| Вальдемар сначала не хотел брать даров, но когда дьяк Шипулин, по государеву указу, заметил ему, что он этим оскорбит псковичей, то принял. Сицкому наказано было: «Королевичу Вальдемару Христианусовичу всякое береженье и честь держать великую, здоровье его от русских и от всяких людей остерегать накрепко». Но ото всех неприятностей остеречь было нельзя: так, в Опочке испортили у королевича возок, вырезав бархат у дверей. В Новгороде была королевичу такая же встреча, что и во Пскове. В Москве, куда королевич въехал 21 января 1644 года, поднесли ему хлебы и дары московские, голландские и английские гости и торговые люди, а Вальдемар жаловал их к руке. Когда королевич приехал во дворец (28 января), то середи Грановитой палаты, прешедши столп, встретил его царевич Алексей Михайлович, а явил царевича Вальдемару боярин князь Львов: царевич спросил гостя о здоровье, подал ему руку и потом пошел с королевичем вместе по правую сторону. Тот же боярин князь Львов явил королевича государю, который сошел с своего места, подал королевичу руку (витался) и спросил о здоровье: королевич на государевом жалованье бил челом и правил поклон от короля, отца своего, – сперва государю, потом царевичу Алексею Михайловичу. Послы королевские говорили речь: «Его королевское величество во имя св. троицы послал своего любительного сына, графа Вальдемара-Христиана, к его царскому величеству, чтоб ему по царского величества хотенью и прошенью закон принять (вступить в брак) с царского величества дочерью, великою княжною Ириною Михайловною. Король просит, чтоб его царское величество изволил для большей верности и укрепления договор о сватанье крестным целованьем при его королевских послах укрепить и письмо дать, также принять и почитать королевского сына, как своего сына и зятя, а король накрепко наказал сыну своему царское величество, как отца, почитать, достойную честь и службу воздавать». Думный дьяк от царского имени отвечал: «Желаем, чтоб всесильный Бог великое и доброначатое дело к доброму совершенью привел; хотим с братом нашим, его королевским величеством, быть в крепкой дружбе и любви, а королевича Вальдемара Христианусовича хотим иметь в ближнем присвоении, добром приятельстве и почитать, достойную честь ему воздавать, как есть своему государскому сыну и зятю». |
| Теперешние киоты сделаны или в сем 1833 году, или же в следующем, 1834 году, а в 1835 году они обложены по тумбам бронзою, а выше тумб – серебром. Собор впервые расписан был стенным письмом, как мы сказали выше, тотчас по его построении преподобным Никоном, причем труд его расписания принадлежал знаменитым живописцам того времени – монахам Московского Андроникова монастыря Даниилу Черному и Андрею Рублеву. После преподобного Никона живопись была возобновлена в 1635 году, а потом была возобновляема в 1779, 1834–1835, 1864–1855 и 1904–1905 [Сафоновым] годах, а в алтаре была еще возобновляема и поправляема (по указаниям и помимо указаний митр. Филарета) в 1843 году. Чт( в живописи иконописцем после всех ее возобновлений остается древнего – решить очень трудно (если не ошибаемся, то при возобновлении 1854–1855 годов предоставлена была новым художникам, не к пользе дела, особенно большая Между задними подкупольными столбами собора висит на цепях огромное паникадило, серебряное, круглое, украшенное иконами (подобное так называемым хоросам греческих Афонских монастырей), начатое быть делаемо митрополитом Платоном в 1811 или 1812 годах и оконченное после его смерти, в 1813 или 1814 годах, имеющее веса около пяти пудов. Три других паникадила пред иконостасом и все лампады пред местными образами также серебряные (как паникадила, так и лампады – переделанные из прежних при наместнике Антонии). О большом паникадиле, висевшем в 1641 году пред иконостасом, в описи сего года читается: «Перед деисусом противу царских дверей паникадило большое медяное, немецкое дело, а у него в первом ряду двенадцать шанданов, да в другом ряду и в третьем по шти шанданов, вверху и посеред вылиты люди, под паникадилом яблоко болшое серебряное чеканное, середи яблока подпись кругом золочена, под большим яблоком яблочко золотое резное с чернью, на нем четыре продушины, под золотым яблочком кисть, золото с серебром скано, около кисти вверху низано жемчугом». Паникадило, висящее теперь в трапезной церкви, как будто есть это самое паникадило. |
| И сквозь пыли уж знамена плещут… Ото всех сторон враги подходят… И от Дона и от синя моря, Обступают наших отовсюду! Отовсюду бесовы исчадья Понеслися с гиканьем и криком. Молча Русь, отпор кругом готовя, Подняла щиты свои багряны. Ярый тур ты, Всеволод! стоишь ты Впереди с курянами своими! Прыщешь стрелами на вражьих воев, О шеломы их гремишь мечами! Где ты, буй-тур, ни поскачешь в битве, Золотым посвечивая шлемом, — Там валятся головы поганых, Там трещат аварские шеломы Вкруг тебя от сабель молодецких! Не считает ран уж он на теле! Да ему о ранах ли тут помнить, Коль забыл он и Чернигов славный, Отчий стол, честны пиры княжие И своей красавицы княгини, Той ли светлой Глебовны, утехи, Милый лик и ласковый обычай! Были веки темного Трояна, Ярослава годы миновали; Были брани храброго Олега… Тот Олег мечом ковал крамолу, Сеял стрелы по земле по Русской… Затрубил он сбор в Тмуторокани: Слышал трубы Всеволод Великий, И с утра в Чернигове Владимир Сам в стенах закладывал ворота… А Бориса ополчила слава И на смертный одр его сложила На зеленом поле у Канина… Пал млад князь, пал храбрый Вячеславич За его ж, за Ольгову обиду! И с того зеленого же поля, На своих угорских иноходцах, Ярополк увез и отче тело Ко святой Софии в стольный Киев. И тогда ж, в те злые дни Олега, Сеялось крамолой и растилось На Руси от внуков Гориславы; Погибала жизнь Дажьбожьих внуков, Сокращались веки человекам… В дни те редко ратаи за плугом На Руси покрикивали в поле; Только враны каркали на трупах, Галки речь вели между собою, Далеко почуя мертвечину. Так в те брани, так в те рати было, Но такой, как Игорева битва, На Руси не слыхано от века! От зари до вечера, день целый, С вечера до света реют стрелы, Гремлют остры сабли о шеломы, С треском копья ломятся булатны Середи неведомого поля, В самом сердце Половецкой степи! Под копытом черное все поле Было сплошь засеяно костями, Было кровью алою полито, И взошел посев по Руси — горем!.. Что шумит-звенит перед зарею? Скачет Игорь полк поворотити… Жалко брата… Третий день уж бьются! |
| Пасха Христова! Такое безбрежное море счастья, что стяжи только «сердце чистое», «очисти чувствия», и утонешь ты в этом океане благодати, счастья, радости. Как будто ведь и людишки всё те же: с заботами, с болезнями, с делишками. Но, нет… Чудо настаёт: в мире, в небе, и земле, и в преисподней. Радость таинственная, как реки весенние полноводные, льётся в наши сердца, радость Воскресения Христова, светит сегодня тёмным нашим душам Пасха священная, Пасха таинственная… Как это можно жить без этого «пира веры», как это можно отказаться от такого «богатства благодати». Кто захочет оставаться в мире тьмы, когда рядом всё исполнилось света, когда рядом царство света, мир ликования, сокровищница радости. Но почто при свете Воскресения я ещё оглядываюсь во мрак, в царстве радости вспоминаю кромешную тьму безбожия. Ныне все исполненные света, небо и земля празднуют Воскресение Христово! Приникни к вере Христовой, войди в церковь Христову, очистим чувства и увидим, что природа и вся тварь не мертвы, не бездушны, не механизмы. И земля, и лес, и воды, и древеса, и травы, и цветы, и птицы, и зверь знают о Воскресении, и радуются, и живут о Христе воскресшем! …На дворе вижу братца и Мишу. Подняв лица, слушают… — Я думал: день свят, а люди спят. А они глядят кого-то?! Журавли, журавли летят… И я услышал как бы тихий струнный звон. Журавли пролетали в небесных полях, высоко над Городом… И Мишка так восторженно: Снова птицы летят издалёка К берегам, расторгающим лёд, Солнце тёплое ходит высоко И душистого ландыша ждёт. Так со стихами Фета домой зашли, за стол сели. Братец сюрпризом чашку маслин припас. Белую булку и сладкое в ночь съели, разговляясь, и теперь услаждались чёрным хлебом с солью и маслом подсолнечным. И до кофею мы трое любители. Не красна изба явилась пирогами, а углами красна. Намытые полы улыбались, натёртая деревянным маслом грузная дедова мебель сияла. Тут ещё «открывается первая рама, и в комнату шум ворвался» … От ветерка запозванивали фарфоровые расписанные яйца на голубых лентах у образов. Середи стола кувшин с вербами. Барашки опадают, и на веточках будто ангелки сидят с бледно-зелёными крылышками… Чёрный хлеб, чёрный кофей, а получился настоящий «simposion». |
| [Относительно воздвижения креста Господня, вопрос о котором возбуждён был ещё епископом Феогностом в 1276г., находим следующие наставления у митрополита Киприана и Фотия. Первый в поучении 1395г. Новгородскому духовенству пишет: „А на Въздвижение честного креста в всякой церкви, по всей земли, где хрестиане живуть, крест въздвизають, хотя бы один поп был, на славу честнаго и животворящаго креста”. „А крест, пишет митрополит Фотий Псковскому духовенству, воздвизати преже на въсток, на 4 страны, а пятое пакы последи въздвигнути на въсток же, а глаголя на всяко воздвизание, о православии, „Господи помилуй”, 100”] 725 . [Среди ответов митрополита Киприана игумену Афанасию встречаем один о том, где читать апостол и евангелие в том случае, когда за часами следует обедня и когда её не полагается: „Вънегда же будеть литургиа пети, часы братиа в притворе поют, и апостол и еуангелье таможе чтется; аще ли несть притвора, то середи церкви. А без обедни часы пети, то апостол среди церкви чести, а еуангелье на святом престоле”. – Здесь же читаем: „Въпрашаеши же: еуангелия великого четверга страстьная како чтутся и где? И о этом ти буди ведомо, яко на святом престоле все еуангелия чтутся, от первого и до последнего, попу же во вся ризы оболчену. – О молитвах же вечерних и заутренних въпросил мя еси: колико их есть? И на вечерни убо молитвы 6, а 7-ая выходная, а 8-аа по исполнении вечернея и по возглашении; а на заутрени же 11 молитв и 12-ая молитва после „Хвалите Господа с небес”, на главопреклонении” 726 . В послании митрополит Фотия от 12 Августа 1419г. Псковскому духовенству читаем наставления: о пении „Бог Господь явися нам” на утрени, о праздновании 30 Января трём святителям Василию Великому , Иоанну Златоустом у и Григорию Богослову – „не обленитеся сий праздник всяческы свершати и красити торжествеными похвалами же и всенощными славословии”, – и устав о пении канонов] 727 . [В канонических вопросо-ответах, принадлежащих неизвестному и относящихся не позднее как к XV в., читаются следующие вопросо-ответы: 1) попу без стихоря во едином фелони пети ли вечерня, или заутреня? Пети. 2) едучи на кони пети ли собе? Пети. 3) А что у церкви быв, у заутрени, а дома пети ли? Ино пети] 728 . |
| При приезде митрополита, его встретили архиепископ и епископы. Он, сойдя с осла, благословил их крестом и, дав о Христе целование им, звал их совершенно ясти (Акты Арх. Эксп. Т. I, 184, стр. 160). Шествие на осле во времена патриаршества Патриарх Иоасаф II (по поставлении его в 1667 г. Февраля 10) на патриархов двор шел с другими патриархами, со всеми архиереями. Певчие и подьяки провожали его и пели. А к Государю он ехал на санях (Дополн. к акт. истор. Т. V, стр. 103). С особою подробностью описано шествие к царю патриарха Иоасафа II, в чине поставления его, именно: после обедни святейший патриарх из церкви пошел в патриаршу крестовую, власти московския, белыя и черныя, провожали его в крестовую. Из крестовой святейший патриарх пошел в келью свою с келейниками, власти же дожидались в крестовой до вести от Государя Царя и Великого Князя Алексея Михаиловича. В крестовую пришли бояре, которым святейшаго патриарха на осля взводить: князь Иван Алексеевич Воротынской, князь Иван Семенович Прозоровской, окольничей Микита Михаилович Бобарыкин, думной дьяк Дмитрий Башмаков, голова стрелецкой Григорей Власьев, полуголова и стрельцов шестьдесят человек для провожанья около города. И погодя с четверть часа времени, от Великого Государя был прислан с вестью дьяк приказу большаго дворца Семен Степанов сын Титов, чтоб святейшему патриарху итти к Великому Государю к столу. По той вести, святейший патриарх со властьми и с бояры пошли к Великому Государю вверх. Перед патриархом шли соборной протопоп и ключари и несли крест на мисе 6 и святую воду. Святейший патриарх, сошед от своих палат большою лесницею к соборной церкви к западным дверям, и от западных дверей от рундука, сел, вместо осляти, в свои патриарши сани по чину. В санях было два санника домовые. Патриарх ехал в санях до лесницы Грановитой палаты. Власти и бояре шли за патриархом пеши, и пришед к леснице, пошли вверх большою лесницею перед Грановитой и вошли в сени перед Грановитую в двери с Красного крыльца. Великий Государь встретил патриарха середи сеней и благословяся, принял за руку. И пошли в Грановитую палату. Погодя немногое время, к Великому ж Государю пришли вверх вселенские патриархи, и Великий Государь с патриархом вселенских патриархов встретил в сенях же; и, благословяся, пошли в Грановитую палату (Библиот. Свят. Синода, рукописная книга: Чиновник о поставлен. свят. патриархов 1667 г. 67 по Инв. 65, шк. 22). |
| Теперешние киоты сделаны или в сем 1833 году, или же в следующем, 1834 году, а в 1835 году они обложены по тумбам бронзою, а выше тумб – серебром. Собор впервые расписан был стенным письмом, как мы сказали выше, тотчас по его построении преподобным Никоном, причем труд его расписания принадлежал знаменитым живописцам того времени – монахам Московского Андроникова монастыря Даниилу Черному и Андрею Рублеву. После преподобного Никона живопись была возобновлена в 1635 году, а потом была возобновляема в 1779, 1834–1835, 1864–1855 и 1904–1905 [Сафоновым] годах, а в алтаре была еще возобновляема и поправляема (по указаниям и помимо указаний митр. Филарета) в 1843 году. Чт(в живописи иконописцем после всех ее возобновлений остается древнего – решить очень трудно (если не ошибаемся, то при возобновлении 1854–1855 годов предоставлена была новым художникам, не к пользе дела, особенно большая свобода) 251 . Между задними подкупольными столбами собора висит на цепях огромное паникадило, серебряное, круглое, украшенное иконами (подобное так называемым хоросам греческих Афонских монастырей), начатое быть делаемо митрополитом Платоном в 1811 или 1812 годах и оконченное после его смерти, в 1813 или 1814 годах, имеющее веса около пяти пудов. Три других паникадила пред иконостасом и все лампады пред местными образами также серебряные (как паникадила, так и лампады – переделанные из прежних при наместнике Антонии). О большом паникадиле, висевшем в 1641 году пред иконостасом, в описи сего года читается: «Перед деисусом противу царских дверей паникадило большое медяное, немецкое дело, а у него в первом ряду двенадцать шанданов, да в другом ряду и в третьем по шти шанданов, вверху и посеред вылиты люди, под паникадилом яблоко болшое серебряное чеканное, середи яблока подпись кругом золочена, под большим яблоком яблочко золотое резное с чернью, на нем четыре продушины, под золотым яблочком кисть, золото с серебром скано, около кисти вверху низано жемчугом». Паникадило, висящее теперь в трапезной церкви, как будто есть это самое паникадило. |
| Заканчивает послание Грозный гневным раздражительным обращением, запрещающим монахам докучать ему подобными вопросами: «И о Хабарове мне нечего писати: как себе хочет, так дурует... А вперед бы есте о Шереметеве и о иных таких безлепицах нам не докучали...» Как отмечает Д. С. Лихачев, «Послание в Кирилло-Белозерский монастырь» – это свободная импровизация, вначале ученая, а затем запальчивая, переходящая в обвинительную речь, написанная с горячей Убежденностью в своей правоте. Своеобразие личности Грозного, особенности его писательской манеры проявляются и в его взаимоотношениях с одним из приближенных к нему опричников Василием Грязным, которому царь направил свое послание в 1574 г. Посланный царем на русско-крымскую границу воеводою, Василий Грязной попал к крымцам в плен. В своем письме царю (письмо не сохранилось) Грязное изложил условия, на которых крымский хан соглашался отпустить «великого человека» русского государя: либо прислать большой выкуп, либо обменять на плененного русскими крымского полководца Дивея. Обращаясь к «Васюшке», Грозный с иронией пишет, что Грязному не следовало «без путя середи крымских улусов заезжати», а уж если «заехано – ино было не по объездному спати». «Ты чаял, что в объезд приехал с собаками за зайцы – ажио крымцы самого тебя в торок ввязали. Али ты чаял, что таково ж в Крыму, как у меня стоячи за кушением шутити?» – иронизирует царь. Для царя опричник – не «великий человек», а «страдник», который был «у нас в приближении». За своего приближенного он согласен дать выкупа не более 2 тысяч, а не 100 тысяч, как о том просит Грязной, ибо «опричь государей таких окупов ни на ком не дают». Невысокого мнения царь о полководческом таланте опричника и противопоставляет ему крымца Дивея: «Тебе, – обращается Грозный к Грязному, – вышедши из полону, столько не привести татар, не поймать сколько Дивей кристьян пленит». Царь упрекает опричника, что тот сулил хану выкуп и мену «не по себе». Послание Грозного написано в форме непринужденной беседы и свидетельствует отнюдь не о положительной оценке царем своих опричников. |
| Но в Божией церкви еще не возвещена радость о воскресении распятого и погребенного. Середи ее стоит плащаница; первый псалом ее, после обыкновенного начала, пятидесятый, первые песни ее – тот же канон: «Волною морскою» и пр., который пелся и вчера на утрени. Значит, первые минуты пасхальной полуночи посвящены воспоминанию пребывания Господа Иисуса во гробе. С окончанием канона, трисвятое, вчерашний же тропарь «Егда снисшел еси к смерти» и пр., краткая ектения, и отпуск. Этим оканчивается воспоминание страшных событий. Вслед за этим священнослужители относят плащаницу в алтарь, где и возлагают на престоле. И вот, при заключенных царских дверях, священнослужители в алтаре начинают петь воскресшему: «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити». С этой песней они выходят из алтаря северными 274 дверьми, потому что до чудного «Христос воскресе» двери царские еще заключены, и со всем народом идут кругом церкви. В некоторых местах кругом церкви обходят однажды, в других, как например, в древнейших обителях, трижды. В уставе нет прямого указания на это, и потому то и другое может быть допущено. Но прежде, чем рассматривать пасхальную утреню, считаю необходимым остановиться несколько на самом событии воскресения и ближайших последствиях его. Вот как совершилось оно, по рассказу евангелиста Матфея. «И вот сделалось великое землетрясение, ибо ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от дверей гроба, и сидел на нем. Вид его был как молния, и одежда его бела, как снег. Устрашась Его, стрегущие пришли в трепет, и стали, как мертвые. Ангел же, обратив речь к женщинам (Марии Магдалине и другой Марии, пришедшим посмотреть гроб) сказал: не бойтесь, знаю, что вы ищете Иисуса распятого. Нет Его здесь; Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь» ( Мф. 28:1–6 ). Ближайшими последствиями воскресения были явления воскресшего Господа, о которых так говорит евангелист Марк: «Воскресши рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, после сего явился двум из учеников на дороге, когда они шли в селение, наконец явился всем одиннадцати, возлежавшим на вечери» ( Мк. 16:9, 12, 14 ). Естествен вопрос: как приняты были эти явления? |
| Князь Александр Крупский бит кнутом за то, что жену убил. В 1694 году явились в воровстве по язычной молвке стольники Владимир с братом Васильем Шереметевы; в этом деле пытаны князь Ив. Ухтомский, Лев и Григорий Ползиковы. Леонтий Шеншин: языки на них с пытки говорили, что на Москве они приезжали середи бела дня к посадским мужикам и домы их грабили, смертные убийства чинили и назывались большими. Шереметевы были освобождены на поруки и даны для береженья боярину Петру Вас. Шереметеву; и после того языки их казнены. В том же году изменил Федор Дашков, поехал было служить к польскому королю; пойман на рубеже, расспрашиван и повинился и отъезде; из Смоленска прислан скованный в Москву, в Посольский приказ, а из Посольского приказа освобожден, потому что дал думному дьяку Емельяну Украинцеву двести золотых. В 1693 году послана была царская грамота алатырскому воеводе о посылке стрельцов в Печерскую пустынь для обереженья Богомольцев от разбойников: «В ту пустынь ежегодно, июля к 8 числу, к чудотворному образу Казанской Богородицы бывает съезд для Богомолья, и в то же время от воровских людей и от разбойников на пустынь, и на братию, и на Богомольцев бывает всякое разорение и разграбление, и в прошлых годах ту Печерскую пустынь разбойники разбивали не по одно время». В том же году по указу великих государей в Сольвычегодске бывшему земскому всеуездному старосте Пачезерской волости крестьянину Степану Пустынникову велено учинить наказание: на площади перед приказной избою бить батоги, сняв рубаху, нещадно, для тою что он, будучи в малых числах (короткое время) во всеуездных старостах по совету с малыми людьми, без ведома усольцев посадских и уездных людей. бил челом великим государям, будто со всего мирского ведома, о Максимке и Федьке Пивоваровых, чтоб им быть по-прежнему в приказной избе в подьячих, и к той челобитной он, Стенька, дважды руку приложил: вверху подписался старостою Стенькою Пустынниковым, а в другой раз вместо выборного Козырева и за себя подписался крестьянином Пачезерской волости Стенькою Федоровым; кроме того, посылал челобитную, будто от всего мира, на именитого человека Григория Дмитриевича Строганова; писал челобитье, в котором челобитье архимандрита Введенского монастыря называл ложным, затейным и своевольным, писал, что от этого в мире учинилась смута; к своему выбору и к челобитным велел прикладывать руки выборным и посадским и уездным людям, а посадские люди и волостные крестьяне с мирского совета его в старосты не выбирали, и выборному посадскому и волостным выборным его выбирать не велели. |
|
|
