| По сему протесту патриархов и польский король Стефан Баторий в 1585 г. указом 18 мая запретил русским церквям принимать новый римский календарь без дозволения Константинопольского патриарха, а католикам принуждать их к сему принятию. Митрополит Онисифор старался и сам сохранять в ненарушении древние уставы церковные, и, во-первых, для исправнейшего отправления служб священникам, напечатал в Вильне в 1583 г. в типографии дома Мамоничей славенский служебник всех трех литургий и других ежедневных чинопоследований восточной Церкви. Он исходатайствовал у короля Стефана Батория подтвердительную грамоту на права и суды православной Церкви, а другую от Сигизмунда III охранную грамоту церковным имениям, разоряемым по смерти духовных властей православных. Ибо как скоро умирал какой-нибудь православный митрополит, епископ, архимандрит, игумен и прочие власти, то до определения преемников им воеводы, земские подскарбии, старосты и проч., в чьем округе находились имения тех властей, брали оные в свое ведомство и расхищали все 117 . Но в 1588 г. патриарх Иеремия (из Константинопольских патриархов первый) прибыл в Россию для собирания милостыни на устроение новой патриаршей церкви (ибо Софийская тогда обращена уже была султаном Амуратом в магометанскую мечеть), или, как пишут униаты, для окупа патриаршей Константинопольской Пантократоровой церкви, завладенной турками за долги патриаршего престола 118 . Сперва приехал он в Вильну и принят был с почтением от православных князей и народа и от самого короля Сигизмунда III, который дал ему тогда полную свободу действовать своей патриаршей властью. Сей патриарх, узнав, что митрополит Онисифор посвящен был из двоеженцев, на основании 17 правила св. апостолов, с дозволения самого короля, низложил его и по избранию православных в Вильне посвятил новоизбранного в митрополиты Михаила Рагозу. В то же время лишил он сана еще Тимофея архимандрита Супряльского за убийство и другие беззакония и на место его определил другого; уставил две патриаршии ставропигии, первую во Львове при обители Успения Богородицы, а другую в Вильне в недавно пред тем при одной приходской церкви заведенном братстве и монастыре под названием Святодуховского; посвятил в сии монастыри ставропигиальных своих архимандритов и в обеих обителях благословил содержать школы для обучения православного юношества и типографии для печатания книг церковных и поучительных. |
| Показательные примеры активности шляхты дает история возвышения последнего доуниатского митрополита Михаила Рагозы. Попытка преемника Сигизмунда II Стефана Батория отдать монастырь Вознесения Христова в Минске шляхтичу-католику С. Достоевскому столкнулась с сопротивлением минского каштеляна Яна Глебовича и шляхты Минского повета, настоявших на передаче монастыря православному «земянину» того же повета Михаилу Рагозе . Когда в 1589 г. Рагоза стал Киевским митрополитом, главой православной Церкви в Речи Посполитой, в акте номинации было отмечено, что православные «панове рада и рыцарство» Великого княжества Литовского, «обравши» на этот пост Рагозу и «подавши» его королю, просили о его утверждении . Таким образом, замещение главного из церковных бенефициев в Великом княжестве Литовском к концу XVI в. оказалось в зависимости от решения объединения местных феодалов. Все эти изменения были отражением в сфере отношений с Церковью процесса формирования сословий на украинско-белорусских землях, сопровождавшегося переходом ряда функций управления к сословным организациям. Светские сословия складывались здесь в формах, близких к центрально-европейским (самоуправляющиеся города на «немецком» праве, дворянские организации с органами представительства в центре и на местах), но не произошло быстрого объединения «духовных людей» в единое сословие с автономными институтами и организацией. Попытки сословий подчинить себе церковные учреждения, характерные для этапа существования уже сложившегося сословного общества, предприняты были в Восточной Европе не после, а до образования духовного сословия. Сопоставляя между собой оба варианта общественного развития на территории Восточной Европы — в Московской Руси и Великом княжестве Литовском, можно прийти к выводу, что формирование церковного сословия не стало моделью для развития других сословий. Напротив, процесс формирования церковного сословия оказался здесь (как показывают прежде всего источники, содержащие сведения о территории Великого княжества) более медленным по сравнению с другими частями общества, а система возникших в раннефеодальный период институтов — особенно прочной. |
| Поучившись там, они обыкновенно совращались в латинство и по возвращении в орден питали отвращение к православию. И такие – то мнимо – униаты католики, вступившие в орден и униаты, совращенные в латинство) сплошь и рядом занимали высокие иерархические места в униатской Церкви. Неудивительно, что здесь они действовали в пользу сближения унии с католичеством и подготовляли переход из нее в чистое католичество. § 35. Меры, употребляемые православными в борьбе с унией С своей стороны православные употребляли всевозможные меры в борьбе с унией и католичеством. Магистраты, ратуши, владельческие канцелярии и суды были завалены их жалобами на притеснения. На сеймиках и общих сеймах постоянно заявлялись протесты и просьбы православных дворян и депутатов. Из них особенно замечательны: речь волынского депутата Лаврентия Древинского на варшавском сейме 1620 г. 706 , суппликация, составленная Мелетием Смотрицким и представленная на сейм 1623 г. 707 , и «синопсис», излагавший жалобы, права и вольности западнорусского народа, в печатном виде представленный на сейм 1632 г. виленским братством св. Духа 708 . Бывали случаи, что жалобы и просьбы православных на сеймах принимали тон настойчивых требований; так, напр., православные, съехавшиеся на сеймы генеральный 1597 г., а также конвокационный и избирательный 1632 г., отказывались приступать к решению каких – либо государственных дел, пока не будут удовлетворены их ходатайства в пользу православной Церкви 709 . Не раз православные пытались искать правды и защиты у самого короля (Острожский, Сагайдачный и пр.). Но все это большею частью оставалось без последствий. Несколько раз, выводимые из терпения, православные дозволяли себе самоуправство в отношении к притеснителям. Так: в Слуцке едва не побили камнями униатского митр. Михаила Рагозу (1598), в Вильне какой – то гайдук сделал покушение на Ипатия Поцея и, по счастливой для Поцея случайности, отрубил ему лишь два пальца (1609), во Львове побили Рутского и Мороховского; Крупецкого, еписк. |
| Что же предпринимал православно-русский народ в защиту свою и своей веры? Несправедливое решение дела унии не столько напугало, сколько озлобило православных, но они на первых порах не теряют надежды на милость и справедливость короля и на поддержку сеймов. Еще 9 октября 1596 г. православные, чувствуя наступающую грозу, избрали из своей среды двух светских депутатов — Малиновского и Древинского — и снабдили их инструкцией, как они должны действовать и чего требовать от короля и сейма. В инструкции говорилось, что их предки и они сами более 600 лет подчинялись Константинопольскому Патриарху, что, составляя только часть Восточной Церкви, они одни не могут признать над собой власть папы. В конце просили короля низложить митрополита Михаила Рагозу и епископов, принявших унию, и лишить их прав на церковные имущества. В 1598 г. православные подали королю жалобу на митрополита и епископов, принявших унию, но рассмотрение жалобы было отложено. Король, руководимый иезуитами, всецело был на стороне униатов и вовсе не желал разрушать так успешно начатое дело унии. Православным оставалось только надеяться на свои силы, и они, действительно, повели мужественную борьбу за родную веру всеми возможными способами. В это смутное время насаждения унии неоцененные услуги Западно-Русской Церкви оказывали православные братства, православные вельможи, Константинопольские Патриархи и другие православные иерархи. Православные братства со времени объявления унии сделались главной опорой православия в западно-русских областях Польско-Литовского государства. Братства по преимуществу развивались и были сильны в тех городах, где существовало магдебургское право, передававшее управление городом в руки самих горожан, что представляло неоценимую выгоду для братств. Под знаменем самостоятельного самоуправления выступали братства и в делах религиозных, в которых участие их развито было давно историческим складом обстоятельств. Такое счастливое объединение в одной корпорации религиозных и мирских начал жизни представляло братствам исключительную в то время выгоду. |
| 340 Евгений, таким образом, берет Рагозу под свою защиту. Немного погоди мы узнаем, что он является у него с характером не самостоятельного деятеля по части введения унии, а деятели, втянутого на эту дорогу другими (стр. 131, 150), руководимого чужою рукою и перед смертию пытавшегося снова перейти в православие, чего-де, одного, не допустили униаты (стр. 149). Но преосв. Макарий характеризует его иначе и констатирует факт его присутствия на Брестском соборе 1590 г. Костомаров называет Рагозу всегда «верным и достойным слугою иезуитов и неизменно хитрым проводником унии» (Историч. моногр., т. III, 1867 г., «Уния», стр. 307). 341 Выражаясь так обще и потому неточно, пр. автор, очевидно, имеет в виду не одних уже только Терлецкого и Поция с Сигизмундом, а и еще кого-нибудь, хотя ранее и не упоминал о других каких-либо униатах. Не намекает ли он здесь на «колеблющихся»? 342 «Нельзя, говорит Евгений, без замечания оставить самое назначение сего места»... Мы не будем передавать содержание этого «замечания», а укажем лишь тенденцию его, – именно, что униаты не надеялись найти сочувствие в среде иноепархиальных. православных; между тем Брест был, в пределах епархии самого Поцея (стр. 131). 343 Первоначально он печатался, как передовая, руководящая статья в IV т 1 ч. «Архива юго-зап. России», на стр.1–99, в котором помещены «Акты об унии и состоянии православной церкви c половины XVII в. (1648–1798)». Киев, 1871 г. Заметим кстати, что г. Антонович не обошелся и без помощи «Описания киево-соф. собора», не раз им цитируемого (стр. 28, 70 и 73; у Евгения же, стр. 206, 212, 247 и 215). 344 «В ней сведены все узаконения и постановления в пользу православных, польским же правительством изданный» (Словарь духовных писателей, I., стр., 94). 345 Цельного хронографа пр. Евгении не имел под руками, а имел лишь выписки из него, сделанные в 1670 г. в Троицком Густинском Прилуцком монастыре иером. Михаилом Павловичем Лосицким (стр. 124, пр. 70, стр. 127–129 и 139). 347 Здесь речь идет о книге Островского – Dzieje i prawa Kosciola Polskiego» (на которую Евгений ссылается и в своем труде, – стр. 108). Вот что еще пишет о ней проф. Коялович: «Уния изложена без зазрения совести. Она здесь представлена. таким святым, доблестным делом, что читателю, сколько-нибудь знакомому с униею по другим источникам, сочинение это покажется невыносимо приторным и коварным».., все оно «проникнуто ложью». (Литовская церковная уния, Спб., 1859 г., т. 1, стр. 217). |
| Поездка Ипатия Потея и Кирилла Терлецкого в Рим и принятие ими латинства Решительным моментом в истории введения унии следует признать избрание и полномочие, данное польским королем и сенатом двум православным епископам Ипатию Потею и Кириллу Терлецкому ехать в Рим и просить папу принять западнорусскую церковь , во главе с митрополитом, с епископами и со всем клиром и народом русским, – в лоно римско-католической церкви на основании последовавшего во Флоренции соглашения. 441 Послы были приняты папою Климентом VIII в торжественной аудиенции 23 декабря 1595 года, причем Потей и Терлецкий, прочитав громогласно исповедание веры по определениям Тридентского собора, и положив обе руки на Евангелие, поклялись в верности Римской церкви. 442 В этом исповедании Потей и Терлецкий принимали за догматы: ис- —339— хождение св. Духа от Отца и Сына, очищение по смерти в чистилище, и первенство римского первосвященника во всей вселенной; одним словом, Потей и Терлецкий, по замечанию нашего известного историка-богослова митрополита Макария, совершенно отверглись православия и вполне приняли римскую веру. Папа, в свою очередь, оставлял православным их церковные обряды и церемонии («греческую обрядность»), но лишь те, которые по его взгляду окажутся не противными истине и учению католической веры и не препятствующими общению православных с римскою церковью. Протесты православных Как только до православных еще летом 1595 года стали доходить слухи о готовящейся измене их вере со стороны высших духовных лиц, отовсюду начали раздаваться сильные протесты, которые поспешно заносились в актовые книги разных городов. Особенно заволновалась Вильна; православные обыватели отправили к воеводе Радзивилу послов с протестом и просьбою защитить их и вразумить митрополита Рагозу в том, что его затеи к добру не поведут. Смелый и красноречивый проповедник Стефан Зизаний громил с церковной кафедры измену высших представителей церкви, а во главе протестовавших на Литве православных стал известный магнат русский князь Константин Острожский. 443 Еще сильнее и энергичнее раздались голоса против унии и православные, опираясь на принцип соборного устройства своей церкви, решились совокупными силами дать отпор, когда сделалось известным, что в Западной России будет созван собор, на котором латинствующая партия предполагала докончить начатое в Риме дело о соединении церквей, то есть чтобы православные, в лице своих представителей, изъявили громогласно сами свое согласие на принятие унии и этим публичным признанием подкрепили бы то торже- |
| Для большего распространения этих посланий князь К. К. Острожский приказал напечатать их с присовокуплением некоторых других статей «на пользу и утверждение православным христианам», и в 1598 г. из Острожской типографии вышла «Книжица» в десяти отделах В первом помещены были свидетельства святых отцов и учителей Церкви об исхождении Святого Духа от единого Отца, в следующих семи — семь посланий патриарха Мелетия, в девятом — послание самого князя К. К. Острожского ко всем православным против унии, писанное еще в 1595 г. и нам известное, в десятом — послание афонских пустынножителей и скитников . Против Константинопольского патриарха выступил сам папа. Получив известие, что патриарх отлучил от Церкви принявших унию митрополита и владык, папа Климент VIII написал постановление (5 июня 1597 г.), которым отменял и уничтожал патриаршее отлучение и прислал это постановление в Литву к митрополиту и владыкам, с тем чтобы оно повсюду торжественно было прочитано и объявлено всему духовенству и народу. Папа, без сомнения, не сознавал всей нецелесообразности своего поступка. Если патриарх отлучил Рагозу и его сотоварищей по унии от Церкви, то, разумеется, от Церкви православной, к которой они доселе принадлежали и от которой теперь отпали, а отнюдь не от Церкви Римской. Следовательно, папа, отменяя и уничтожая это патриаршее отлучение, как бы желал, чтобы они по-прежнему оставались и числились членами Церкви православной,— того ли нужно было папе? Патриарх Мелетий в своих посланиях в Западную Россию прежде всего обращался к князю К. Острожскому как главному ревнителю православия в крае. И папа счел нужным обратиться с своим посланием (1596–1598) к тому же князю и, между прочим, писал: «Мы с давнего времени знаем твои высокие достоинства, чтим знаменитость твоего рода и, естественно, желаем, чтобы за нашу расположенность к тебе и ты не чуждался нас, чтобы ты по доброй воле сделал что-либо для святого престола не для нас, а для Церкви Божией и чтобы твои мысли и воля были согласны с нашими. |
| Но председатель Собора, держась строго правил церковных, предложил послать к митрополиту и владыкам еще третий позыв, или приглашение, для чего избраны были: три архимандрита, четыре протопопа и при них нотарий Григорий с парагностиком. На этот раз посланные возвратились скоро и принесли ответ: «Что сделано, то уже сделано, и иначе быть или переделаться не может; хорошо или худо мы поступили, только мы отдались Западной Церкви». После такого ответа не оставалось ждать ничего более, и протосинкелл Никифор обратился к Собору с обширною речью. Он резко осуждал митрополита и единомысленных с ним владык за их явное пренебрежение к Цареградскому патриарху и за те волнения, какие они произвели в Церкви своим отступничеством; хвалил православных того и другого соборного кола, духовного и светского, за их твердость в православии; укорял тех из их собратии, которые ради земных выгод и почестей или из боязни изменили вере своих отцов; защищал себя против возражений своих врагов, будто он не имеет права председательствовать на Брестском Соборе, и наконец спросил: когда и каким образом митрополит и владыки начали хлопотать об отступничестве? Киево-печерский архимандрит Никифор Тур отвечал, что это началось с того времени, как патриарх Иеремия года четыре тому назад наложил на митрополита Рагозу запрещение за рукоположение им в священный сан двоеженцев, многоженцев и явных прелюбодеев и за многие другие беззаконные его поступки и пригрозил, если не исправится, даже низвергнуть его с кафедры, как низвергнут был митрополит Онисифор. С того-то времени Рагоза и вступил в замысл с другими владыками отдаться папе; посылал к нему двух послов своих для принятия унии, а теперь, по возвращении их, думает привлечь к тому и всех мирян. Но все мы, сказал в заключение Никифор, православные, не только находящиеся здесь на Соборе, но и оставшиеся по домам, решительно не желаем унии, и в доказательство своих слов сослался на инструкции, привезенные земскими послами. Тогда Собор приступил к слушанию этих инструкций. |
| Но после годичного пребывания в столице Русской, Патриарх не нашел в Вильне желанного собора, и увлекаемый далее делами церковными, решился ожидать его сперва в Замостье, потом в Валахии, хотя с тратою драгоценного времени и с большими издержками, тягостными для его убогого престола. – Но ожидания Иеремии были тщетны, слишком много обличений предстояло на соборе, а слабый Митрополит Рагоза опасался последствий. Между тем слух о порочной жизни Епископа Луцкого уже достиг до Иеремии, и он послал из Замостья иеромонаха Григория, с грамотою для его обличения, к Митрополиту; но Епископ Кирилл велел силою отнять ее у Григория, на пути чрез свою область; а сам исполненный дерзости, не устрашился ехать прямо к Патриарху для оправдания, взяв с собою ревностного в православии Епископа Львовского Гедеона Болобана, и снова обольстил коварными уверениями Первосвятителя; в знак своей приверженности он даже проводил его, вместе с Гедеоном, до границ Валахии. Однакоже насильственный поступок Кирилла, с посланным патриаршим, не мог долго таиться; пробудилась новая молва, и Епископ Владимирский, Мелетий Богуринский, обличил опять Кирилла пред Патриархом. Тогда Иеремия, назначив своим экзархом на собор архимандрита Дионисия, вручил доверительную грамоту Мелетию для созвания сего собора, потому что не надеялся более на Митрополита; с него же требовал, как бы в наказание за потворство виновным, уплаты тех издержек, какие принужден был сделать во время тщетных ожиданий в Замостье. Коварный Кирилл Терлецкий умел употребить в свою пользу и это малое обстоятельство; предвидя свое осуждение на соборе, он испугал Митрополита вымышленною пенею, и тем уклонил от исполнения воли патриаршей; а у Мелетия похитил, во время дружеского посещения, верющую грамоту и, после скорой его кончины, убедил Рагозу посвятить на епископство Владимирское Игнатия Поцея, которого сам недавно постриг в монашество из кастелянов Брестских, для своих преступных замыслов, зная, что Игнатий уже изменил однажды православию. |
| Митрополит два раза присылал к нему (в марте и сентябре 1594 г.), чтобы он явился для посвящения, и в первый раз Никифор Тур отвечал посланному: «Отцу митрополиту нет до меня дела; пусть он смотрит за порядком в Новогродке, а не тут», во второй же — следующим образом: «Как прежде я тебе сказал, что пан твой митрополит не имеет здесь никакой власти, с тем и теперь тебя отпускаю» . Против этого-то человека, не хотевшего покориться митрополиту, король и выдал теперь, по ходатайству Терлецкого и Потея, грамоту на имя митрополита (от 5 мая), в которой говорил, что если в самом деле Никифор Тур доселе не принял сана архимандрита и, кроме того, расточает монастырское имущество, то митрополит взял бы у него «до своего секвестру» чрез королевского дворянина Печерский монастырь со всем, что ему принадлежит, и имел бы тот монастырь в своем держанье . В тот же день король написал и к самому Никифору Туру, что так как он расточает церковное имущество, за что и подвергся уже клятве от старшего пастыря, и так как отказывается принять посвящение в сан архимандрита — а по сеймовому постановлению 1568 г. светские люди, получившие какую-либо духовную должность, но в течение трех месяцев не принявшие посвящения, должны быть лишаемы этой должности,— то и он лишается архимандритства и настоятельства в Киево-Печерском монастыре и непременно должен сдать тот монастырь со всеми имениями под секвестр митрополиту. Надобно заметить, что еще прежде король испросил у папы Климента VIII особую буллу (от 4 марта 1595 г.), которою Киевская лавра со всеми ее имениями назначалась Киевским митрополитам под тем непременным условием, если они будут содержать унию с Римом . Следовательно, если король отдавал теперь лавру митрополиту Рагозе, то имел уже от него согласие на принятие унии. Впрочем, Никифор Тур приказанию короля не покорился. Письмо Терлецкого и Потея от 20 мая не могло не подействовать на митрополита Рагозу, тем более что вслед за письмом он получил грамоту о том же от самого короля. И вот 1 июня, следовательно, через десять дней после написания этого письма, митрополит вместе с тремя владыками: Владимирским, Луцким и Пинским (Леонтием) и кобринским архимандритом Ионою Гоголем подписал подробнейшие артикулы, или условия, унии для представления папе и королю, а 12 июня митрополитом и всеми владыками подписано соборное послание к папе с изъявлением согласия на принятие унии . |
|
|
