| Вообще для всего написанного Кириллом Туровским характерен цепочный принцип построения текста, воплощающийся в амплификации – стилистической либо сюжетной. Думается, как на образец древнерусский писатель ориентировался не только на классиков византийского красноречия, но и на богослужебное последование. Соответственно, во всех своих произведениях он неизменно чередовал однородные по типу или семантике формы и фрагменты с целью максимально исчерпывающего выражения смысла. Так, отдельные сцены или эпизоды выстроены у него обычно посредством планомерного – взаимно симметричного или пропорционального – сочленения периодов, пассажей или тирад. Последние организованы на основе чередования более мелких, но однородных же, или самоподобных, синтаксических единиц речи: предложений – простых и сложных, утвердительных, отрицательных, вопросительных, восклицательных. Таковые, в свою очередь, разбиваются на морфологические цепочки: на ряды одинаковых именных форм, глагольных форм, предложно-падежных сочетаний. Кроме того, имеет место еще и тропологическое, то есть на уровне образности, чередование: цитат, аллюзий, устойчивых формул, лексических повторов, синонимов, сравнений и т. д. Что касается рассматриваемого четвертого «Слова» Кирилла, то основным конструктом его главной, сюжетно-повествовательной части является монолог. Содержащаяся в Новом Завете исходная фабульная основа относительно мироносиц и Иосифа: чтения Утрени ( Мк. 16: 9–20 ) и Литургии ( Мк. 15: 43–47 ), информационно весьма краткая, развита здесь преимущественно за счет монологической речи. Иначе говоря, изобразительную часть «Слова» составляют, не считая связующих описательных пассажей, четыре раздела: 1) плач Богоматери у ног распятого на кресте и уже почившего Иисуса Христа; 2) речь Иосифа Аримафейского к Понтию Пилату, представляющая собой просьбу о разрешении снять Спасителя с креста для погребения; 3) плач самого Иосифа над останками Христа перед приданием их земле; 4) речь юноши, или ангела, к женам-мироносицам о воскресении Христа и, соответственно, отсутствии его тела во гробе. Так что посредством этих речей ритору удается поведать о всей истории вочеловечения Сына Божия и попутно преподать основные истины вероучения – о Троице, Богоматери, спасении человечества во Христе. |
| Антиминсы малых размеров, которые пришивались к срачице или прибивались к престолу, не были разгибаемы и складываемы, как это совершается ныне, при совершении службы литургии. В храмах, имеющих такие антиминсы, развивался и потом складывался на литургии один илитон. Употребление илитона при таинстве Евхаристии очень древне. Если Исидор Пелусиот , писатель V-ro века, под плащаницею, которая распростирается под св. дарами, разумеет илитон, а не антиминс, то илитон был в употреблении и имел символическое значение в V-м веке. Вот слова Исидора Пелусиота : чистая плащаница (συνδν), которая распростирается при служении под святыми дарами, изображает служение (λειτουργα) Иосифа Аримафейского. Как он, обвив тело Господне плащаницею, предал гробу, чрез который весь наш род получил воскресение; так и мы, освящая на плащанице (επ συνδνος) хлеб предложения, обретаем несомненно тело Христово, которое источает нам нетление, дарованное Спасителем Иисусом, погребенным чрез Иосифа, потом восставшим от мертвых (Lib. I, epism. 123). Пелусиот называет плащаницею то, что распростирается при служении под св. дарами и на чем освящается хлеб предложения. В древности распростирался непосредственно под чашею и дискосом иногда илитон, а иногда – антиминс. Более ясно о развертывании илитона на литургии свидетельствует Софроний Патриарх, живший в VII-м веке (644). Он говорит, что на литургии диаконы развертывали илитон, изображая Иосифа и Никодима, когда они намеревались погребсти самого Господа. (Христ. Чт. 1855, стр. 286). Св. Герман Патриарх Константинопольский говорит: илитон (ιλητν) означает плащаницу (τν συνδνα ), в которую было обвито тело Иисуса Христа, снятое со креста и положенное в гробу (ν μνημεω. S. German. in Theoria. Т. 2. Bibl. – Αρχιρατικν ed. Habermi, 1641. Paris, р. 104). В литургии св. Златоустого, изданной в Венеции на греческом и латинском языках в 1528 году, и в такой же литургии, находящейся в Ευχολγιον Гоара, изданной в 1647 году, указано развертывать илитон на литургии, и не упоминается об антиминсе. Тоже можно видеть и в славянских служебниках Московской печати. |
| Погребения в таких пещерах-склепах практиковали также потомки Авраама вплоть до Иосифа Аримафейского, отдавшего свой склеп для тела Спасителя. Гористая, богатая уклонами, Палестина позволяла практиковать этот хананейский способ обращения с мертвыми останками. Гробница первого патриарха в Хевроне сохранилась до нашего времени 781 . Это – пещера в вид просторной крипты, куда непосредственно на пол или на искусственное возвышение и помещались умершие. По мнению ученых, геологически можно доказать современность пещеры Аврааму, и лишь ограда – кругом нее – воздвигнута, несомненно, при —430— Ироде, который вообще заботился о сохранении национальных священных реликвий, и, конечно, к числу их относилась гробница родоначальника еврейского народа. На основании некоторых замечаний Евангелистов, мы можем сделать вывод, что евреи своих мертвых тщательно завертывали в нисколько полотен и в таком закутанном виде клали в пещерный склеп (Мф.15:46; Лк.23:53 ; Ин.11:44; 20:5–7 ). Бывали случаи и мумификации. Так, тело Иакова после смерти в Египте было набальзамировано, и египтяне 70 дней предавались плачу ( Быт.60:3 ); на основании Геродота, Saulcy догадывается, что из этих 70 дней в течение сорока совершалось умащивание и наполнение трупа различными консервирующими веществами, и тридцать дней продолжался траур по усопшем 782 . После того мумия помещалась в приготовленной пещере. Не смотря на всю случайность настоящий погребения, мы можем видеть, как ревниво относились евреи к телу усопшего; не смотря на весь свой национальный сепаратизм и отвращение к язычеству, они воспользовались египетским обычаем, чтобы подольше сохранить дорогое тело. Так же мумифицировано было тело Иосифа, перенесенное позднее из Мизраима в родовой склеп в Хевроне. Этот тип погребальных камер прочно привился вообще на аравийском полуострове, и во многих местах там до сих пор сохраняется много древних пещерных гробниц, совершенно тождественных с палестинскими. Чаще эти гробницы устраивались в скалах, украшались колоннами, фронтонами, разными обломами, смешанными с египетскими и ассирийскими мотивами. Наиболее употребительны были просторным, высокие погребальные камеры, в которых по стенам устраивались особые продолговатые ниши, куда и помещались останки умершего. Как на особенно типичную, можно указать на одну из таких гробниц – в Medain-Salih (северная Аравия). Это – в каменном склоне горы пробитая пещера и разделанная в целую комнату, близкую по своей форме к квадрату 783 . Здесь обычно находил упокоение целый род 784 . Не совсем еще —431— отчетливая вера в воскресшие тела заставляет, однако, евреев заботиться при жизни, где можно положить всю семью, род. В этом, конечно, сказывалась тесная, человеческая связь живых, которые свои чувства и представления переносили и за гроб. |
| Выехав из Яффы в 4 часа пополудни, мы спустились в прекрасную равнину с рыжевато-красною почвою; то там, то сям видны были следы скошенного хлеба и паслись стада туземных домашних животных; вдали виднелась цепь Иудейских гор, а вблизи рисовался, при заходящем солнце, прелестный ландшафт деревни Рамлы, оттеняемый среди безлесной пустыни гигантскими финиковыми деревьями и остроконечными верхами молитвенных зданий разных исповеданий. Дорога ровная; и хотя наш экипаж по местам сильно потряхивал наше бренное тело, но мы ехали в веселом настроении духа, которое постоянно поддерживал в нас ряд тянувшихся своеобразных караванов с произведениями востока; а побрякиванье вьючных верблюдов и ослов колокольчиками и разными погремушками, при ночном мраке и тишине, будило наши слабевшие нервы. В половине десятого часа ночи мы подъехали к Рамле. Так как многие считают ее за родину Иосифа Аримафейского, погребавшего Господа, то мы, припомнив евангельское сказание о сем прехвальном его подвиге, исполненном великого самоотвержения, в избытке благодарных религиозных чувств воспели в честь его священный гимн «Приидите ублажим Иосифа приснопамятного, в нощи к Пилату пришедшего и Живота всех испросившего»... По тесноте улиц, экипаж наш остановился вне деревни, и потом на отдых, волей-неволей, мы должны были около версты пройти к русскому подворью, на довольно высокой и весьма просторной терраске которого нас встретила, к великой нашей радости и удивленно, наша родная москвичка – жена смотрителя, заведующего подворьем; она приняла нас чисто по-русски: хлебосольству и ласкам не было и конца, даже нашелся русский самовар и чай, за которым она объяснила нам, что настоящее помещение нанимает русское правительство у араба за 170 р. сереб. в год для поклонников, и показала нам самые комнаты, чистые, светлые, с готовыми спальными принадлежностями. Мне сильно хотелось спать; но муэдзин, с соседнего минарета созывавшей правоверных на вечерний намаз чуть не целый час самым убийственным пронзительным голосом, до того расстроил мои слабые нервы, что я не мог сомкнуть глаз; а между тем явился мукер с приглашением ехать дальше, и мы в 11 часов ночи, изможденные, поплелись дальше. |
| В описании осады Иерусалима в 70 году Титом Флавием Веспасианом, провозглашенным тогда же римским императором, гробница Иосифа Аримафейского была упомянута, устроенной по типу обыкновенных одиночных пещерных еврейских гробниц. Это и со стороны подтверждает, что Гроб, где погребен был Христос, был высечен в природной скале, внутри невысокого холма в виде двух камер или частей: входной и еще собственно погребальной. Вход в пещеру устроен был по обыкновению на восток и задвигался, закрывался большим камнем. Место погребения во второй части пещеры высечено было в виде ложа, или прилавка к стене, или лежанки, по правую сторону от входа. Высота усыпальницы была несколько выше роста человеческого, а высота входа около трети роста человека. Расстояние гробницы Иосифа от Голгофы было около 17 саженей (или 120 фут.)… Около половины второго века римский император Адриан, решив эллинизировать иудеев, приказал засыпать все неровности местности и холмы иерусалимские и потом на месте христианских святынь воздвигнуты были языческие капища для Юпитера и Венеры. Но в 333 году, по повелению императора Константина Великого, капища эти были срыты, насыпи свезены и тогда пещера с Гробом Христовым была открыта в неприкосновенности. Великолепный богатейший храм окружил эту христианскую святыню, но внешность пещеры Св. Гроба была изменена: чтобы удобнее поместить ее в храм, самую гробницу отделили от скалы входной (вестибюльной) части, так что сохранена была только погребальная часть пещеры… Затем с седьмого столетия персы, евреи, арабы и турки, побеждая греков, употребляли все средства стереть с лица земли погребальное ложе Богочеловека и хотя большая часть стен и верх пещеры были уничтожены, но самое ложе и нижняя часть стен пещеры несокрушимо устояли до настоящих дней, как подлинные и несомненные памятники, освященные пребыванием в них Христа Спасителя. И до конца дней многогрешной земли это освященное каменное ложе будет привлекать к себе верующих, давать им отраду, успокоение отпускать с примиренной душой припадающих к нему… |
| Голос народа Пусть кровь Его на нас и детях наших! Занавес быстро падает. Павловск 12 января 1912 г. Действие третье Картина первая Дом и сад Иосифа Аримафейского у занимающей всю сцену справа высокой городской стены, сплошь заросшей плющом и зеленью. От этой стены в глубине под прямым углом тянется наискось через всю сцену влево каменная ограда сада, отделяющая его от дороги, которая невидимая зрителю, по ту сторону ограды и вдоль ее, ведет от выхода из городских ворот, видимых своею верхней частью на заднем плане за оградой и городской стеной над образуемым ими углом. Слева дом Иосифа выступает лишь небольшой пристройкой с плоской крышей под пестрым шатровым навесом. На этой крыше два дивана, стол, кожаная корзина со свитками Ветхого Завета. Сиденья и стол покрыты дорогими коврами. Дом примыкает к вышеупомянутой ограде. С крыши ведут каменные ступени на площадку, примкнутую к той же ограде. Тут каменная скамья. Стоящему на площадке ограда приходится почти на высоте плеч, так что ему видна дорога. С площадки в сад спускаются несколько ступеней. В углу справа в глубине водоем. Между ним и ступенями на площадку и на крышу в ограде калитка, ведущая на дорогу. Справа на авансцене ход в глубину сада. В саду вазы, скамьи, цветы. Около полудня. Солнечная погода. Явление первое (Иосиф сидит на кровле, читая свиток закона. Никодим медленно всходит к нему по ступеням.) Иосиф А, это ты, мой старый друг! Как рад я, Что, наконец, опять ко мне зашел Ты, Никодим! Садись, садись вот здесь, Поближе, так. Давно, давно хотелось Мне по душе с тобой поговорить. Поверишь ли, в последние недели Я, добрый друг, тебя не узнаю: [В тебе таится что-то; ты рассеян, Сдвигаешь брови сумрачно, молчишь, Не отвечая часто на вопросы, И всех сторонишься. О, друг мой, брат.] Откройся мне, скажи: что, что с тобою? Никодим Иосиф, друг мой! Верно угадал Ты, что во мне упорно и жестоко Два борются начала… Иосиф Вижу, вижу. Никодим Всегда и раньше ум боролся с сердцем; Но никогда борьба глухая эта Меня не мучила так нестерпимо, |
| Фотий заболел в своем стесненном заточении, и просил его прислать ему из столицы какого-нибудь поискуснее доктора и, вообще, похлопотать об облегчении его положения; Ваган отвечал ему, что ничего не может сделать в его пользу, но тем не менее остается по прежнему тайным его другом, по примеру Иосифа Аримафейского. Вот как Фотий отвечал ему на его письмо: «Действительно, Иосиф Аримафейский был тайным другом и ночным учеником Господа и Бога нашего; но он потом, сбросив оковы таинственности, показал более пламенную привязанность к своему учителю и большую смелость, нежели те, которые любили Господа явно. Он снял с древа тело Господне, пригвожденное нечестивцами, и служил ему, сколько мог. Когда ты перестанешь бояться любить меня только ночью и соделаешься сыном света и дня, тогда ты скажешь что-нибудь достойное сравнения с мужеством Иосифа. И хотя тебе не пройдется снимать тела с древа, все же избавишь мою душу от бесчисленных искушений, зол, напастей и ежеминутно угрожающей смерти. Если же исполнить все это мешает тебе мирская дружба, или привязанность твоя к свету, то ты напрасно придумал прибегнуть к Иосифу, и без дела приводишь его в пример» 67 . Конечно, и не один Ваган был тайным приверженцем достойнейшего иерарха, а и многие другие из высоких, близких к императору лиц, которые подчас могли ему напоминать о бедном изгнаннике, бывшем некогда друге самого императора, и бросить в пользу недостойно уничиженного слово похвалы и примирения. От чего и могло произойти то умилостивительное письмо, с которым Фотий, наконец, обратился к императору, и которым надеемся не обременить читателя, представляя его здесь вполне, по примеру других жизнеписателей патриарха, как блистательный образец красноречия, живопись его положения и доказательство его высокого и мощного духа. «Внемли, всемилостивейший государь, – пишет он, – я не стану говорить тебе ни о прежней нашей дружбе, ни о страшных клятвах, ни о взаимных обязательствах, ни о помазании твоем и царском венчании. Не стану напоминать тебе и о том, что ты из наших рук принимал пречистые и страшные Христовы тайны, ни о той связи, которая соединяет нас чрез воспремничество мое от купели твоего сына, подающего прекрасные надежды. |
| Погребения в таких пещерах-склепах практиковали также потомки Авраама вплоть до Иосифа Аримафейского, отдавшего свой склеп для тела Спасителя. Гористая, богатая уклонами, Палестина позволяла практиковать этот хананейский способ обращения с мертвыми останками. Гробница первого патриарха в Хевроне сохранилась до настоящего времени 4 . Это – пещера в виде просторной крипты, куда непосредственно на пол или на искусственное возвышение и помещались умершие. По мнению ученых, геологически можно доказать современность пещеры Аврааму, и лишь ограда – кругом нее – воздвигнута, несомненно, при Ироде, который вообще заботился о сохранении национальных священных реликвий, и, конечно, к числу их относилась гробница родоначальника еврейского народа. На основании некоторых замечаний Евангелистов, мы можем сделать вывод, что евреи своих мертвых тщательно завертывали в несколько полотен и в таком закутанном виде клали в пещерный склеп. ( Мф.15:46 ; Лк.23:53 ; Ин.11:44; 20:5–7 ). Бывали случаи и мумификации. Так, тело Иакова после смерти в Египте было набальзамировано, и египтяне 70 дней предавались плачу ( Быт.60:3 ); на основании Геродота, Saulcy догадывается, что из этих 70 дней в течение сорока совершалось намащивание и наполнение трупа различными консервирующими веществами, и тридцать дней продолжался траур по усопшем 5 . После того мумия помещалась в приготовленной пещере. Не смотря на всю случайность настоящего погребения, мы можем видеть, как ревниво относились евреи к телу усопшего: не смотря на весь свой национальный сепаратизм и отвращение к язычеству, они воспользовались египетским обычаем, чтобы подольше сохранить дорогое тело. Так же мумифицировано было тело Иосифа, перенесенное позднее из Мизраима в родовой склеп в Хевроне. Этот тип погребальных камер прочно привился вообще на аравийском полуострове, и во многих местах там до сих пор сохраняется много древних пещерных гробниц, совершенно торжественных с палестинскими. Чаще эти гробницы устраивались в скалах, украшались колоннами, фронтонами, разными обломами, смешанными с египетскими и ассирийскими мотивами. |
| Начальник стражи, пораженный этими чудесами и знамениями, воскликнул: «Истинно этот человек был Сын Божий». То же говорили и воины. Многие из иудеев поняли всю тяжесть преступления своего, вспомнили, что призвали кровь Распятого не только на себя, но и на детей своих; от ужаса и раскаяния они били себя в грудь, возвращаясь с Голгофы в Иерусалим. Спаситель умер в пятницу. Иудеи не хотели оставить тела распятых на крестах в пасхальную субботу, и потому первосвященники просили Пилата позволить перебить голени распятых, чтобы прекратить им жизнь. Пилат позволил. Воины пришли и перебили голени обоих разбойников, но, подойдя к Иисусу Христу, увидели, что Он умер, и не стали перебивать у Него голени. Чтобы увериться в Его смерти, один из воинов копьем пронзил Ему бок и вдруг потекла кровь и вода, тогда стало понятно, почему запрещено было раздроблять пасхального агнца, который служил прообразом Мессии. Исполнилось также пророчество Захарии о Спасителе: «Воззрят (иудеи) на Того, Которого пронзили». В пятницу вечером, к Пилату пришел один из тайных учеников Иисуса Христа, Иосиф из Аримафеи. Он был член синедриона, но не принимал участия в осуждении Иисуса Христа. Он искренне любил Спасителя и желал, хотя по смерти Его, выразить свою любовь и преданность Ему. Он стал просить Пилата отдать ему тело Иисуса. Пилат удивился, услышав известие о смерти Спасителя. Он позвал сотника, смотревшего за воинами, и тот подтвердил слова Иосифа. Пилат позволил Иосифу взять тело Иисуса. Вместе с Иосифом пришел на Голгофу другой тайный ученик Иисуса Христа – Никодим, и принес благовонный состав, чтобы помазать тело Иисуса. Оба ученика И. Христа сняли с креста тело Божественного Страдальца, помазали Его благовонными мазями, обвили пеленами и положили в новом гробе, находившемся в саду Иосифа Аримафейского. Вход в пещеру они завалили тяжелым камнем. При погребении Иисуса Христа были некоторые благочестивые женщины. Они согласились между собой приготовить ароматные мази и, на следующий день после субботы, прийти помазать тело своего возлюбленного Учителя. |
| 2, 36). Удивленные люди неожиданно услышали, что будто распятый, умерший и погребенный Иисус воскрес от мертвых и всякому человеку, верующему во имя Его, дарует прощение грехов (Деян. 2, 32, 38). Это необычайное известие сразу же нашло себе не малое число верующих и сразу же определило собой пламенную силу христианской веры в борьбе с неверием. Верующие люди, по связи апостольской проповеди с действительным фактом жизни и учения, страданий и смерти Христа, принимали апостольскую проповедь не как учение-толкование, а как простое сообщение-изложение действительного факта, и потому предметом своей веры они, собственно, делали не содержание христианской проповеди, а только надежду своего вечного спасения во Христе. Люди же неверующие, напротив, смотрели на апостольскую проповедь не как на изложение действительного факта, а как на простое человеческое учение, хотя и составленное по поводу действительного факта, однако в высшей степени невероятное, потому что ни одно положение апостольской проповеди ни в каком случае не может быть оправдано в приложении к тому действительному факту, о котором говорила эта необычайная проповедь. Если апостолы говорили о Христе как об истинном Сыне Божием, то все люди, знавшие Иисуса, знали Его не как Сына Божия, а как обыкновенного человека – сына бедного галилейского плотника Иосифа (Иоан. 10, 30-33; 7, 27, 41; Матф. 13, 55-57); и если апостолы говорили о Христе как расторгнувшем узы смерти и севшем одесную Бога Отца, то все люди, своими глазами не видевшие Воскресшего, знали и могли говорить только о действительной смерти Его на кресте и о действительном погребении Его в новом гробе Иосифа аримафейского. Следовательно, содержание апостольской проповеди стояло в явном противоречии с тем, что каждому было известно о Христе как очевидный и бесспорный факт и что каждым необходимо мыслилось о Христе как очевидная и бесспорная истина. В силу же этого решительного противоречия содержание апостольской проповеди естественно казалось людям не просто только невероятным, но прямо и, несомненно, ложным, и апостолы по собственному опыту хорошо это ведали, что по всем доводам и соображениям человеческого разума люди не должны были верить их проповеди, потому что и сами-то апостолы долгое время не верили тому, о чем пришлось им потом проповедовать людям. |
|
|
