| Иларион меглинский, подвизавшийся в первой половине двенадцатого века (родом не славянин, как думают некоторые, а грек), был епископом именно этих Моглен. 11) Струмицкая. По хризовулам импер. Василия ее города: Струмница, Радовиште и Коньча. Город Струмница – Ζτρουμνι’ τζα, или правильнее Струмица (греч. Ζτρουμμι’ τζα), у греков называвшийся Тивериуполем (Ралли и Потли V, 405 fin.), находится на р. Струмице, впадающей с правой стороны в Струму (Стримон) или Карасу, верстах в 40 на юго-восток от Истиба или Штипа. См. о ней Никифора Грегораса кн. 8, гл. 14, в Memor. рор. 11, 824, предисловие Финетти к Тивериупольским мученикам Феофилакта, в Патрол. Миня т. 125, стр. 433 sqq, Тафеля в De Thessalonica стр. 294 и 297, Даничича Речник под словом Строумица, Григоровича 142. Город Радовиште Ραδο’ βιστον на полпути между Истибом и Струмицей (на юго-восток от первого и на северо-запад от второй), у Григоровича 141, у Барта в Reise durchdas Innere der Evropäisch. Türkei, Berlin, 1864, S. 110 sqq, и на хороших картах. Коньча -Konets (о славянском произношении cfr Речник Даничича и Григоровича Путеш. 53), в настоящее время деревня, находится на юго-запад от Радовиштя и на северо-восток от Струмнцы, см. Барта ibid. S. 112 sqq и 2-ю приложенную к книге карту, также карту во 2-м uзд.Reise Гана (принадлежит к округу радовиштскому, Барт ibid. 8. 113 прим.). Епархия струмицкая, как необходимо заключать из Феофилактова сказания о тивериупольских мучениках, открыта не при Борисе и не при Симеоне, а после них (иначе не стали бы переносить при них мощей названных мучеников из Струницы к епископской кафедре брегальницкой, § 97, 47, если бы к первой была своя кафедра) 81 . На основании слов Дюканжева каталога о Клименте, – известном писателе, действительном или мнимом ученике Константина и Мефодия, – что он был епископом Τιμαριοπο’ λεως (читай Τιβεριουπο’ λεως ’ τοι Βελι’ κας) (см. Familiae Byzantinae, ed. Paris., р. 174), следует думать, что епископия струмицкая называлась еще белицкой, по горному хребту Белице (на иностранных картах неправильно по-греческому Velitza), который тянется между реками Стримоном и Вардаром в направлении от северо-запада к юго-востоку (см. хорошие карты и у Григоровича в Путеш. 142, 146, 148), и что Климент был епископом именно этой струмицко-белицкой епархии (в греческом житии Климента Δρεμβι’ τζας ’ τοι Βλι’ τζας, вероятно, ошибка вместо Ζτρομβι’ τζας ’ τοι Βελι’ τζα_ Σ). |
| Села Васильевки, Васильевская, дер. Мелитопольск. у. Села Каховки, Покровская, кам. Днепр. у. Заложена и построена полковником Дмитрием Матвеевичем Куликовским, которого тело покоится в Корейском единоверческом монастыре. Вместе с церковью, как видно из дела о построении ее, обселена и слобода Каховка на Таврической степи, против Берислава, близь речки Конской, вероятно по способности к тому сего места. Ныне сие место обсыпалось песком так, что церковь , по удалении от неё слободы, и по упразднении господского дома, остается уединенною; однако поддерживается в приличном состоянии. Села Рогачика, Александро-Невская, дер. Днепр. у. Слобода сия принадлежала тогда тайному советнику, князю Александру Алексеевичу Куракину, и, по его желанию, преосвященный Амвросий архиепископ соизволил выдать подвижный антиминс в имевшуюся тогда в Рогачике часовню, в которой посему и совершалась литургия; а притом построилась и церковь каменная, по грамоте архиепископа Платона, выданной в 1806 году. 1792 год Села Каир, Вознесенская, дер. Днепр. у. До 1792 года была в Кайрах часовня. В сем же году она обращена во временную церковь с выдачею антиминса и с дозволением приискать священника из выходцев Подольских. Села Салы, Знаменская, дер. Симферопольск. у. Города Севастополя, Петро-Павловская, кам. Симфероп. у. В 1844 году церковь эта перестроена вновь, в лучшем архитектурном виде. Села Казачьих-лагерей, Покровская, дер. Днепр. у. До 1792 года была в Казачьих-лагерях часовня. В сем же году она обращена во временную церковь , с выдачею антиминса и с дозволением приискать священника из выходцев Подольских. Села Водяного, Николаевская, дерев. Днепр. у. До 1792 года в селе Водяном находилась часовня. В сем же году архиепископ Амвросий соизволил выдать в оную антиминс, и часовня преобразовалась в церковь , которая вероятно обветшала и упразднена; ибо в Водяном с 1832 года существует уже церковь новая, деревянная же. 1793 год Города Карасу-базара, Николаевская, кам. Города Симферополя, Константино-Еленовская. Церковь сия, как самая первая и единственная в Симферополе, по завоевании Крыма, находилась в тесном татарском домике, купленном за 30 рублей, и существовала до 1808 года. В сем году построена и освящена особая церковь , а Константино-Еленовская чрез то упразднена, с перенесением ее иконостаса в кладбищенскую Симферопольскую церковь, которую построить благословение тогда же дано было. 1794 год |
| Рек в Крыму много, особенно в южной части его. Начало им дают горы. Горные речки мелки и большею частью быстры и извилисты. Они впадают в море, или сливаются одна с другою. Наиболее известны в северо-восточной части: Салгир, Булганак, Бештерек, Зуя, Бурульча, Карасу, все они впадают в Сиваш, а в западной части: Алма, Кача, Бельбек, Черная речка: они впадают в Черное море. Салгир берет начало недалеко от Чатырдага, близ деревни Ай-ян (св. Иоанн), и впадает в Сиваш. Подле самого истока река расширяется и разделяется на несколько рукавов, течет быстро и извилисто по каменистому ложу; в сырое время она многоводна, а в сухое – в некоторых местах едва струится; в ней водится мелкая рыба – караси, карпы, раки, а у истока – форель; вода употребляется не столько для питья, сколько для поливки и для стирки белья. В Салгир впадает много речек и ручейков: Зуя, Бурульча, Даутнус-кум-озень, Хызило-хоба или Кызыл-коба (по дороге из Симферополя в Алушту), Шимкай, Джиен-Софу, Бора, Мамак-абуал, Енисала, Бьюк-Чешжеджи, Курча, ручьи: Ангарский, Аянский, Тавельский, Хыр-аратукский. Название реки производят от татарского слова: салхар – течь, течение. В 2 верстах от деревни Ай-ян вытекает речка Чавке. Булганак – между Симферополем и Бахчисараем по Салгирской долине: мелка и летом высыхает. Бештерек, длиною до 70 верст, течет в окрестностях Симферополя, Зуи, Феодосии. Название производят от татарских слов: беш – пять и дерек или терек – дерево. Зуя течет на протяжении 35 верст в тех же окрестностях, в каких и Бештерек. Но берегам ее то степи, то сады. Бурульча – до 40 верст длины; вода ее вкусна; впадает в Салгир. Кара-су (кара – черный, су – вода) выходит из узкой горжи, из-под меловых утесов двумя истоками, дает начало многим ручьям и разделяется на Биюк (большой) Карасу, который русские называют Карасовкой, и Кучук (малый) Карасу. Бьюк-Карасу имеет 120 верст длины; берега его скалисты и по местам покрыты лесом; при нем лежит г. Карасубазар. В него вливаются речки: Сара-су (желтая вода), ниже города за 2–3 версты, и Танас. Кучук- карасу по временам пересыхает 115 . |
| Армия должна была переправляться через реки Миус, Калмиус, Калчук. Берды, Молочные Воды, 7 июля перешла Гнилое море и направилась к Карасу-Базару: села и деревни по рекам Салгиру и Индаки были разорены и выжжены. 12 июля за 29 верст от Карасу-Базара Леси встретил татарское войско под предводительством самого хана, разбил и гнал его 15 верст до самых гор, которые скрыли бегущих. После этого регулярное войско отдыхало на реке Карасу, а нерегулярное рассеялось во все стороны разорять и жечь: в этом деле особенно отличились калмыки, которые в один день привели в лагерь тысячу человек пленных и много другой добычи. 14 июля русское войско снова поразило неприятеля перед Карасу-Базаром и выжгло этот город; потом, идя к Сангару, опустошило все на 15 или 20 верст; неприятельские нападения не причиняли большого урону, но сильно тяготили жары, недостаток воды и конских кормов, так что по решению военного совета 24 июля фельдмаршал направился к Молочным Водам, а оттуда к Волчьим и Самарским вершинам. Уведомляя императрицу о своем походе, Леси оканчивал так: «А чтоб больше в Крыму быть и для разорения перекопской линии иттить, оного за вышеписанными препятствии ни по которым мерам без великого армии разорения миновать было нельзя, а ныне оная, кроме одного лошадиного упадка, при всяком благополучии состоит». Теперь посмотрим, как действовали союзники-австрийцы. Мы видели, что граф Кенигсегг отправил визирю письмо, в котором высказывалось желание мира. Такой тон письма всего более должен был способствовать к тому, что ответ был прислан неудовлетворительный, и в Вене увидали необходимость войны против турок. Начались конференции, в которых кроме министров и генералитета участвовали президент камеры и директор банка, ибо дело шло о средствах к войне. По указу цесаря придумывались всевозможные способы, как бы достать денег внутри государства; цесарь сказал: «Где бы ни взять и во что бы ни стало, хочу царице сдержать слово, потому что она честно исполняет свои обещания». В начале мая вся цесарская армия должна была собраться на турецких границах. |
| включавший 8 казалов (каза): Тулча, Хыршова, Исакча, Бабадаг, Карасу (Меджидия), Мангалия, Силистрия (Силистра) и Констанца. Эти территории имели статус арази-и-мирие (абсолютное владение османской казны), т. е. по сути являлись находившимся в распоряжении султана фондом для наград за военную службу знати. В районе Бабадага, Карасу, Острова и др. существовали крупные села, лично принадлежавшие силистрийскому и очаковскому пашам. Начиная с 1594 г. военные кампании к югу от Дуная совершал валашский господарь Михай II Храбрый (Витязул) (1593-1601), к-рый занял крепости Исакча, Мэчин, Чернаводэ, Бабадаг, Тыргул-де-Флоч, Силистрия, Разград, Рущук (Русе), Шиштова (Свиштов), Никополь и Видин. По мнению Йорги, всадники Михая II достигали Адрианополя на востоке и Плевена (Плевны) на западе. В тот же период господарь Молдавского княжества Арон Тиран (1591-1592, 1592-1595) вернул под свое управление Буджак. В 1600 г. Михай II, взойдя на трон также и Молдавского княжества, захватил территории Добруджи и устья Дуная, к-рые оставались под его контролем до его смерти (1601), после чего Османская империя вновь вернула их ( Giurescu. 1942-1948. Vol. 2. P. 298-304). В период османского господства в Добрудже помимо турок и татар-мусульман, число к-рых постоянно росло, жило также немусульм. население, к-рое турки называли гяурами. Османской администрацией среди гяуров выделялись: ладинлар (испаноязычные евреи сефарды, к-рые пришли в Османскую империю из Андалусии после завоевания Гранады в 1492), эрменлар (армяне), гёк-огузлар (гагаузы), румлар (греки), чингенеи (цыгане), булгарлар (болгары) и ифлаклар (румыны) (последние 2 группы были наиболее многочисленными). Добруджские румыны называли себя «дичени» (по мнению Дж. Вылсана - от названия крепости Вичина). Все неправоверные гяуры империи платили налог - джизью; чтобы не платить его, значительное число гяуров в течение тех 4 веков, что Османская империя владела регионом, перешло в ислам. Правосл. население Добруджи до XVIII в. окормляла Дристрская (Силистрийская) митрополия (позже - Проилавская митрополия ) К-польской Церкви. |
| По хризовулам импер. Василия ее города были: Моглены, Просак, Мирихова, Сетина, Остров и Заодрия. Моглены – τ Μο’ γλαινα, у болгар Мъглин или Меглин (также Меглен, Меглян), – город в настоящее время не существующий, находился недалеко от существующаго до настоящего времени городка Нотья (Memor. рор. II, 637), а сей последний за правым берегом Вардара, на верховьях р. Могленицы, верстах в 30 на северо-восток от Водевы (см. карту, приложенную ко 2-му изданию Ганова Reise von Belgrad nach Salonik; что в настоящее время нет города Моглен, а есть только область Моглена, это нами слышано от А. Ф. Гильфердинга, который сам лично был на месте, см. также у Аравантиноса II, 110). Просак – Προ’ σακος, славянское Просек, находился в горном ущелье на р. Вардаре, имел сильную крепость; по некоторым – нынешний Демир-Капу, находящийся на Вардаре, на северо-восток от Нотьи (см. Тафеля De Thessalonica стр. 295, Memor. рор. II, 996, 249). Мирихова χοβα, – на карте Турции Киперта и на путевой карте, приложенной ко 2-му изданию Reise Гана, область Морихово (у первого Morikhova) – на восток от Битоля, на р. Черной или Карасу, впадающей в Вардар (немного ниже ее заворота с юга на север) и по южным склонам горного хребта Бабуна. О городе или селении Морихова, существующем до настоящего времени, упоминается в одном письме известного болгарского патриота Д. Миладинова (газеты День, 1862 г., 46, стр. 17), но местности его из письма не видно. Сетина – Ζετι’ νη, у Кедрина Сетена (Memor. рор. II, 639), находилась где-нибудь на восток от Моглен (по Шафарику, Древн. II, I, 372, на р. Месте или Карасу, во Фракии под Родопскими горами, но это неладно). Остров – ’ στροβος, – село Острово (у некоторых Каракайя) при озере, верстах в 20 на восток от Водены. См. Гризебаха Reise durch Rumelien und nach Brussa, 1841, В. 2, S. 155, Григоровича Путеш. стр. 110, Гана Reise von Belgrad nach Salonik S.112 sqq. Заодрия – τ Ζαο’ δριαостается нам пока неизвестною. Ревностный защитник православия против наполнявших Болгарию разных еретиков, Св. |
| Приехавший с этим письмом 14 ноября кн. Васил. Долгорукий обнадеживал императрицу, что дней через шесть могут быть получены известия об успехе Унгерна и кн. Юрия Долгорукого. Но прошли две недели с лишком, и 29 ноября получено известие, что предприятие Унгерна на Варну не удалось, а кн. Долгорукий, сделавши один переход к Шумле, возвратился назад к Карасу. О том, что делалось под Силистриею, фельдмаршал ничего не писал. «Что у Силистрии произошло, – писала Екатерина Румянцеву, – о том вовсе вы не упоминаете и оставляете меня в глубоком неведении, а мысли мои в произвольном волнении, которые, однако ж, более наклонения имеют ни малейшей полагать надежды на бомбардираду, с которой город не возьмется, ниже больший ему вред не причинится. Но хотя следствия у Карасу произведенного бою не были таковы, как на первый взгляд они обещали быть, однако же не менее сие дело подтвердило, с одной стороны, утвердившиеся мнения о храбрости наших войск и что в поле сей неприятель поверхности не будет иметь в теперешнем оного состоянии и обстоятельствах, лишь бы где атакован был, а с другой – не может инако как полезно быть для дел наших всякое за Дунаем ваше предприятие; и тут, конечно, всякий ваш шаг споспешествует или отдаляет народный покой и тишину, совокупленную с блаженством оного. И в таком виде с немалым удовольствием услышала я о карасуйском деле; сожалею только по позднему годовому времени, что все сие не может иметь толиких польз, как из того произойти могло, если б предпринималось месяцев с шесть тому назад». Сделав таким образом внушение Румянцеву, что он сделал дурно, вернувшись из-за Дуная, что на нем лежит ответственность за продление тяжелой войны, Екатерина продолжает: «Но дабы будущий год также по-пустому не прошел и дабы недостаток в пропитании опять не служил препятствием к действию, не могу оставить вам сызнова наикрепчайшим образом подтвердить, чтоб вы старались к будущей кампании наполнить ваши подунайские магазины так, как я к вам писала, дабы действиям вашим на супротивном берегу не могло причиниться остановки, и кампания та не прошла без достижения мира сильным употреблением оружия, о чем немедленно от вас ожидаю много уже раз мною от вас требованного мнения, которое, если еще долее замедлится, опасность настоит, что не ко времени приспеет; и, следовательно, на будущий год во всем паки опоздать можем, в чем ни пользы, ни славы, ни чести не вижу. |
| На крымских бивуаках Леонтьев-херувим или эфеб становится мужем – анер 241 ; но нарциссизм его, по существу, тот же: он далее еще больше самим собой любуется, потому что приближается теперь к своему автоидеалу героя – уже не романтически мечтательного, а классически мужественного! В Крымскую войну Леонтьев крепнет, мужает и все больше в себе утверждается. Но не слабеет и связь с матриархатом: и на теплом юге он живет драгоценными для него воспоминаниями о матери, поджидающей его на далеком севере, – в родном Кудинове. Беглянка После взятия Керчи в мае 1855 г. было много бурных событий в жизни Леонтьева. До осени того же года он служит при Донском казачьем полку на аванпосте. Он дни проводит на лошади, принимает участие в маленьких экспедициях и рекогносцировках: так что пришлось ему и «пороху понюхать» в Крыму... Осенью его переводят в Феодосию, а оттуда среди зимы в Карасу-Базер, «где люди сотнями гибли от тифа, лихорадки и гангрены где из четырнадцати врачей на ногах были двое, а остальные уже в гробу или в постели...». Но Леонтьев был счастлив: влюблен и любим. Он вдруг бросает больных и бежит в Феодосию к любимой... Друзья с трудом избавляют его от суда: и это в суровую николаевскую эпоху! (В Красной Армии его расстреляли бы, а в любой другой – отправили бы в штрафной батальон.) Вот дальнейший – очень краткий, точный, но лирически окрашенный рассказ Леонтьева о его позднейших приключениях. «Меня возвратили в Казачий полк. Опять степь; опять вино и водка; опять тишина, безделье, конь верховой и здоровье... Опять командировка в Симферополь, где было много раненых и больных. Опять больничные труды... но больше любовь, чем труды. Мимоходом увез одну девушку от родителей. В это же время один гусар увез другую. Нас перепутали; мы были без паспорта в Карасу-Базер; нас задержали...» С большим трудом удается ему избавить подругу от ареста: «но целый день и ночь стояла стража у дверей наших; квартальный взял с меня взятку, последние пять рублей...» За взяточничество следует взыскивать! Но без взяточничества вся эта леонтьевская романтика была бы невозможна... |
| Но мы видели, что Румянцев нисколько не сочувствовал этим ассирийско-вавилонским средствам; для принуждения турок к миру у него оставалось средство, более приличное для победителя при Ларге и Кагуле: это средство было сильное движение вперед, не останавливаясь и пред Балканами. Еще в апреле месяце корпус генерал-поручика Каменского перешел Дунай и в мае стоял у Карасу, с ним в связи находился корпус Суворова, перешедший Дунай у Гирсова. Каменский и Суворов положили иметь в виду не Варну и Силистрию, а Шумлу, местопребывание визиря. Разбив пятитысячный отряд турок, Каменский 2 июня занял Базарджик, и в то же время сам Румянцев с главною армиею переправился через Дунай у Гуробал и двигался также по направлению к Шумле. Визирь выслал к Базарджику навстречу Каменскому до 40000 войска, но оно было поражено при Козлуджи 9 июня; героем дня был Суворов. После этой победы Каменский хотел было остановиться, но Румянцев, зная, как в Петербурге жаждут мира и ждут его только от наступательного движения в Болгарии, требовал, чтоб Каменский непременно шел к Шумле. 17 июня Каменский был уже в 5 верстах от этой крепости, а бригадир Заборовский перебрался уже за Балканы и там бил турок. Визирь прислал с предложением перемирия; Румянцев велел отвечать, что он об этом и слышать не хочет; визирь предложил возобновить конгресс; Румянцев и на это не согласился; тогда визирь оправил в главный стан армии двоих уполномоченных. Узнав об этом, главнокомандующий перешел с двумя пехотными полками и пятью эскадронами кавалерии в деревню Кучук-Кайнарджи, показывая вид, что идет для соединения с корпусом Каменского под Шумлу, Турецкие уполномоченные приехали в Кучук-Кайнарджи 4 июля и просили, чтоб поскорее приступить к переговорам; но, чем больше они просили, тем сильнее отговаривался Румянцев, представляя, что он на дороге к Шумле и не может останавливаться. Это заставило турок быть сговорчивыми, когда фельдмаршал позволил наконец начать переговоры, назначив для их ведения князя Ник. Вас. Репнина, потому что Обрезков не мог поспеть вследствие разлива вод на левом берегу Дуная. |
| Вначале первенство в этих завоеваниях принадлежало эмирату Ментеше, расположенному на юго-западе Малой Азии. Однако его мощь была ослаблена после того, как рыцари-госпитальеры 55 захватили остров Родос и укрепились на нем. Гегемония перешла к эмирам Айдына, первыми из азиатских турок начавшим набеги на европейское побережье Эгейского моря. Потребовались объединенные усилия Венеции, Кипра и госпитальеров, чтобы воспрепятствовать их дальнейшему продвижению. К северу от Айдына утвердились эмиры Сарухана, центром владений которых стала Маниса, или Магнисия, еще в недавнем прошлом вторая столица никейских императоров; далее к северо-западу шли владения эмиров Караши (Карасу), захвативших Троянскую равнину. На черноморском побережье, в районе Синопа, был основан эмират Гази Челеби, прославившегося своими пиратскими рейдами. Во внутренних районах находилось несколько мелких эмиратов, а также два более крупных – Караман и Гермиян; оба эмира считали себя преемниками Сельджуков и были полны решимости установить в своих владениях твердую государственную власть, распространив ее и на гази. Правда, караманские эмиры, захватившие в 1327 г. Конью, находились слишком далеко от границы, чтобы подавить тамошних гази. Эмиры Гермияна со столицей в Кютахии сами отказались от звания гази, однако попытались подчинить себе соседних предводителей гази, многие из которых по своему происхождению были из гермиянских военачальников. Их усилия в общем увенчались успехом: все эмираты, расположенные по Эгейскому побережью и вдоль границы с Византией, за исключением одного, относились к ним с вниманием и почтением, хотя, по существу, так и не признали их сюзеренитета 56 . Исключением же было небольшое государство, образовавшееся во второй половине XIII в. на пограничных землях, простиравшихся к востоку от Олимпа Вифинского. Его основателем был Эртогрул, умерший в 1281 г., которому наследовал его сын Осман. Происхождение Османской (или Оттоманской, как впоследствии ее стали называть) династии искажено и украшено легендами, созданными уже после ее возвышения. |
|
|
