| citat. в прим. 430 Митрополит наш не делает здесь никакого ограничения. Но древние правила дозволяли брак православных с неправославными при известных условиях (IV Всел. 14; Лаод. 10, 31; Карф. 30; VI Всел. 72 Строгое запрещение нашего митрополита можно объяснять тем, что тогда православных, если они отдавались замуж в иную страну — латинскую, заставляли принимать латинство. Снес.: VII Всел. Соб. 8 То же повелевалось и по гражданским греко-римским законам (Basilic. Lib. I. Tit. 1. C. 41, 54 Находится уже в древнейшей славянской Кормчей XIII в. (Русск. достоп. 1. 86 а потом и в последующих (напр., Румянц. муз. 231, 235, 238 Списки первой фамилии — в Истор. госуд. Росс. Карамз. 2. Прим. 108 в Опис. Киево-Соф. собора. Прибавл. 3 и в Правосл. собеседн. 1861. 3. 88–92 Списки второй — в Кормчей Румянц. муз. 238. Л. 612 в Продолж. Древней росс. вивлиоф. 3. 9–15. СПб., 1788 в Указателе росс. законов Максимовича. 1. 4–5. Москв., 1803 в Древн. записк. Лепехина. Ч. 3. 353–356. СПб., 1780 в П. собр. р. лет. 6. 84–86 Списки третьей — в летописце Переяславля Суздал. 42–44. Москв., 1851 в Прав. собеседн. 1861. 3. 93–108 и в Кормч. Рум. муз. 232. Л. 199 об.–202 Между списками второй, равно и третьей фамилии есть также свои небольшие разности. Мы не упоминаем ни о списке устава Ярославова самом кратком (напеч. в Опис. Киево-Соф. соб. 4 ни о списке его по западно-русской редакции, или так называемом Свитке Ярославле (напеч. в Акт., относящ. к истор. Западн. России. 1. 166 Первый список содержит в себе только начало и конец устава Ярославова со включением статьи о свободе духовенства от пошлин. Последний почти во всем различается от этого устава и, судя по хронологической несообразности и особенно по очевидной новости языка, несомненно переделан в позднейшее время. Поместим здесь только один список устава Ярославова из Кормчей Рум. муз. 232 как представляющий значительные особенности, в прилож. 13. Например: «Аще пустит боярин велик жону без вины, за сором ей — 5 гривен злата, а митрополиту (или епископу) — 5 гривен злата; а нарочитых людей — 3 рубли, а митрополиту 3 рубли; а простой чади — 15 гривен, а митрополиту 15 гривен». Или: «Аще у отца и у мате дщири девкою дитяти добудет, обличив ю, поняти в дом церковный; тако же и жонка; а чем ю род окупит». |
| —504— известия о крещении св. Владимира и о принятии им первого митрополита «от грек» (а не от Фотия патриарха), но как о Владимире, так и о позднейших князьях и княгинях (не называемых по имени) говорится по-прежнему в третьем лице. А самая краткая редакция Владимирова устава в этой исторической форме дошла до нас с надписанием: «Сей ряд и суд церковный уставили первые князи». Здесь исчисляются только суды и люди церковные, но не упоминается уже ни о церковной десятине, ни о праве духовенства наблюдать за торговыми мерами и весами и взимать пошлину за их употребление. Ясно, что такая редакция Владимирова устава произошла тогда, когда указанные два постановления этого устава уже потеряли свое практическое значение. § 8. Устав, приписываемый великому князю Ярославу. Перейдем теперь к церковному уставу, дошедшему до нас с именем великого князя Ярослава. Говорить о подлинности этого устава в собственном смысле, т.е. о принадлежности его, как письменного памятника, самому Ярославу, можно еще менее, чем о подлинности такого же устава, приписываемого св. Владимиру. Подобно этому последнему памятнику, устав Ярослава, несомненно, образовался путем частной кодификации норм церковного права, вызванных историческою, т.е. жизненною необходимостью перенести в сферу церковного суда ту же самую систему вир и продаж, какая принята в Русской Правде. В этом смысле мы вполне разделяем отзыв Неволина об уставе Ярослава, что основа его могла быть древняя, принадлежащая временам введения христианства в России, ярославовская (Соч. т. VI, стр. 310). Во всяком случае несомненно, что основа Ярославова устава образовалась еще в период полного действия норм Русской Правды, которые, как выше замечено, определили характер и нашего памятника. К сожалению, ни Неволин, никто другой не сделал опыта восстановления первоначальной основы Ярославова устава, который несомненно носит на себе гораздо больше позднейших наслоений, чем устав Владимира. По нашему мнению, к этой основе относятся, прежде всего, те статьи (точнее нормы) Ярославова устава, которые находятся в прямой связи с уставом Владимира, – в которых, именно, назначаются опре- |
| Статьи указанных двух категорий, т.е. стоящие в связи с уставом Владимира и служащие исторически-необходимым дополнением к нему, все относятся к предметам общего суда церкви, т.е. такого, которому равно подлежали и церковные люди и нецерковные. В первоначальной редакции Ярославова устава, конечно, и не могли иметь места статьи, в которых говорится о таких предметах церковного суда, как, например, проступки духовных лиц против правил установленной для них дисциплины (ст. 30–32). Но с другой стороны, мы уже видели, что и в уставе св. Владимира компетенция епископского суда определяется не только по существу самых дел, но и по характеру лиц, т.е. по их жизненному отношению к церкви: лица, признанные в этом уставе церковными и богадельными, отдаются им в полное и исключительное ведомство церкви по делам даже уголовным. Указание на этот особенный суд духовной иерархии сделано и в последней статье Ярославова устава: «А что ся дееть в домовных людех и в церковных и в монастырех, а не вступаются княжи волостели в то, а то ведают епископии волостели и безатщина (=выморочное имущество) их епископу идет». С точки зрения этой статьи должны быть понимаемы и могут быть относимы к первоначальной основе устава и следующие статьи, представляющие развитие сейчас изложенного общего правила о церковных людях: о поджоге (ст. 10), острижении у кого-либо головы или бороды (ст. 23), о краже (24 и 25), убийстве (ст. 26), неприличной драке двух мужчин (27), о побоях, наносимых чужой жене (ст. 28) и др. Глубокою древностью веет также от некоторых статей Ярославова устава, находящихся только в списках обширной, точнее – сводной его редакции. Это в особенности должно сказать о следующих трех статьях: 1) «Аще девка засядет великих бояр – митрополиту 5 гривен злата, а меньших бояр – митрополиту гривна злата, а нарочитых людей – митрополиту 2 рубля или 12 гривен, а простой чаде – митрополиту гривна серебра или рубль». В большинстве старших списков устава статья —507— эта стоит вслед за статьей о прижитии девицею ребенка и о заключении виновной в дом церковный, до выкупа ее родственниками 726 . |
| Теперь очевидно, что устав Ярославов есть не повторение устава Владимирова, а как бы продолжение его и подробнейшее раскрытие и представляет собою шаг вперед в истории нашего церковно-гражданского законодательства. Святой Владимир определил в своем уставе главные предметы церковного суда в России на основании греческого Номоканона, и если сделал некоторые изменения и дополнения от себя, то согласно с духом того же Номоканона и Моисеевых законов, входивших в состав его. Великий князь Ярослав, кроме того что, опираясь на началах греческого Номоканона, подробнее изложил многие предметы церковного суда, означенные в уставе Владимировом, и присоединил к ним новые, применил еще свой церковный устав к началам гражданского законодательства, действовавшего тогда в России,— разумеем систему выкупов или денежных взысканий за преступления ,— и некоторые преступления подчинил суду не только духовной, но и гражданской власти. При таком характере Ярославов устав в приложении мог иметь благотворнейшие действия, нежели устав Владимиров. Преступления семейные и противные чистоте нравов до обращения русских к Христу едва ли и считались за преступления и вообще не преследовались законом, потому для искоренения их в народе, недавно просветившемся святою верою и грубом, когда они подчинены были суду Церкви, недостаточными казались одни меры духовные — епитимии, а необходимы были и наказания внешние; и вот мудрый Ярослав обложил эти преступления денежными пенями. Некоторые преступления, подчиненные суду церковному как нарушавшие правила нравственности христианской и самые уставы Церкви, в то же время были противны и общественному порядку, и благоустройству, и Ярослав для пресечения этих преступлений определил за них сугубые денежные пени в пользу духовенства и в пользу князя, а иногда и казнь гражданскую. Но, с другой стороны, в этом же самом характере устава Ярославова заключалась для него и двоякая невыгода. 1) Будучи применен к системе денежных взысканий, господствовавшей у нас в известное время, он не мог иметь такого обширного, повсеместного и продолжительного употребления в Церкви, как устав Владимиров, не привязанный своим содержанием ни к какому определенному месту и времени: известно, что сама денежная система от дней Ярослава у нас непрерывно изменялась и даже в разных княжествах была различна. 2) Если же оставался по местам в употреблении и после того, как означенная система взысканий вместе с денежною изменилась, то неизбежно должен был подвергаться изменениям и искажениям. Отсюда легко объяснить, почему устав Ярославов встречается гораздо реже в древних Кормчих и других памятниках нашей письменности, нежели устав Владимиров, и почему первый является до того измененным, например в так называемой западной его редакции, что почти невозможно узнать его . |
| —505— деленные наказания за преступления, относимые этим последним уставом к ведомству суда церковного. Скажем более: нормы, изложенные во всех таких статьях Ярославова устава, должны были установиться и получить действие еще во времена св. Владимира, в уставе которого содержится один только голый перечень дел и лиц, подсудных церкви, без всякого указания на то, в чем собственно должен состоять суд по этим делам и над этими лицами. Таковы именно статьи Ярославова устава 725 об умычке и пошибании (ст. 1 и 2), о своевольном разводе – односторннем (ст. 3) и по взаимному согласию супругов (ст. 14), о браках в близком родстве (ст. 12), о скотоложстве (ст. 16), о побоях, наносимых детьми родителям (ст. 29), о прижитии девицею ребенка (ст. 4; ср. слова устава св. Владимира: «аще девка детя повержет»). К древней же основе Ярославова устава должны быть отнесены и те статьи его, которые по своему содержанию оказываются исторически необходимыми дополнениями разных пробелов в уставе св. Владимира, совершенно естественных в письменных юридических памятниках, образовавшихся из частных и разновременных записей о том, что творила общественная власть и самая жизнь в области церковного права в первые два столетия после крещения Руси. Таковы, по нашему мнению, статьи: о двоеженстве, т.е. одновременном сожитии с двумя женами (ст. 13), о квалифицированном блуде, именно – о прельщении девицы к любовной связи и о выдаче ее другим «в толоку», т.е. на дальнейшее посрамление ее девической чести (ст. 5), о связи женатого с постороннею женщиной (ст. 6), или мирянина – с монахиней (ст. 15), о вступлении мужа в брак без правильного развода с женою (ст. 7), о разных видах кровосмешения (11, 17–20), о принуждении родителями детей к браку (ст. 21) или о насильственном удержании их от брака, об оскорблении супружеской чести чужой жены ругательным словом (ст. 22). Всё это – такие преступления, кото- —506— рые, как видно и из других памятников, были довольно обычными явлениями в жизни наших предков, еще так недавно сделавшихся христианами. |
| — Нет, Сашечка, сего не может быти, — отвечала невестке великая княгиня Феодосия Игоревна. Редкий случай, когда она ночевала не в Юрьевом монастыре, не вблизи могилы старшего сына, а в Княжьем Городище, не на левом, а на правом берегу Волхова. Ночью шел дождь, а когда они обе проснулись, чуть заслышав гулюканье Васи, с крыши в тишине шлепали капли. Встав, горячо помолились, и вот теперь Брячиславна кормила сыночка грудью, а Игоревна сидела рядом и с удовольствием смотрела на невестку и внука. — Хорошо, что ты у меня молочная, — похвалила ее. — Коли дитя родной пищей вскормишь, на будущее хоть какое-то поручительство о его здоровье получишь. — А ты, матушка, моего Сашу долго вскармливала? — Долго, дочечка, его — очень долго, больше года. У него уже зубы вовсю полезли, накусывал мне, бывало… Я даже злилась на него: «У, волчок эдакий!» До крови! Зато и не болел у меня никогда. Не то что бедный Федя… И как так получается, что ему ничего не досталось в жизни?.. Сызмальства будто обделенный был… Она умолкла, горестно вспоминая ту страшную пору своей жизни, когда так горячо сошлась с Ярославом, стала его женой, и как все тогда было зыбко, на ниточке висело… — Как обделенный? Расскажи, Феодосья Игоревна! — Тяжко рассказывать. Сама я отца не знала, погиб родитель мой в самый год моего появления на свет. Я полагала, что и моему ребеночку не видать тятю своего, такая вражда в те годы была лютая между князьями. За ту вражду на нас Господь и наслал великие бедствия — могулов этих да латынское обозление. Литву еще. В год нашей с Ярославом свадьбы мой дедушка Глеб Владимирович затеял не что-нибудь, а внуков собственных истреблять. Любимый брат мой Ингварь едва от своего деда смерть не принял. Тогда мы с Ярославом и поженились. А в следующее лето, среди злобы и общего безумия, родила я Феденьку. Слабенького, жалкого. Крестили на другой день, боялись, помрет. А вскоре я молоко утратила от горя, когда дед привел на Русь половцев и грозился всех нас своими руками передушить. Стыд какой, Господи! Как в таком сраме можно было покойно дитя выкармливать? Стал мой Феденька криком кричать. Поест, успокоится, а вскоре опять в крик. Ну, сделалось очезримо — мало ему моего молочка. Пришлось кормилицу ему сажать, а ведь это уже чужая плоть. Господи! — Феодосия вскочила и — к иконам: — Боже наш, Человеколюбче Христе! Прости согрешения безумному деду моему Глебу Владимировичу окаянному! Помяни его во царствии Твоем, а ежели он во адех, убавь огонь в пещи его огненной!.. Смилуйся над ним, Боже, над проклятым душегубцем! |
| 709 Сигрид Властная (или Гордая) – первая супруга Эйрика Победоносного, конунга свеев. Рассказы об этой героине включены в «Сагу об Олаве Трюггвасоне» Снорри Стурлусона, различные варианты «Саги об Олаве Святом», включая версию Снорри Стурлусона в «Круге Земном». 711 Олав Шведский (Олав Шётконунг) – конунг свеев (995–1020 гг), сын Эйрика Победоносного и Сигрид Гордой. Первый христианский правитель Швеции. 713 Ярл Хакон – могущественный хладирский ярл, правивший на севере Норвегии ок. 970–995 гг. Последний языческий правитель Норвегии. 714 Не все королевские саги упоминают Ауд, дочь хладирского ярла Хакона, вторую супругу Эйрика Победоносного. Например, в «Круге Земном» Снорри Стурлусона о ней информации нет. 716 Гардарики (Garðariki) – один из топонимов, обозначающих Древнюю Русь в произведениях древнескандинавской письменности. 717 Ингигерд (Ingigerðr) – дочь конунга Олава Шведского; согласно генеалогии «Саги об Ингваре Путешественнике» (см.: Larsson 1990. Р. 29), двоюродная сестра Ингвара. Хотя имя Ингигерд было широко распространено в Скандинавии (в знатных родах Норвегии и Швеции присутствует с раннего времени и упомянуто в рунических надписях. – Owe 1993. S. 43), в сагах оно встречается не так часто. Очевидно, это имя у авторов и слушателей саг устойчиво ассоциировалось с дочерью Олава Шведского, которая в поздних сагах о древних временах стала, своего рода, примером для создания женских образов: из семи женских персонажей, наделенных им, пять фигурируют в сюжетах, связанных с Русью. 718 Ярицлейв древнескандинавских памятников отождествлен исследователями с русским князем Ярославом Владимировичем (Ярославом Мудрым), князем новгородским в 1010–1016 гг., великим князем киевским в 1016–1018, 1019 – 1054 гг. 719 О браке между Ярославом и Ингигерд сообщается во многих древнескандинавских письменных памятниках (их перечень см.: Джаксон 1994в; Древняя Русь 1999. С. 508–513). Дата заключения брака – дискуссионна. Полную историографию вопроса и развернутую аргументацию в пользу 1019 г., как наиболее обоснованной даты, см. в кн.: Назаренко 2001. С. 492–498. |
| Через год, в 1233 году крестоносцы и бояре-изгнанники с князем Ярославом Владимировичем взяли Изборск, но ненадолго – псковский отряд с переяславской дружиной отбили город и взяли в плен князя-изгоя, который был отправлен в оковах в Переяславль, из которого, правда, вскоре бежал к немцам. Академик В. Янин в своей работе «Новгородские посадники», изданной в Москве в 1962 году, писал: «Утвердившись в Новгороде, князь Ярослав следует старой суздальской политике и стремится вбить клин между боярскими группировками, активизируя внутреннюю борьбу боярства. Летом 1215 года он производит расправу над Якуном Зуболомичем, новоторжским посадником Фомой Доброщиничем, тысяцким Якуном Намнежичем. У последнего по приказу князя разграблен двор и схвачена семья. Одновременно «прусе» убивают Острата и его сына Луготу, «князь же о том пожале на новгородци». Отметим, что в ходе этого конфликта посадник Юрий и Твердислав Михалкович оказываются в разных лагерях. Посадник пытается, правда неудачно, защитить тысяцкого Якуна. Твердислав же называется в числе «прусов», поддержаных Ярославом. «Того же лета поиде князь Ярослав на Торжок, понявши с собою Твердислава Михалковича, Микифора, Полюда, Сбыслава, Семеона, Олексу и много боляр и, одарив, присла в Новгород». Из Торжка Ярослав Всеволодович начинает длительные переговоры, а затем войну с Новгородом, напомощь которому снова пришел Мстислав Мстиславич. В Новгороде начинаются сильнейший голод и эпидемия. Отвергая все предложения новгородцев, Ярослав тем самым сам содействует новому сплочению боярства. Говоря о возникновении во время борьбы с Ярославом Всеволодовичем боярского союза всех группировок, мы имеем прямое свидетельство того, что это сплочение было вполне официальным и даже сопровождалось крестоцелованием – «целовали бяху крест честный ко Мстиславу со всеми новгородци, всем одинако быти». Утеря князем значительной доли влияния наблюдается и в деятельности Ярослава Всеволодовича, и в деятельности Мстислава Удалого. Ярослав является идейным наследником своего отца с его политикой «разделяй и властвуй». Пытаясь восстановить положение княжеской власти, он стремится активизировать борьбу между боярскими группировками, с тем, чтобы опереться на поддержку части боярства, по после ряда просчетов терпит неудачу и наталкивается на союз боярства против князя. Мстислав умеет ладить с представителями разных боярских групп, мирясь с обстановкой в Новгороде и, не имея сил решительно противопоставлять свою власть республиканской власти, не цепляется за новгородский стол и оставляет Новгород, как только для него возникает более заманчивая перспектива неограниченной власти вне Новгорода. |
| — Все, бывало, так и ощипывается, чтобы никто до нее не дотронулся, — передавала Ольга Федотовна, приходившая, впрочем, в наибольший ужас от того, что Александра Ярославовна делала, заботясь о своей красоте. — Она-то и мылась и гладилась по целым дням, и все не по-людски, а в особом виде: ногти одни по целому часу в кипяченом теплом вине держала, чтобы были розовы, а на ночь и руки и лицо каким-то жиром намазывала и так и спала в перчатках, и чтобы, боже сохрани, никто к ней подойти не смел, а утром всякий день приказывала себе из коровьего молока ванны делать и вся в молоко садилась. Княгиня, узнав об этом, приказала, чтобы ей ванну молоком наливали, но сами сказали: «Мерзость какая» — и плюнули, потому что хоть она, положим, и хороша была, но все же княгиня в свое время двадцать раз ее была красивее, а никогда ничего такого не делалось. Разве когда очень с дороги лицо обветреет, так вином, на свежих огурцах настоенном, оботрутся, да и все, а это, чтобы в молоке плавать… боже сохрани! Бабушке даже было неприятно, что в людях во всех, по дворне и по деревням, через это молоко разговор пошел: что как ей это не грех божий дар поганить, который бы детям в пищу пошел. Но она, кроме себя, ни о ком не думала. Все эти мелочи скоро сделали, что Александра Ярославовна не успела оглянуться, как сделалась в доме самым неприятным гостем. И мой отец с матерью, и сам дядя, зная бабушкин характер, стали ежеминутно опасаться, как бы не произошло домашней сцены, которая поставит сына с матерью в неприязненные отношения. Опасность эта была тем вероятнее, что дяде невозможно было скрывать капризов своей жены: все замечали, что Александра Ярославовна частенько по целым дням не говорила с мужем ни одного слова и даже не отвечала на его вопросы, которые он ей предлагал, чтобы скрыть существующие неудовольствия. Наконец, однажды бабушка, встав по своему обыкновению ранее всех в доме и подняв штору, неожиданно увидала дядю Якова на балконе в халате с одеялом и подушкою под мышкой. Он, очевидно, собрал сам свою постель и хотел с нею уходить, но бабушка его остановила: она постучала ему в окно и, торопливо раскрыв раму, спросила: что это значит? |
| Выше было сказано, что в первые века христианства на Руси князья предоставили митрополиту судить дела, касающиеся колдовства. Это значит, что государство видело в колдовстве и волшебстве только нравственное преступление, грех . Так обстояло дело в до-монгольский период. Важенследующий факт. В 1227 г. новгородцы сожгли на Ярославовом дворе четырех волхвов. Судя по заметке летописца («а Бог весть»), видно, что он сомневался, действительно ли сожженные делали потворы т.е. занимались чародейством 811 . Это же известие в Никоновской летописи передается значительно обстоятельнее. Явились в Новгород волхвы, говорит летописец: ведуны и потворники, совершали потворы и ложные знаменья, и много зла делали, многих прельщая. Собравшись новгородцы схватили их и повели на архиерейский двор, а княжим ужи Ярославли вступились за них. Тем не менее волхвы были сожжены на Ярославовом дворе 812 . Итак, народ в начале 12 в. делал попытку расправляться с волхвами самосудом. Но государство не берет на себя преследование волхвов: княжеская дружина, на обязанности которой лежало охранение общественного спокойствия и безопасности, заступается за лиц, обвиняемых в волшебстве. Но такое отношение государства к волхвам подвергалось изменению. В 1411 г. псковичи сожгли двенадцать вещих жонок 813 . Около этого времени на Руси было страшное моровое поветрие, которое и могло послужить поводом к их обвинению. Отношение к этому факту государственной власти неизвестно. Но мы имеем следующий факт, случившийся тридцать с небольшим лет позже. Князь Иван Андреевич Можайский в 1444 г. сжег за еретичество Григория Мамона с женою 814 . Под еретичеством тут следует понимать скорее всего волшебство. В волхвах видели главным образом опасных людей, которые могут нанести вред, напустить порчу. В 1497 г. на великую княгиню Софию был донос, что к ней приходили лихие бабы с зельем. По приказанию великого князя этих баб обыскали и ночью утопили в Москве реке, а супруги своей великий князь стал побаиваться, стал жить с нею «в брежении» 815 . Очевидно, великий князь в этих бабах видел лично для себя опасных лиц. Тайная казнь была применена к бабам, вероятно, из желания не придавать большой огласке семейные дела правителя. |
|
|
