| На Дарю – много народа. Владыка вызывал меня по текущим делам. Настроен он франкофильски, говорит, что мы не должны забывать, что 20 лет жили во Франции. Завтра он будет говорить о французских святых и просил меня подготовить список. Он хочет благословить иподиаконским орарем, так как все старики отсутствуют и так как они заслужили, Сашу и Андрея [Шме- манов]. Андрея можно хоть в архиереи, а за Сашу я боюсь, так как он и без того горд. Согласился все же, так как надо сохранить преемственность, а все пять иподиаконов оказались за рубежом, так же как и старшие прислуживающие. Говорили об отношении к немцам, которое должно быть вполне лояльное, и о соблюдении завета: Церковь вне политики. Воскресенье 10/23 июня 1940. На Дарю – служба торжественная. Иподиаконствовали Шмеманы. К концу обедни такое скопление людей, что толпа заполнила двор и улицу. Почти столько же людей, как на заутрени. Дарю теперь единственное место, где можно собраться и повидать других. Вторник 12/25 июня 1940. Мать была у Головиных, где видела Алек. Крейца 284 . Он приехал из Германии в качестве переводчика, настроен очень хорошо, был у Владыки и хочет парировать всякие интриги, которые возникают в среде крайних правых. Четверг 14/27 июня 1940. Вообще, отношение полиции к русским возмутительное. Кое-где были избиения. Немцы вступались, но жаловаться немцам из-за опасения будущей мести многие боятся, да и не хотят. Воскресенье 17/30 июня 1940. На Дарю – торжество. Владыка благословил иподиаконским орарем Сашу и Андрея Шмеманов. Выводили их о. Владимир Уваров и я. Служба была торжественная. Народа, особенно во дворе, очень много. Пришли еще русские из войск. Встретил Соню Зернову и обсудил с ней подробно трудовое положение эмиграции. Ей удалось много достичь, главное – уговорить немцев принимать русских не в противовес к французам, а через bureau de placement 285 , а то отношения были бы окончательно подорваны. [...] Вообще, к сожалению, некоторые русские зашли очень далеко в своем подобострастии и этим портят отношения остальным. |
| различные ведомства III рейха, прежде всего МИД и Министерство церковных дел, пытались вовлечь Болгарскую Церковь в сферу своего влияния. В частности, в начале 1938 г. через научный фонд Александра Гумбольдта МИД пригласил несколько молодых болгарских богословов в качестве стипендиатов для учебы и преподавания на протестантских теологических факультетах немецких университетов «с целью обеспечения на них преобладающего германского культурного и научного влияния». С этого года болгарских богословов активно начали приглашать читать лекции в немецких университетах. Так, например, профессор (с июля 1940 г. ректор) Софийского университета протопресвитер Стефан Цанков 29 мая 1940 г. прочитал в Берлине доклад «Основополагающие начала национального характера Болгарской Православной Церкви» и в тот же день был удостоен звания почетного доктора Берлинского университета, а в августе 1940 г. он выступил с докладом «О единстве Церкви как проблеме в новой православной теологии» на конференции Лютеранской Академии в Зондерсхаузене. [xxix] В области научных контактов с Болгарской Церковью особенно большую активность проявлял директор Института изучения Восточной Европы в Кенигсберге профессор Ганс Кох, который был главным церковным экспертом для целого ряда немецких ведомств. С 1936 г. Г. Кох выпускал ежеквартальный научный журнал «Куриос» (посвященный исследованию истории и современного состояния различных конфессий в Центральной и Восточной Европе), на издание которого Министерство церковных дел ежегодно выделяло 1 тыс. рейхсмарок. С марта 1940 г. профессор несколько месяцев работал в Германском научном институте в Софии и 5 июля того же года представил в МИД доклад о своих связях с православными иерархами (в том числе с 4 болгарскими митрополитами), отметив, что он считает себя «союзником Восточных Церквей в научном отпоре Ватикану». Согласно приказу Рейхсминистерства науки, воспитания и народного образования ряд других ведущих немецких профессоров также сообщили о своих тесных научных связях с Болгарской Церковью: Бенц, Штанде, Литцмак, Гайлер и Зееберг. |
| Не существовало никакой массовой амнистии осужденных по церковным делам ни в ноябре-декабре 1939 г., ни в 1940 г., ни в 1941 г. якобы во исполнение " Постановления Политбюро от 11 ноября 1939 г. " , в чем легко убедиться, анализируя электронную базу гонений на верующих по сайту Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, многие годы целенаправленно собирающего данные о репрессиях священноцерковнослужителей и мирян по церковным делам за годы советской власти. Уменьшение объема гонений и так называемая бериевская амнистия весны-лета 1939 г. касалась исправления " ежовских перегибов " , прекращения политики " Большого террора " и ни в малейшей мере не были связаны с изменением церковной политики государства. В Центральном архиве ФСБ России не содержится никаких документов, свидетельствующих о массовой амнистии по церковным делам с ноября 1939 г. Таким образом, " справка " Берии от 22 декабря 1939 г. на имя Сталина о мнимом выпуске в ноябре и декабре десятков тысяч человек, пострадавших по церковным делам, и о якобы готовящемся массовом пересмотре десятков тысяч других подобных дел тоже подделка. Вопреки ложным тезисам о " либеральном повороте " Сталина к Церкви и верующим в 1939 г. и отмене им гонений, 1940-1942 гг. отмечены новыми жестокими репрессиями по церковным делам. Объем гонений был значительно меньше, чем в 1937-1938 гг., но сами гонения прекращены не были. Органы НКВД и сталинской юстиции продолжали в массовом порядке фабриковать фальсифицированные дела против священнослужителей и мирян, что было бы совершенно невозможно, если бы действовал сталинский " документ " о прекращении гонений, подобный " Постановлению Политбюро от 11 ноября 1939 г. " . По данным авторитетного исследователя статистики гонений на Церковь, преподавателя Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Н.Е. Емельянова, в 1939-1940 гг. происходило по 1100 казней в год по церковным делам, в 1941-1942 гг. - новые тысячи казненных. По данным правительственной Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, только в 1940 г. было арестовано 5100 церковников, расстреляно 1100, в 1941 г. арестовано 4000, расстреляно 1900. И только с 1943 г. (в результате действительного поворота государственной политики) число репрессий резко сокращается. |
| Еще одним поводом для совершения крестных ходов и общественных молебнов были церковные праздники, особенно престольные дни местных церквей, когда по традиции духовенство устраивало подворные обходы своих прихожан. В 1944 г. такие молебны без разрешения властей проводили духовенство и церковные советы действующих церквей Московской области, нелегальные священники служили по просьбе верующих праздничные молебны в Чувашской АССР, в селах Курганской и Кемеровской областей верующие совершали праздничные крестные ходы без священников 571 . Нередко «религиозные обряды под открытым небом без ведома и разрешения местных исполкомов» совершали верующие Харьковской области Украины 572 . Новый импульс в 1940-е гг. получили нелегальные паломничества. Процесс легализации церковного подполья затронул отчасти и эту форму церковной жизни: с открытием монастырей автоматически стали возможны паломничества к их святыням. Такие центры общецерковного значения как Троице-Сергиева и Почаевская лавры, Глинская пустынь в 1940-е и 1950-е гг. притягивали к себе тысячи богомольцев 573 . Кроме этих действующих монастырей продолжали существовать нелегальные объекты паломничеств. К общецерковным центрам можно отнести такие места, которые посещались верующими не только соседних, но и удаленных областей, и где число богомольцев ежегодно достигало нескольких тысяч человек. В 1920–1930-е и, возможно, в начале 1940-х гг. таким центром оставались места, связанные с почитанием преп. Серафима Саровского , – закрытые Серафимо-Дивеевский монастырь и Саровская пустынь, хотя, по имеющимся сведениям, там и не происходили массовые нелегальные богослужения 574 . В 1940-е гг. говорить о нелегальных общецерковных центрах паломничества, пожалуй, не приходится. Богомолье в условиях церковного подполья в военные и послевоенные годы было связано с препятствиями со стороны местных властей и с трудностями транспортного характера. Чтобы заставить верующего преодолеть эти трудности, цель паломничества должна была привлекать его особенно сильно. Поэтому на внимание жителей отдаленных областей могли рассчитывать лишь те места, где находились знаменитые святыни – мощи чтимых святых, чудотворные иконы. В рассматриваемый период такие святыни, по понятным причинам, могли быть доступны для паломников только в легальных монастырях. В отсутствие таких святынь нелегальные центры паломничеств, даже самые известные, посещались теми верующими, кто мог добраться до них пешком или средствами местного сообщения. В результате подпольное богомолье приобрело региональный и местный характер. |
| Прихожане разделились на «карловчан» и «евлогиан». Настоятель храма о. Кирилл в 1942 г. все еще произносил проповеди против «евлогиан» управлением ему было проще: будучи «германофилом» он «подружился с шефом местного гестапо». До войны о. Кирилл служил настоятелем русского прихода в городе Шарлеруа (Бельгия). «В день захвата города Шарлеруа иером[онах] Кирилл (настоятель храма) приветствовал оккупантов, приплясывая на улице. Не скрывая своих германофильских симпатий, о. Кирилл самолично перевел приход в ведение Берлинского архиепископа Серафима, в проповедях неоднократно восторгался Гитлером. Люди перестали ходить в церковь, а в декабре 1940 года попытались открыть новый храм. Тогда о. Кирилл пожаловался оккупационным властям. Прихожан начали просеивать через гестапо. Самых активных " антигитлеровских подстрекателей " отправили в тюрьму. К счастью, в 1942 г. иеромонаха Кирилла перевели в Возможно, что при нем в Лейпциге действительно имели место отлучения от св. Причастия, на которые жаловалось духовенство Храма-памятника Патриарху Московскому и всея Руси Алексию I в письме 1945 г. После начала войны Германии против России в Лейпциг начали прибывать пленные и «остарбайтеры» из Советского Союза. Численность их в городе за первые 6 месяцев выросла до 3 643 человек. Угнанные в Германию женщины были распределены как слуги в немецких семьях Лейпцига, «на неограниченное время». Первый настоятельХрама-памятника после войны протоиерей Феодор Соловьев в 1942 г. также был увезен на принудительные работы в Германию,второй настоятельХрама-памятника после войны протоиерей Георгий Романович находился в 1940–1941 гг. в лаг ере, настоятельархимандрит Мстислав Волонсевич, согласно его биографии, также находился в 1940–1942 гг. в лаг ере в Германии . На Храм возлагалась новая обязанность: духовная забота о пленных и «остарбайтерах»,живших в сооруженных нацистами лагерях для «восточных» и «иностранных» Отношение к русским пленным и «рабочим» было жестким, посещать русский храм им разрешили не сразу. Многие послабления в отношении к русским произошли в 1943 г. в связи с поражением фашисткой Германии под Сталинградом. Пленные в группах и «рабочие» стали посещать богослужения, крестили в церкви детей или венчались, имели знакомство с прихожанами – хотя последнее было строго запрещено.Прихожане в Лейпциге проявляли участие и оказывали посильную поддержку своим, из «восточных рабочих» и пленных. Известно, что настоятель Храма-памятника о. Кирилл совершал службы у военнопленных уже 25 декабря 1941 г., одну из них – в городе Дессау. |
| Исаакия (Трофимова) и при участии военных священников фин. армии - валаамских иеромонахов Павла (Олмари-Гусева; впосл. архиепископ Карельский и всей Финляндии) и Петра (Йоухки), а также насельников обители монахов Иеракла (Майкевича) и Симфориана (Матвеева) и послушника инженера В. Н. Кудрявцева. По приказу главнокомандующего Оборонительными силами Финляндии фельдмаршала Маннергейма (маршал Финляндии с 1942) в распоряжение мон-ря были переданы грузовые автомобили; помощь при эвакуации также оказывала рота саперов фин. армии ( Клементьев. 2017. С. 213). Монастырское имущество вывозили на грузовиках по проложенной по льду Ладожского оз. дороге, затем везли по железной дороге сначала в Суолахти (ныне в маакунте Кески-Суоми (Центр. Финляндия)) и, уже летом 1940 г.,- в Куопио ( Kohonen. 1982. S. 280). Игум. Харитон писал, что у братии была возможность переселиться в США или др. страны, однако монахи решили остаться в Финляндии, где они «прожили почти всю жизнь и сделались ее гражданами» ( Шевченко. 2012. С. 261-262). 12 марта 1940 г. был подписан мирный договор, по к-рому к СССР отошли Карельский перешеек с г. Выборгом, побережье Ладожского оз. и др. территории, в т. ч. в Финском зал. и в Баренцевом м., на которых находились мужские Валаамский и Коневский в честь Рождества Пресвятой Богородицы и женский Свято-Троицкий Линтульский мон-ри. Большая часть населения этих территорий, в т. ч. 55 тыс. православных, переехали вглубь страны ( Шевченко. 2012. С. 254-255). Церковь Всех святых, на Валааме просиявших (бывш. Спасо-Преображенский). 1940 г. Церковь Всех святых, на Валааме просиявших (бывш. Спасо-Преображенский). 1940 г. 21 сент. 1941 г. Валаамский мон-рь, в к-ром были размещены советские школа юнг и военная база, заняли фин. войска. Валаамские монахи пытались возобновить монашескую жизнь на прежнем месте: 21-28 окт. игум. Харитон и неск. человек братии осматривали мон-рь; в 1942-1944 гг. присланная на о-в Валаам группа монахов совершала регулярные богослужения в храмах обители и вела хозяйственную деятельность. |
| В 1944 г. Румынская Патриархия под давлением немцев пошла на серьезный антиканонический шаг. Когда власти фашистской Хорватии обратились к Румынскому Патриарху Никодиму с просьбой хиротонисать епископа для самопровозглашенной Хорватской Православной Церкви, Патриарх ответил согласием в ответном послании от 4 августа и направил в Загреб делегацию из трех священнослужителей, в том числе митрополита Виссариона (Пую). 13 августа 1944 г. Владыка Виссарион приехал в Загреб и 15 августа вместе с главой Хорватской Церкви митрополитом Гермогеном (Максимовым) совершил хиротонию архимандрита Спиридона (Мифки) во епископа Сараевского, который еще 28 ноября 1936 г. решением Великого церковного суда Сербской Церкви был лишен священного сана за недостойную жизнь и моральные прегрешения. [xxxvi] После этого Заместитель Сербского Патриарха митрополит Скопленский Иосиф (Цвийович) 11 сентября 1944 г. направил Румынскому Патриарху послание, в котором выразил резкий протест в связи с происшедшим и заявил, что до возвращения интернированного немцами Патриарха Гавриила и принятия окончательного решения Священным Синодом не может поддерживать общение с Румынской Православной Церковью. На заседании 27 ноября 1944 г. Сербский Синод согласился с протестом митрополита. [xxxvii] Позднее в своих мемуарах Владыка Иосиф отмечал, что таким образом было совершено предательство в отношении Церкви-сестры. Несмотря на то, что в 1940-1941 гг. Румынская Патриархия просила у Белграда помощи в борьбе против венгерских захватчиков и имела договоренность с Сербской Церковью о едином отстаивании своих интересов в Венгрии, фактически она действовала против Сербского Патриархата в Хорватии. [xxxviii] Свое письменное извинение Румынский Патриарх прислал Сербскому Синоду только в 1948 г. В отношении евреев Румынская Церковь далеко не во всем пошла навстречу нацистским требованиям, хотя и в этом вопросе поддалась давлению III рейха больше, чем другие Православные Церкви. Еще в начале августа 1940 г. в Румынии было принято «Положение о евреях», в котором имелась статья, каравшая браки между румынами и евреями тюремным заключением сроком до 5 лет, но особенно активно антисемитскими репрессиями занималась упоминавшаяся «Железная гвардия». [xxxix] До своего разгрома в январе 1941 г. ее легионеры успели совершить большое количество еврейских погромов. В этой связи примечательна история румынского архиепископа Валериана (Виорела Трифы). В начале 1940-х гг. он еще был мирянином, издателем газеты «Либертата» и бойцом «Железной гвардии». Накануне «кашерной резни» в Бухаресте В. Трифа по радио призвали к преследованию евреев, и вскоре несколько сот их было убито железногвардейцами в здании скотобойни. В 1950 г. Трифа выехал в США и в дальнейшем служил в сане архиепископа в Детройте. В 1982 г. в суде была доказана его причастность к убийству сотен евреев, и в 1984 г. архиеп. Валериан был депортирован в Португалию, где и скончался в 1987 г. [xl] |
| Среда п/24 апреля 1940. Св. и вел. среда. Решено служить только в 7 1/2 с крестным ходом и 8 в обеих церквах, а утром – литургию также в обеих церквах. Министерство Р.Т.Т. 246 будет передавать поэтому слово Владыки и пасхальные песнопения хора Афонского без службы (соберется хор в пустой церкви около 11). Четверг 12/25 апреля 1940. СВ. и вел. четверток. Причастников много. Причащали из трех чаш. Прислужники очень усердны, особенно два новых: Миша Адамович и Леня Виноградов. Иван Мейендорф 247 приехал на всю Страстную и не пропускает ни одной службы. На службе 12 Евангелий народа было очень много, и на дворе все время оставались не попавшие в церковь . [...] После всенощной решили по просьбе офицеров французской армии, русских, пригласить двух для выноса Плащаницы в верхней церкви. Костя Гудима в форме офицера артиллериста и Юра Прихненко 248 в форме военного доктора вступили в обязанность распоряжающихся порядком в согласии с Андреем Шмеманом, который ведет дело тактично и необыкновенно четко и хорошо. Пятница 13/26 апреля 1940. Св. и вел. пятница. Выносили Плащаницу староста, Бессель 249 , Ратьков-Рожнов 250 и Шнейдер 251 . [Из нижнего храма.] Наверху было полно. Выносили Плащаницу два вел. князя, отец, Демидов 252 и два офицера в парадной форме: Струве 253 и Федоров. Порядком заведовал Андрей [Шмеман], который наладил очень хорошо подхождение к Плащанице. Саша Шмеман расписал дежурства, а у Плащаницы бесперерывно стояли с рипидами двое церковников. [Вечером, на утрени.] Статий, кроме третьей, не сокращали, и крестный ход вышел в последнюю минуту в 8.35, когда было уже почти темно. К счастью, и полиция, и defense passive были милостивы. Закончилась утреня ровно в 9 вечера, и мы успели на такси на Альма к поезду [в Медон] в 9.14. Настроение очень хорошее. На улице – много русских, стоящих с зажженными свечами. Днем, когда я ехал домой, встретил у церкви Мережковского и Гиппиус. Он – совсем дряхлый, согнутый, идет с трудом, опираясь на палочку и ее руку. Суббота 14/27 апреля 1940. Св. и вел. суббота. |
| Церковь закрыли, все, что в ней находилось, куда-то увезли, священники уехали. Работы по разборке шли в ударном темпе. Каменный забор разрушался вручную ломами, применяли, правда, в крайне редких случаях и взрывчатку. Камни сразу же грузились на автомашины и мобилизованный со всех колхозов района гужевой транспорт (лошади с телегами) и вывозились в Сольцы на аэродром. Затем началась разборка колокольни. Колокола спускали на талях. Но все же самый большой, так называемый набатный, сорвался с талей, упал на каменную плиту и долго глухо гудел, как бы говоря: " Люди, что вы делаете? " . Вслед за колокольней быстро разобрали пристройку и взялись за первое, старинное здание церкви. И тут споткнулись: разбить стены и крышу, сложенные из толстых и крепко скрепленных известковых плит, не удалось. Так и осталось стоять это старинное основное здание с облупленными стенами и полуразрушенными куполами, на главном из которых в 1940 г. вместо креста росла березка. Разбили стены древней церкви уже немцы в годы оккупации, используя каменные плиты при возведении ДОТов, а окончательно " добили " церковь уже после Отечественной войны жители Замостья и Каменки. И еще десяток лет был заметен холм на месте старинной церкви, а сейчас и его не найдешь. В 1940 г. перестала существовать и деревенька Шкнятино. В 1939-40 гг. в Ленинградской области проходила кампания по ликвидации хуторов. В постановлении об их ликвидации говорилось, что они расположены среди колхозных угодий и мешают внедрению севооборотов, передовой технологии, являются причиной потравки посевов. И хотя в Солецком районе, да и вообще на Новгородчине, хуторов насчитывались единицы, кампания получила широкий размах. Для статистики и доказательства ревностного исполнения вышестоящих решений, местные власти отнесли к хуторам небольшие деревеньки, в 6-8 домов, в т.ч. и Шкнятино, хотя оно никак не относилось к хуторам, располагаясь на косогоре берега Шелони и возле кладбища, которое не перенесешь и дорогу к нему не закроешь. Да и пахотных земель колхоза в Замостье здесь не было. Примыкающие к Шкнятино земли отличались скудностью плодородного слоя, были сильно засорены камнем и использовались под пастбища. Но к лету 1940 г. деревенька Шкнятино перестала существовать. Часть ее жителей переселилась в Замостье, остальные - в Сольцы. Государство дало им беспроцентные ссуды, и семьи, переехавшие в Замостье, уже осенью 1940 г. справили новоселье. |
| Вхождение Эстонии в состав Советского Союза означало кардинальные перемены во всех сферах жизни, при этом в отличие от гражданской власти, активно насаждавшей в республике новые политические институты, руководство Русской Православной Церкви не предпринимало действий по принуждению церковных организаций в Эстонии к возвращению в юрисдикцию Московского Патриархата. По итогам немецко-польской войны 1939 г. Вильнюсский край был возвращен Литве. 21 октября митрополит Литовский Елевферий подписал постановление литовского епархиального совета о прекращении действия на территории Литовской епархии структур Польской Церкви и о порядке возвращения приходов, состоявших в автокефалистском расколе, в юрисдикцию Московского Патриархата. Летом 1940 г. митрополит Елевферий являлся единственным иерархом Русской Православной Церкви в Прибалтике. Именно к нему 5 августа 1940 г. обратился приход церкви в честь Сорока мучеников Севастийских в городе Печоры с просьбой о воссоединении с Русской Православной Церковью 108 . Митрополит Елевферий в письме от 1 сентября 1940 г. приветствовал желание печорского прихода, принял его во временное управление и выразил надежду, «что сей первенец в святом и спасительном деле будет светлым примером в твердом пребывании в православной Церкви для всех, кого Господь призовет из церковного раскола к ожидающей Матери Церкви» 109 . 7 сентября 1940 г. печорский Сорокамученический приход информировал другие приходы Печерского края о благожелательном ответе митрополита Елевферия. Община сразу же подверглась жесткому давлению со стороны митрополита Александра и его Синода. В изданном в связи с данным событием циркуляре желание прихода воссоединиться с Матерью Церковью было охарактеризовано «вредным не только для церковной жизни, но и для общественного порядка». Поступок печорской общины подтолкнул руководство Эстонской Церкви к действиям по захвату инициативы в свои руки. Позднее митрополит Александр вспоминал о столкновении с приходом: «Чтобы избежать вмешательства таких безответственных людей в общецерковные дела и предотвратить возможное возникновение разногласий, Синод сам взял на рассмотрение вопрос об объединении с Московской Церковью» 110 . |
|
|
