| Ярославу не полюбилось такое предложение, он отпустил священника без мира и всех новгородцев, задержанных в Торжке, числом больше 2000, созвал на поле за город, велел схватить их, перековать и разослать по своим городам, имение их и лошадей роздал дружине. Весть об этом сильно опечалила новгородцев, их оставалось мало: лучшие люди были схвачены Ярославом, а из меньших одни разошлись, другие померли с голоду, но Мстислав не унывал, он созвал вече на Ярославовом дворе и сказал народу: " Пойдемте искать свою братью и своих волостей, чтоб не был Торжок Новгородом, а Новгород - Торжком, но где св. София, там и Новгород; и в силе бог, и в мале бог да правда! " - и новгородцы решились идти за ним. 1-го марта 1216 года, в первый день нового года по тогдашнему счету, выступил Мстислав с новгородцами на зятя своего Ярослава, и через день же обнаружилось, как сильно было разделение и вражда сторон в Новгороде: несмотря на то, что в Новгороде все целовали крест стоять единодушно за Мстислава, четыре человека, собравшись с женами и детьми, побежали к Ярославу. Мстислав отправился озером Селигером и, вошедши в свою Торопецкую волость, сказал новгородцам: " Ступайте сбирать припасы, только людей не берите в плен " ; - те пошли, набрали корму для себя и для лошадей, и когда достигли верховьев Волги, то получили весть, что брат Ярославов, Святослав Всеволодович, с десятитысячным войском осадил Мстиславов город Ржевку, где посадник Ярун отбивался от него с сотнею человек. У Мстислава с братом Владимиром псковским было всего 500 человек войска; несмотря на это, они двинулись на выручку Ржевки, и Святослав побежал от нее, не дождавшись новгородских полков, а Мстислав пошел дальше и занял Зубцов, город Ярославов. На реке Вазузе настиг его двоюродный брат Владимир Рюрикович смоленский с своими полками; несмотря на эту помощь, Мстислав не хотел идти дальше и, ставши на реке Холохольне, послал в Торжок к Ярославу с мирными предложениями, но тот велел отвечать: " Мира не хочу; пошли - так ступайте; на одного вашего придется по сту наших " . |
| Казалось, что после родовых княжеских рядов при сыне Изяславовом смуты должны были прекратиться, но вышло иначе, когда по смерти Святополка киевляне провозглашают князем своим Мономаха, мимо старших двоюродных братьев его, Святославичей. Благодаря материальному и нравственному могуществу Мономаха и он, и старший сын его Мстислав владели спокойно Киевом; родовая общность владения между тремя линиями Ярославова потомства и, следовательно, самая крепкая связь между ними должна была рушиться: Святославичи черниговские должны были навсегда ограничиться восточною стороною Днепра, их волость должна была сделаться такою же отдельною волостию, каковы были на западе волость Полоцкая или Галицкая; между самими Святославичами дядя потерял старшинство перед племянником, он сам и потомки его должны были ограничиться одною Муромскою волостью, которая вследствие этого явилась также особною от остальных волостей черниговских; старшая линия Изяславова теряет также старшинство и волости вследствие неуважения Ярослава Святополковича к дяде и тестю. Впоследствии она приобретает волость Туровскую в особное владение. Но вот по смерти Мстислава Великого и в самом племени Мономаховом начинается усобица между племянниками от старшего брата и младшими дядьми, что дает возможность Ольговичам черниговским добиться старшинства и Киева и восстановить таким образом нарушенное было общее владение между двумя линиями Ярославова потомства. По смерти Всеволода Ольговича вследствие всеобщего народного нерасположения к Ольговичам на западной стороне Днепра они лишаются старшинства, которое переходит к сыну Мстислава Великого мимо старших дядей; это явление могло быть богато следствиями, если б Изяславу Мстиславичу удалось удержать за собою старшинство; благодаря исключению из старшинства и из общего владения Ольговичей, с одной стороны, и младшего Мономаховича Юрия, с другой, главные, центральные владения Рюриковичей распадались на три отдельные части: Русь Киевскую, Русь Черниговскую и Русь Ростовскую или Суздальскую. Но крепкие еще родовые понятия на юге, в старой Руси, и другие важные характеристические черты ее древнего быта, неопределенность в отношениях городского народонаселения и пограничных варваров помешали разделению, нарушению общего родового владения между князьями: когда дядя Юрий явился на юге, то племянник его Изяслав услыхал с разных сторон: " Поклонись дяде, мирись с ним, мы не пойдем против сына Мономахова " , и вот Изяслав, несмотря на все свои доблести, на расположение народное к нему, должен был покаяться в грехе своем и признать старшинство дяди Вячеслава, вступить к нему в сыновние отношения. |
| Но Ярослав, не дождавшись окончания переговоров о Витебске, послал племянника своего, Олега Святославича, захватить этот город, где сидел один из полоцких князей, зять Давыда смоленского. Последний, ничего еще не зная о сделке Рюрика с Ярославом и слыша, что отряд Ольговичей, не доехавши до Витебска, стал пустошить Смоленскую область, выслал против него войско под начальством племянника своего Мстислава Романовича. Мстислав ударил на Олега, потоптал его стяги, изрубил его сына. Но в то время как Мстислав получил успех на одной стороне, смоленский тысяцкий Михалко потерпел поражение от полочан - союзников черниговского князя; Мстислав, возвращаясь с преследования побежденного Олега, встретил победителей полочан; думая, что это свои, спокойно въехал в ряды их и был взят в плен; тогда обрадованный Олег Святославич послал весть к дяде в Чернигов, приписывая себе весь успех дела: " Мстислава я взял в плен и полк его победил и Давыдов полк смоленский, а пленные смольняне сказывают мне, что братья их не в ладу живут с Давыдом; такого, батюшка, удобного времени уже больше не будет; собравши братью, поезжай поскорее, возьмем честь свою " . Ярослав и все Ольговичи обрадовались, помчались к Смоленску, но перехвачены были на дороге послом Рюриковым, который сказал Ярославу от своего князя: " Если ты, обрадовавшись случаю, поехал убить моего брата, то нарушил наш договор и крестное целование, и вот тебе твои крестные грамоты; ступай к Смоленску, а я пойду к Чернигову, и как нас бог рассудит да крест честный " . Ярослав испугался, возвратился в Чернигов и отправил своего посла к Рюрику, оправдывая себя, обвиняя Давыда, зачем помогает зятю своему. Рюрик отвечал ему на это: " Я тебе Витебск уступил и посла отправил к брату Давыду, давая ему знать об этой уступке; ты, не дождавшись конца делу, послал своих племянников к Витебску, а они, идучи, стали воевать Смоленскую волость: Давыд и послал на них племянника своего Мстислава " . Долго спорили и не могли уладиться. В 1196 году Рюрик послал сказать свату своему Всеволоду суздальскому: " Мы уговорились садиться всем на коней с рождества Христова и съехаться в Чернигове: я и собрался с братьею, дружиною, с дикими половцами и сидел наготове, дожидаясь от тебя вести, но ты той зимой не сел на коня, поверил Ольговичам, что станут на всей нашей воле; я, услыхав, что ты на коня не садишься, распустил братью, диких половцев и поцеловал с черниговским Ярославом крест, что не воевать до тех пор, пока или уладимся все, или не уладимся, а теперь, брат, и твой и мой сын Мстислав сидят в плену у Ольговичей: так не мешкая, сел бы ты на коня, и, съехавшись все, помстили бы мы за свою обиду и срам, а племянника своего выстояли и правду свою нашли " . |
| Т. 2. Стб. 873), в город приходили бежавшие из ордынского плена рус. ремесленники. Археологические исследования подтверждают функционирование в Холме значительного центра ремесленного производства, в т. ч. художественного (ювелиры). Раскопки показывают, что в новой столице могла работать группа высококвалифицированных византийских гончаров. Галицко-Волынская летопись упоминает о литье колоколов в Холме. Известно об импорте ремесленных изделий, в т. ч. зап. происхождения (венецианское стекло, т. е. витражи, мраморная чаша из Венгрии). В 1243-1244 гг. Романовичи трижды нападали на М. Польшу, разоряя ее вост. часть до рек Сан и Висла. Эти вооруженные акции были результатом союза с мазовецким кн. Конрадом I, боровшимся со своим племянником Болеславом Стыдливым за господство над Краковом. 1245-1264 гг. Победа под Ярославом утвердила господство Д. Р. над Галицкой Русью, оформив границы Галицко-Волынского гос-ва. К концу жизни Д. Р. под его властью была объединена практически вся Юго-Зап. Русь. Владения, к-рыми лично управлял Д. Р., включали Галицкую и Перемышльскую земли, а также земли, расположенные от р. Буг на западе, до Дорогичина на севере. Василько владел Центр. и Вост. Волынью с центрами во Владимире-Волынском и Луцке, а также Берестейской землей. Кроме того, после свадьбы с венг. принцессой (1246/1247) свой удел, очевидно, имел кн. Лев. Неск. позже получил владения за границами Галицко-Волынской Руси следующий сын Д. Р.- Роман (правитель Чёрной Руси, частично подчиненной литов. кор. Миндовгу). Все представители рода признавали главенство Д. Р. Возможно, в конце жизни князь поссорился со старшим сыном Львом, унаследовавшим после смерти отца разоренные ордынцами галицкие земли, в то время как младший сын Шварн получил более богатые Холмскую и Перемышльскую земли. Подчинение Орде Почти сразу же после победы под Ярославом Д. Р. был вызван к хану. Между окт. 1245 и весной 1246 г. князь совершил поездку в Орду, где признал зависимость от хана. С тех пор большинство действий Д. Р. было связано с попытками избавиться от этой зависимости. Одним из шагов в этом направлении, предпринятым, очевидно, при помощи и с благословения митр. св. Кирилла II (III) , стал заключенный в 1250/51 г. союз Д. Р. с Владимирским вел. кн. Андреем Ярославичем, к-рый был скреплен браком кн. Андрея с дочерью Д. Р. К коалиции присоединился младший брат вел. князя Ярослав Тверской. Союз оказался недолговечным. В 1252 г. войска Неврюя разгромили отряды Андрея и Ярослава. Вел. князь бежал в Швецию, после возвращения на Русь подчинился новому вел. кн. св. Александру Ярославичу Невскому . |
| Это значение развилось из прежнего по связи генеалогических мест с территориальными: когда сыновьям становилось трудно высчитывать своё взаимное генеалогическое отношение по отцам, они старались разместиться по волостям, в которых сидели отцы. Такое значение отчины находило опору в постановлении одного княжеского съезда. Ярославичи Изяслав и Всеволод обездолили несколько осиротелых племянников, не дали им отцовских владений. По смерти последнего Ярославова сына Всеволода, когда Русью стали править внуки Ярослава, они хотели мирно покончить распри, поднятые обиженными сиротами, и на съезде в Любече 1097 г. решили: " ...кождо да держит отчину свою " . т. е. сыновья каждого Ярославича должны владеть тем, чем владел их отец по Ярославову разделу, Святополк Изяславич - Киевом, Святославичи Олег с братьями - Черниговской землёй. Мономах Всеволодович - Переяславской и т. д. Как видно из последующих событий, съезд не давал постоянного правила, не заменял раз навсегда очередного владения раздельным, рассчитан был только на наличных князей и их отношения, а так как это были всё дети отцов, между которыми разделена была Русская земля по воле Ярослава, то легко было восстановить этот раздел и в новом поколении князей так, что территориальные их отчины совпадали с генеалогическими. Точно так ещё до съезда поступил Мономах, когда Олег Святославич, добиваясь своей отцовской волости, подступил в 1094 г. к Чернигову, где тот посажен был своим отцом не по отчине. Мономах добровольно уступил Олегу " отца его место " , а сам пошёл " на отца своего место " в Переяславль. Но потом, когда генеалогические отношения стали запутываться, князья всё крепче держались территориального распорядка отцов, даже когда он не совпадал с генеалогическими отношениями. Благодаря тому по мере распадения Ярославова рода на ветви каждая из них всё более замыкалась в одной из первоначальных крупных областей, которыми владели сыновья Ярослава. Эти области и стали считаться отчинами отдельных княжеских линий. Всеволод Ольгович черниговский, заняв в 1139 г. |
| Думать, чтобы Ярослав, находящийся в таком положении,– чтобы он, ожидавший неприятеля, который легко мог согнать его с престола, как это и случилось, помышлял о монументах, не значит ли представлять его себе каким-то совсем водевильным героем? . После решённого вопроса о 1017 годе остаётся недоуменным то, что Ярослав, окончательно занявший престол великокняжеский в 1019г, в продолжение целых 18 лет сидел, так сказать, не подавая о себе никаких вестей и ничем себя не обнаруживая; и с 1087г. вдруг начал строиться. (Новый город и на нём Золотые ворота, св. София, монастыри Георгиевский и Ирининский). Это вполне объясняется, как мы начинали говорить много выше, особыми условиями его положения до указанного года, которые как-то вообще опускаются из виду. В 1019г. Ярослав занял престол великокняжеский, но в 1028г. ему явился соперник в лице другого брата, Мстислава Тмутараканского, который разбил его и с которым он должен был разделить Русь на полы или пополам. Не будучи принят Киевлянами добровольно (когда предложил было себя им перед борьбой с Ярославом и в его отсутствие). Мстислав не добивался получить Киева силой. Но несомненно, что и сидя в Чернигове он представлял собой никак не меньшую, а значительно большую половину великого князя, ибо мудрому, но не особенно воинственному, хромцу далеко было не по силам сделать своим простым подручником такого завзятого воина и рыцаря, каков был Мстислав. Таким образом, до 1037г. Ярослав вовсе не был единовластцем и самодержцем, каким стал после, а напротив был до некоторой степени как бы подручником. При таком положении и при такой роли Ярославу, конечно, не совсем уместно было шириться и величаться и заниматься превращением Киева в северный Константинополь. В 1036г. Мстислав умер, не оставив наследников, и тогда изменилось положение дела: С того времени Ярославу, самовластцу всей Русской земли, явилась свобода быть Ярославом Великим. (Сколь долго была строена София после 1037г. и когда окончена, остаётся неизвестным, ибо об этом ничего не говорит летопись). [София Константинопольская была посвящена τ νματι τς το Θεο Λγου Σοφας: Дука у Миня в Патрологии t. 157 р. 1112 fin., см. ещё Дюканжа Constantinop. Christ, lib. III, с. IV, p. 9 (Christo Domino, qui est Sapientia Dei).] |
| Но не меньшим, а, пожалуй, большим злом для нации была так называемая система княжеских «уделов». Равноапостольный князь Владимир, умирая, распределил все города Киевского государства и прилегающие к ним земли между шестью своими сыновьями. Старшему сыну Святополку он дал в наследство стольный город Киев. Прочим сыновьям – другие города. Но Святополк, чтобы, подобно своему отцу, быть единодержавным, убил троих братьев: Бориса, Глеба и Святослава. Первые два были еще юноши и до последних часов своей жизни не понимали, что замышляет в отношении их старший брат. Следующий за Святополком сын Ярослав, получивший в удел Новгород, избежал смерти от руки старшего брата и пошел на него войной, и хотя Святополку помогал его тесть польский король Болеслав, Ярослав победил Святополка. Он бежал из Киева и погиб где-то в изгнании. Тогда началась война между Ярославом и последним братом Мстиславом, получившим в удел город Тмутаракань. Дело обошлось без кровопролития. Братья разделили удел Святополка и уделы убитых им братьев. Ярослав получил все города и земли, расположенные к западу от Днепра, а Чернигов и все города и земли к востоку от Днепра получил Мстислав. Со смертью Мстислава (t 1034) установилось единовластие. Ярослав, получивший у народа название Мудрого, разработал новую систему престолонаследия. Он, как и все прочие князья, исходил из того положения, что Русская земля принадлежала всему княжескому роду. Киевский престол принадлежал брату, старшему в роде, после же его смерти он должен перейти ко второму брату и так, последовательно, – к третьему, четвертому и т. д. Такая система исключала братоубийство, но она не удовлетворяла всех княжичей, потому что в случае смерти великого (Киевского) князя его сыновья уже не получали Киевский престол, но им все же давался какой-то удел. Сироты же князей, не достигших Киевского престола, назывались «изгоями», т. е. они лишены были права на получение удела вообще. Система уделов, установленная Ярославом, была к тому же громоздкой, потому что со смертью Киевского князя все князья должны были перемещаться, а при наличии многих умирающих перемещения могли быть многократными, что неизбежно вызывало путаницу и споры за первенство престолонаследства. |
| Там именно (по изданию Русской Правды 1799 стр. 9З) сказано, что их судити Князь чрез Отроков своих. – Не известно, Ярославов ли это закон: а если был и Ярославов, то значил только отмену закона отца его. Но в Татищев списке Русской Правды Ярославовой (напеч. в Продолжении Древн. Росс. Вивлиоф. часть I) вовсе нет законов о наследстве; и вероятнее можно положить, что закон сей включен в Русскую Правду последовавшими уже какими-нибудь Князьями, желавшими себе присвоить выморочные имения, и суд тляжеб о наследстве. Ибо Русская Правда, как и Владимиров Устав, была во все времена переправляема и дополняема, и все оныя списки, до нас дошедшие, разногласны. Притом и самый закон о наследственных тяжбах, в издании 1799 г. помещенный, написан под условием, естьли тяжущиеся захотят просит суда у Князя, а не у Дцховных: аще братия растянутся о заднице перед Князем, то который Детский идет их делити, тому взяти гривна кун.– Как бы то ни было, но семейственные распри о наследствах Духовные судили даже до издания Духовного Регламента, и уже Государь Петр I резолюциею на Докладные Пункты Синодские обратил дела о наследствах, как и другие в Уставе Владимирове означенные, под суд Гражданский: но некоторые по Уставу Владимирову и до ныне остались у Духовных. В заключение можно еще заметить, что в самом Владимирове Уставе сказано, что он взят из Греческого Номоканона, во Владимирово время известного под именем Фотиева, по которому действительно почти все сии суды принадлежали Духовным, а некоторые основаны и на Законе Божием, как на прим. о десятинах, мерах и весах, и о разных судах Быт. 14:20 –28:22; Лев.27– 1Пар. 23:29 – 2Пар.19 ; Втор.16, 17 и 18, о насследствах Числ.27. К сему смотри выписку о судных делах из Закона Божия в 45 главе Кормчей Книги. Почему не нужно было Духовным подделывать целый Устав Владимиров. Ибо самое Слово Божие и Греческий Номоканон были законом для Российской Церкви. На Востоке и доныне Епископы, сверх власти Духовной, исправляют в Епархиях своих вполне и Гражданское судопроизводство по Уложениям Иустинианову и Феодосиеву, и по законам Василия Македонянина, а также разбирают тяжбы и о наследствах. |
| 30–32). Но с другой стороны, мы уже видели, что и в уставе св. Владимира компетенция епископского суда определяется не только по существу самих дел, но и по характеру лиц, т. е. по их жизненному отношению к церкви: лица, признанные в этом уставе церковными и богадельными, отдаются им в полное и исключительное ведомство церкви по делам даже уголовным. Указание на этот особенный суд духовной иерархии сделано и в последней статье Ярославова устава: «А что ся деет в домовных людех и в церковных и в монастырех, а не вступаются княжи волостели в то, а то ведают епископии волостели и безатщина (выморочное имущество) их епископу идет». С точки зрения этой статьи должны быть понимаемы и могут быть относимы к первоначальной основе устава и следующие статьи, представляющие развитие сейчас изложенного общего правила о церковных людях: о поджоге (ст. 10), острижении у кого-либо головы или бороды (ст. 23), о краже (24 и 25), убийстве (ст. 26), неприличной драке двух мужчин (27), о побоях, наносимых чужой жене (ст. 28) и др. Глубокой древностью веет также от некоторых статей Ярославова устава, находящихся только в списках обширной, точнее – сводной его редакции. Это в особенности должно сказать о следующих трех статьях: 1) «Аще девка засядет: великих бояр – митрополиту 5 гривен злата, а меньших бояр – митрополиту гривна злата, а нарочитых людей -митрополиту 2 рубля или 12 гривен, а простой чаде – митрополиту гривна серебра или рубль». В большинстве старших списков устава статья эта стоит вслед за статьей о прижитии девицей ребенка и о заключении виновной в дом церковный, до выкупа ее родственниками 29 . Из такого положения статьи заключают, что в ней назначается сумма выкупа обесчещенной девицы из церковного дома, если она там, «засядет», т. е. засидится вследствие своей нераскаянности; толкуют статью и так, что в ней предусмотрев случай, когда какая-нибудь девица засидится в доме своих родителей и по их вине не выйдет замуж. По нашему мнению, первое толкование ближе к истине, но требует одной существенной поправки. |
| Есть указание на государственную десятину и в старшем изводе Русской Правды (Академ. 41 ст.). Болгары и Сербы знали только государственную десятину, а церковная десятина являлась у них в виде пожалования тому или другому церковному установлению именно этой государственной десятины или в виде льготы, состоявшей в освобождении церковных и монастырских земель от государственного десятинного сбора. Значит государственная десятина в Болгарии и Сербии предшествовала церковной, была образцом или, лучше сказать, источником для этой последней. То же самое было и в древней Руси: русская церковная десятина взята была не с западного образца, а с своего – государственного (стр. 144). Последний пункт разноречия между исследованиями наших достопочтенных учёных канонистов составляет церковный устав князя Ярослава 1-го. Г. Суворов заметил в этом памятнике права след не прямого, непосредственного влияния, а лишь косвенного и посредственного – через „заповедь св. отец“ и „закон судный людем“. Но этот недостаток материала для разработки главной своей темы г. Суворов восполняет другим вопросом – о времени и месте происхождения Ярославова устава. По мнению г. Суворова, устав Ярослава – произошёл в Западной Руси в конце XV в. под несомненным католическим влиянием. Этому вопросу и проф. Павлов посвящает последнюю главу своей книги (стр. 149–159). Богатство и вескость аргументации в пользу древности восточной редакции по сравнению с западной редакцией устава, характеризующие эту главу, устраняют совершенно мысль о западном происхождении Ярославова устава. Его западная редакция есть поздняя и довольно жалкая переделка восточной, и г. Суворов, почитающий первую источником второй, поставлен в невозможное положение объяснить: „каким образом из западнорусского „свитка —221— Ярославля“, в котором и язык не древний, и счёт денег ведётся на сравнительно позднюю монету, мог произойти в Московской Руси приблизительно около половины XV в. новый церковный устав Ярослава, – такой, в котором и язык обилует разными архаизмами, и деньги в большинстве статей считаются не московской или литовской монетой XIV–XV в., а киевскою XI–XI?“ (стр. |
|
|
