| Зал завыл от восторга, покрывая позором все, что было в России дорогого и добраго. Представители либерализма заявляют, что они отрицают догматы и обряды, но уважают мораль. Достоевский показал, что это ложь, что тот, кто отрицает бытие Божие, тот не может твердо держаться моральных принципов и в тех случаях, когда он него потребуется не теоретическое изложение морали, а практическая борьба за нее, он не удержится в ея принципах. Не понимая заповеди смиреномудрия, наше общество добродетель терпения смешивало с рабством и ему постоянно грезилась конституция. Наши либералы не могли понять, какое значение для общественной жизни может иметь личное усовершенствование. Они говорили: что хорошаго в том, что если Гоголевская Коробочка будет молиться и бить своих крестьян. Они не понимали, что законами государства далеко не исчерпывается необходимый для общества нравственный минимум, что законы карают лишь выдающияся преступления и что характер общественной жизни определяется наличностью доброй воли, имеющейся в данном поколении, которую создают возвышенныя души. Эти души, даже совершенно не занимаясь общественными делами, являются светом для общества, их или все любят, или ненавидят, как ненавидели Христа Спасителя Его современники. Под влиянием таких людей общество преображается, начинает философствовать и богословствовать и объединяется на принципе нравственнаго совершенствования. Вот эту великую идею Достоевский неизменно и проповедывал в течение всего своего литературнаго служения. Все его униженные и оскорбленные светили миру, а его идиот был единственным не идиотом в обществе действительных идиотов. Толстой, необычайно завистливый, ко всякому гению, признавался, что самое лучшее, что создал человеческий ум во всей мировой литературе – не только в русской, но в европейской и американской – это «Братья Карамазовы». Один из героев Достоевскаго Макар Алексеевич (в Подростке), на вопрос о христианстве сказал: – не мудри, помни 10-ую заповедь, а за ней и остальныя. Это великая мысль, 10-ая заповедь, единственная в десятословии, касается внутренней стороны человека, остальныя же внешняго поведения. |
| Кстати сказать эта картина беседы заштатнаго Владыки с нигилистом Ставрогиным не была введена автором в свой печатный роман, но хранилась в рукописи с некоторыми другими повествованиями, подвергшимися той же участи и нашедшими свое место в печати благодаря участию оттуда, откуда всего менее можно было его ожидать, т. е. от немцев. Приходится опять сделать отступление, благодаря которому мы имеем возможность обобщить все эти самоубийства героев Достоевскаго, описания которых вошли в его сочинения в урезанном виде или не вошли вовсе. Мы уже печатали о том сообщении, которое мы слышали от достопочтеннаго старца Ефрона (крещенаго еврея), сделавшаго мне последнее уже на смертном одре. Он лично хорошо знал Достоевскаго и многих других литераторов и раскрыл мне интимную сторону некоторых описанных автором событий, в том числе и о причине злобы Смердякова против своего отца Федора Карамазова, чего автор не ввел в печать по дружескому совету К. П. Подедоносцева и М. Н. Каткова. Возможно, что они же отсоветывали Достоевскому печатать о посещении Ставрогиным Епископа Тихона, но уже, конечно, по другим побуждениям, для меня пока неизвестным, ибо в беседе покойнаго архиерея со Ставрогиным ничего, конечно, неприличнаго не было, что имело место в отношениях Феодора Карамазова со Смердяковым. Все-таки тот факт, что эти драгоценныя страницы романа появились в печати первоначально в немецком переводе должен заставить покраснеть издателей русских, отдавших в чужия руки такое драгоценное литературное достояние. Впрочем такое постыдное явление далеко не единственное в истории нашей литературы, ведь и известная апология величайшаго русскаго человека Патриарха Никона осталась ненапечатанной на русском языке, а появилась на английском языке в 6-томной истории Патриарха Никона , составленной английским богословом Пальмером. Но возвращаемся к Достоевскому. Роковая участь его отрицательных героев, приговоривших себя к самоубийству, обусловливается в повестях Достоевскаго не только их ложными взглядами, но и тяжкими преступлениями, в которых они не хотели покаяться по своей гордости, таковы и Свидригайлов и Ставрогин, изнасиловавший двух малолетних и таким же оказался бы и Раскольников, тоже убийца, если бы его не привела к покаянию Соня Мармаладова, тоже грешница, но каявшаяся впродолжении всей своей молодой жизни. |
| В те, воистину священные дни, стали верующими христианами многие из всегдашних отрицателей: многочисленная толпа студентов, курсисток, юнкеров, гимназисток и других учащихся пели «Святый Боже», тогда еще не освященное обычаем; пели и те, которые никогда не молились прежде; подобные же люди были между читавшими над гробом псалтирь, не прекращавшими чтение даже ночью. Смерть такого человека как-то вдруг раскрыла им глаза и воззвала к жизни для Бога. Произошло нечто, подобное Голгофе: воскресли мертвые духом, били себя в перси, исповедуя божественное достоинство дотоле отвергаемаго ими Христа, о Котором учил умерший... Да, эпитафия с заглавия «Братьев Карамазовых», перенесенная на памятник Достоевскаго, в день смерти его осуществилась явно. «Истинно, истинно говорю вам, если пшеничное зерно, упавши на землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода» . И мы тогда видели и свидетельствуем, что не стадное увлечение толпы, а ясное пробуждение совести отражалось на лицах, они плакали и молились. « К аждый человек, при всем разнообразии характера и положений, имеет образ Божий, который, облекшись в свойства его индивидуальной природы, должен создать индивидуальный, но в то же время и идеальный характер. Однако, осуществление этого идеала, или накопление и уничтожение его зависит от самаго человека. Достоевский прозревал в каждом этот его идеальный образ и умел полюбить его; это так называемая «любовь человека в Боге», – любовь христианская в отличие от мирской, которая относится к наличному состоянию человеческаго духа. Последняя выражается в простом стремлении к любимому существу, а первая – в стремлении возсоздать в нем его идеал; она есть любовь воспитывающая. Эта-то любовь не только научила Достоевскаго найти искру добра во всяком заблуждающемся, во всяком злодее: но она возвышала его анализ над творениями даже тех талантов европейской и американской литературы, которые поставили себе целью описывать святыя чувства в самых безсердечных типах. Дело в том, что Достоевский при таком (конечно уже, само по себе великом) проникновении начертывал, кроме того путь, по которому это, присущее всякому, доброе начало может развиваться все сильнее и сильнее до борьбы с подавившими было его страстьями, до победы над ними, до полнаго отожествления с собою всего человека. |
| Самое упоминание о христианской религии он допустил только в позднейших своих повестях и разсказах, начиная с «Подростка» (около 1870 года), а раньше о Боге и Христе за и против говорили только его герои, а сам он заговорил о Них и о Православной Церкви только в «Братьях Карамазовых», да и то словами своих литературных героев, когда его влияние на умы и полное доверие к нему читателей достигли уже полной силы, а критика, хотя подчас и грубая, приняла участь Моськи, лающей на слона; большинство же, огромное большинство читателей, было настроено к нему так, как выражался Некрасов о гениальных талантах: " С тановись перед ним на колени, У венчай его кудри венком». Мы упомянули о том, что основной идеей Достоевскаго была идея религиозная, православная и на ней-то основывались все его политическия и патриотическия симпатии и идеалы. Таковы его статьи по Восточному вопросу, а равно и те, которыя касались внутренняго строительства России, преимущественно в «Дневнике писателя», где он писал о походе Скобелева в Ср. Азию и о проведении в Сибирь и Туркестан железной дороги, что осуществилось только через 10 и 20 лет со времени выхода соответствующей книжки и журнала, оказавшейся его предсмертной исповедью. 4. Религиозныя убеждения Достоевскаго 33 . Прошу заочнаго разрешения у читателей остановиться еще на некоторое время на личности Достоевскаго. Мы подчеркнули руководящия идеи его религиозно-философских взглядов и упомянули о том, что автор избегал до выхода «Бр. Карамазовых» излагать свои религиозныя убеждения, подводя к ним читателя, как бы добровольно, через выясняемую связь событий жизни своих героев и через указание их жизненных исходов – обыкновенно трагических, но иногда светлых и примиряющих. Но мы намеренно умолчали пока о двух малозаметных его очерках фантастическаго характера – «Сон Смешного Человека» и еще менее заметнаго краткаго разсказа «Бобок». Между тем, в этих двух литературных очерках автор более открыто излагает свои религиозныя убеждения, прикрывая их фантастической вуалью, дабы отклонить от себя обвинение в тенденциозности. |
| Глубоко запускал Достоевский нож своего анализа в порочное человеческое сердце, но всякий раз извлекал его неповрежденным теми преступными картинами, в которыя погружалась душа его героев. Эти картины греха и богоборчества предъявлялись сознанию последних и при том не только ожесточившихся в своих пороках и грехах, как Карамазовы, но и в людях меньше испорченных, даже почти невинных, как подростки девочки в «Бесах», не говоря уже о таких типах, как Ставрогин и ему подобные. Большинство этих людей, связавшихся с бесами, кончают свою жизнь самоубийством и при том обыкновенно в кощунственной позе, как Кириллов и, сколько помню, тот же Свидригайлов, но во всяком случае представить этих грешников, как совершенно чуждых нам, обыкновенным людям, и провести глубокую грань между ними и нами, скромными обывателями, это значит погрешить против истины. Элементы преступности гнездятся в душе человека, даже искренно верующаго и потому считать Достоевскаго пессимистом нет достаточнаго основания. Напротив, повторяем, что он был определенный оптимист, но справедливо говорят те писатели, которые утверждают, что большинство героев Достоевскаго ходили между двумя безднами – доброю и злою, а его гениальность выражалась в том, что он съумел показать постепенность роковых колебаний и роковых падений и постепеннаго благодатнаго возрождения человеческаго духа из тенет греха, неверия и злобы. Подобная опасность нашего нравственнаго положения на этом свете есть высшая мораль, начертанная гением нашего единствевнаго мирового писателя и гениальный вариант древняго изречения, т. е. «тетепто тоги». Впрочем более глубокое проникновение читателя в творения Достоевскаго успокаивает наши души светлою надеждою в неистощимое милосердие Божие и нравственное возрождение человека. О таковом возрождении Достоевский писал, конечно, гораздо реже и короче, чем о падении и погибели грешников и особенно самоубийц, но его очерки о покаянии до того умилительны, реальны и привлекательны, что назвать его «жестоким талантом», – как это сделал Михайловский, – это значит воспроизводить картину злой Моськи, лаявшей на слона, при чем побуждения этой Крыловской Моськи и господина Михайловскаго совершенно одинаковы: «ай Моська знать она сильна, что лает на слона». |
| Должен прибавить к этому, что самые симпатичные и возвышенные типы среди русскаго монашества – это те представители последняго, которые совмещали долголетний подвиг в суровых простонародных монастырях с богословским образованием. Наше светское общество относилось к ним с исключительным уважением и даже благоговением, а их сочинения духовнаго, аскетическаго содержания расходились по рукам даже мирских людей с гораздо большим успехом, чем сочинения профессоров Духовной Академии, обыкновенно невыходившия за пределы кругов духовнаго сословия. Именно Оптина пустынь соединяла в своих стенах представителей обоих разрозненных сословий – дворянства и простого народа, как это мы видим в населении монастыря, описаннаго в «Братьях Карамазовых». Духовный возглавитель этого разнороднаго монастырскаго братства старец Зосима изображен, как бывший офицер, оставший военную службу по влечению своего сердца, причем последний толчек, выведший его из военнаго строя, был его отказ принять участие в глупой дуэли. Такой автобиографический разсказ этого старца содержит в себе еще и указание на непосредственно последовавшее после его удаления из привиллегированнаго сословия теснейшее сближение его с простым народом в лице своего бывшаго деньщика, а затем и всех добрых христиан, жителей деревни. Кстати сказать, подобный переход, как бы из одного лагеря в противоположный, описывается Достоевским и в более ранних его повестях, когда он еще ничего не писал о монастырях и монашестве, но последнее заменялось в подобных картинах вообще народом, как живущим на совершенно других основаниях сравнительно с образованным обществом. Так в «Бесах» один из центральных героев повести Степан Трофимович, покинувший интеллигентную среду, сейчас же принимается народом, как свой человек, а в еще более ранней повести «Идиот», кн. Мышкин, удаленный из общества в психиатрическую больницу и вышедший оттуда нравственно возрожденным, привлекает к себе симпатии уже огрубевшаго и порочнаго полуинтеллигента и полумужика Рогожина, да и множество других примеров подобной ассимиляции ренегатов общества с простым народом можно привести из повестей Достоевскаго. |
| И чем глубже и всесторонне постарались большевики подавить в нашем народе все святое, тем сильнее он, как река, опрокинувшая запруду, сбросит с себя постыдное иго рабства и заживет широкою свободною жизнью, завещав своему младшему поколению не верить впредь лукавым обольстителям, а дорожить самому данною ему законностью и свободою. 8. Опровержение Достоевским возражений против Евангелия 37 . Пора спросить самого Достоевскаго, что он особенно ценит в своих произведениях, – какую идею и в частности философскую, он в них отмечает. Об этом мои более усердные читатели должны знать, но к сожалению на такой вопрос до последняго почти времени никто не брался отвечать. Да и я сам ответил на него как бы вскользь, в своей книжке о Достоевском (Словарь е. t. с.), подавленный огромным материалом идейнаго содержания его творений. Именно я упоминал о таких его словах, которыя привожу теперь по памяти. Мерзавцы упрекали меня за простонародную мужицкую веру, а того не понимают, что вера моя прошла через огонь таких возражений против нея, до которых не додумалась вся современная Европа. Первое возражение – сравнительно малая распространенность христианских истин, их сравнительная непопулярность, а также то обстоятельство, что сила общественная действует все по-прежнему эгоистическим мотивом, как бы игнорируя те разъяснения и указания, которыя даны нам в учении Евангелия. Напротив учения политическия и моральныя направляются по прежнему языческому руслу, не желая считаться с Евангелием и вообще с учением Спасителя. Вот это и составляет предмет перваго возражения, высказаннаго Великим Инквизитором против Евангелия, возражения повтореннаго и опровергнутаго нашим писателем. Второе возражение – наличность в мире тяжких страданий и при том незаслуженных, страданий невинных младенцев. Первое возражение составляет содержание «Бунта Ивана Карамазова», а второе, – его разсказа о смерти Ильюшечки и прочих повествований из жизни детей, из последних можно заключить, что так называемая детская невинность – вещь весьма условная, что злое начало вкрадывается в детскую душу вместе с пробуждением сознания, хотя на первых порах земной жизни добрых начал в детском сердце несравненно больше, чем злых. |
| Свою любовь к ближним вообще и к русскому народу в особенности Достоевский изливал прежде всего на русское юношество, начиная с маленьких детей и кончая взрослыми молодыми людьми. Вторая персона его главной повести «Братья Карамазовы» был 13–14-летний мальчик Коля Красоткин, души котораго успела уже коснуться преступная рука озлобленнаго нигилиста и завистника Ракитина. По своей детской доверчивости Коля повторял его фразы атеистическаго характера, но высоко ценя нравственное начало жизни и русскую правдивость, этот мальчик не дал скверному нигилисту врости в свою душу, но как натура богато-одаренная, он носил в своем сердце зачатки высоких идеалов, ненавидел ложь и притворство, заступался за страдальцев и вообще за правду, и хотя он мог бы совсем пропасть, если бы не встретился с Алешой Карамазовым, но привязавшись к последнему всей силой своей молодой души, он начал быстро и глубоко усваивать его убеждения и, по-видимому, даже отказался от всех догматов нигилизма. Кроме того, этот живой и подвижной, как ртуть, юный подросток, являвший собою пример необыкновенно ранняго развития, был исполнен непосредственнаго глубокаго сострадания ко всем обиженным людям и даже к домашней собачке. Подобныя черты Достоевский указывал и в «Подростке» и в несколько напоминавшем такой тип мальчике Иволгине, а в раннейших его повестях – в «Маленьком Герое», а равно и в товарищах умиравшаго Ильюши, которых он всех объединил в комнатке последняго, сперва живого а потом умершаго. Вообще в изображении детей и подростков Достоевский превосходил самого себя в живости изложения и в поразительном реализме бытовых картин детской жизни. Кто любит детей и юношей, тот никогда не забудет таких страниц его последняго романа, как те, в которых описана смерть и погребение Ильюшечки и знаменитая «Речь у камня» Алеши Карамазова. Наш автор так любил эту зеленую молодежь, быть может главным образом потому, что в ея лице более сохранился чисто русский характер и русския убеждения, чем в людях зрелых и пожилых. |
| Перейти ли нам к лебединой песни Феодора Михайловича Достоевскаго, т. е. к его Пушкинской речи и последовавшему за нею номеру «Дневника Писателя», которым и закончилось его литературное творчество. О Пушкине писали давно и много. Его единодушно восхваляли, как поэта национальнаго, великолепнаго стилиста (таково выражение о Пушкине отвратительнаго критика Писарева) и даже (впрочем сравнительно редко) как русскаго патриота, но Достоевский обнаружил в нем нечто гораздо большее и прямо потрясающее, нечто такое, что ярким светом освещает через Пушкина дальнейший путь русской мысли и жизни в их устремлении к совершенству. Достоевский указывает на то, что гений Пушкина был столько же национальным, сколько и всемирным. Он, едва ли не он один, умел так перевоплощаться в души своих героев, что в них сказывались для читателя все национальныя черты последних, и в то время, когда все герои Шекспира, Шиллера и др. гениальных писателей представляются читателю, как переодетые англичане, итальянцы или турки. На страницах повестей Пушкина они являются характерными выразителями своих собственных народных черт. Особенно характерно в этом отношении, прибавим от себя, изображение Пушкиным в «Борисе Годунове» немцев, поляков и французов, заставляющее читателя как бы перед собственными глазами видеть целую разнообразную толпу, собранную Самозванцем. Описатель Пушкинскаго гения, т. е. Достоевский, справедливо утверждает, что в этом умении перевоплощаться в дух и быт любой национальности Пушкин обнаружил в себе чисто русское национальное свойство, по которому русский человек, оставаясь пламенным патриотом, умеющим талантливо уловить характерныя свойства всякаго чужестранца, не только не становится чужд последнему по своей душе, но напротив умеет всегда оттенить все то, что заслуживает сочувствия в любом иностранце и инородце, не исключая евреев, татар и цыган. Поэма с заглавием «Цыгане» известна всем, но у Пушкина имеется и менее известная картина благочестивой жизни верующаго иудейскаго семейства, сидящаго над Библией . |
| Но что еще замечательнее, это реализм Достоевскаго при таких высоких идеалах: он не игнорировал злой воли человека, злой действительности. Все его романы, особенно три последние 28 постоянно рисуют нам, как на каждой ступени развития каждаго характера представляется путь к усилению этого добраго начала, в какой образ оно стремится вылиться, и как затем человек снова извращает его, снова отворачивается от истины и добра, и как, наконец, даже здесь, в его самом низком падении, опять не потухает еще искра присущаго ему добра, освещающая ему путь возстановления. Какого-бы из героев этих трех романов вы не взяли, какую бы сцену ни открыли, везде встретите ту же идею, те же две проведенныя дороги – к спасению в человеке образа Божия, или к уничтожению. С этою идеей Достоевский прошел по всем слоям общества: по монастырям и церквам, по университетам и низшим школам, по гостинным и гуляньям, по ученым кабинетам и судам, по улицам и больницам, по кабакам и блудилищам, наконец, по тюрьмам и каторжным шахтам. Указывая везде добро в людях, показывая этих людей на самом процессе развития их нравственнаго возрождения, Достоевский как бы против воли заставляет читателя полюбить всякаго ближняго этою христианскою любовью, прозревая во внутреннюю сокровищницу его души. Но среди многих своих разнородных типов, разнородных и по внутреннему характеру, и по положениям, и условиям жизни, Достоевский с особенною любовию и гениальным умением рисовал различныя разновидности типа русскаго интеллигента идеалиста – искателя правды. Подобными типами наполнены «Бесы», три таких типа найдете в «Униженных и Оскорбленных», целые романы, как: «Подросток», «Преступление и Наказание» и «Братья Карамазовы» вращаются на главном герое подобнаго типа, окруженном такими же второстепенными героями. В этом отношении Достоевский стоит во главе целаго ряда писателей, начиная от Пушкина»... Вышеприведенныя строки, взятыя из самой ранней статьи владыки Антония о Достоевском, вполне объясняют то совершенно исключительное внимание, которое он в течение всей своей жизни уделял творчеству Достоевскаго. |
|
|
