| Другое дело в его чисто публицистических сочинениях: здесь уже невозможно было ему уклониться от решения по существу различных нравственных и общественных проблем. Но и к таковым решениям он приближался с великою постепенностью, помещая их в своих толстых романах, иногда как бы не охотно, но по возможности, предоставляя читателю самому делать соответствующие в этих сличаях выводы. Впрочем и здесь он по возможности отдалял такие выводы от предшествовавшего им материала, так что в некоторых случаях читател даже затруднялся отвечать на вопрос, на стороне какого героя лежит симпатия автора и начинал понимать это только уже в конце повести, потому что автор долго долго держал читателя на эпизодах, хотя всегда характерных, но настолько отдаленных им от окончательных выводов этическаго характера, что только широко развитой ум читателя мог безошибочно раскрывать план многочисленных драм его романов. Задержим нашу мысль на некоторое время на одной чисто специальной теме автора. Не сомневаюсь при этом, что любимой темой его творений была христианская истина, именно бытие Божие, как всеправеднаго управителя жизни человеческой и пастыря человеческих душ. В этом смысле особенно интересно для читателей Достоевскаго дать совершенно определенный ответ на вопрос, на который постоянно наталкивались его читатели. Это вопрос не о бытии Божием, а о бытии диавола. По сему вопросу заявлялись различныя и с большой горячностью высказывавшияся мнения и сомнения в том, признавал ли Достоевский реальное бытие диавола, о котором он довольно часто и довольно пространно писал в своих романах: – или же не касаясь этого предмета по существу, наш автор с соответствующей ему глубиной мысли, ограничивался тем, что преимущественно перед всеми писателями русскими и иностранцами, рисовал диавольские элементы в душах своих героев, и хотя представлял на страницах своих романов как бы совершенно реальныя явления злого духа среди человеческаго общества, но олицетворял вь них безличную человеческую ожесточенность, злобу и лживость. |
| Таков смысл божественкаго повеления злой силе: «изыди из него и к тому не вниди» и затем изречение Господне, что, когда изгнанный губитель, но без этого вторичнаго предостережения, оставляет свою жертву на некоторое время, а потом призывает еще семь бесов лютейших и находит свое прежнее помещение в душе грешника подметенным и вытертым, то бывает человеку тому последняя лесть горши первыя ( Матф. 12, 45 ). Итак, напрасно господа медики, наткнувшись на загадочные случаи душевных болезней, нередко стараются доказать, будто в данном случае нет никакого участия бесовской силы, а просто физический психоз, ибо бывает большею частью одно при другом». 19. Миссионерское призвание русскаго народа 17 . Ряд статей владыки Антония, также продиктованных им нам в разное время, был посвящен специально миссионерскому призванию русскаго народа. I. « С вою беседу на данную тему мы начнем издалека. В нашем годичном Богослужении существует два оригинальных чинопоследования – многолетие на Царских часах в Рождественский и Крещенский сочельники. Это единственный случай, когда в церкви возглашается полный титул русскаго Государя, конечно, это было до начала революции, а затем многолетие: – «Святейшим Патриархам Православным – Константинопольскому, Александрийскому, Антиохийскому и Иерусалимскому...» (Всероссийскаго тогда еще не было). С особенным подъемом религиознато чувства певцы возглашали 12 раз «Многая лета», иногда вставляя слова «Сотвори им Господи, даруй им, Господи, многая лета. Кирие елейсон. Христе елейсон. Многая лета, многая лета, многая лета». Не скажу, чтобы эти столь редко совершаемыя Богослужения и при том в канун праздников, когда обыватели с утра до вечера заняты хозяйственными хлопотами, собирали несметныя толпы народа, но среди последняго можно было всегда заметить в эти дни особенно сильно воодушевленныя лица, а иногда и радостныя слезы. Это проявляли те православные христиане разных сословий, которые дорожили выше всего полнотою Христовой Церкви и ожидали в продолжении нескольких месяцев услышать эти дорогия христианскому сердцу многолетия, напоминающия нам слова Свящ. Писания: «блюсти единение духа в союзе мира». ( Ефес. 4, 3 ). |
| Хотя такое понимание, вероятно, касается не всех произведений пера и художественной кисти, и мы не можем согласиться с теми, которые считают эти нравственныя приложения известным минусом в литературе: но нам кажется, что одно при другом являются в удачном исполнении слогаемыми, а не вычитаемыми, особенно при краткости и силе выражения, как например, в Крыловской басне «Ворона и лисица», в которой мораль басни пишется в ея самом начале. Тоже должно сказать и о крупных произведениях литературы. Во всяком случае обличительная картина известнаго художника «Нана», лишенная нравственнаго приложения, так и оставалась непонятной зрителями, если допустить мысль о добром намерении художника, а равно и о том, что вредное влияние помянутой картины на зрителей не было плодом недоразумения, но совпадало с преступным намерением живописца. Преподаватели средней школы любят ссылаться на Гоголевских типов, коих описание не сопровождается обыкновенно нравственными выводами, каковые делать предоставляется самому читателю. Действительно, во времена Гоголя, когда нравственное сознание читателя было в достаточной степени высоко, изложенная точка зрения была, вероятно, совершенно разумна, но в позднейшее время, авторам пришлось иметь дело с настолько развращенной средой читателей, что для большинства последних начал возникать вопрос: на чьей же стороне стоит сам автор, и какие типы – отрицательные или положительные, он желает начертать в своем произведении. И, если занявший читателей вопрос о том, правильно ли поступила Онегинская «Татьяна», отвернувшаяся от незаконной любви своего обожателя, разрешался большинством в положительном смысле, – то в «Обыкновенной истории» Гончарова подобный же вопрос в отношении к главному герою повести, едва ли разрешается настолько дружно. Не говорим уже о позднейших повестях наших писателей, из коих многия, а может быть и большинство, любят представлять черное белым, а белое черным. И, при всем том, мы настаиваем на той мысли, что для русских читателей наша классическая литература остается и по сие время самым сильным рычагом для воздействия на их нравственное сознание, а помянутая басня Крылова: «Писатель и разбойник», как бы нравственным катихизисом, с которым волей неволей соглашается большинство русских читателей и писателей. III. |
| Впрочем еще совсем недавно некоторые пороки и падения вызывали дружное осуждение в обществе и в печати, но теперь эти падения стали предметом похвальбы, а не падшие стали мишенью для всякого рода насмешек и издевательств. Самою крупною силою, завершившею подобное извращение, конечно, была печать, но и ея представители еще недавно не решались выступать в качестве апологетов наиболее грубых пороков и обманов. Теперь и этого уже нет. Нравственное безразличие, отрицание всякаго нравственнаго обязательства по отношению к родителям даже и всем ближним становится почти всеобщим явлением. В тоже время, когда мы не находим слов для достойнаго обличения отвратительных поступков и суждений большевиков и их последователей, многие из наших современников вполне усвоили Карамазовское безразличие между добром и злом даже не утруждая себя тем, чтобы прикрыть такое моральное извращение каким-либо софизмом или прикрыть чем-нибудь собственную нравственную наготу, но показывают последнюю со смелым и дерзким лицом каждому встречному. А что же литература? Правда и ее значительно замарали досужие писатели: однако, еще сохраняются такия области мысли и творчества, в которыя не успела зайти эта общая деморализация и у безпристрастнаго читателя все-таки еще остается в душе какой то принцип различения добра и зла и если он становится на защиту последняго, то все же силится оправдать себя новыми софизмами, как бы протестующими против общественных предразсудков и предъявляющими некоторыя нравственныя требования читателям взамен того, что они знают и помнят из катихизиса и т. п. сборников морали. В этом отношении наша литература стоит выше общественнаго настроения, если не признавать название литературы за произведениями революционными, большевистскими. Помню, я, в раннем детстве, как старшие родственники негодовали на очень талантливую повесть «Петербурския трущобы», в которых бичевался порок со всею силою христианского одушевления и прославлялись христианския добродетели. Однако, строгие читатели все-таки были недовольны на автора и не давали читать его книг подросткам обоего пола, опасаясь что бы обнажение всяких пороков не возымело бы вреднаго влияния на читателей. |
| Также быстро те самые карелы усвоили себе русский хозяйственный обиход, и если б кто захотел проследить, что в них осталось чисто карельскаго в их религии, хозяйстве и нравах, то оказался бы в затруднении. Конечно, православная вера и православный обиход в немудренном сельском хозяйстве явился главной культурной силой, перерождающей постепенно этих инородцев в чисто русских православных людей. Старообрядчество, присущее более инертной части населения, как русской, так и инородческой, довершило эту культурную мирную победу над племенным сепаратизмом Карелии, котораго вовсе не было, так что теперь почти исключительно старики и особенно старыя бабы помнять свой язык да и то с грехом пополам, а припомнить, какое село или какая волость должна по старой памяти считаться карельской, а какая русской, – удается далеко не всем насельникам этого края. Помню только, что по старой памяти часть селений и поселков назывались у нас там Русью, а часть – Карелией; однако оба эти племена крестились и молились по-славянски, а разговаривали уже давненько исключительно по-русски. Да послужать же они примером, как должно направять нашу этнографическую тактику, а я с своей стороны полагаю, что главный стержен нашей народности есть – вероисповедный. Здесь мы, русские, будем совершенно неуязвимы: лишь бы нам не прозевать собственной нашей веры и народнаго обычая, как мы уже прозевали западныя окраины, где народная стихия преклонилась в значительной степени к другой нерусской и неправославной культуре и движется в ту сторону, увлекаемая течением новой жизни. В некотором отношении это же начало (принцип) должен быть применен и на окраине восточной против магометанскаго засилия, которое издавна давало себя чувствовать и, по-видимому, не спешит ни здесь, ни в б. Отоманской Империи сливаться с русской культурой и русским народом. Во всяком случае должно помнить, что вопреки принятым предразсудкам, низы нашего населения становятся все менее враждебны православной русской жизни и, если не сейчас, то сравнительно в скором времени, готовы сближаться с инородцами татарами, чувашами, и мордвой, лишь бы с нашей русской стороны они встречали бы более дружеской готовности протянуть им руку общения и даже иногда вместе молиться Богу. |
| Однако, Достоевский, ссылаясь на исцеление Христом бесноватаго, и в этом отношении утешает нас. Когда вы встречаете на улице какого-либо бандита иногда даже с ласковыми речами, то с опаскою всматриваетесь в его фигуру и глазами отыскиваете куда заткнул свой нож, который он вот вот пустит в дело и будет говорить словами исторических зладеев по Шекспиру и т. п.: «О, я упьюсь кровью моих врагов». Однако, наблюдательный человек знает, что и такой, как будто бы, нераскаянный злодей, носит на шнурке ключ, которым можете без труда открыть дорогу к его сердцу, хотя, конечно, такой переворот переживается им не без внутренней муки. Бурная будет картина его внутренняго переворота и греховныя страсти будут временами еще вырваться в его сердце. Что всего удивительнее, подобный рецидив злобы и богоборчества переживают в своей душе даже женщины и девушки, как это видно из повестей Достоевскаго. Опаснее других случаев в подобных обстоятельствах, когда на стороне обличаемаго еще остается телесная красота и внешняя привлекательность. Иногда совесть такого человека уподобляется маятнику, который безостановочно отбрасывается справа налево и обратно, готовый наносить удары всему, что попадается на его пути. Указывать такому мыслителю на порочность его греховных увлечений часто бывает совершенно безполезно, как это видно по типам Достоевскаго в лице его типов с бурною душою, как например, Грушенька, и т. п. Однако и перед такими печальными картинами жизни не следует отступать. Напротив, поднимающееся в сердцах их раздражение, гнев и даже иногда попытки дать волю рукам, уже показывает начало победы добра над злом, как истерические выходки бесноватых, исцеляемых силою Христовою. Тот же Достоевский любил указывать на эти случаи нравственнаго превращения, как на доказательства безсилия злого начала сравнительно с благодатною силою Христовой. Поэтому не надо слишком смело надеяться на покаянные вопли и истерические выкрики исцеляемых, но в эти критическия минуты их плачевной жизни должно втайне молиться Богу, чтобы обращение грешника к покаянию было не кажушимся, а прочным и окончательным. Тогда он будет вам благодарен в продолжении всей своей дальнейшей жизни и в конце ея, а может быть и гораздо раньше, переломит себя окончательно, как те же бесноватые, исцеленные Христом. |
| Вот вам первый и неизбежный и незаменимый шаг к тому – возстановить ежегодную (по крайней мере) исповедь, начав это дело с первых же дней по получении сего воззвания. Да поможет вам Господь перебороть искушения врага, наводящаго уныние, отбросить языческие обычаи современной беженской жизни и возстановить истинно православный быт. На сие призываю от имени Заграничнаго Архиерейскаго Собора Божие благословение. 4. Принятие русским народом христианства. Свои мысли о русском народе владыка Антоний высказывал преимущественно в своих речах и посланиях при ежегодном праздновании памяти Св. Равноапостольнаго Великаго Князя Владимира Просветителя России. Еще в Житомире, 15 июля 1908 г., владыка Антоний говорил о том, как глубоко и безпримерно усвоил русский народ христианство. Владыка Антоний тогда сказал о русском народе следующее 2 . « Н едостаточно оценены все великия заслуги великаго просветителя земли Русской, Святаго Равноапостольнаго Великаго Князя Владимира, память котораго сегодня празднуем. Под влиянием немецких учителей, у нас, даже в учебниках истории, предназначенных для воспитания нашего юношества, значительно умалена заслуга его; в них указывается на то, что будто-бы народ русский только внешне принял христианство, оставшись в глубине души невежественным язычником. Лютеране говорят, что действительных христианских учителей Россия получила только от них, немцев, насаждавших просвещение в наших корпусах, институтах и прочих учебных заведениях. Они говорят, что остатки язычества сохранились до сих пор в нашем простонародьи, в его суевериях, какова вера в леших, русалок, во всевозможные предвестники несчастий, бед, дурной или хорошей погоды. Конечно, лучше, если бы этого не было в народном сознании, но большой беды нет в этих суевериях; они не мешают народу иметь чисто христианския воззрения на все стороны жизни, оценивать все сообразно учению евангельскому, любить Христа и слушаться Его заповедей. Не у народа нашего языческия суеверныя воззрения, а именно у наших европейских просветителей. Эти суеверия касаются нравственной оценки жизни и идут в полный разрез с учением Евангелия. Христос говорит: «Блаженни нищии духом», они же считают позором не ответить обидчику или даже не смыть кровью нанесеннаго оскорбления. Заповедь повелевает: «не укради» – а у нас считают ее обязательной лишь в той мере, когда ея нарушение ведет человека под суд; сказано: «не прелюбы сотвори», а у нас смеются над целомудрием и боготворят все сильныя и увлекательныя страсти. |
| Думаю, что наилучшим способом воздействия на разум и совесть народностей, населяющих русскую территорию, будет то, если применить к ним простой рецепт lausser alles: люди сами найдут себе пути для дальнейшаго полнаго сближения и взаимнаго влияния одной народности на другую, и мы видим, что попытки так называемой украинизации до последняго времени поддерживаются только денежными взятками со стороны иностранцев и сепаратистов, не имея корней в душах и в быте самых народностей. В 1896 году я было предпринял личное ознакомление с бытом Уфимскаго края (тогда с преоибладанием по числу магометанскаго населения) и что же я встретил? Встретил целыя поселения, непонимавшия даже русской речи и преданныя магометанской религии. Русская речь, вместе с русским бытом, всегда идущим впереди культурнаго обрусения окраин, обогрела диковатыя души инородцев с сердечной симпатией к русским, а через них и к России. Конечно, эти возрождавшияся симпатии нередко наталкивались на взаимныя враждебности, но подобныя нежелательныя явления все-таки постепенно смягчались и великому делу объединения русских христианских культур помех с каждым годом все оказывалось меньше и меньше. Упрямее других помянутую враждебность поддерживало, хотя и не в очень решительной форме, разделение церковное. Разумеем старообрядческий раскол с его церковною непримиримостью, особенно неуступчивый на окраинах. И если враждебною силою против Христовой веры должно признать религиозиое невежество народа, то здесь оно тем опаснее, чем больше схватило верхушек богословских познаний. К сожалению эти верхушки всегда соединены с потерею искренности и прямодушия и уклонением человеческих сердец в словеса лукавствия, на которыя и опирается старообрядчество в лице своих грамотных начетников. Слава Богу в России их сравнительно не так много и они не так глубоко развращены привычкою к софизмам, но все же добиться от них искренняго настроения довольно трудно, во всяком случае труднее, чем завести непосредственные переговоры, точнее беседы, с представителями так называемой народной толщи, т. е. простолюдинов инородческих народностей. |
| Возвращаясь к изъяснению свойств православнаго искусства, мы должны сказать, что эта же мысль воплощается в нем во всех произведениях художественной кисти, резце ваятеля, в мелодии певца, в проэкте архитектора и в произведении литератора, если они имеют право назвать свое искусство христианским. Напротив, всякий мастер, охваченный страстями, вносит их с большей или меньшей долей своего греховнаго успеха в свои произведения. Вот почему Лев Толстой склонен находить во всякой музыке созвучия Крейцеровой сонаты, пробуждающей в грешном человеке чувственныя пожелания. Во всяком случае переход от звуков, красок и художественных образов к соответсвенным чувствам добрым или порочным, свойственен обычному человеку и усваивается быстрее и сильнее, чем теоретическое разсуждение. Вот почему и слезы, и другого рода волнения быстро охватывают зрителей, слушателей и читателей произведений искусства, которыя являются наиболее удобным средством для воздействия на воображение и волю участников. Вспоминается мне басня И. А. Крылова: «Писатель и разбойник влияние деморализующей литературы, несравненно более гибельное для людей, нежели профессиональныя убийства и грабежи. Эта басня печатается не во всех изданиях своего гениальнаго автора, о чем стараются наши издатели – нигилисты, помещающие эту басню вь самом конце своих сборников, или даже вовсе ее опускающие. Если бы мы вздумали перечислять по именам писателей, шедших по следам Крыловскаго отрицательнаго героя, то, конечно, получился бы огромный список, просто безконечный, как поминание деревенских старушек, которыя вписывают в него столько имен, что бывають не в состоянии припомнить даже половину их, – но, опасаясь «раздразнить гусей», переходим непосредственно к разсуждению об искусстве. Мы уже упоминали о том, что самым сильным способом повлиять на волю и разум читателя считаются те произведения искусства, в коих так называемое «нравственное приложение» вовсе не приводится, а предполагается само собою понятным для читателя или слушателя. |
| " С тановись народ перед ним на колена, У венчай его кудри венком». Достойно оценит их потомство, как оно оценило Пушкина и Достоевскаго. И эти два человека умирают от нужды, чуть не от голода. Не умею я организовывать сборы пожертвований; сам, конечно, дам, сколько могу, и более того, ибо я сам полунищий; но я призываю общество, то есть всех русских эмигрантов, образовать во всех центрах комитеты и собирать суммы: 1) для поддержки их физической жизни и 2) для обезпечения обоим выезда заграницу или, если они не пожелают, то для устройства им благоприятных условий для продолжения их гениальнаго труда. Двоим не очень много надо. Васнецову уже более 70 лет, Нестерову более 60, это светлые лучи заходящаго солнца. Стыдно будет русским, если такую задачу примут на себя иностранцы или иностранныя государства, а последнее весьма возможно, ибо искусство торжествует над разделениями национальными, даже над конфессиональными. Я прошу сербских и иностранных публицистов перепечатать приведенныя сведения о великих художниках, целиком или, хотя бы, в выдержках». 17. О церковном искусстве и о русской литературе 15 . В последующие годы владыка Антоний продиктовал нам ряд статей о церковном искусстве, в которых коснулся не только церковной живописи, но и других видов искусства в отношении их нравственнаго воздействия на души людей. Эти статьи были напечатаны нами в нашей газете. Следует также отметить, что в «Полном Собрании сочинений» владыки Антония, изданном в 1911 году в С.-Петербурге, в III томе, стр. 617 помещена очень ценная статья владыки Антония на эту же тему под заглавием: «Возрождение церковнаго искусства», выдержки из которой нами приведены во 2-м томе «Жизнеописания» стр. 132 и к которой мы отсылаем читателя. I. « Р усское общество, даже в лице своих прямых отщепенцев от православной веры, не может поднять камень на церковное искусство, но в этой области обнаруживает и безкорыстную симпатию, и эстетический вкус и, вообще, хотя бы на время, готово бывает отказаться от своего безнадежнаго пессимизма в отношении ко всему русскому. Начните разговор даже в чисто светском нецерковном обществе о красотах наших храмов, икон и богослужебных напевов, и всегда найдете среди даже немногочисленнаго количества слушателей внимание и сочувствие. |
|
|
