| Отселе, т. е. начиная с третьей четверти 16 столетия до третьей включительно четверти 17 столетия идет целый ряд авторитетных свидетельств, что в течение этого столетия, не смотря на усилия власти церковной ввести в общее употребление двуперстие, народ продолжал креститься троеперстно. Исследователи не без основания обращают здесь внимание на отличительную особенность этих свидетельств, которую составляет именно то, что «в них не содержится ни наставления слагать так-то и такие-то персты, ни строгого требования употреблять такое именно перстосложение, ни тем паче проклятия на неповинующихся такому требованию, – напротив, в них говорится о троеперстии большей частью мимоходом, случайно, говорится как об известном каждому обряде, без особой какой-либо цели, без намерения распространить, или утвердить этот обряд, уже распространенный и утвердившийся в русском народе». Вот, именно эта, если можно так выразиться, случайность, непреднамеренность свидетельств о троеперстии, отсутствие в них всякой тенденциозности, и сообщает им особенную авторитетность, как свидетельствам историческим. Таковы свидетельства двух иностранцев, посещавших Россию в последние годы 16 и первые 17 столетия, – Петрея и Олеария. Петрей, посланник шведского короля, был в России несколько раз – при Борисе Годунове, в смутное время и при царе Михаиле Феодоровиче; при этом последнем государе был не один раз в Москве и секретарь голштинского посольства Олеарий. Оба иностранца с большим вниманием изучали нравы и обычаи русского народа и с признанным беспристрастием изложили свои наблюдения в своих записках о России, и оба они свидетельствуют, что русские в то время крестились тремя первыми перстами. В авторитетности этих свидетельств не может быть ни малейшего сомнения. Понятно, что иностранцы не имели никакого побуждения тенденциозно говорить в пользу троеперстия, а просто передают свои наблюдения, – записывают то, что видели в Москве, и видели не только в боярском и служебном кругу, с которым имели ближайшие сношения, но и у простого народа, который интересовал их еще более, – Петрей прямо говорит о бедных и богатых. Эти записки Петрея и Олеария напечатаны в «Чтениях общества истории и древностей российских» за 1867 и 1868 годы. |
| Генерал князь Волконский, находившийся в Померании, уведомил императора от 28 января, что штетинский губернатор герцог Бевернский предлагает заключить генеральное перемирие. Петр немедленно приказал Волконскому исполнить желание герцога, и перемирие было заключено 5 марта: русские удержали свои квартиры в Померании и Неймарке; Одер до Варты составлял границу. Волков по этому случаю рассказывает следующее: «Князю Михаилу Никитичу Волконскому предложил принц Бевернский перемирие, а он без указа на то не поступал. За то тотчас пожалован он был в дураки и в злонамеренные. Но я, не устрашась его оправдания, сочинил ему в ответ такие кондиции перемирия, кои пред всем светом к чести нашего государства и оружия служат и коим не токмо дивились многие, что я смел положить толь строгие законы королю прусскому, но между другими, помню я, сказал мне князь Никита Юрьевич (Трубецкой), что он мне за то статую поставил бы. Но признаться надобно, что в то время еще не весьма трудно было служить отечеству и исполнять свою присягу. Тогда не было еще здесь Гольца и Штебена и не возвратилось еще громкое наше посольство из Бреславля. Приезд сих людей скоро дал другую форму и делам, и моему состоянию». Кто же были эти люди, приезд которых дал другую форму делам? Посольство Гудовича Волков называет в насмешку громким, указывая на ничтожность посланника. Но люди ничтожные делаются сильными чрез подчинение страстям, слабостям сильных. Гудович был отправлен к Фридриху как человек, вполне разделявший симпатию своего государя; прием «голубицы» в Магдебурге и особенно в Бреславле был таков, что «голубица» по возвращении уже не знала меры своему усердию к прусскому королю, а усердие было выгодно, потому что очень нравилось: за верные и усердные службы Гудович получил шесть слобод в Стародубском и Черниговском полках. Гудович пробыл в Бреславле до 12 февраля; в это время прусский король уже получил известие, что Чернышеву велено отделиться от австрийского войска и идти к Висле, и потому в письме, которое повез Гудович, Фридрих писал Петру: «Я узнал, что корпус графа Чернышева получил приказание отделиться от австрийцев. Надобно быть совершенно бесчувственным, чтоб не сохранить вечной признательности к вашему величеству. Да угодно будет небу помочь мне найти случай доказать мою признательность на деле; ваше величество, можете быть уверенным, что чувство благодарности никогда во мне не изгладится». |
| Этому вопросу посвящена особая статья в чтениях в Императ. Обществе истории и древностей Российских (1869 год, книга 3, страница 7 и проч.). На основании, главным образом, официальной и не подлежащей сомнению отписки воевод Трубецкого и Пожарского к митрополиту Новгородскому Исидору (дополнение к актам истории т. 1, 166), в которой говорится, что они вошли в Кремль 26-го октября, профессор Казанский полагает, что 26-го октября есть действительно день вступления русских в Кремль. Это было в понедельник; а в следующее воскресенье 1-го ноября был совершен торжественный крестный вход в Кремль духовенства, войска и народа. С этим мнением нельзя не согласиться, но есть другой также весьма важный документ, – это Дворцовые Разряды, в которых говорится, что Москва избавлена от врагов «радением князя Димитрия Тимофеевича Трубецкого и стольника Димитрия Михайловича Пожарского, и всех ратных людей, которые стояли под Москвой крепко и неподвижно, и своим мужеством и храбростью царствующий град Москву от польского и литовского короля, и от польских и от литовских людей из плена, и из работы очистили, и учинили свободно ноября 27-й день» (Дворц. Разряды, т. 1, стр. 9). Историк Соловьев (книга 8-я Истор. России 1858 года, стран. 456) написал, что русские взяли Кремль у поляков и взошли в него с крестным ходом в 27-й день ноября. Таким образом, он показание Дворцовых Разрядов предпочел официальной отписке Трубецкого и Пожарского к митрополиту Исидору. Нельзя согласиться с историком Соловьевым, во-первых, касательно совершения крестного входа в Кремль 27-го ноября. По свидетельству пролога и Аврамия Палицына, крестный вход совершен был в воскресенье, а 27-е ноября в этот год было в пятницу; следовательно, воскресенье было в 29-й день ноября. Во-вторых, за верность показания отписки означенных воевод митрополиту Исидору говорят летописи и сказания лиц, современных этому событию или близких по времени, о чем считаем излишним распространяться (см. означенную статью). Правда, в сказании Аврамия Палицина можно видеть основание в пользу мнения Соловьева, но недостаточно твердое. |
| У западной стены собора, близ мощей св. Киприана и Фотия, помещается бронзовой литой шатер, весьма искусно сделанный котельного дела мастером Дмитрием Сверчковым, в 1627 году, по повелению патриарха Филарета – подражание пещере св. Гроба в древнем Иерусалиме: здесь находится кипарисный Гроб Господень, в котором сначала была положена риза Иисуса Христа, а потом плащаница, присланная в дар царю Михаилу Феодоровичу от персидского шаха Аббаса, которую он взял из Мцхетского собора при покорении Грузии. Между множеством паникадил и лампад, находилось прежде замечательное по величине и отделке главное паникадило, среди собора: оно было сделано в Венеции по усердию боярина Ильи Ивановича Морозова, в 1660 году, в шесть ярусов; чистого серебра в нем было более 60 пудов; на позолоту употреблено 2000 червонцев, а все паникадило стоило тогда до 35 т. червонных; к сожалению, оно в 1812 году не уцелело и заменено новым, в 20 пуд., сделанным шведом Гедлунгом, из отбитого казаками серебра у бегущих французов. У столпов, поддерживающих своды собора, устроены два места: у левого – императорское, шатрообразное, с витыми вызолоченными колоннами и резным двуглавым орлом над балдахином, обитое парчею и золотым галуном; у правого – Патриаршее, также с шатром, утвержденным на каменных столпах, обитое малиновым бархатом, украшенное образами и крестом наверху, вообще древнейшего вкуса, нежели первое; тут стоит посох св. митрополита Петра, из черного дерева. Против южных дверей находится еще третье, весьма древнее Великокняжеское место, называемое Мономаховым престолом; оно все из орехового дерева, от многих лет уже почерневшего; с двух сторон его вырезаны целые исторические картины с надписями ломаным компактным уставом; эта резьба, носящая на себе отпечаток византийского искусства, по всей справедливости заслуживает внимания археологов. Многие изыскатели отечественных древностей, подозревают, что трон сей несправедливо носит на себе название Мономахова, и что он сделан не позднее XIV века; между тем как изображения, сделанные на нем, имея характер глубочайшей древности, кажется, противоречат тому; тут видны воины, представленные точно так, как вооружались норманны в IX и X веках. |
| Таким образом, если смертность в младенческом возрасте, всегда впрочем преобладающая, была в постоянно пропорциональном отношении к числу рождений; то лишний процент ее по необходимости падал на поколение взрослое. Вообще-же нарождения увеличивают народонаселение немногим более четвертой своей доли. Но для нас интереснее в этих данных сторона нравственная; именно, отношение числа незаконных к общему числу рождений. В 1-е десятилетие число незаконных рождений составляло почти 24%, во 2-е доходило уже до 27%, в З-е достигало до 35% с лишком, в последнее же пятилетие опять упало на 25% с небольшим. Явление это объясняется тем, что с 1837 по 1865 г. под Смольным, в Аракчеевских казармах, на постоянных квартирах расположен был Санкт-Петербургский батальон Внутренней стражи (прежде называвшийся просто «гарнизонным»), а с ним вместе и несколько команд разных наименований, которые с 1864 г. начали расформировываться, а батальон в 1865 г. переведен в бывшие казармы Московского полка. Вывод отсюда очевиден. Мы не говорим на сколько выиграла от этого вообще нравственность здешнего края, так как в нем осталось другое зло – фабричное население, по крайней мере число незаконнорожденных, пропорционально числу рождений, уменьшилось хоть на 2%. В самом деле, в 1836 г. на 124 рождения незаконных было 26; в 1837 г. на 121 рождение 25, а в 1838 г. на 142 уже 37, в 1839 на 174 – 46 и т. д.; так что, например, на такую же почти цифру, именно на 182 в 1856 г. незаконных было 72, и в 1860 г. на 207 –77; в 1867 г. число рождений спускается на 153 и число незаконных уже 42; в 1868 г. рождений 139, незаконных 26; а в 1869 из 146 рождений незаконных уже только 25. 23 Вот этот памятник литературы времен Императрицы Анны Иоанновны, писанный красивым полууставом, в два столбца, на шелковой материи, которой обтянута задняя сторона иконы, с золоченым бордюром, золотыми заглавными и целыми словами, относящимися к царственным лицам, хотя позолота теперь уже облиняла, и материя обветшала. «Всепресветлейшей и Самодержавнейшей Великой Государыне нашей Императрице Анне Иоанновне о благочестивейшем прадеде Ея Императорского Величества Великом Государе и Великом Князе Михаиле Феодоровиче, всея России Самодержце во известие: Есть в человецех охота природна, Да видя ветви древа доброплодна, Видят и древо от него же ветвы Произрастоша, очес всех ловитвы. |
| Описи Царской казны при Борисе Годунове и Василии Шуйском свидетельствуют нам о неистощимости ее богатств. При Царе Михаиле Феодоровиче Оружейная казна переписана в 1630 году; а при Царе Алексия Михайловиче в 1664 году упоминается Оружейная палата, которая переписана была в 1682 и 1687 годах. По указу Екатерины I, в 1727 году, Января 26, все четыре отделение Мастерской и Оружейной палат, двух приказов Казенного и Конюшенного соединены были в одну подведомственность. Перепись их возложена была на Князя В. Одоевского, а в 1733 году места сии подчинены Генерал-лейтенанту Волкову, который с присутствовавшими в Палате Советниками Князем Урусовым, Головиным и Шереметевым сделал наличную поверку вещам. По вступлении на престол Екатерины II, повелено было составить всем вещам порядочную опись начальнику палаты Действительному Таиному Советнику М. Г. Собакину. В 1775 году Государыня поручила разбор вещей Мастерской и Оружейной палат в главное смотрение Генерал-Аншефу Г. А. Потемкину. Он разделил труд свой на две экспедиции, над одною из них начальствовал Лейб-гвардии Майор Толстой, над другою сперва Полковник Колюпанов, потом Гвардии Капитан Зыбин. Через семь месяцев, Потемкин, усмотрев бездействие этих экспедиций, вместо их, определил к описанию палаты Капитана Е. Оболдуева, который сочинил каталог золотой и серебряной посуды с отметками, заимствованными из прежних описных книг. Но и этот каталог, без плана и системы, оказался недостаточным. При определении в 1782 году П. Н. Кожина начальником Мастерской Оружейной палаты, Потемкин предписал окончить начатые предшественниками его описи, «делая разделение по сортам, со всевозможною акуратностию». Следствием такой меры было сочинение Альфавита по азбучному порядку всем названиям вещей, поступивших в палату. Он, большею частию, выписан был из книг и столбцов Палатского Архива. Опыты таких описей свидетельствуют нам о попечении начальства иметь отчетливое и верное обозрение государственных сокровищ, важных в историческом и археологическом отношении. При всех недостатках сии опыты не бесполезны, как материалы для ученой разработки. |
| В сентябре 1637 года царь отправил грамоту к султану, в которой писал, что козаки Азов взяли воровством, дворянина царского Чирикова держали у себя в великой крепости, никуда не пускали и хотели также убить; государь и прежде писал султану и теперь повторяет, что донские козаки издавна воры, беглые холопи и царского приказания ни в чем не слушают, а рати послать на них нельзя, потому что живут в дальних местах: «И вам бы, брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать за то, что козаки посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим, и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить; мы с вашим султановым величеством в крепкой братской дружбе и любви быть хотим». Но ссоры с турками трудно было избежать: в сентябре крымцы опустошили московскую украйну, и хан Богадур-Гирей писал в Москву, что нападение сделано по приказу султана за взятие Азова козаками и что на весну придет еще больше татар на Московское государство. Но все угрозы ограничились мелкою войною с козаками, которые могли спокойно сидеть в Азове, потому что султан был занят персидскою войною. В 1639 году кончилась эта война, и султан Мурад начал приготовление к походу на Азов, но умер в 1640 году, и только в мае 1641 года наследник его Ибрагим 1 двинул под Азов 240000 войска с сотней осадных орудий; козаков в городе было 5367 мужчин и 800 женщин, которых надобно считать, ибо и они усердно помогали мужьям своим при защите города; по другим известиям, осажденных было 14000 мужчин и 800 женщин; предположив возможность прихода козаков в Азов с разных сторон, вспомнив известия из Польши. что Остраница и Гуня скрывались также в Азове, и, конечно, не одни, мы не можем отвергнуть второго показания. Как бы то ни было, осажденные с отчаянным мужеством отразили 24 приступа; ни один перебежчик не приходил в стан турецкий, ни один пленник, под самыми страшными муками, не сказал о числе защитников Азова. Потерявши 20000 народа, турки 26 сентября сняли осаду, веденную дурно при недостатке искусных инженеров, при ссоре начальников, при скудости жизненных и военных запасов. |
| Но Проестев и Леонтьев отправлялись не для одной учтивости, не для одного показания братства и любви от царского к королевскому величеству; опять им велено было требовать наказания людям, ошибшимся в царском титуле: «Говорить о том панам-раде и на то их наговаривать всякими мерами и многими разговорами и пространными словами. А если паны скажут, что велено за непригожие письма дорогобужского дьячка поучить, а державцу Поплонского с уряду скинуть, то отвечать: про то и слышать стыдно, что за такие великие вины велено учинить малое наказанье; такое малое наказанье чинят за бесчестье простых людей, а не за государское. Бывши у короля и объявя дела по государеву наказу, для большого дела, государевой чести посланникам проситься на сейм ко всей Речи Посполитой, объявить имена тех людей, которые писали в листах царского величества именованье не по его царскому достоинству, требовать, чтоб паны-рада и вся Речь Посполитая о том порадели и тем людям учинили, смотря по их винам, казнь, а иным – наказанье жестокое. Если же не будет этим людям казни, то от таких непригожих ссорных дел между государями какому добру быть? Да и про межевое дело на сейме объявить, что оно продлилось мимо посольского договора многое время за неуступчивостию и упорством королевских судей; на Путивльский рубеж прислан в межевые судьи бискуп киевский, который в этом деле сам истец и делает, что ему надобно, в царского величества земли вступался неправдою, угождая киевским и черниговским людям, которые те земли засели. Говорить, что многие пленники не отпущены, жаловаться, что королевские посланники на возвратном пути из Москвы в Дорогобуже принимали к себе русских людей, свезли из Москвы печатного двора мастера Никиту Нестерова, которого пристав у них взял. Жаловаться на купцов литовских: по вечному докончанию купцам польским и литовским велено торговать в порубежных городах, а в Москву и замосковные города не приезжать, в Москву приезжать только с послами; также и московским купцам приезжать в Вильну и Краков только с послами. |
| Приехав на Дон, послы узнали, что турские люди побрали и сожгли козачьи городки – Маныч, Яр, Черкаск, людей побили и в плен повели; остальные атаманы и козаки перебежали в Верхний Раздорский городок, засели тут и выбрали в старшины атамана Ивана Каторжного. Послы поехали в Раздоры, отдали козакам государеву грамоту и жалованье и говорили речь по наказу; козаки отвечали, что они государской милости и жалованью рады, но с азовцами помириться никак нельзя, потому что турские люди их вконец разорили. На третий же день по приезде послов в Раздоры, июня 6-го, городок этот был осажден турками и татарами, которые, однако, ушли после жестокого боя с козаками; последние помирились с Азовом, и послы отправились в этот город, откуда переехали в Константинополь. Здесь послы встречены были честно: приказные люди молдавского воеводы Василия прислали им баранов, кур и овощей на 20 блюдах; великий визирь послал цареградских овощей 250 блюд да 100 хлебов пшеничных. Чтоб не раздосадовать визиря, послы ездили к нему прежде представления султану; переводчик Зелфикар-ага дал им заметить, что визирь неподатлив, что надобно послать большие подарки любимцу его Резеп-аге; послы отослали Резеп-аге четыре сорока соболей на 215 рублей. Дело пошло на лад: визирь дал слово Резеп-аге, что станет делать посольские дела так, как царским послам годно. Визирю отослано было десять сороков соболей ценою на 2000 рублей, и он дал слово, что султан будет писать государя царем с полным титулом. На отпуске султан сказал послам: «Скажите великому государю, чтоб он для общей нашей братской дружбы и любви велел послать свое повеление к донским козакам, чтоб они на Черное море не ходили, моих сел и деревень не воевали, людей не побивали и в полон не брали, а я пошлю свое повеленье к крымскому хану, к кафинскому паше и к азовскому князю, чтоб они на украйны государя вашего сами не ходили и воинских людей не посылали». После отпуска пришел к послам переводчик Зелфикар-ага и сказал, что великий визирь про государево посольское дело говорил все доброе; только он, Зелфикар-ага, думает, что визирь хочет от послов почести; так им бы послать к нему подарок немалый. |
| Кроме помещиков, известных правительству, сборщик должен был привести даточных людей и охочих всяких людей со всякими боями, с огненным и лучным. Дворяне, дети боярские и новики должны были являться на службу в сбруях, в латах, бехтерцах, пансырях, шеломах и в шапках мисюрках; которые ездят на бой с одними пистолями, те кроме пистоля должны иметь карабины или пищали мерные; которые ездят с саадаками, у тех к саадакам должно быть по пистолю или по карабину; если люди их будут за ними без саадаков, то у них должны быть пищали долгие или карабины добрые; которые люди их будут в кошу, и у тех, для обозного строенья, должны быть пищали долгие; а если у них за скудостью пищалей долгих не будет, то должно быть по рогатине да по топору. Когда слышались вести о походе крымских татар, то отправлялись в украинные города воеводы, которые, приехав в назначенный город, должны были отписать во все украиннные и польские (степные) и рязанские города к воеводам и приказным людям, что пришли они на государеву службу в такой-то город, и с ними велено быть дворянам и детям боярским украинных и замосковных городов, атаманам, козакам, литве, немцам и всяким иноземцам, понизовых и мещерских городов князьям, мурзам и татарам с головами и сотниками, стрельцам и козакам конным и пешим с огненным боем, многим людям для обереганья государевой украйны от крымских и ногайских людей и от черкас. И какие у них в городах про крымских и ногайских людей и про черкас вести будут, то они бы писали к ним наспех: да послать им по дворян и детей боярских высыльщиков. Когда дворяне, дети боярские и всякие служилые люди съедутся, то воеводы должны пересмотреть их по спискам, всех налицо, и списки естей и нетей прислать к государю. Которые дворяне и дети боярские украинных городов будут в нетях, по тех нетчиков посылать высыльщиков, других городов дворян и детей боярских; если нетчики станут скрываться, сыскивать их накрепко, бить батогами, сажать в тюрьму на время, а из тюрьмы давать на крепкие поруки с записями; да на них же брать прогоны: за которыми поместья и вотчины добры, на тех брать по целому прогону, а за которыми худы, на тех брать по расчету, рассчитывая на всех один прогон. |
|
|
