| Лучше мне таскаться в миру, нежели Богу посвященным девицам. Если я упаду на мостовой и умру, то почту себя счастливым, что для пропитания бедных чужестранных сирот, для охранения их спасения, для устроения пустынной обители положил душу свою». Видя такое самопожертвование, московский купец Семен Лонгинович Лепешкин и его супруга Анна Васильевна стали благотворить обители старца. Старец Зосима не только душу свою положил ради спасения ближних, он вел брань против духов злобы поднебесных ( Еф. 6:12 ) и, укрепленный силою Божией, одерживал в ней победу. Однажды в его общину поступили две родные сестры, у которых в скором времени обнаружилась тайная болезнь – сильное беснование. Временами они неистовствовали, дрались, кусались. И только когда обе чувствовали приближение старца (не видя его), то сразу утихали и даже прятались под столы и стулья. Благодетельница Бахметева убеждала старца читать заклинательные молитвы, но старец уклонялся, отвечая, что «эта благодать принадлежит апостолам и по преемству от них священникам, что он на это не призван и не рукоположен». Имея горячую веру и усердие к Божией Матери, он отправил больных в Переяславль-Залесский к прославленному в то время чудотворениями образу Феодоровскому Божией Матери, где помощью Богоматери, по его святым молитвам, больные получили совершенное исцеление 166 . Осталось также свидетельство Марии Семеновны Бахметевой по тому же вопросу, но в случаях более легкого проявления болезни: «А Зосима ни за что не хочет сам читать сих молитв и говорит, что ежели болезнь сия не действует на нравственность, то по воле Божией пусть терпят» 167 . Сама жизнь о. Зосимы являлась светлым образцом подвигов, добродетелей и преуспеяний духовных. Поучителен один из эпизодов, изложенный в Жизнеописании старца Зосимы. «Однажды утром вошел он помолиться перед Распятием в часовню и забыл запереть за собою дверь на крючок. Через некоторое время вошла одна из сестер, не зная, что старец там, но, увидев отца своего, быстро вышла, чтобы не тревожить его в такие высокие минуты. |
| Маленькая ростом, казалось, слабенькая, тихая, кроткая, она была неутомима в работе. День и ночь она в госпитале, сама перевязывает больных, сама делает решительно все для них, даже сама варит им пищу. Несмотря на всю свою кротость и ангельское терпение, она пытается, все-таки, бороться с грабителями своих несчастных страдальцев: запечатывает котлы с пищей, подкарауливает и ухитряется дознаться «почему куриный суп, в который на 360 человек кладется 90 кур, таким выходит, что на вкус не курицей, а крупой одной отдает». Все любят Елизавету Петровну. «Истинная мать родная», – другого отзыва нет о ней, ни у больных, ни у сестер. А Пирогов называет ее «третьим столпом Общины» вместе с Хитрово и Бакуниной. Но вот кончилась Крымская война. Миссия Карцевой, видимо, была исполнена: уезжая в Севастополь, она думала затем вернуться домой, к прежней жизни. Но война переродила ее, и она навсегда отдалась своей новой деятельности. Более десяти лет после Бакуниной, она работает на пользу страждущим в качестве старшей сестры Крестовоздвиженской общины. Под её руководством выработался целый кадр образцовых сестер милосердия, основательно ознакомленных с уходом з больными и, по примеру своей руководительницы, всецело посвятивших себя этому тяжелому делу. Но те же обстоятельства, которые заставили Бакунину отказаться от любимого дела, побудили и эту великую, долготерпеливую сестру уйти из Общины. Но сердце её уже принадлежало страждущим; она ищет, где бы можно было «душу свою полагать за братий своих», и находит – в Московской Лепешкинской лечебнице, содержимой на средства Мосоловых. Три года (с 1867 по 1870 гг.) потрудилась здесь Карцева. В конце 1870 года она, по рекомендации С. П. Боткина, была приглашена в Петербург, где предложено ей было устроить новую общину сестер милосердия – Георгиевскую. Елизавета Петровна, можно сказать, создала эту Общину, привлекла в нее лучшие медицинские силы, устроила при ней лечебницу для приходящих и больницу, собрала вокруг себя таких же самоотверженных, способных тружениц-сестер, как она сама, и с их помощью сделала Общину образцовым медицинским учреждением, и до сих пор поставляющим настоятельниц в другие общины. |
| 2. Ректором Иваново-Вознесенской духовной семинарии назначить игумена Ювеналия (Лепешкина). ЖУРНАЛ 76 СЛУШАЛИ: 1. Прошение Преосвященного Архиепископа Новосибирского и Бердского Тихона об открытии Православной Духовной Семинарии в Новосибирске на базе Свято-Макарьевского Православного богословского института. 2. Доклад председателя Учебного комитета при Священном Синоде Преосвященного архиепископа Верейского Евгения о возможности открытия Новосибирской Православной Духовной Семинарии. ПОСТАНОВИЛИ: Отложить рассмотрение вопроса об открытии Новосибирской Духовной Семинарии до более детального ознакомления с ситуацией. ЖУРНАЛ 77 СЛУШАЛИ: 1. Прошение Преосвященного Архиепископа Ярославского и Ростовского Кирилла о назначении на должность ректора Ярославской Духовной Семинарии иеромонаха Исидора (Тупикина). 2. Доклад председателя Учебного комитета при Священном Синоде Преосвященного архиепископа Верейского Евгения о назначении нового ректора Ярославской Духовной Семинарии. ПОСТАНОВИЛИ: Ректором Ярославской Духовной Семинарии назначить иеромонаха Исидора (Тупикина). ЖУРНАЛ 78 СЛУШАЛИ: 1. Рапорт Преосвященного Митрополита Воронежского и Борисоглебского Сергия о назначении нового ректора Воронежской Духовной Семинарии. 2. Доклад председателя Учебного комитета при Священном Синоде Преосвященного архиепископа Верейского Евгения о назначении нового ректора Воронежской Духовной Семинарии. ПОСТАНОВИЛИ: Согласно поданному прошению протоиерея Сергия Моздора, исполняющего обязанности ректора Воронежской Духовной Семинарии, освободить от занимаемой должности. ЖУРНАЛ 79 СЛУШАЛИ: 1. Прошение Преосвященного Архиепископа Ростовского и Новочеркасского Пантелеимона о преобразовании Ростовского Епархиального Духовного Училища с миссионерской направленностью в Донскую Духовную Семинарию. 2. Доклад председателя Учебного комитета при Священном Синоде Преосвященного архиепископа Верейского Евгения о возможности преобразования Ростовского Епархиального Духовного Училища с миссионерской направленностью в Донскую Духовную Семинарию. |
| Близкими к батюшке прихожанами, уважающими и любящими его, были: семейства Колгановых, Протопоповых, Шустовых, Булочкиных и Лепешкиных. Я пишу эти записки на том самом месте, где жил наш батюшка, только в то время дом был другой, деревянный, но садик наш теперешний все тот же, что и был при батюшке: те же старые теперь тополя и посреди сада огромный ясень. Батюшка говорил нам, что под этим самым ясенем он в дни своей молодости сидел иногда летом вместе со своей супругой, Анной Павловной. Батюшка так ее любил и так тяжело переживал ее утрату, оставшись со своим сыном Мишей, что, когда возвращался после многих трудов усталый домой, то уходил в свою комнатку и любил посидеть в ней в уединении. Комнатка его была в одно окно, наполовину заставленное комодом и завешенное сверху донизу. Стояли в ней стол, два низких кресла, гардероб и кровать. Так она была мала, что только повернуться. Батюшка большей частью проводил здесь время за чтением, главным образом журнала «Душеполезное чтение». Особенно тяжело ему было в праздники. Он слушал шум аллеи сада за стеной, пение канарейки и тосковал о своем утраченном семейном счастье. А то садился за фисгармонию и играл на ней, а иногда и пел грустные романсы. Я приведу здесь два романса, которые батюшка любил петь, а пел он своим чудным, бархатным, глубоким басом задушевно, со слезами (брал до ноты фа контроктавы). 1 Вьется ласточка сизокрылая Под окном моим, одинешенька. Над окном моим, над косящатым, Есть у ласточки тепло гнездышко. Ждет касаточку белогрудую В теплом гнездышке ее парочка. В теплом гнездышке ее парочка. Слезы горькие утираючи, Я смотрю ей вслед, вспоминаючи; У меня была тоже ласточка, Белогрудая душа-пташечка. Да свила судьба ей уж гнездышко Во сырой земле вековечное. Во сырой земле вековечное. 2 Ты для меня дума и сила, Ты для меня огонь святой, Ты жизнь мне новую открыла, Спи, ангел мой, спи, Бог с тобой! Ты жизнь мне новую открыла, И с той поры в тебе одной Слилося все, что сердцу мило, Спи, ангел мой, спи, Бог с тобой! |
| Мария Семеновна была художественно одаренной натурой, прекрасно рисовала и вышивала. Вышивала даже портреты – «чудеса шитьем производила». Удивительно, что в те блестящие времена природная любознательность и доброта подвигали Марию Семеновну на шитье сюртуков людям, шуб детям, а по утрам – настряпанье сыров. Возможно, увлечения ее были поверхностны. Граф Орлов пишет о ней так: «Во всем довольно успевают, но только не хорошо, что все скоро бросают и как бабочка со цветка на цветок летают, но медку мало собирают» 259 . Во время царствования Павла I семья графа Орлова-Чесменского была за границей, в основном в Германии. С его семьей жила и Мария Семеновна. По возвращении в Россию в 1801 году граф поселился в родной Москве, под Донским монастырем во дворце Нескучного сада. На высоком берегу Москвы-реки возвышались его гостеприимные хоромы. Сюда на праздники и вечера стекалась вся Москва. Сначала Бахметева жила в доме графа Орлова, но год спустя, в 1802-м, купила себе участок в переулочке между Нескучным садом и Донским монастырем 260 ; на нем выстроила небольшой дом – скорее, домик. Как она сама писала, «себе я строю маленький домик; из желтого дома 261 иначе нельзя как в маленький». В 1805 году Мария Семеновна построила еще оранжереи и флигель для гостей. При доме был разбит довольно обширный сад. Нам интересно знать местонахождение ее домов, поскольку именно здесь двадцать лет спустя она приютила спутниц старца Зосимы. На плане участка 1817 года отмечено три деревянных жилых дома: два выходящих на улицу и один в глубине двора». Сохранился вид фасада одного из домов – вероятнее всего, в нем жила Мария Семеновна. Если вспомнить, что она позаботилась о тишине и окружила забором тот дом, в котором расположила сестер, то он находился, по-видимому, в глубине сада. Переулочек между Калужской и Донской улицами в конце XIX века назывался Бахметьевским, получив название по фамилии домовладелицы 262 . В переулке, который теперь называется Малым Калужским, нет ничего, что напоминало бы былые времена 263 . |
| Гефсиманскому скиту в Москве, близ Сухаревой башни, принадлежит каменный трехэтажный дом со значительным участком земли, пожертвованной в 1851 году женой коммерции советника Семена Логгиновича Лепешкина, Анной Васильевной Лепешкиной – с тем чтобы земля эта с находящимися на ней строениями принадлежала собственно скиту и доход с нее, по тому времени в количестве 1000 руб. сер. в год 60 , употребляем был на поддержание в нем заведенного общежития; причем в прошении означенной жертвовательницы было оговорено, что если бы земля эта с находившимися на ней в то время деревянными лавками по чему либо не могла быть усвоена Гефсиманскому скиту, то она предоставляет себе сделать о ней другое распоряжение. Это обстоятельство, требовавшее, для принятия и укрепления за скитом даруемого имущества, Высочайшего соизволения, побудило митрополита Филарета официально объяснить в своем донесении Святейшему Синоду историю основания скита при лавре. С Высочайшего соизволения, даруемая Лепешкиной земля в мае 1851 года была укреплена за Гефсиманским скитом, a через это и самое существование скита получило официальное признание 61 . Спустя после того с лишком двадцать лет, бывшие на означенной земле деревянные лавки, в октябре 1873 года сгорели, и вместо них выстроен скитом ныне существующий каменный дом, стоивший скиту более 97.000 рублей. Получаемая с этого дома арендная плата, согласно назначению жертвовательницы, идет на содержание братства скита. Недалеко от скита, по дороге, ведущей к Вифанскому монастырю, находится так называемая скитская ферма, заключающая в себе необходимые хозяйственные учреждения скита, как то: скотный двор, овин, помещения для рабочих; здесь же находится прачешная для стирки братского белья, и пчельник. XII. Особенности богослужения Гефсиманского скита. Тока или ударение в било. Порядок богослужений в скиту и пещерах вообще. Неусыпаемое чтение псалтири. Выше было помянуто об особенном богослужении, совершаемом в пещерах Гефсиманского скита и известном под названием „полунощницы с аллилуйа“. Эта полунощница, совершаемая ежедневно с вечера, кроме дней, в которые положено бдение, заключается в том, что после обычного последования полунощницы, вместо шестопсалмия и кафизм, начинается протяжное чтение „дванадесяти псалмов“ с припевами „аллилуйа“, по трижды после каждого стиха и с положенными тропарями; после чего присовокупляется конец утрени, начиная с восьмой пророческой песни. Последование это, начинаясь с восьми часов вечера, продолжается до одиннадцати часов ночи. |
| Как-то пришел Калачинский к Суворову, пожаловался на своих товарищей. — Помилуй Бог! — проговорил Суворов. — Ай-ай, как нехорошо! Враги, говоришь? Ай-ай. Ну, мы до них доберемся. Прошло несколько дней. Вызвал к себе Суворов секунд-майора. — Узнал, — говорит, — я имя того главнейшего злодея, который вам много вредит. — Капитан Пикин? — выпалил Калачинский. — Нет. — Полковник Лепешкин? — Нет. — Поручик Вяземский? — Нет. Стоит Калачинский, думает, кто бы это мог быть еще. — Знаю! — закричал. — Знаю! Генерал-квартирмейстер князь Оболенский! — Нет, — опять произнес Суворов, посмотрел на Калачинского загадочным взглядом, поманил к себе пальцем. Подошел секунд-майор, наклонился к Суворову. А тот таинственно, шепотом: — Высунь язык. Калачинский высунул. — Вот твой главнейший враг, — произнес Суворов. Сторонись! Суворов любил лихую езду. То ли верхом, то ли в возке, но непременно так, чтобы дух захватило, чтобы ветер хлестал в лицо. Дело было на севере. Как-то Суворов уселся в санки и вместе с Прошкой отправился в объезд крепостей. А в это время из Петербурга примчался курьер, важные бумаги привез Суворову. Осадил офицер разгоряченных коней у штабной избы, закричал: — К фельдмаршалу срочно, к Суворову! — Уехал Суворов, — объяснили курьеру. — Куда? — В крепость Озерную. Примчался офицер в Озерную: — Здесь Суворов? — Уехал. — Куда? — В крепость Ликолу. Примчался в Ликолу: — Здесь Суворов? — Уехал. — Куда? — В Кюмень-град. Прискакал в Кюмень-град: — Здесь Суворов? — Уехал… Уехать Суворов уехал, да застрял в пути. Один из коней захромал. Пришлось повернуть назад. Двигались шагом, едва тащились. Прошка сидел на козлах, дремал. Суворов нервничал, то и дело толкал денщика в спину, требовал погонять лошадей. — Нельзя, нельзя, ваше сиятельство, конь в неисправности, — каждый раз отвечал Прошка. Притихнет Суворов, переждет и снова за Прошкину спину. Не сиделось фельдмаршалу, не хватало терпения тащиться обозной клячей. Проехали версты две, смотрит Суворов — тройка навстречу. Кони птицей летят по полю. Снег из-под копыт ядрами. Пар из лошадиных ноздрей трубой. |
| В 1844 г. С. В. Морозов получил потомственное почетное гражданство. Незадолго до кончины он основал Торговый дом «Савва Морозов с сыновьями», к-рый вместе с фабриками в Никольском перешел к младшему сыну Тимофею. В 1873 г. Торговый дом был преобразован в Товарищество Никольской мануфактуры «Саввы Морозова сын и Ко» с основным капиталом 5 млн р. К кон. XIX в. крупнейшими принадлежавшими М. компаниями были: «Товарищество мануфактур Викулы Морозова с сыновьями» в мест. Никольском и в с. Савине Богородского у. Московской губ., «Компания Богородско-Глуховской мануфактуры», «Товарищество Тверской мануфактуры», Товарищество Никольской мануфактуры «Саввы Морозова сын и Ко». У Саввы Васильевича и Ульяны Афанасьевны М. было 5 сыновей: Елисей (1798-1868), Захар (1802-1857), Абрам (1806-1856), Иван (1812-1864), Тимофей (1823-1889) и дочь Варвара (в замужестве Скороспелова). Известность как крупные предприниматели и меценаты приобрели потомки 4 сыновей С. М. Морозова: Викуловичи (по сыну Елисея Саввича Викуле (1829-1894)), Захаровичи, Абрамовичи и Тимофеевичи. Ветвь Ивана Саввича быстро угасла. По подсчетам М. С. Дроздова, Захаровичи составляли более трети всех М., Викуловичи - ок. четверти, Абрамовичи и Тимофеевичи вместе - треть большой семьи М. К нач. XX в. М. породнились со мн. рус. предпринимателями: Солдатенковыми, Миловановыми, Хлудовыми, Нырковыми, Крестовниковыми, Зимиными, Кузнецовыми , Кокоревыми, Рябушинскими , Красильщиковыми, Соловьёвыми, Расторгуевыми, Лепешкиными и др. Большинство М. к этому времени были потомственными дворянами, состояли в родстве с дворянскими семьями Кривошеиных, Лихачёвых, Ненароковых, Смольяниновых, Головниных, Кавелиных, фон Мекк, Назаровых и др. Елисей Саввич Елисей Саввич в 1837 г. отделился от отца и организовал в Никольском собственную мануфактуру, на к-рой вырабатывались хлопчатобумажные ткани. Его сын Викула Елисеевич, родоначальник ветви Викуловичей, построил в Никольском ткацкую (1847) и бумагопрядильную (1878) фабрики, с 1874 г. владел Сухоборской фабрикой в Никольском; в 1882 г. учредил «Товарищество мануфактур Викулы Морозова с сыновьями» (13,2 тыс. рабочих в 1914). «Товарищество мануфактур Викулы Морозова с сыновьями» принимало участие в снаряжении торгово-исследовательских экспедиций в Сев. (1900) и Юж. (1901) Персию, Монголию (1912), организованных московским купечеством (ЦГИАМ. Ф. 337. Оп. 2. Д. 158). |
| В октябре были сделаны Бутиным перегородки и двери в храме за 1143 р., а купец Лавров за 165 р. отполировал старые медные лампады. Далее оказалось нужным, вместо обветшавших прежних каменных престола и жертвенника, сделать новые, по желанию благочинного, протоиерея Покровского, уже деревянные из дуба за 75 р. и приступить, по его же заявлению, к возобновлению раки, где почивали мощи св. Стефана Пермского. В поданном Рихтеру письменном заявлении протоиерей Покровский указав на то, что, как ему не безызвестно, гробница св. Стефана Пермского находится в самом неблагообразном виде и придворной церкви не соответствует, просил о дозволении ему вместе со старостой – купцом Лепешкиным сделать гробницу вновь, а именно: верхнюю ризу на святителя из серебра, и две боковых стороны из накладного серебра или из серебряновызолоченной меди, на что потребуется не менее 1500 р. А так как этой суммы в смете по возобновлению собора не было положено, то они имели в виду для покрытия части расходов на устройство раки не только старый чугунный пол, стоящий от 300–400 р., но и приношения добровольных жертвователей и даже церковные суммы. Препятствия со стороны дворцовой конторы к исполнению сего желания благочинного и старосты не встретилось, и самый рисунок новой раки был сделан Рихтером. При разборке пола оказалось, что он состоял из 400 разной меры цельных и ломанных плит, заключавших в себе старого и негодного, вследствие ржавости, чугуна весом 837 пудов. Самая смета по устройству раки также была составлена Рихтером в сумме 2400 р. По условию, работы должны были состоять 1) в изготовлении металлической покрышки и отлитии из цинка, железа и меди, узоров с усечкой – за 1230 р.; 2) в отлитии и позолоте лампад – за 30 р.; 3) в позолоте листовым червонным золотом по мордану всего тамбура, решеток с наружной и внутренней стороны с устройством гробницы столярной работой с резьбой, позолотой и окраской за 120 р. Все указанные Рихтером работы по устройству раки, были произведены Челноковым и Игумновым за 4530 р., а балдахин – Степановым и Игумновым и металлические части – фабрикантом Крюмгелем за 1200 р. и были окончены к 10-му сентября 1858 г. |
| Наши Московские новости, Вам, конечно известны; самые видные из них – выборные благочинные и обще-епархиальный свечной завод, сокращение приходов; первым выборным благочинные пришлось стать о. Семену Сергеевичу Владимирскому 186 . А против свечного завода, и в особенности против тех приемов, с какими комиссия завода выступила против церковных старост, сии последние ведут агитацию. Не понравилось, напр., им, что Комиссия препоручила благочинным осмотреть в подробности всю свечную часть по церквам, сосчитать свечи, взвесить, узнать где (берутся свечи – и затем объявить старостам обязательно, чтобы, по распродаже оказавшегося в наличности запаса, ни под каким видом больше брать свеч на частных заводах не смели, под опасением взыскания самого строгого. Да и на то гневаются старосты, что вопрос столь существенный для церковного хозяйства, к которому они приставлены доверием прихожан и утверждены Епархиальною властью, духовенство дозволил себе решить без их участия. Во главе недовольных стоить Н. В. Лепешкин. Он заявлял нашему Владыке, еще до отъезда его в Петербург, что большая часта старость намерена представить ему коллективный протест. Владыка принял Лепешкина (который сам мне это рассказывал) очень неласково. «Но мы, говорить, этого дела так не оставим». И действительно – съездил он в Петербург и оттуда приехав собирает от старост подписи к какой-то бумаге. Старость говорят, до 200 подписалось. Содержание протеста подлинное мне неизвестно. Что касается сокращена приходов, то я слышал от преосв. Амвросия, что оно принято в самом незначительном размере – кажется всю Епархию придется таких сокращений до 60 и притом на самых удобных местных условиях. Таким образом опасение вредных для народного в Московской губ. образования и воспитания последствий, заявленное Д. Ф. Самариным 187 в Москов. губерн. Земском Собрании, должно, мне кажется, потерять свой острый характер. Земство положило довести до сведения правительства о своем крайнем не сочувствии предпринятому при новом Владыке нашем сокращению приходов. Любопытно знать, как будет принято правительством заявление Московского Земства. |
|
|
