| « П омню я. Мне князь N.N. говорил: « Я , душа моя, славянофил». « А религия ваша?» – «Католик!» Небольшое дело два стишка Некрасовских, но они прекрасно объясняют, какое поверхностное отношение к Православию обнаружили эти «мыслители» и как неразумно полагаться на них в своих религиозных убеждениях. Мы уже упоминали о том, что религиозные элементы в нашем обществе поставлены так слабо, что делать их исходным началом наших разсуждений о религии совершенно безполезно. Здесь уместно будет привести изречение Некрасова: » С уждены нам порывы благие, А свершить ничего не дано». При всем том душа русскаго человека не хочет мириться с таким приговором над лучшими русскими устремлениями, а русская мысль продолжает напряженно искать себе путей для выхода по ним на твердую почву сознательных воззрений на наше общественное призвание в жизни. Более светлыя надежды можем мы усвоить из области церковнаго искусства. Здесь мы встречаем больше согласованности и устойчивости в принципах. Вот почему умнейший из плеяды князей Трубецких решился перенести свой призыв к возвращению к православным основам жизни в область литургическую и выступил в самый революционный момент взбалмошной жизни с замечательным, хотя и довольно кратким произведением, под названием «Идеи в красках», в котором с полным благоговением описывает лучшия произведения нашего искусства, при чем успевает дождаться более безпристрастнаго отношения читающей публики к названной теме, чем это можно ожидать в прямой проповеди в богословских и моральных истинах. Читающая публика отнеслась к книге Трубецкого чутко и во всяком случае не враждебно. Такое же отношение к идеям в красках, т. е. к религиозной живописи, можно ожидать и от других представителей искусства, как это доказали Васнецов, Нестеров и другие мастера, объединившие до известной степени в этом интересе к церковному искусству столь враждебные лагери, как православных и раскольников-безпоповцев. Вообще, область искусства – живопись, музыка, пение и декламация – вот поприще, наиболее доступное для обратившихся к основам нашей русской жизни бывших отщепенцев Церкви и народа, и здесь то надо ставить мост между ними и Церковью . |
| Во всяком случае большое спасибо Императору Александру III за то, что под его влиянием, итальянская опера у нас была заменена русскою. Пожелаем, чтобы и церковное пение освободилось от итальянских и других иностранных образчиков и заменилось бы русскими и вообще христианскими взамен той западной декаденщины, которая затемнила русские умы и русския сердца. Этим мы не выражаем сочувствия национальному шовинизму, но желали бы дожить до его уничтожения, хотя мало надеемся на такое долголетие, которое требуется для русских голов и сердец, чтобы выкарабкаться из тенет иноземщины. В заключение припомним стихотворение Хомякова, в котором А. С. перечисляет наши пороки и уличает связанное с ними невежество. Стихотворение это кончается молитвенным возгласом к Богу: " Ч тоб Он простил, Ч тоб Он простил». VI. Побледнели и потускнели призывныя знамена различных учений, партий и предприятий в нашей общественной жизни. Были у нас призывы со стороны славянофилов, более громкие, но менее искренние со стороны западников, далее еще более коварные и только фиговым листком прикрытыя тенденции революционеров, в котором участвовали в своем большинстве писатели-литераторы и публицисты, впрочем обыкновенно нежелавшие, чтобы их называли проповедниками революции, но вполне заслужившие такое название. Сюда надо отнести и Тургенева и Некрасова и очень много других второстепенных талантов, особенно из профессоров высшей школы, которые, впрочем, из опасения служебной ответственности, а еще более из некоторой своеобразной деликатности, избегали открыто признавать себя революционерами и едва ли всегда сознавали, куда они направляют слабыя головы молодых читателей и читательниц. Но все-таки предлагать последним какое бы то ни было произведение, чуждое «оппозиционнаго элемента», как выражались редакторы, упрекая за эту отчужденность сотрудника, почиталось просто неприличным. Впрочем, на сей раз мы хотим показать, что от ума и сердца наших писателей все-таки недалеко было народно-религиозное настроение, но они или робели или стыдились его обнаруживать. При всем том оно прорывалось в их произведениях при некоторых случаях, даже как бы против воли авторов. Таковы «Живыя мощи» Тургенева, этого наиболее последовательнаго, хотя и деликатнаго, поносителя всего христианскаго и русскаго в нашей жизни. |
| Такое направление мысли проводилось им так глубоко, что он подчас умел находить нечто унизительное и отталкивающее даже в тех явлениях русскаго быта, которыя в непредубежденном читателе должны были бы находить сочувствие и одобрение. Не могу вспомнить, в какой повести или очерке он описывает почти безвинную порку одного крепостного, который, однако, на выражение ему сострадания автора, отвечает ему приблизительно так: «Нет, барин, наш господин без нужды наказывать не будет, а если и высекли меня, то значит за дело». Мы сказали, что «Живыя мощи» производят на читателя самое трогательное впечатление христианскаго долготерпения русской души в ея целожизненных тяжких страданиях и безнадежном калечестве. Но и здесь автор иногда как бы отрешается от своего справедливаго и благоговейнаго преклонения перед таким величием русской души и как будто не прочь, вместе с пресловутым Белинским, усматривать в подобных явлениях только рабскую подавленность русскаго человека, в данном случае русской женщины. Помянутый же Белинский, ничего лучшаго не усмотревший и в главном герое «Бедных людей» Ф. М. Достоевскаго, кроме его примиренности с бедностью и угнетенным положением, в коем он находился, весьма разумно критикует Гоголя, неуказывающаго ничего в подобных типах кроме нравственный порабощенности. Однако, те писатели, которые, как некоторые из вышеуказанных, относятся так отрицательно к русским народным типам, иногда вдруг сбрасывают с себя Печоринское опозиционное настроение по отношению ко всему русскому и народному, и их сатира, как бы неожиданно для самих авторов, обращается, согласно нашему вышеприведенному замечанию, в похвальную оду, даже в дифирамбы. С особенной силой подобное превращение хулителя в энтузиаста можно наблюдать у Некрасова в его поэме «Кому на Руси жить хорошо». Начав тоном сатирика, он в конце своей поэмы уже является энтузиастом русской жизни и русскаго народа и даже русскаго Государя. Прочитайте у него описание деревенскаго праздника. Предложив читателям отрадную картину русскаго народнаго благодушия, поэт заявляет, что после этого его странникам уже незачем было с огорчением искать кому на Руси жить хорошо, но, отказавшись от безнадежнаго настроения, понять, что на Руси много есть прекраснаго и умилительнаго, разгоняющаго всякую безнадежность. |
| Упомянем о тех немногих сравнительно пастырях, которые могут явиться живым опровержением таких опасений за двусмысленное будущее народной жизни. И теперь мне известно немногочисленное, но достойное уважения число таких священников, преимущественно сельских, у которых прихожане во всех случаях своей жизни считают священным долгом прежде всего справиться о том, как он смотрит на любое предположение, возникающее среди его паствы относительно новых условий общественной и хозяйственной жизни. Когда на подобное явление указывали поборникам нашей революции, как на доказательство полной разобщенности сельской паствы с ея непрошенными современными радетелями и руководителями и ссылались на примеры того, как мужики принимали в кулаки последних, то наиболее наглые оппоненты смело и грубо отвечали: «рано или поздно народ перейдет на нашу сторону и отдаст себя в наше послушание». Впрочем теперь такая угроза, по прежнему отвратительная и маловероятная при усилившейся наглости политических и антиморальных пропагандистов, начинает внушать друзьям народа некоторую серьезную опаску о том, как бы помянутые развратители нашего народа не начали приводить в исполнение свои безбожныя и отвратительныя угрозы, хотя растлители нравов и хвастаются, что достигают своих преступных целей довольно успешно. Правда позднейшия газетныя корреспонденции обыкновенно говорят о полной или почти полной безуспешности противорелигиозной пропаганды, но взирать на народную жизнь, сложа руки, уже не приходится более. Наш гениальный Достоевский в лице разбойника Федьки в нескольких штрихах показал печальную эволюцию русскаго мужика в духе Максима Горькаго и ему подобных типов и пока такой вопрос остается неразрешенным, нам во всяком случае нельзя закрывать глаза, встречаясь с высказанными опасениями. Пока эти опасения касаются отдельных представителей простого народа, но возможно, что при продолжающейся нравственной анархии, точнее какархии, это неверие, проникшее уже в простой народ в значительной степени, пойдет двумя гибельными путями: во-первых будет окончательно отрывать от Христа легкомысленное юношество (впрочем Бог даст не надолго), а затем вырвет из его сердца и из его совести благоговение, уважение к отеческому быту и даже верованиям. Для многих такое предсказание уже совершившийся факт. Будем надеяться и молиться, что подобныя явления не долговечны и что, если явится убежденная и сильная реакция, то заблудшия овцы церковно-народнаго стада возвратятся с покаянием к своим законным пастырям, а современное лихолетие совершенно, или почти совершенно и на долго разсеется, как дым. |
| Конечно, верность таким предразсудкам ничего общаго не имеет с духом русским и никогда не нашла бы себе места среди потомков русскаго народа, если бы иностранцы не овладели посредством лести и обмана воспитанием его детей и юношей. Правда, кроме влияния Запада все подобные предразсудки имели почву и в общей греховности человечества, которое отпало от Бога, поддавшись горделивому непослушанию, но культура Востока Дальнаго и Ближняго не одобряет этого греховнаго настроения воли потомков падшаго Адама и, подобно Евангелию, ставит во главу угла добродетель смиренномудрия перед Богом, согласно первому блаженству перваго Евангелия. Согласно первому правилу добродетели, т. е. смирению, к душе христианина, усвоившей эту добродетель, постепенно присоединяется и милосердие, и всепрощение, и доброжелательство. Вот замечательныя слова, которыми один русский богатырь наставлял другого, выходившаго в поход: " Н е убей в чистом поле крестьянина, Н е помысли злом на татарина». Это повеление давалось не изнеженному барченку, а воину, выходившему в поход против врагов своего народа. Они неизбежно должны были убивать и воевать, но не имели права помыслить злом, т. е. ненавидеть и злорадствовать. Конечно, на практике такое правило часто нарушалось, но соблюдалось то, что люди никогда не считали своего греха справедливым и принимали покаяние за все грехи подобнаго нарушения. А когда в 1900 г. состоялось избиение 20 тысяч неповинных китайцев, то искренние мыслители говорили, что Бог также с Дальняго Востока покарает русскую землю за такое, хотя и не общенародное, но безчеловечное преступление, что начало сбываться с 1904 года и не окончилось еще доныне. III. Отношение русских к восточноазиатским инородцам не должно прежде всего исчерпываться борьбой или конкуренцией, хотя бы на почве материальных интересов, но выражаться в доброжелательстве не только отдельных лиц к отдельным лицам, но и к целой народности, к целой стране. Святители Стефан Пермский, Препод. Трифон Печенгский, Кирилл и Мефодий справедливо почитались не только, как ревностные проповедники Христа и Христовой веры, но как друзья того народа, к которому они принесли проповедь Евангелия, в этом и заключалась сила их влияния на людей. |
| Гораздо ближе к настоящему пониманию дела, к успеху тот деятель, который говорит так: «Я счастлив, что мои знакомцы, хотя не оставили своей суеверной религии, но интересуются читать наше Евангелие, слушать русския песнопения, одеваться в русскую одежду, а главное восхищаться христианскими подвигами наших святых и целуют их изображения, хотя и продолжают держаться своих религиозных обычаев. Они с любопытством разсматривают картину из русской жизни, а некоторые даже задумывают съездить в Москву, в Киев и уже говорят целыя фразы по-русски». Все сказанное касается сближения инородцев с Россией, с русским народом, но независимо от всякаго сближения русские люди должны принести туда светоч нашей благости и великодушия и смягчить языческий нрав примерами своей жизни и деятельности, борьбой с местными предразсудками. Однако, то, что всегда было трудно в международных отношениях, стало вдвойне трудно в международных наших отношениях после того, как на Д. Востоке тамошние жители, как это бывает везде, воеприняли от европейцев не лучшия, а худшия стороны их жизни, т. е. непреоборимое самодовольство, шовинизм, соединенный с презрением и ненавистью к чужим, постоянное желание японца доказать, что он и его народ не хуже, а культурнее и умнее европейцев, а в особенности русских, которые были ими побеждены в 1904–1905 годах За всем этим у нас остается сильнейшее незаменимое культурное орудие влияния на людей и на народности, это наша превосходная, привлекательная для всякаго сердца и ума поэзия и вообще литература. Это орудие влияния, конечно, более действенно для образованнаго общества, монголов и индусов особенно. Великия идеи Достоевскаго, Ал. Толстого, мечты Лермонтова, Майкова и других наших поэтов и писателей, воспринимаемыя чуждыми нам народами просто, как интересныя сказки, полагают в их душах начало полнаго возрождения, как песни Садко в подводном царстве морских чудовищ, или Майковский «Ямшан» в душе степного богатыря. Если же на помощь к духовному свету русскаго характера придут и чисто культурныя учреждения, насаждаемыя на Дальнем Востоке пионерами нашей отечественной культуры, то откроется широкая дорога к истинному евразийству, т. е. к обильному насаждению и возрощению зачатков новой христианской культуры там, где пока почти все ей чуждо. |
| Переходя от индивидуальных указаний к обзору общегосударственных мероприятий, которыя бы служили делу объединения с монголами и индусами, мы, конечно, не имеем ни возможности ни дерзновения что-либо рекомендовать правительствам, но упомянем о том, что уже сделано добраго в этом направлении. При сем нельзя не вспомнить перспективы великаго Достоевскаго, который за полгода до смерти, в последнем выпуске своего Дневника Писателя (осень 1880 года) писал о необходимости провести две железнодорожных магистрали от наших столиц – одну к Восточному океану, а другую в Туркестан. Помню, как злобно издевалась над этим тогдашняя печать, заявляя, что по этим дорогам будут ездить только медведи, а население России окончательно разорится переобременением государственнаго бюджета, истощаемаго огромными расходами на мериадоверстныя железнодорожныя ветви, которыя будут давать такой ничтожный доход, которым не покрыть даже и жалованья сторожам путей. Правительство тоже с крайней осторожностью поручило разработку перваго проекта (о Сибирском пути), утвердив только через 10 лет проект этой постройки. Для другой же Туркестанской ветки еще целых 40 лет понадобилось прежде чем она дождалась утверждения. Но что же? Обе дороги оказались столь выгодными, что вскоре пришлось по обеим этим длинным путям прокладывать параллельно другие пути и признать, что дороги эти быстро окупаются. Такова Россия. Не только чисто нравственныя, религиозныя и интеллектуальныя предприятия заканчиваются и увенчиваются благословенным успехом, если в основании их лежит моральная, патриотическая идея, но ею подымается и материальное благосостояние края, которое так старательно силятся разрушить большевики и евреи. Последним, скажем в заключение, особенно поперек горла стал храм Спасителя в Москве, ибо они его Спасителем не хотят считать, а ненавидят особенно за то, что Он своим учением разрушал их шовинизм и вводил в общечеловеческое братство. 20. Русский народ и православныя племена за границей России. Владыка Антоний не отделял в своем сердце русскаго народа от православных племен, находившихся за границей России – на Западе под властью б. Австро-Венгерской Империи – Буковину, Галицию и Карпатскую Русь, на Востоке греков и арабов, находившихся под властью магометан турок и православныя государства Сербию, Болгарию и Румынию, нуждавшихся когда-то в поддержке России. |
| Ираклий (Копычев) с прирученной маленькой белочкой, отбитой им у напавшаго хищника в лесу. Когда о. Ираклий зашевелил орешками, белочка по рукаву спустилась в карман подрясника и моментально появилась на плече с орешком, и там же его расщепнула и съела, затем отправилась за вторым и третьим; продемонстрировав, спрыгнула с плеча и побежала к своим подружкам до вечера. Все сопровождавшие были у параднаго крыльца. Владыка с посохом в левой руке, в клобуке, при одной панагии, важно сошел вниз; получив благословение все отправились в Ближний Скит. По дороге владыка беседовал с уставщиком-регентом, иеромонахом о. Аристархом о церковном пении, не одобряя новомодных напевов. Как только показались в чаще леса золотые кресты и голубые купола со звездами, раздался торжественный трезвон серебрянных скитских колоколов (дар благотворителя Копьева). Владыка остановился, вслушиваясь в трезвон, сказал: «Ну, это уж совсем, как в Ростове, только без Сысоя» 9 т. е. большого колокола, какой был в Ростовском Кремле, славившемся своим музыкальным трезвоном и большими колоколами при митрополите Ионе (Сысоеве), весом в две тысячи пудов. А когда ему доложили, что трезвонят послушники-слепцы из корзинной мастерской, то он тихо промолвил: «Да, Господь умудряет слепцы», и пожелал видеть их. После прошедшаго ночью дождика, по влажному песочку, мы подходили к вратам Скита; вдруг владыка поскользнулся и упал, но моментально с улыбкой встал и проговорил: «востахом и исправихомся». С благоговением и молитвою все вошли в тихий пустынный сияющий храм Святых Праведных Иоакима и Анны. Приложившись к престолу, осмотрев ореховаго дерева художественной резьбы иконостас и роспись храма, владыка сказал: «здесь чувствуется присутствие Божие, как на Хориве при купине». Выйдя из храма, подошли к могиле подвижника иеросхимонаха Макария, где была отслужена лития. На вечную память раздался умилительный, нежно рыдающий похоронный перезвон каждаго колокола в отдельности и всех вместе. Во время подхождения к кресту заведующий корзинной мастерской, монах о. |
| Итак, возвращаясь к нашей теме, ставим вопрос так: создало и создает ли православие, как определенное вероисповедание, свое законодательство, свое научное, скажем лучше, – свое школьное образование и литературу, свой вообще быт, выражающийся и в экономическом строе, и в обычаях семейной и общественной жизни? Но раньше должно поставить вопрос о том, существует ли православный характер? Имеют ли православные люди общия почти всем свойства характера, отличающия их от неправославных? Наиболее правильным ответом на такой вопрос будет тот, который возьмет во внимание наиболее типичный круг православных людей, у которых послушание православной вере и Церкви поддерживается наиболее постоянно с наименьшими уклонениями. Возьмем Русь времен Алексея Михайловича и патриарха Никона . Талантливый описатель той, современной ему, эпохи Павел Алеппский, восхваляя русских и особенно русскаго царя, пишет: «царь и все русские замечательно смиренны и всего более любят смиренных, а более всего ненавидят гордость и гордых». В этом главный и отличительный признак русскаго характера и русской жизни от западной, где гордость считается не пороком, а добродетелью. Такое убеждение внедрилось еще в быт рыцарей, будучи заимствовано из нравов римских язычников и германских варваров. И в этом главное расхождение между русским западником-дуэлянтом и русским народным типом; вот почему «добрый и умный наш народ» считает нас за немцев, на что жаловался Чацкий, а А. К. Толстой, колеблясь между барской спесью и русским чувством, спрашивает Потока Богатыря: «чтишь-ли ты мужика, что смирением велик?» Иначе писал Белинский (среди прочих глупостей): «пора нам понять, что христианство заключается не в лицемерном смирении, а в том, чтобы защищать права ближних»; но не так – Достоевский: «У русскаго народа нет шпажной чести, но есть высшее благородство души». А какая, спросим мы, первая заповедь Спасителя? «Блаженни нищии духом, яко тех есть Царствие небесное». Гордость обязательно связана с притворством, а притворство с ложью, смирение же бывает откровенно, ибо не боится обличения и сознает свои недостатки. Вот почему русские люди самые откровенные во всем мире. В этом сила и привлекательность их души, их общительность, которой теперь удивляются все народы, к которым мы пришли, как странники. Конечно, в этом и слабость наша внешняя, в этом обстоятельстве объяснение, почему нас все соседи и внутренние враги всегда обманывают и, наконец, разорили нашу страну, изгнав и коварно умертвив нашего царя. Грустно это, но все-таки лучше быть наивным, обманутым, чем безчеловечным обманщиком. Лучше быть жертвой, чем палачем, чем убийцей из-за угла. 2. Христианство и культура. |
| Правда такой светлой надежде был нанесен тяжелый и трудно поправимый удар в 1900 году, когда русское правительство в опасении нападения Китая, утопило в Амуре до 20 тысяч китайцев местных житилей, по приказанию какого-то генерала немецкой расы и тем поколебало воззрение всего Востока на Русь, как на страну милосердия, освещающую светом доброжелательства всю огромную Азию. Так смотрели на нас и Китай и Индия, противопоставляя русский народ в указанном смысле и англичанам, и немцам, и французам, которых считали врагами Азии. Вот почему я с сердечным сочувствием относился к евразийству, пока оно не обнаружило себя, как движение революционное. Конечно, религиозныя воззрения азиатских язычников совершенно иныя, чем у православных христиан, но между ними и нами существуют не только точки соприкосновения, но и большая область духовнаго единения, это сказывается прежде всего в том, что буддисты и магометане сходятся с православными христианами и расходятся с западными еретиками в том, быть может не всегда ясно сознаваемом убеждении, что настоящая жизнь есть только приготовление к будущей и если только люди не желают быть верны такому взгляду, то они находятся в постоянном заблуждении, как бы в бреду, принимая кажущееся за истинное и наоборот. Конечно, те народы, которые читали Св. Евангелие, должны были бы смотреть также, но сыны западной культуры, не исключая и католиков, смотрят на самом деле на жизнь, как на наслаждение, как на право, а на главнаго врага нашего спасения, т. е. на самолюбие, как на нечто не только дозволенное, но и обязательное для образованнаго человека, «уважающаго себя». В таком непримиримом противоречии протекает жизнь каждаго из них а их дикия правила, враждебныя нашей вере, как например, самоуважение, благородное (?) самолюбие и т. п. деспотически подчиняют себе мысль и волю всякаго западника и они даже каким-то чудом проникли в руководства по нравственному богословию и в наши, отрешенныя от св. Церкви, но именующия себя церковными, школы. Что делать? видимо и здесь осуществляются слова Ап. Павла о том, что называющие себя мудрыми, обезумели и такому приговору Св. Писания подчинили себя и лучшие русские люди, как Пушкин и Лермонтов и т. п., убитые на дуэли, т. е. на возмутительном диком предразсудке, внесенном в нашу жизнь средневековыми рыцарями, потомками германских варваров, а еще раньше – древних римлян, самых злых врагов Христа. |
|
|
