, где вот-вот должны начаться репетиции его пьес в театре Бельмонти и Чинти, было бы удобнее. Но аллеи подрастающего парка, отражающиеся в двух копаных прудах, так уютны, воспоминания детства так приятны, а само сельское спокойствие так упоительно, что вскоре все события последних пасмурных лет стали как-то отдаляться. Надежды, окрыляющие душу трепетные надежды, связанные с предстоящей постановкой на московской сцене его пьес, работа с актёрами — словом, возвращение в театр последний раз в жизни воскрешают литератора. Ему покажется тогда, что он ещё многое успеет сделать, что московский театр станет настоящим поэтическим училищем нравов, что он подготовит таких актёров, которые глубиной и мощью созданных образов заставят московского зрителя смеяться и плакать, делая его при этом умнее, чище и даже просвещеннее. Такими настроениями проникнуты письма Сумарокова к Екатерине II: «А какова здешняя публика, это уходит от изображения Аполлона, ибо все улицы в Москве невежеством вымощены толщиною аршина на три... Ста Молиеров требует Москва, а я при других делах по моим упражнениям один только». Он не мог знать, что московская его жизнь, наполненная множеством бед и мелких несчастий, будет тяжела и драматична и что через восемь лет он будет умирать в этом городе одинокий и всеми забытый. Его гроб будут нести несколько московских актёров, собравших на похороны по подписке. Простая, без памятника могила российского Мольера в Донском монастыре тоже останется неизвестной... Новый приезд Сумарокова в Сивцево в самом начале лета 1771 года скор и поспешен. Трудно сказать, что более заставляет его так торопиться — начинающаяся страшная эпидемия чумы или необходимость уплатить адмиралу И.П.Талызину деньги за заложенную деревню. Долго, до начала следующего года, проживёт здесь поэт. За работой время проходит быстро; написаны пасторальные эклоги, ода цесаревичу Павлу Петровичу в день его совершеннолетия (когда-то Екатерина собиралась в этот день уступить трон сыну). Задуманы новые комедии: «Рогоносец по воображению», «Вздорщица». Действие первой комедии будет происходить в деревне, находящейся в ста верстах от Москвы. Персонажи комедии — это преображенные образы тарусских помещиков, характеры которых, так же как и великолепные бытовые зарисовки, рождаются в Сивцеве. |
| Мечтания мои прервал вдруг тихий стон и утробное ворчание. Я открыл глаза. Малый, бледный смертельной бледностью, закатив глаза под лоб, сидел на диване, растопырив ноги на полу. Дама и Амалия Ивановна кинулись к нему. Дама побледнела. – Алеша! – вскричала дама. – Что с тобой?! – Фуй, Альеша! Что с тобой?! – воскликнула и Амалия Ивановна. – Голова болит, – вибрирующим слабым баритоном ответил малый, и шапка его съехала на глаза. Он вдруг надул щеки и еще более побледнел. – О Боже! – вскричала дама. Через несколько минут во двор влетел открытый таксомотор, в котором, стоя, летел Баквалин. Малого, вытирая ему рот платком, под руки вели из конторы. О, чудный мир конторы! Филя! Прощайте! Меня скоро не будет. Вспомните же меня и вы! Глава 12. Сивцев Вражек Я и не заметил, как мы с Торопецкой переписали пьесу. И не успел я подумать, что будет теперь далее, как судьба сама подсказала это. Клюквин привез мне письмо. «Глубочайше уважаемый Леонтий Сергеевич!..» Почему, черт возьми, им хочется, чтобы я был Леонтием Сергеевичем? Вероятно, это удобнее выговаривать, чем Сергей Леонтьевич?.. Впрочем, это неважно! «…Вы должны читать Вашу пиэсу Ивану Васильевичу. Для этого Вам надлежит прибыть в Сивцев Вражек 13-го в понедельник в 12 часов дня. Глубоко преданный Фома Стриж» Я взволновался чрезвычайно, понимая, что письмо это исключительной важности. Я решил так: крахмальный воротник, галстук синий, костюм серый. Последнее решить было нетрудно, ибо серый костюм был моим единственным приличным костюмом. Держаться вежливо, но с достоинством и, Боже сохрани, без намека на угодливость. Тринадцатое, как хорошо помню, было на другой день, и утром я повидался в театре с Бомбардовым. Наставления его показались мне странными до чрезвычайности. – Как пройдете большой серый дом, – говорил Бомбардов, – повернете налево, в тупичок. Тут уж легко найдете. Ворота резные, чугунные, дом с колоннами. С улицы входа нету, а поверните за угол во дворе. Там увидите человека в тулупе, он у вас спросит: «Вы зачем?» – а вы ему скажите только одно слово: «Назначено». |
| «Я, не глядя, подписывала эти протоколы». Лубянка, допросы и 20 лет за знакомство с иностранцем История жизни Зои Выскребенцевой, которая была секретарем и другом писателя Юлиана Семенова 29 октября, 2019 История жизни Зои Выскребенцевой, которая была секретарем и другом писателя Юлиана Семенова Юлиан Семенов, чьим другом и секретарем она была, называл Зою Выскребенцеву «моя каторжаночка». И имел на то основание: 20 лет лагерей – срок, полученный юной Зоей в далеком 1948 году. Годы, проведенные сначала на Лубянке, а потом в Мордовии, девушку, мечтавшую стать пианисткой, готовящуюся к свадьбе, не сломили. А вот судьбу сломали… Сегодня ей, коренной москвичке, 95 лет, а памяти и ясности ума позавидуют и молодые. И то, о чем Зоя Ивановна рассказывает, не просто история ее жизни, это история страны – трагическая и героическая, пугающая и поучительная. Итак, в 1924 году в старинном московском переулке Сивцев Вражек в семье инженера и домохозяйки родилась девочка… – У нас была трехкомнатная квартира в старинном барском доме. Потом его сломали, и нашу семью переселили на Малую Дмитровку – в коммуналку на пять семей, – рассказывает Зоя Ивановна. – Нам досталась большая комната – 25 метров. Помню, папа решил прибить карниз, чтобы повесить занавески. А потолки – 5 с половиной метров. Он на стол поставил табуретку, на табуретку что-то еще – и с этой высоты упал. Сильно ушиб грудину. Врач, к которому он обратился за помощью, сказал: «Ерунда, пройдет, грейте синим светом – утром до работы и вечером после работы». И за полтора месяца папа нагрел себе саркому. Папе сделали операцию, после которой на третий день он умер. В 51 год. Это случилось в сентябре 1945-го. Папина болезнь и смерть стали для меня первой в жизни трагедией. – Жили вы сначала в «барском доме». А сами, случайно, не дворянских кровей? – Нет-нет! Семья у нас самая обычная. Папа родом из Мценска, мама москвичка. Ее отец, мой дедушка, в царское время сначала работал токарем-лекальщиком на заводе, это была высокая квалификация, а потом начальником цеха. После революции завод, а хозяевами его были немцы, закрыли. Деду предложили какую-то работу, но он не захотел с новой властью дела иметь. Уехал, построил себе дом в нынешнем Солнечногорске. Я там бывала девчонкой. У деда были три собаки, охотничьи, сеттеры, которых я очень любила. Я такая собачница была! |
|
|
