| Поэтому король отнял (16 ноября) у бурмистров и радцев Троицкий монастырь и отдал по просьбе Потея только что поставленному им архимандриту Самуилу Сенчиле, с тем чтобы он держал монастырь «в единости святой с Костелом Римским и в послушенстве старшего пастыря своего — митрополита». Отселе Троицкий монастырь, при котором несомненно существовал тогда и женский, окончательно перешел в руки униатов . Одновременно с тем, как Потей вел борьбу с православными в Вильне, он боролся с ними и в других местах. В тот самый день (26 сентября 1599 г.), когда король пожаловал Потею грамоту на митрополию со всеми ее имениями, Потей получил от короля и грамоту на архимандритство в Киево-Печерском монастыре со всеми его имениями. Спустя неделю король объявил об этом и всем своим подданным другою своею грамотою (от 2 октября) и в ней провел ту мысль, излюбленную Потеем, что прежние литовско-польские государи наделили русских епископов и прочее духовенство многими привилегиями за принятие унии, состоявшейся во Флоренции (известна только одна такая грамота — Владислава III), что впоследствии русское духовенство потеряло все свои привилегии по отступлении русских в прежнюю свою схизму (известно, напротив, бесчисленное множество королевских грамот, пожалованных именно православному русскому духовенству) и что теперь, когда удалось вновь утвердить между русскими унию, он, король, не только восстановляет прежние права и вольности русскому духовенству, но готов дать и большие, почему и пожаловал митрополиту Михаилу Рагозе Киевскую лавру, а ныне по смерти его жалует ее преемнику Рагозы Ипатию Потею . Между тем братия лавры, еще не успевшие избрать себе собственною властию по силе давнего своего права нового архимандрита на место скончавшегося Никифора Тура († 1599), и не думали принимать Потея, как прежде не приняли Рагозу. Зная по прежнему своему опыту, как трудно бороться с лаврскими иноками, королевский дворянин Ян Кошиц, назначенный для передачи Потею лавры и ее имений, решился начать передачу не с самой лавры, как пытался сделать при Никифоре Туре, а с ее имений, и притом таких, которые находились далеко от Киева, в повете Оршанском, но ошибся в расчете. |
| И в Вильне действительно во всех православных церквах на шесть недель прекращено было богослужение: доказательство, что не одни священники виленского Троицкого братства с братским дидаскалом Стефаном Зизанием, но и все вообще виленское духовенство восставало на Рагозу за его измену православию . Разразившись таким гневом на своих подчиненных, митрополит от того же 12 августа писал к князю Острожскому, по-видимому, с глубокою скорбию и смирением: «Я не в силах достаточно оплакать, пока жив буду, нынешнего горестного состояния, в которое попал, по несчастию, за грехи мои. Что делать мне впредь, знает только Бог Сердцеведец. Подлинно, приходится мне положить жезл и поблагодарить за него его королевскую милость, чтоб прожить спокойно, а не как теперь. Я обнесен пред Вашею княжескою милостию, будто бы забыл долг и призвание свое и отважился попрать богослужение и веру Восточной Церкви, увлекаясь алчностью или гоняясь за монастырем Киево-Печерским, о котором и не думаю. Хотя его королевская милость и поручил было мне взять этот монастырь в управление до времени, но я на это не покушаюсь... Что же до веры и закона греческого, то мог ли бы я отважиться нарушить такое великое и важное дело, за которое готов лишиться не только имения, но и жизни, особенно имея подпорою Вашу княжескую милость, без которого всякое дело шатко?.. Бога ради, благоволите нам, духовным и мирским, созвать Собор, в котором настоит великая и необходимая нужда. Здесь, в Литве, желают его все православные. Если будет воля Вашей княжеской милости, то легко можете исходатайствовать это у короля. А Собор должен быть не в ином месте, как только в Новогродке». В таком же тоне писал митрополит от 19 августа к новогродскому воеводе Федору Скумину и, уверяя его, что отнюдь не отдавался в послушание Римскому Костелу, говорил, между прочим: «Не зная ничего по-латыни, я не умел бы и служить с капланом римским у одного алтаря. Пусть тот, кто старается об этом, и ищет себе места в сенате и ласки у короля, а я, грешный человек, желал бы лучше быть с сынами Зеведеовыми, нежели между прегордыми и суемудренными. |
| Потому и просили старцы восстановить в лавре общину на вечные времена. Король приказал киевскому воеводе Фридриху Глебовичу Пронскому, чтобы он вместе с посланным к нему дворянином Павлом Оранским возобновил общину в Печерском монастыре и дал ему писанный устав. Воевода исполнил волю короля и в 1549 г., 24 июля восстановил в монастыре общину и, учредив в нем врядников, иконома и палатника, начертал в руководство братии правила. Эту общину и эти правила через два года по просьбе архимандрита лавры Илариона и всех старцев король утвердил своею грамотою (15 августа 1551 г.). К имениям Печерского монастыря прибавилось еще одно небольшое село — Старинщина, пожертвованное монастырю князем Львом Соколенским (1550). Киево-Михайловский монастырь исходатайствовал себе у короля подтвердительную грамоту на некоторые свои имения по случаю потери прежних грамот (1542). Киево-Николаевский монастырь также получил грамоты на некоторые свои угодья от киевского воеводы Андрея Немировича (1534) и еще на некоторые от черкасского старосты Аникия Горностая (1544) . В Полоцке находим теперь семь монастырей , основанных еще в прежние времена, именно: Предтеченский на Острове, Михайловский в городке, Воскресенский и Петровский в замке, Николаевский на Лучне, Пятницкий и Вознесенский (1534–1553), из которых два последние обращены впоследствии в приходские церкви, и семь церквей: соборную Софийскую, Сретенскую, Козьмодемьянскую, Рождественскую, Троицкую, Благовещенскую и Димитриевскую . Весьма любопытна судная грамота, данная (1534) Предтеченскому монастырю полоцким воеводою Яном Глебовичем по случаю жалобы чернецов на их архимандрита Стефана Рагозу. Из этой грамоты видно, что по стародавнему обычаю в монастыре а) все денежные доходы делились на две половины: одна шла архимандриту, другая — братии; б) при каждом посещении монастыря полоцким воеводою и его врядниками монастырь чествовал их угощениями и подносил им подарки; в) в монастыре существовала и хранилась в церковной казне особая сумма «постригальная», в которую каждый новопостригаемый в чернецы вносил по рублю грошей: она употреблялась на потребности церкви и на подарки воеводе и его врядникам; г) медовая дань с одного монастырского села — Туровли — разделялась также пополам между архимандритом и братиею, а со всех прочих сел шла одному архимандриту на угощение воеводы и врядников; д) суд над монастырскими людьми архимандрит производил с несколькими старшими чернецами и судебными пошлинами делился с ними; е) все доходы с рыбных и звериных ловлей и другие делились пополам между архимандритом и всею братиею . |
| Наступило время созыва Собора, который по воле короля должен был состояться в Бресте, и обе стороны стали готовиться к нему. Православные, хотя и чувствовали, что истина и право на их стороне, но от Собора не ожидали ничего хорошего, ибо видели, что враги православия решились во что бы то ни стало показать, что унию приняло законное представительство Западно-Русской Церкви и что вопрос о введении ее в этой Церкви предрешен заранее, но не падали духом, уповая на милость Божию и на свою правду. Глава IX БРЕСТСКИЙ СОБОР (1596) В октябре 1596 г. начался съезд на Брестский Собор представителей Западно-Русской Церкви и латинской стороны. На Собор прибыли: экзарх Константинопольского Патриарха в Литве Никифор, человек известный своей ученостью и сильными связями в Константинополе, экзарх Александрийского Патриарха Кирилл Лукарис, западно-русский митрополит Михаил Рагоза с семью епископами, множество архимандритов, игуменов и священников Западно-Русской Церкви, князь Константин Острожский; со своей свитой послы от всех областей и множество людей всякого чина и звания. Со стороны латинян прибыли: главные двигатели унии — Ипатий Поцей, Кирилл Терлецкий с иезуитами, епископ Холмский, а также гетман Литовский Николай Радзивилл, канцлер Литовский Лев Сапега, подскарбий Литовский Дмитрий Фалецкий тоже со своими свитами. Тотчас же съехавшиеся образовали два враждебных лагеря, но численный перевес оказался на стороне православных, ибо к ним присоединились почти все духовные и мирские представители Западно-Русской Церкви. Обе стороны представляли собой вооруженные лагеря: шатры и пушки покрывали окрестности Бреста. Когда униаты и латиняне взвесили свое положение, то пришли в уныние и обратились к князю Острожскому с тревожными вопросами. Острожский уверил, что никакого насилия без прямого вызова противной стороны допущено не будет. Латиняне, дабы парализовать всякое воздействие православных на митрополита Рагозу, взяли его под свою опеку и окружили стражей и таким образом устранили его от всякого общения с православными. |
| – Я вижу распрю, слышу спор в высоких княжеских хоромах. Не время заводить ссору, рагозу и котору! Я пришел оттуда, где дымом заволокло небо, где горят города, где движется на нас нечестивый страшный народ и несет миру смерть и гибель… – Кто ты? Откуда пришел? Что тебе надобно? – спросил князь Георгий Всеволодович. – Я раб божий, странник Феофил Неврюй, родом новгородец. Иду из святой земли, из града Иерусалима, где поклонялся гробу Господню и Кресту животворящу. В Диком поле попал я в узы немилостивых татар, но чудесным промыслом Божиим я спасся из неволи и пришел сюда, в славный город Владимир. Пришел я сказать вам: покайтесь, пока не поздно! Народ мунгальский идет с велбудами, с пороками на колесах и в невиданном скопище. Нет стены, которую бы они не проломили, нет города, которого не захватили бы и не сожгли… Мунгалы и татары бесчисленны, аки прузи, и посланы творцом Вседержителем в наказание людям за их грехи. Скоро мы все погибнем, аки обре, и забудется в людях даже память о том, что была когда-то святая Русь! – Перестань говорить речи страшные! – воскликнул старый воевода Жирослав. – Зарастут наши пашни повиликой, репьем и волчцом. Жития миру сему осталось всего три месяца и три дня. И когда мы все поляжем убиенными, вострубят трубы архангельские, молоньей поразятся орды татарские, и будет воскресение мертвых и последний страшный суд. Покайтеся!.. Монах перекрестился три раза и поцеловал свой медный крест. – Клянусь на этом животворящем кресте, что все мною сказанное – святая истина. Тайну сию открыли мне непорочные отцы-отшельники на Афонской горе… Князь Георгий Всеволодович перекрестился, приложился к медному кресту и сказал монаху: – Отче Феофил! Мы беседуем о деле порубежном. Сейчас не до тебя. Время позднее. Что ты по ночам бродишь? Кто пропустил тебя сюда? Пройди-ка в сенницу, там мои дружинники проведут тебя в теплую истопку. А завтра я пошлю за тобой. – Исполать дому сему! – сказал монах и степенно удалился. У князя Георгия Всеволодовича гнев отошел, и он заговорил своим обычным самоуверенным, властным голосом: |
| Митрополит Михаил Рагоза в истории Брестской унии Ключевую позицию – кафедру митрополита – в православной церкви в годы подготовки Брестской унии занимал Михаил Рагоза 950 . Именно он должен был бы в силу своего положения стать центральной фигурой в переговорах накануне Брестской унии. Однако вместо него на авансцене событий оказались Потей и Терлецкий. Сам же Рагоза время от времени заявлял о своих колебаниях, занимал двойственную позицию во многих вопросах и позволял другим использовать свое имя часто для противоречащих друг другу заявлений. Одни историки обвиняли его в двурушничестве, другие упрекали в слабоволии, третьи, напротив, видели в митрополите твердого сторонника унии 951 . Но как бы мы ни оценивали поведение Рагозы, несомненно, что его колебания отражали различие мнений по поводу унии в православной среде. И дело скорее всего не в том, что одни были за, а другие против унии. Камнем преткновения была не столько идея унии как таковая, сколько ее понимание. До тех пор пока не стало ясным, чем обернулся унионный проект, большая часть православного духовенства и верхов православного общества, судя по всему, смотрела на примирение и объединение с католиками как на вполне приемлемую и желательную перспективу. Можно предположить, что позиция Рагозы отражала известные колебания, флуктуации общественных настроений. Как справедливо подчеркивает Б.Н. Флоря 952 , Рагоза был как бы «выдвиженцем» православной шляхты в церковной иерархии. Церковная карьера митрополита началась с того, что Стефан Баторий попытался отдать Вознесенский монастырь в Минске шляхтичу-католику С. Достоевскому. Этому воспротивились минский каштелян Ян Глебович и шляхта Минского повета. Они настояли на передаче монастыря православному шляхтичу того же повета Михаиле Рагозе 953 . Своим выдвижением на пост митрополита и утверждением в новом сане Рагоза оказался обязанным также шляхте. В акте номинации 1589 г. было отмечено, что «панове рада и рыцарство» Великого княжества Литовского «обрали» на этот пост Рагозу и «подали» его королю с просьбой об утверждении 954 . |
| на влад. сел. Хомичами и Озерянами в Быхов. окр.), 162 (Ж. гр. 1586 г. о дозволении возобновить гор. Василев; архим. Мелетий Хребтович); IV, 52 (Судебн. явка 1594 г. об отречении архим. Никифора Тура явиться к митроп. Михаилу для посвящ. его в сей сан), 58 (Деяния собора во Львове 1595 г.; архим. Никифор Тур), 105 (Собор. гр. 1596 г. об оправдании Стефана Зизания, тоже архим. Никиф. Тур), 108 (Собор. гр. 1596 г. о низложении Никиф. Тура), 123 (наказ. гр. 1597 г. о введении митр. Мих. Рагозу в управл. м-рем), 130 (Гр. 1598 г. о взносе в м-рь 1.300 коп литовских), 143 (Две ж. гр. 1599 г. Ип. Потею на Киев. митрополию и Киево-Печер. архимандрию), 222 (Судеб. явка 1622 г. об освидетельств. межевых граней), 227 (Помест. гр. 1628 г. монаст. властей двор. Волотковичу на монаст. село Хотово; архим. Петр (Могила) ); V, 19 (Меновая запись 1644 г. монаст. сел Печерска, Борсуков, Цвыркова и Тарасович на волость Попова Гора); “Запис. И. Археол. Общ.», VIII, 128 (Ист. русской иконописи; Алимпий); “Известия Археол. Общ.», 1861 г., II, 1 (пещера Ивана Грешного и Феофила с план. и снимком надписей); III, 122 (изображ. преп. Ильи Муромца, чудотв. Печерского, на гравюре XVII в.); 1865 г., V, 88, 89 (списки иконописн. подлинн. XVII ст., преп. Антоний и Феодосий); “Временник Общ. ист.», 1851 г., IX, 44, 49, 50, 52 (Летоп. Пресл. Суздаль., о начале м-ря); 1853 г., XVI, 12, иное сказ. о Самозван., 12 (архим. Елисей Плетенецкий); 1854 г., XIX, исследов., 31 (о времени основания обители); XX, Митроп. Сибир. Филофей Лещинский, 4 (здесь он пострижен), смесь, 2 (о приходе Турецком 1677 г. под Чигирин); “Чтения в И. Об. ист.», 1858 г., II, Отд. 2, 65 (Опись Киеву 1682 г.), III, Отд. 1, 95 (О редакциях патерика Печерского вообще), Отд. 3 (Житие Феодосия, игум. Печер., списание Нестора. По харатейн. списку XII ст. Москов. Успен. собора с разнословиями по разн. спискам); 1860 г., III, смесь, 7 (Донесение 1654 г. чернеца Макария Крыницкого); 1862 г., II, Отд. 1, 9 (преп. Кукша, просвятит. Вятичей.); 1869 г., III, Отд. |
| Наместничество киевской митрополии в части Белоруссии, подведомой митрополиту. Пререкания между митрополией и белорусскими епископами, за управление этою частью Белоруссии Весьма важным пунктом для православной церкви был Слуцк, стольный город княжеств Слуцкого и Копыльского, находившихся во владении Олельковичей, ревностных покровителей православной церкви. С переходом Слуцкого княжества в 1600 г. под власть Радзивилов, 788 Слуцк не утратил своего значения, но лишился своих благодетелей, хотя некоторые из Радзивилов благосклонно относились к православной церкви. 789 В Слуцке и бывшем княжестве Слуцком много было православных церквей и монастырей При самом начале унии митрополит Рагоза поставил своим наместником в Слуцке протопопа Афанасия Спасского и подчинил ему всех священников Слуцка и его окрестностей (А. 3. Р. IV, 133). Но православное духовенство не подчинилось ему, а жители Слуцка нанесли даже оскорбление самому митрополиту при посещении им этого города. В 1600 г. митрополит Ипатий Поцей, убеждая слуцкое духовенство подчиниться ему, писал: «а есть ли и сим напоминанием нашим отцовским погордите, ино на непослушных есть ино лекарство, о котором и сами в правилах святых богоносных отец ведаете, а коротко мовити: на мене не на Рагозу трафите». (А. 3. Р. IV, 153). Некоторые лица из слуцкого духовенства приобрели историческую известность. Протопоп слуцкий Андрей Мужиловский был весьма образованным и весьма уважаемым пастырем. В 1628 году он присутствовал на киевском соборе по делу Мелетия Смотрицкого; но в 1631 г. был уже иноком Киево-печерского монастыря с именем Антония и, по смерти Иова Борецкого, считался в числе кандидатов на митрополию. 790 Слуцкий монастырь Св. Троицы, воздвигнутый усердием Олельковичей, потомков великого князя литовского Ольгерда, 791 в продолжении двух веков выдерживал борьбу с католичеством и унией: но остался неуклонно верен православию и поддерживал в той же борьбе бывшие под начальством его обители. В то же время он был правительственным центром духовного управления в части Белоруссии, подведомой киевскому митрополиту. |
| Характерно также, что в письме от 11 февраля есть косвенное указание на склонность Потея сохранять связи с Москвой. Он упоминает о неком «турейском игумене», который приехал в Речь Посполитую с просьбой о материальной помощи для его монастыря. Он поедет дальше «к христианам», т.е., вероятнее всего, в Москву. Потей просит Рагозу дать игумену рекомендательное письмо («рачъ его ваше милость листомъ своимъ ратовати» 914 ). Вскоре выяснилось, что предположения о неблагосклонности короля к Потею были беспочвенными. В письме от 18 февраля 1595 г. Сигизмунд III заверял Потея в своей поддержке и покровительстве в деле унии и побуждал Потея к дальнейшим шагам. Вместе с тем именно Терлецкий представлен в этом письме как посредник между двором и епископатом, который наделен соответствующими полномочиями и которому нужно во всем доверять 915 . Судя по прежнему отзыву о Терлецком, Потей вряд ли был вполне удовлетворен таким поворотом дела. И поскольку Терлецкий, насколько это видно по документам, всегда безоговорочно принимал условия католиков, Потей, видимо, был озабочен и тем, что Терлецкий приведет унионные переговоры к невыгодному для православных результату. Для понимания позиции Потея не менее важны и его письма к Константину Острожскому. Два из них, имеющих принципиальное значение, написаны почти одновременно: 17 и 25 марта 1595 г. Они характеризуют взгляды Потея в нескольких отношениях. Во-первых, как и в письме о переговорах с Мацеевским, он исходит из того, что подготовка к унии не предполагает официального посольства к католикам и что решения одних епископов для заключения унии совершенно недостаточно. Напротив, только собор и общее мнение «всеи брати нашеи молодшеи, ровных слугъ в церкве божей и иншого христианьства», а особенно «ваших милостей панов христианьских» могут привести к унии 916 . Во-вторых, унию нужно совершить не иначе, как только «зоставши в цале, а только некоторыхъ речей поправивши, въ чомъ большей упору, анижли истинны держимося» 917 . О том же Потей говорил двумя месяцами раньше Рагозе. |
| Сигизмунд III принял это желание с большою радостью и с этого времени, то есть с 1592 года, не выпускал более дело об унии из своих рук. Поездка Ипатия Потея и Кирилла Терлецкого в Рим и принятие ими латинства. Решительным моментом в истории введения унии следует признать избрание и полномочие данное польским королем и сенатом двум православными епископами Ипатию Потею и Кириллу Терлецкому ехать в Рим и просить папу принять западно-русскую церковь , во главе с митрополитом, с епископами и со всем клиром и народом русским, – в лоно римско-католической церкви на основании последовавшего во Флоренции соглашения. 103 Послы были приняты папою Климентом VIII в торжественной аудиенции 23 декабря 1595 года, причем Потей и Терлецкий, прочитав громогласно исповедание веры по определениям Тридентского собора, и положив обе руки на Евангелие, поклялись в верности Римской церкви. 104 В этом исповедании Потей и Терлецкий принимали за догматы : исхождение св. Духа от Отца и Сына, очищение по смерти в чистилище, и первенство римского первосвященника во всей вселенной; одним словом Потей и Терлецкий, по замечанию нашего известного историка-богослова митрополита Макария, совершенно отверглись православия и вполне приняли римскую веру. Папа, в свою очередь, оставлял православным их церковные обряды и церемонии («греческую обрядность»), но лишь те, которые по его взгляду окажутся не противными истине и учению католической веры и не препятствующими общению православных с римскою церковью. Протесты православных. Как только до православных еще летом 1595 года стали доходить слухи о готовящейся измене их вере со стороны высших духовных лиц, отовсюду начали раздаваться сильные протесты, которые поспешно заносились в актовые книги разных городов. Особенно заволновалась Вильна; православные обыватели отправили к воеводе Радзивилу послов с протестом и просьбою защитить их и вразумить митрополита Рагозу в том, что его затеи к добру не поведут. Смелый и красноречивый проповедник Стефан Зизаний громил с церковной кафедры измену высших представителей церкви, а во главе протестовавших на Литве православных стал известный магнат русский князь Константин Острожский. |
|
|
