| 5. Что же касается понятий «Закон», «состоять под Законом» и т. п., то об этом можно было бы многое сказать . Ибо не всё то Закон, что представляется Законом; и не всё то Евангелие, что именуется Евангелием. По своему плотскому рождению все люди находятся в состоянии до-законном; и весьма сомнительно, чтобы было возможно перепрыгнуть из него сразу в состояние евангельское. Конечно, Дух Божий может творить чудеса; но в обычном порядке вещей мы должны смотреть на всеобщее домостроительство Божие в Его Церкви, которое есть отнюдь не малозначащая история, но образ Его руководства в отношении каждой отдельной души. Итак, я, вкупе с блаж. Августином, утверждаю, что человек может находиться в четверояком состоянии: 1) до Закона, без него и вне него; 2) под Законом; 3) под благодатью и 4) в состоянии божественного мира, или славы Божией. «Будучи до Закона (говорит Августин), мы, не задумываясь, следуем похотям плоти. Под Законом они влекут нас уже против нашего произволения, насильно. Под благодатью мы и не следуем им, и не влечёмся ими. В состоянии мира и славы Божией никаких плотских похотей больше нет вовсе... Но мы знаем, что закон духовен, а я плотен (Рим. 7, 14), говорит апостол, с ясностью показывая этим, что Закон не может быть исполнен никем, кроме как только духовным человеком, в котором действует благодать. Ибо всякий, уподобляющийся Богу, с лёгкостью исполняет повеления Закона; он уже не под Законом, но с Законом» . III [О состоянии под Законом] 6. Состояние под Законом апостол Павел изображает из своего собственного опыта в 7-й главе Послания к Римлянам. Социниане и некоторые другие рассматривают эту главу как описание общего домостроительства Божия в ветхозаветном подзаконном историческом времени. Но апостол говорит не только об этом, но и о состоянии под Законом каждого человека, когда обвиняющая, требующая, принуждающая и устрашающая сила Закона живо действует в его совести. Это доказывается тем, что в 9-м стихе Павел утверждает, что некогда жил без Закона; однако ведь он никогда не был язычником, но евреем от евреев (Фил. 3, 5). Следовательно, он имеет здесь в виду своё падше-природное, невосприимчивое к Богу состояние. |
| Духовенство в годы Большого террора стояло в списке ликвидируемых на одном из первых мест. Хотя в постановлении говорилось лишь о «наиболее активных» церковниках, на самом деле «активность» можно было понимать очень широко, что и показали последующие события. Помимо классовой чуждости православного духовенства причиной гонений стал фактический провал атеистической работы. Перепись 1937 г. показала, что верующими себя считают треть городского и две трети сельского населения. На самом деле людей, считавших себя верующими, было больше, но определенный процент побоялся признаться в своей вере переписчикам. Московский священник Петр Никотин даже запрашивал Патриархию, что делать с теми людьми, которые на исповеди признаются, что скрыли при переписи свою веру. Ответ священноначалия был такой: «Выход один: покаяние». Иными словами, безбожная пропаганда своей цели не достигла. Массовый антицерковный террор должен был помочь агитаторам. В 1937 г. Г.М.Маленков предложил Сталину вообще отменять законодательство о культах. Отмены не произошло, но вектор на уничтожение Церкви был взят. По сравнению с массовым уничтожением духовенства и мирян в годы Большого террора меркнут и ужасы красного террора 1918– 1920 гг., и гонений конца 1920 – начала 1930-х гг. Смертные приговоры выносились и вновь арестованным, и тем, кто уже находился к тому времени в заключении. Количество репрессированных за веру православных христиан пока не определено, по приблизительным оценкам это число намного превышает 100 тысяч человек. Наиболее известной «фабрикой смерти» стал Бутовский полигон в Подмосковье, названный патриархом Алексием II «Русской Голгофой». Число расстрелянных на полигоне в 1937–1938 гг. составляет более 20 тыс. человек. Подобные полигоны НКВД появились по всей стране – Коммунарка (Московская обл.), Левашово (Санкт-Петербург), Быковня (Киев), Куропаты (Минск), Пивовариха (Иркутск), Переборы (Рыбинск), Медное (Тверь), Каштачная гора (Томск), Селифаново (Ярославль), Тесницкий лес (Тульская обл.), Липовчик (Орел) и др. Местами расстрелов становились и окрестности концлагерей, сетью которых была покрыта вся страна, и тюремные подвалы. В Москве часть тел сжигалась в крематории, в который был превращен поруганный храм святых Серафима Саровского и Анны Кашинской, пепел частично закапывался в безвестных могилах на Донском кладбище. По сведениям Л.А.Головковой, часть пепла вывозилась на поля колхозов и совхозов как удобрение либо выбрасывалась на городские свалки. |
| Видя опасность, наместник выслал боковою дверью пономаря с ключами отпереть переднюю дверь. Народу позволя бежать из боковой двери, монашествующие стали среди Церкви, ожидая решительной суд[ь]бы. Наместник надел епитрахель и взял в руки крест, думая, что все будут лишены жизни. Отворивши дверь и увидя монахов, французы приостановились на пороге и кричали: «Казаки, казаки!» Услыша и уверившись, что то были не казаки, а монахи (которых они после называли «капуцины»), вбежали в церковь и рассыпались иные к лампадам, (Л. 2) хватая свечи, другие в олтарь, третьи начали раздевать монахов и требовать золота и серебра. Наместника больно били, ризничему голову проломили, всех грозили обнаженными саблями изрубить, ежели не найдут денег и сокровища. Иеромонаха Иринея, нынешнего наместника, изранили по рукам и ногам саблями, штыками, впрочем, более никого саблями не рубили, а только били ружьями и палашами. Наконец полунагие монахи разбежались и заклались некоторые в башне. Старичок Вениамин пробыл в церкве до тех пор, как стали вынимать образа и сдирать ризы и рвать лампады. Тогда и он скрылся. На другой день уже найдено все и церкви, и ризница, и кельи. В церквах многие образа раскиданы, иные расколоты. Из ризницы, кои не увезены, ризы парчевые таскали и выжигали середи монастыря. Одежды с престолов сорваны. Ризница обращена в кофейню. Кельи были полны народом. С неделю не видно было никакой команды. Заклавшиеся в башни были найдены, и наместник опять бит был жестоко. И строго запрещено укрываться. С сего времени монахи употребляемы были в разные работы: носить воду, топить печи, копать картофель, носить разные запасы из города под их Положение было самое трудное. В раздранных рубищах, голодом, мучены был[и] беспрестанною работою. Замечательно то, что ни за кем не гонялись. Кто из их рук и скрывался – и после не мстили за побег. Спустя с неделю по вторжении в монастырь поставлена часть полка гвардии и расставлены у ворот караулы. В настоятельских покоях остановился генерал. Никто не знает его имени, а только то верно знают и видели, что он взят в плен под Малоярославцем и привезен в Калужскую заставу мимо монастыря. В малых настоятельских покоях, что у ворот, стоял капитан из греков. Он был очень милостив к и они все варили для себя на его кухне. (Л. 2 об.) С сего времени хоть и были в работах, но жили в совершенной безопасности. Неприятели жили во всех церквах, а в теплой церкви стояли лошади, в олтаре коровы, к престолу на престоле обедали. |
| П.В. Безобразов Н. И. Любимову от 10 апреля 1854 г. В промежуток времени между 28-м днем марта, в который я писал к вам, и днем настоящим огласились здесь такие распоряжения Порты и такие происшествия в Турции, кои заслуживают внимания движителей дел церковных и народных на Востоке. В Иерусалиме по фирману из Порты закладены окна в надхрамном гареме, из которого мусульманки смотрели в ротонду Гроба Господня. Это исполнено в 26-й день прошлого месяца марта, несмотря на просьбы хозяина гарема Абдаллы отсрочить скорбь его жен на несколько дней по случаю свадьбы его дочери. Железные решетки из окон вынуты, и прозоры наполнены камнями с известью. Сие распоряжение Порты походит на прикрытие зловонной раны тряпичкой без излечения оной. Ибо им отнюдь не избавлена христианская святыня от гаремного осквернения. Поругание ее осталось. Помнится, министр иностранных дел Али-паша обещал поверенному в делах наших г. Озерову уничтожить помянутый гарем при починке купола над Гробом Господним. Но, видно, обещание его забыто, или оно было не искренно. Верь после этого слову турок! Я не думаю, что у них есть задняя мысль мало-помалу вытеснить Абдаллу с крыши Святогробского храма и угодить христианам. Такой мысли они не могут почерпать в равнодушии и презрении своем к христианству. Посему их надобно понудить мечом и договором у жерла пушки очистить Гроб Господень от такого осквернения, которое нестерпимо для сердца христианина, и в прилежащей к нему древней патриархии латинской (ныне мечеть) учредить общественную больницу. Когда это сбудется, тогда история церкви скажет: «Русское воинство в 1854 г. проливало драгоценную кровь свою за невесту Христову и возвратило ей гроб Его, очистив оный от скверны агарянской». Я, смиренный труженик у сего Гроба, прошу и молю всех, иже во власти суть, подумать середи побед и после оных о полном торжестве православия в Иерусалиме и успособить вековечное ликование и веселие Сиона и чад его. Не успело кончиться здесь Бетжальское дело, а французский консул уже затевает новое, подобное ему. Он домогается купить дом в деревне Рамалле, отстоящей от Иерусалима на три часа ходьбы и населенной только православными христианами, дабы и там водворить духовенство, которое здесь вносит ад в единомысленные общины и семейства, разделяя их учением своим на несоединимые противоположности и на непримиримые неприятельства. Доколь это продолжится? Доколь воды адовы с Запада будут устремляться на матерь церквей христианских? В Риме надлежало бы поставить преграду сему устремлению, повторив то, что сделано было там после того, как Дашков посетил св. места. |
| О треженцах же сице должно есть творить: яко аще или муж или жена третьему браку причетаться хочет, да истязаны будут, да аще кт оот них млад есть, или слабость плотскую не может удержать, или от предваривших 1367 браков чада 1368 не быша, и сего ради третьему браку сочетаться хочет, попустить достоит таковым, за младость, яко да не блудом и скверностью погибнет; но достоит первое запрещение дать им – три лета без причастия, еже к третьему браку приходящему, да повелеть ему ко браку приобщиться; аще ли произволит и может милостыню дать, сократить летом. А иже преже нас третьему браку 1369 совокуплению приобщившись и детей приобщивше, и в невенчании живут, сим заповедуем венчаться, а не блудом житие свое растлевать, трилетное же запрещение подъять, или и дволетное. Аще ли же венчаться не восхотят, таковых благословию 1370 не сподобить, ниже просфоры от них или свечи в церковьне приимать, дóндеже венчаются, или разлучатся. Аще ли же к старости кто приближается, и к третьему браку внить хочет, паче же к телесной скверне, такового не разрешают святые писания и правила, ниже мы таковую скверну 1371 ввести в христианский обычай, яко не чадородья ради, ниже младости ради се творить хочет, но слабости ради и неудержания плотской похоти. На Усекновение главы Иоанна Предтечи и Крестителя мяса не есть, ни млека, ни рыбы, аще в который день ни прилучится 1372 ; такоже и на Воздвижение честного креста, на самый тот день. О дне же святой Парасковгеи вопрошаешь: и се ти ведомо буди, яко несть поста в той день, кроме среды и пятка. Воды же со креста пив, годится мясо есть мирянину, чернецам же млеко; понеже и егда святое причастие приимаем, в тот день ямы все незабранно, колми паче внегда со креста воды пьем. Внегда же будет литургия петь, часы братия в притворе поют, и апостол и евангелие таможе чтется, аще ли несть притвора, то середи церкви. А без обедни часы πеть, то апостол среди церкви читать, а евангелие на святом престоле. В монастыре же, в мужском или женском, никакоже годится что мирское деять, на воспоминание мирских дел. «Аще бо, рече, яже разорих, сия паки созидаю, преступника себе составляю, и обратится 1373 якоже пес на свои блевотины». Аще бо кто мира отрекся, отца и матери, и братии и сестры 1374 , и жены и чад, и всего мирского попечения, таже в монастыри таяже будет ему деять и зреть, кая польза отшествия его из мира? И сего ради не достоит в монастыре ни венчания творить, ниже позоровать, ни женам вхождения творить на соблажнение братьи; не достоит бо игумену или чернецу попу венчать: мирских бо попов есть тое дело, а не чернеческое; разве, аще велика нужа будет, крестить дитя. |
| Употребление изобразительных в связи с литургией, или же вместо нее, известное и теперь, ведет свое начало с глубокой древности. В завещании преп. Саввы Освященного († 542 г.) есть, например, такие предписания: «не иметь права ни грузинам, ни сирийцам или франкам совершать полную литургию (λειτουργαν τελεαν) в их церквах, но, собираясь в них позволительно петь часы и изобразительные (τ τυπικ), читать Апостол и Евангелие на их природном языке, а после сего входить в великую церковь и приобщаться со всем братством вместе божественных и пречистых и животворящих Таин»; «на гробе святаго (т. е. Саввы) пролитургию (προλειτουργαν) совершать пресвитеру, на это определенному», – совершать, очевидно, вместо литургии 387 . Соответствующие примеры встречаются и в древнеславянских памятниках. Так, по Алексиевскому Уставу, 23 апреля литургия обычно совершалась «в церкви святаго»; «аще ли нед(еля) боудет, – замечает Устав, – тогда бо в церкви большии свьршена литург. свьршаетье, а в церквици пролитург.,» т. е. обедница, вместо литургии 388 . Кроме того, пролитургия, или обедница, могла предшествовать литургии. На Пасху, согласно тому же Уставу, «часы отпевше и В царствии си, и Верую в единаго Бога, и Отче наш, и Господи помилуй 12, поп возгласит: Яко свят еси ныне, – и тако посем почнется литургия» 389 . Ясное указание на совершение обедницы пред литургией содержится и в Погодинском Служебнике 37 в.). После совершения проскомидии, «диакон – говорится здесь – кадит церковь все, дверем затвореном, – – братья же, аще ест празник и имат антифон, поют обедницоу в проусте» (т. е. в притворе); «аще ли нест антифон», часы 3-й и 6-й поются в притворе, а изобразительные – в самом храме 390 . Имея в виду подобный же порядок, митр. Киприан в своем послании к игумену Афанасию пишет: «внегда же будет литургиа пети, часы (разумеется, с изобразительными) братиа в притворе поют, и апостол и еуангелье тамо же чтется; аще ли несть притвора, то середи церкви; а без обедни часы пети, то апостол среди церкви чести, а еуангелье на св. престоле» 391 . |
| Памятник этот, упоминаемый в предисловии к русским подлинникам, заслуживает особенного обстоятельного исследования, как один из ближайших источников русского иконописного предания. Здесь же ограничимся немногими замечаниями. В отношении художественном, эти рукописи представляют неровность смешанного стиля, в котором неуклюжесть фигур, сочиненных в XI в., берет уже перевес над слабеющими воспоминаниями об изяществе ранних времен. Праздники, вообще сюжеты, обработанные искусством древнейшим, писаны по преданию, с древних оригиналов, лучше, нежели истязания мучеников, вошедшие в живопись и распространившиеся как раз во время составления этих рукописей, в которых они и занимают большую часть миниатюр. Относительно иконописных сюжетов, вообще сходных с русскими иконописным преданием, я обращу здесь внимание только на отклонение этого последнего от древнего Менология. Так, под 14 сентября, в этом древнем памятнике, изображено на миниатюре Воздвижение Креста не внутри храма, а снаружи на возвышенном крыльце, сделанном на манер древнейших церковных кафедр или амвонов, какие можно видеть в ранних базиликах Италии, как, например, в базилике Св. Лаврентия в Риме. Этот амвон примыкает к округленной стене храма. Наверху амвона стоит Святитель с крестом, который уже не имеет вида древа распятия: это вроде креста запрестольного, сделанного из тонкой полосы с двумя поперечниками, так что этот крест шестиконечный. По сторонам Святителя наверху амвона по служителю, ниже на ступенях, с обеих сторон, еще по фигуре. В русском подлиннике этот праздник описывается так: « Церковь стоит о едином версе осмь комар. Святитель Сильвестр, аки Власий, середи церкви крест поднял на главу. Диакон млад, другой средний, брадою аки Косма, под руки держит Святителя, а стоят на амвоне. По правую руку за амвоном на престоле Царь Константин и Царица Елена, а по другую сторону епископы и попы, и диаконы, а под амвоном князи и бояре, стары и русы, и средние, и младые, в шубах. Палата по сторонам – празелень, другая – бакан насветло. |
| Святитель Сильвестр, аки Власий, середи церкви крест поднял на главу. Диакон млад, другой средний, брадою аки Косма, под руки держат Святителя, а стоят на амвоне. По правую руку за амвоном на престоле Царь Константин и Царица Елена, а по другую сторону епископы и попы и диаконы, а под амвоном князи и бояре, стары и русы, и средние, и младые, в шубах. Палата по сторонам – празелень, другая – бакан насветло. Столп; на столпе человек, киноварен весь сам, в руке держит кубец, а в другой саблю». – Противоречие между нашим преданием и древним его источником сглаживается следующим замечанием в Подлиннике позднейшем, исправленном в школе Ушаковской: «Мнится быти: Воздвижение Честного Креста Господня прежде было не в церкви, как то повествует в Минеи-Четьи Макарий: Патриарх тесноты ради народа ста на высоком месте и показа крест Господень всему народу, его же желаху видети».– Под 22 октября Семь Отроков, спавших в Ефесе, в Менологии X–XI в. изображены спящими в пещере: все они, прижавшись друг к другу туловищами, и склонившись головами в разные стороны, составляют вместе одну изящную группу. Напротив того, в русском подлиннике они изображаются уже проснувшимися: «Царь Феодосий, пришед в пещеру к ним, и пад поклонися пред ними на колену и зрит на них; отроцы же пред ним стоят» и проч. – Под 8 ноября, Собор Архистратига Михаила, по русскому подлиннику: «и прочих бесплотных сил: Архангел млад, кудреваты власы, за уши курчеваты»; между ними Архангел Гавриил, а также и херувимы. В Менологии же, на основании Апокалипсиса ( Откр.12:7–11 ) взят момент низвержения сатаны и слуг его Архангелом Михаилом, который потому стоит с лабаром в руке над бездною, где низвержены уже два диавола, другие два низвергаются с гор по обе стороны. – Под 25 Декабря в Менологии помещены, как замечено выше, две отдельные миниатюры: на одной Рождество Иисуса Христа, на другой Поклонение волхвов, тогда как у нас оба эти события соединяются на одной иконе; на третьей миниатюре, тоже под 25 дек., в Менологии изображен спящий Иосиф, которому является Ангел; за тем, под 26 декабря, Бегство в Египет, тогда как по нашим подлинникам, под этим числом, описывается многоликая икона Собор Богородицы, с волхвами, с Иоанном Дамаскиным , Евфимием Великим и проч. |
| Я не подал никакого знака, что не сплю, и слушал с усиленным вниманием. Мать говорила с жаром о Прасковье Ивановне: хвалила ее простой и здравый ум, ее открытый, веселый и прямой нрав, ее правдивые, хотя подчас резкие и грубые, речи. Александра Ивановна успела накануне вечером, когда я заснул, сообщить моей матери много подробностей о Прасковье Ивановне, которую, по мнению матери, она не умела понять и оценить и в которой она видела только капризность и странности. Мать в свою очередь пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны , состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а всё предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков всё, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, — Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то. |
| Молчал и смотрел. Смотрел и дивился. 2 Лизка первая увидела мать, закричала на всю пожню: - Мама, мама пришла! Затем, не долго думая, бросила посреди пожни косу, подбежала к матери, помогла снять со спины котомку. - А вон-то, вон-то! — живо зашептала она, кивая на двойнят. — Мужики-то наши. Давай дак не фасоньте! Видите ведь, кто пришел. Петька и Гришка выдержали — ни разу не обернулись назад. Дескать, некогда глазеть по сторонам. На работе мы. И только когда старший брат объявил перекур, только тогда дали волю своим чувствам: скоком, наперегонки кинулись к матери: - Мама, мама, ты видела, да? - Видела, видела. - Как не видела, — рассмеялась Лизка. — Мы только и смотрели на вас. Ну уж, говорим, и ребята у нас. Поискать таких работников. - А где у вас малый-то? — спросила, оглядываясь по сторона, Анна. — Почему не видно? - Удит, — ответила Лизка и указала на дымок за мысом. — С косьбой ничего не получается. Позавчера принимался. Овод да муха, вишь, мешают. Выстал середи пожни, обмахивается веничком. Федюха, Федюха, говорю, ты ведь не в бане. На пожне-то косой от гнуса отмахиваются, а не веником… Все — и подошедший к этому времени Михаил, и двойнята — рассмеялись: Лизка мастерица была разыгрывать домашние спектакли. - Малой еще, — вступилась по обыкновению за Федюху Анна. — Подрастет, будет и он косить. - Ничего не малой, — возразила Лизка. — Больно лени много у этого малого, вот. - А нас, мама, оводы не кусают. Смотри-ко! — Петька и Гришка были без куклей — накомарников. Сняли, подражая старшему брату, — тот все лето ходил с открытой головой. А напрасно сняли, подумала Анна. Дорого обошлась им эта лихость. До волдырей, до коросты раскусаны бледные, бескровные лица. Отдыхать сели на выкошенный угорышек к Синельге. Прямо на солнцепек. Тут по крайней мере не донимает комар. Туес с молоком Михаил опустил в речку под густую черемшину. Котомку с хлебами повесил на сук березы — чего-чего, а мышей на Синельге хватает. Анна, отдуваясь от жары (все, кроме Михаила, — и двойнята, и Лизка сгрудились вокруг матери), стала рассказывать деревенские новости. |
|
|
