| —491— писать против лжеучителей, а потом, когда зло усилилось, старообрядцы «по многом взыскании и единомысленном утвержении» соборне отлучили и от своего общества проповедников и последователей самосожигательства и поручили Евфросину составить этот обширный обличительный трактат в опровержение законности и душеполезности «самоубийственных смертей». В издании г. Лопарева трактату Евфросина предпослано обширное «сообщение» издателя с обзором литературы вопроса о самосожигательстве, с обстоятельным разбором памятника, как исторического источника и литературного произведения, а к тексту памятника приложены пояснительные примечания и указатели имен и неизвестных или малоизвестных слов, встречающихся в памятнике, с «посильным их объяснением». Вообще Отразительное писание издано прекрасно. Издатель в своём сообщении или предисловии не соглашается ни с теми исследователями истории раскола, которые видят в самосожигательстве своего рода догмат, особую секту, ни с теми, которые считают его просто последним, отчаянным средством обороны, к какому прибегали старообрядцы в борьбе с «мучителями», т. е. никонианами, подобно тому, как иногда гарнизон падающей крепости взрывает себя на воздух, чтобы не попасть живым в руки неприятеля. Но у самосожигательства были свои учителя, своя проповедь, была своя аргументация учения и организация пропаганды, был свой мартирологий. Потому г. Лопарев склоняется к среднему мнению, что самосожигательство если не догмат, то во всяком случае учение. И сам автор Отразительного писания называет его «самосожигательным толком» (стр. 111). Однако, как объяснить силу и самую возможность столь ужасного, бесчеловечного толка? Возникновение такого толка можно объяснить диалектическим развитием тогдашних эсхатологических представлений, направляемым логикой изуверства: это был последовательный вывод из взгляда на патриарха Никона , как на антихриста, на его церковные новшества, как на знамения близкой кончины мира. Толкуя, по сознанию самого Евфросина, «зле и блазнене» Ипполитово слово о том, что в последние дни пред кончиной мира «не имать жертва (ев- |
| Справедливость требует отметить, что со вступлением моим в должность Епархиального наблюдателя и во все продолжение ее обстоятельства складывались очень удачно и во многом благоприятствовали моей деятельности. Прежде всего стали быстро увеличиваться средства содержания церковных школ. Как раз ко времени моего вступления в должность правительство обратило на церковные школы особое внимание . За 15 лет (с 1895 года) средства содержания церковных школ в губернии увеличились в шесть раз . Это дало возможность улучшить положение школ, учащего персонала, уездных наблюдателей: с улучшением материального положения улучшался и состав учащих, а в связи с этим улучшалась и постановка учебного дела» 156 . В вопросе организации и реорганизации школ большую услугу в то время оказало земство, хотя его сочувственное отношение к церковным школам возникло не сразу. У земства была собственная школа – земская, церковная же была для него «падчерицей». И если уездные земства с преимущественно крестьянским составом, ближе стоявшие к деревне и ее нуждам, отпускали на церковно-приходские школы небольшие ежегодные пособия, то губернское земство до 1895 года ограничивалось редкими единовременными дотациями. Дня привлечения внимания и сочувствия губернского земства церковная школа еще не обладала ни хорошим педагогическим персоналом, ни достаточной обеспеченностью помещениями, учебными пособиями и т. п. Не могла она похвалиться и особыми успехами, поскольку не имела инициативного руководства. Но в лице своей новой инспекции школа показала горячее желание приложить все силы к скорейшему улучшению постановки учебно-воспитательного дела. И тогда среди земских деятелей нашлись люди, которые благоприятно повлияли на отношение земства к церковно-приходской школе. Председатель Губернского земского собрания В. В. Эрин определенно встал на сторону церковных школ и всегда энергично поддерживал епархиального наблюдателя. Гласные Вытегорского и Губернского земств А. Ф. Лопарев и П. А. Иткин, очень влиятельные среди крестьян, также содействовали благоприятному разрешению различных ходатайств. Знаменательно, что уже с 1896 года Олонецкое губернское земство ассигновало постоянное пособие в 2 800 руб. на открытие новых церковных школ. В этом выразилось большое доверие земства к деятельности Н. К. Чукова. К 1810 году земские пособия церковным школам возросли до 34 293 руб. |
| 33 Шахматов. Несколько слов о Нестор. Жит. св. Феод., 3, прмч. Cp. X. М. Лопарев. Слово похвальное на пренесение мощей свв. Бориса и Глеба, 8–9. (Памятники древн. письменности, XCVIII). 34 Ср. Срезневский. Дополнение к записке: Древн. жизнеописания Русск. князей–в «Извест. II Отдел. И. Акад. Н.» (1853). T. II, 221. Замечание А. И. Соболевскаго, высказанное, впрочем, предположительно, что наше Житие Бориса и Глеба составлено в самом начале XII в., для меня совсем неясно. (Сборник в память исполнившегося 900–летия со времени крещения Руси. Приложение к II кн. «Чтен. в Общ. Нестора Летоп.», 6). 35 Срезневский. Древн. жизнеопис. русск. кн. X–XI в. – «Извест.» II, 220; Макарий. Истор.р. ц., T. II, 161–2; Шахматов. Несколько слов... 3, и др. 36 Еще преосв. Макарий («Христ. Чт.» 1849, II, 400 и «Известия», II, 149–150) высказал предположение, что «Сказание» написано «может быть другим лицом», отличным от автора повести о чудесах: в первоначальной редакции, до нашего времени не сохранившейся, рассказ о чудесах был отделен от собственно «Сказания», как особое и самостоятельное сочинение. Мнение преосв. Макария обстоятельно развил Н. Левитский в своей полемике с А. И. Соболевским. («Важнейшие источники для определения времени крещения Владимира и Руси и их данные» – в «Христ. Чтен.» 1890, 3–4, 394–421). Но внимательное чтение собственно Сказания и рассказа о чудесах приводит к заключению, что они принадлежат одному и тому же лицу. Мы видим в них один и тот же слог, одни и те же литературные приёмы, напр. употребление цитат, оговорок и т. п. (Ср. А. И. Соболевский. «Память и похвала» св. Владимиру и «Сказание» о свв. Борисе и Глебе». (По поводу ст. г. Левитскаго). «Христ. Чтен.» 1890, 5–6, 803–4). Кроме того, само Сказание содержит в себе вполне ясные указания на те чудеса, которые к нему приложены. Так, в тексте Сказания, между прочим, читаем: « сн ста постави свтити въ мир премногъіми чюдесъі... слпии прозирають хромии быстріе сьрнъі рищють. сълоуции простьренніе пріемлють.. по вьсмъ сторонамъ и по вьсмъ змлмъ преходща. болзни вьс и недоугъі отъгонита. соущихъ въ тьмьницахъ и въ оузахъ посщающа».. (Усп. Сб. л. 16, c–d). В Чудесах же рассказывается: об исцелении хромого (Усп. Сб. л. 19, c–d), слепого (л. 19, d–20, а), еще хромого (л. 20, а–в), хромого и немого (21, а–с), жены сухорукой (21, d–22, а–в), еще слепого (22, b–d) и об освобождении заключенных в темнице (23, a–d). |
| Приложение Никита-Давид Пафлагонянин Личность Никиты-Давида, как автора жития патр. Игнатия, впервые появившаяся перед ученым и церковным миром в 1604 году, вот уже в течение трех столетий служит для католического мира источником вражды к православию. Если бы этот писатель не так строго аттестовал патр. Фотия, судьба церковного разделения могла бы быть значительно иная. Но странно, что католические ученые, усвоив содержание жития патр. Игнатия и напавшие на «схизматарха» со всею страстностью религиозного исступления, всего менее интересовались личностью Никиты-Давида: был бы только предлог к распре, а каков он – дело постороннее. Иезуит Радер в XVII в. не мог еще задаваться вопросом о личности агиографа, ибо в то время подобные вопросы вовсе не ставились, да и сведений о личности писателя не было почти никаких. Но умолчание это длилось на пространстве всего XVII, XVIII и даже XIX веков, когда уже стало потребностью критическое отношение к тому или другому автору. Из католических фанатиков по этому вопросу особенно прославился аббат Жаже (Jager), который чернил Фотия, не рассмотрев личности его врага. И, удивительная вещь! даже ученейший кардинал Гергенретер, посвятивший Фотию три огромных тома, о личности нашего писателя обмолвился лишь в примечании на 22 строках! 700 Но чем более католики чернили Фотия, тем более вызывали противников между греками. В противовес первым греческие ученые, например Софокл Иконом и в особенности А. И. Пападопуло-Керамевс в его многочисленных работах ударились в другую крайность, превознося патриарха до небес, закрывая глаза на его ошибки и даже (horribile dictu) доказывая, что житие патр. Игнатия есть только униатская фальсификация XIII века. Более беспристрастную оценку знаменитого писателя надо ожидать не от фанатиков католиков 701 и не от фанатиков греков, а от ученых, не столь задетых за живое: от русской, лютеранской и английской науки. Германия и Англия пока еще не разрабатывала этого вопроса, но Россия уже дала несколько работ в трудах акад. В. Гр. Васильевского 702 и наших. 703 |
| Глава V. Влахерны Никифорово Ж. Феофана Сигрианского. – Ж. царицы Феофании. Знаменитейшим, после св. Софии, храмом в Константинополе был Влахернский, в северо-западном углу столицы, воздвигнутый в V веке и прославленный своею чудотворною иконою Богоматери. Уже в VII в. Влахернский храм соперничал по богатству украшений со св. Софией. В иконоборческий период он был лишен благолепия, иконы были или убраны, или заштукатурены и вместо их появились изображения птиц, растений и т. д. С половины IX в. храм снова приведен был в прежний вид и установлена ежегодная церковная процессия из св. Софии во Влахерны в воспоминание торжества православия. Надобно думать, что и здесь находилась хорошая школа для образования духовенства, ибо из неё вышло несколько литературно образованных лиц, известных своею агиографическою деятельностью. «Житие с похвалою Феофана-Исаакия» Сигрианского, написанное Никифором, скевофилаксом Влахернской церкви, 321 составляет следующий пересказ Мефодиева сочинения. Биограф, по-видимому, не имел ничего общего ни со святым, ни с его монастырем, но вот его постигло какое-то несчастие, и Никифор по чьему-то поручению решился написать житие с похвалою этому скорому помощнику в бедах, о чем он говорит в начале и в конце своего труда. Архиеп. Сергий полагал, что до сего времени не существовало еще житий Феофана, что Никифор первый взялся за его биографию, но уже Крумбахер отверг это заключение. 322 Блестящий язык с несколькими излюбленными оборотами, риторическая, описательная речь, доходящая иногда до темноты, и сравнительная скудость биографических данных, – таковы особенности разбираемого жития. Крумбахер, довольно строго отнесшийся к этому сочинению, замечает, что Никифор пишет как юноша, обрабатывающий школьную тему по определенным правилам. Но ученик не мог бы быть скевофилаксом знаменитейшего после св. Софии храма (не дворца, как полагает немецкий ученый); ясно, что здесь мы имеем дело с хорошо образованным человеком, к которому люди более высокого положения обращаются с литературным заказом. Отожествлять его с тем философом и монахом Никифором, с которым до 867 года переписывался патр. Фотий по вопросам литературным, однако нет достаточно оснований. Подобно Анне Комниной и Киннаму, Никифор не охотно вносить в сочинение имена прозаические, как бы боясь, что появление этих имен внесет разлад в его поэтическую прозу. Болландисты восстают против двуименности автора, полагая, что вместо το κα σαακου следует почему-то читать υο σαακου. В общем, этот пересказ все-таки прибавляет кое-что такое, чего мы не находим в текстах Мефодиевской группы. 323 |
| Новейший исследователь древних памятников коронования царей, Е. Е. Барсов , 6 несколько лет тому назад коснулся было этого вопроса, но при недостаточности данных, находившихся в его распоряжении, он не мог, к сожалению, стать на правильную точку зрения и высказал не вполне верный взгляд на этот литературный памятник. Почтенный ученый имел в виду указать связь и заимствование древнерусского «чина» из чина византийского и на этом основании приводил в своей книге греческие образцы, послужившие источником при установлении нашего церемониала. Но в этих образцах не приведено наставления Константинопольских патриархов Ромейским самодержцам и, вероятно, это обстоятельство заставило автора без колебания отнести это поучение к оригинальным русским произведениям. «Что касается», говорит он, – «чисто русских особенностей, вошедших в состав древних царских чинов венчания на царство, то здесь наиболее всего обращает на себя внимание – поучение, которое говорил предстоятель церкви коронуемому. Поучение это не было, так сказать, личным поучением иерарха; оно входило, как существенная часть, в состав самого чиноположения и имело здесь такое же значение, как и церковные молитвы. Оно без изменений повторялось при всех царских древне-русских коронованиях. Это был голос самой церкви, дышавшей священною важностью и говорившей свойственным ей языком». 7 В настоящее время эта мысль о чисто русском происхождении «слова» должна уступить место иному взгляду: нам посчастливилось найти источник этого поучения, по крайней мере главной его части, и источник притом византийский. Византийский император Василий Македонянин (867–886 гг.) незадолго перед своею смертью написал для старшего сына и соимператора Льва (Философа) первое поучение, состоявшее из 66 небольших глав, в котором он давал своему преемнику советы и наставления о том, как должно вести себя по отношению к Богу и по отношению к царству. Несмотря на то, что престарелый государь, едва умевший писать, сочинил эту книгу под сильным влиянием «наставлений» диакона Агапита, обращенных им к императору Юстиниану Великому , тем не менее она имела значительный круг распространения, как на почве самой Византии, так особенно у нас, в переводе: редкое рукописное книгохранилище в России не имеет по нескольку списков этого «Тестамента» или Завета. |
| В «Русском этимологическом словаре» М. Фасмер сопоставляет слово проныра («gerissener, schlauer Mench») с древнеболгарским проныръ, проныривъ– πονηρς Супр.) Однако М. Фасмер решительно отвергает здесь возможность заимствования из греческого и считает невероятным выведение этих слов из πονηρς. Вместе с тем М. Р. Фасмер не отрицает связи проныра с нырять. Ср. приводимые А. Преображенским формы русск. диалектн. ныркать «скрываться»; нырок «нырянье, кто искусно ныряет; род утки»; сюда же: проныра «пролаза, хитрец»; пронырливый, нырище «глубокий овраг; логовище зверя». Глагол нарати встречается в «Изборнике» 1703 г. (пътицъ нира штиихъ) и, по-видимому, восходит к старославянскому. Болгарскому языку свойственны слова: нирну " пырну»; нирец, нирище «яма, впадина» (Преображенский, 1, с. 611). В данном случае народная этимология лишь как бы стягивает в одну неподвижную точку всю историю слова. Но есть все основания сомневаться в том, что влияние греческого πονηρς существенно изменило семантическую природу старославянской семантемы проныр- (ср. слово нырь, homo doctus, Клим. Смол.; это слово Хр. Лопарев пытался объяснить из греч. νοερς) (Послание митрополита Климента к Смоленскому Пресвитору Фоме. Неизданный памятник литературы XII b. Изд. Хрис. Лопарева, СПб., 1892, с. 34). История слов проныра, пронырливый и т. п. по-прежнему остается неразрешенной. Наличие таких образований в южнославянских языках не исключает возможности исконной принадлежности соответствующих слов к живым восточнославянским языкам. Группа слов с основой ныр- отмечается в восточнославянских языках (ср. укр. ныряти, нырнути; нырок, ныряние, нырцем– нырком «ныряя»; ср. нарыця «прорвавшийся нарыв») и в болгарском (а также, по-видимому, в старославянском) (Ср.: Miklosich F. Lexicon palaeoslovenico-graeco-latinum. Vindobonae, 1862–1865. с. 457). Обращает на себя внимание тот факт, что проныр, проныра и производные в русском языке входят в однообразный ряд: пролаза, проныра, пройда (пройдоха). Ср. проходимец, прошлец. Некоторые этимологи сюда же по каламбурным основаниям присоединяли слово прощелыга, толкуя его так: «в щель пройдет» (Горяев, Булаховский). |
| Церковный оратор для вящего убеждения князей привел им «притчу» о князе Давиде Святославиче, который был, по свидетельству витии, образцом для подражания: держал свое слово, никогда не воевал и переносил обиды, не желая воздвигать брани; он жил очень долго и почил как святой, ибо в смертный час явился к нему за душою ангел Божий в виде голубя. Обращаясь к слушателям, проповедник ссылался на того же князя для доказательства оспариваемого в то время некоторыми мнения о возможности спасения для человека мирского и женатого. Такова сущность проповеди . Желание витии рассказать притчу о черниговском князе Давиде, «не в чужей стране бывшу», наводит на мысль, что Слово произнесено в Черниговской области, а обращение проповедника к князьям, чадам и братиям предполагает присутствие на-лицо князей, духовенства и народа и свидетельствует о высоте сана витии. Проф. Голубинский не находит возможным признать это Слово сказанным перед князьями, полагая, что по всей вероятности оно было написано лишь для чтения, но говорено не было, ибо «обличать князей в лицо и с бесцеремонной резкостью едва ли бы решился какой проповедник». 6 Оспаривать такой довод, подкрепленный так формулированным соображением, нет возможности, по той причине что мы не имеем в сущности ни одной старинной проповеди , которая была бы произнесена перед князьями и посвящена их увещанию, стало быть не знаем вообще, каким образом духовная власть, эта печальница за целостность земли русской, относилась к често – и свободо-любивой власти княжеской. Но и то немногое, чем мы располагаем, заставляет нас скорее верить, что на Руси бывали владыки, для которых духовная забота о пастве и охранение русского государственного единства составляли одну нераздельную задачу служения и которые в сознании этого долга не стеснялись высказывать то, что чувствовали. В 1146 году во время великой борьбы Ольговичей с Давидовичами, когда вероломный Изяслав с Владимиром присягнули Игорю и Святославу признавать Игоря на великом киевском княжении, черниговский епископ Онуфрий в Слове, произнесенном с кафедры, между прочим сказал: «если кто преступит это крестное целование, да будет проклят Господскими 12 праздниками». |
| 7 Слова эти сказаны были в присутствии духовенства и народа именно в том городе, где Изяслав был тогда князем. Черниговское княжество было тогда первым после великого княжества Киевского, вследствие чего князь, добившийся стола черниговского, находил часто возможным добиваться и стола киевского; отсюда и вытекало общеполитическое значение владык черниговских: они обуздывали честолюбие своих князей и требовали от них послушания Киеву. Случалось, что младший князь для обладания киевским столом призывал па помощь Половцев: для иерарха предстояла тяжелая задача убедить князя в двойной его несправедливости: в незаконном притязании на старший стол и в гибельном призвании на землю русскую её врагов-язычников. Но если такова была задача черниговских святителей, то, как нам кажется, нет ничего удивительного, если один из них, воспользовавшись случаем, прямо в лицо бросил черниговским князьям горькую истину о нерадении ими о благе земли русской. Служение его в этом случае на пользу киевскому князю и митрополиту обеспечивало прочность его положения, ибо областному князю не легко было сбыть того, кто получал рукоположение от митрополита. Что касается до времени, когда произнесена была эта проповедь , то Погодин относил её к последней четверти XII и первой XIII века, а Голубинский – вообще ко второй половине XII столетия. Общее основание такому предположению следующее: проповедник с одной стороны приводит в пример слушателям притчу о прежнем князе Давиде Святославиче († 1123) и говорит о трех его детях: Николе Святоше, умершем в 1143 году, Владимире († 1151) и Изяславе († 1161); 8 с другой стороны он жалуется на призывание князьями поганых, то есть без сомнения Половцев, во всяком случае не Татар: стало быть мы имеем памятник литературы до-монгольского периода. В литературном отношении, как сказано, Слово это интересно как по своей внешней форме, так и по основной идее своей. Проповедь с первого взгляда производит необычное впечатление именно своею главною частью; вития сравнительно мало рассуждает на тему и мало доказывает её путем аналитическим; для вящего убеждения он просто сообщает слушателям исторический анекдот, «притчу», повесть об одном князе, притом совершенно неизвестную по летописям. |
| Одна из особенностей дружининской библиотеки – большое количество книг с адресованными ему дарственным надписями. Должно быть, это связано с тем, что в нашем фонде хранится его многочисленное собрание оттисков 171 . Среди авторов, даривших свои сочинения Г. Дружинину, историки его поколения – члены и сотрудники Археографической комиссии, соученики по С.-Петербургскому университету: В.А. Адрианов, И.А. Бычков, П.Г. Васенко, А.С. Лаппо-Данилевский, Н.П. Лихачев, Х.М. Лопарев, В.В. Майков, Н.П. Павлов-Сильванский, С.Ф. Платонов, С.П. Розанов, В. И. Срезневский , а также В.Н. Бенешевич , Г.С. Габаев, Ю.И. Гессен, П.Н. Милюков, А.В. Орешников, М.А. Островская, П.К. Симони, П.В. Шейн, Е.Ф. Шмурло, П.Е. Щеголев и многие другие. Самые многочисленные автографы принадлежат С.Ф. Платонову, другу и соратнику В.Г. Дружинина по университетскому «кружку молодых историков» (рис. 5). Рис. 5. Автограф С.Ф. Платонова (СПб 1897) Несмотря на то, что в фонде библиотеки СПб ИИ сохранилась лишь часть библиотеки В.Г. Дружинина , книги которой выявляются по внешним владельческим признакам, его брошюры, на которых остались следы разработанной ученым системы шифров, дают достаточно полное представление о тематическом составе его собрания в целом. Профессиональные интересы В.Г. Дружинина были широки и многогранны; книги из его библиотеки придают всему фонду библиотеки СПб ИИ большую глубину и культурное значение. 153 Непосредственное участие В.Г. Дружинина в делах библиотеки отражено в старых библиотечных инвентарях. Судя по почеркам, инвентари библиотеки Археографической комиссии вели в разное время несколько сотрудников. Инвентарь за 1908 год заполнен рукой Дружинина. Он как автор дарил библиотеке Комиссии свои книги и оттиски статей, но кроме того, среди книг Археографической комиссии десятки томов в «дружининских» переплетах из его личной библиотеки (например, Сочинения преподобного Максима Грека .... Ч. 1–3. Казань, 1860–1894. Шифр 1 1057. На обложке ч. 1 дарственная надпись: «В библиотеку Императорской Археографической Коммиссии (так!) от В. Дружинина »). |
|
|
