| Услышав этот вопрос в переводе Кифии, Евфимия поняла, что примерно наговорил Фионе Аларих. Несчастная эдесситка решила, что ей лучше не оспаривать его ложь, но в то же время постараться не лгать самой. — Да, прежде у меня был муж, — ответила она, и глаза ее наполнились слезами. — Но теперь его больше нет. — Понятно. Муж твой, значит, погиб, а ты попала в рабство. Скажи, а твой хозяин Аларих был добр к тебе? Кифия перевела вопрос, и Евфимия, услышав его, опустила голову. Она не знала, как лучше ответить Фионе. — Ну же! Отвечай мне правду, рабыня, был ли добр к тебе твой хозяин? — Он был жесток ко мне! — ответила Евфимия наконец. — Жесток и груб! Кифия невольно ахнула и заметно растерялась. — Переведи слово в слово, что она сказала! — приказала Фиона. И Кифии ничего не оставалось, как перевести. Лицо хозяйки посветлело, но больше она ничего спрашивать не стала. Дальше разговор пошел уже легче. — Я видела твою работу, закладку. Это все, что ты умеешь? — Еще я умею вышивать золотом, в том числе для церкви. — Я это проверю, — сказала хозяйка. — Отведи ее в мастерскую, Кифия, и скажи, чтобы ей дали работу для испытания. И она принялась за свою грушу. — Ух, ну ты меня и напугала, когда ляпнула хозяйке, что Аларих был жесток и груб с тобой! Это что, правда? — Это чистая правда. — Надо же… Обычно братец очень даже добр с молодыми и красивыми девушками и женщинами. А-а, понимаю! Он хотел тобой попользоваться, а ты слишком долго сопротивлялась? Что ты молчишь? Ну да ладно, мне-то какое дело. Алариха осуждать за это нельзя. — Это почему же его нельзя осуждать за блуд? — спросила Евфимия. — Да потому, что жену свою он не любит и никогда не любил. Когда его заставили жениться на ней, ему было пятнадцать лет, а ей двадцать, он был еще мальчишка, а она — взрослая девушка. Он у нее в полном подчинении и признавался мне, что чувствует себя счастливым и свободным, только когда находится в военном походе. — Ты говоришь «заставили жениться»? Как это возможно? — Его отец был человек хитрый, властный и богатый, но из простых, а Фиона происходит из весьма знатного, но обедневшего готфского рода. Она в родстве с предводителем вестготфов Аларихом, который, ходят слухи, вполне может стать нашим королем . Она гордячка, и ей льстит, что ее муж носит то же имя, что и предводитель. |
| Конечно, более нежели сомнительно, чтобы это случилось «еще до времени образования канона». Если даже умолчать о том, что Игнатий еще мог посылать к Римлянам послание на греческом языке, и что Климент мог писать из Рима также по-гречески: то все же следует, признать, что, говоря вообще, только Тертуллиан первый дал латинскому языку право гражданства в христианской литературе. Кроме того, довольно значительные христианские общества в Испании, Галлии и Африке возникли едва около половины 2-го столетия. Затем самое раннее свидетельство о действительном существовавшем латинском переводе в первый раз встречается только у Тертуллиана 1700 . Но все же, в силу самой природы вещей, латинские переводы Нового Завета появились очень рано. Как о том со всею ясностью свидетельствует Августин de doctrina christiana II, 11 1701 . Из этого места, если рассматривать его в полном его объеме 1702 и в связи с другими местами в сочинениях Августина 1703 , открывается, что существовал (по крайней мере во времена Августина) не один, но многие латинские переводы 1704 ; то же самое можно вывести из некоторых мест Иеронима, именно из его предисловия к Евангелиям 1705 . Наконец в писаниях древних латинских отцов церкви можно с ясностью указать на действительное разнообразие переводов одних и тех же мест 1706 . От этих древнейших латинских переводов, которые обыкновенно называются versiones antehieronymianae, сохранились еще многие фрагменты у древних латинских отцов церкви и в codicibus graecolatinis 1707 . Текст этих переводов очень несовершен и поврежден; это от того, что с одной стороны переводчики не обладали потребными для своего дела знаниями, а с другой – самое множество переводов могло послужить поводом к искажениям текста в различных рукописях 1708 . Но, не говоря об этих повреждениях, общий характер древних латинских переводов состоит в крайней буквальности, которая особенно относительно гебраизмов отчасти превосходит даже подлинный текст 1709 , – свойство в полном смысле не классическое, которое само по себе может свидетельствовать, кажется, не столько о неитальянском происхождении переводов, сколько о их возникновении в среде, вполне чуждой высшего образования, а вместе с тем, хотя и посредственно, о их очень значительной древности. |
| Св. Ерменингельда мучили сомнения. С одной стороны, сыновний долг почтения к родителю призывал его подчиниться воле отца и не поднимать на него меча. С другой, гонения на православных, приобретавшие все более жестокие формы, побуждали его выступить защитником истинной веры. Долгие мучительные часы проводил он в раздумьях, выбирая между верностью своему отцу монарху, с которым он делил трон, и своей ответственностью как верующего православного правителя, царствующего над народом, составлявшим в своем большинстве православное население, несправедливо притесняемое в своей вере арианами, которые принуждали его к вероотступничеству. Решение, которое можно было бы принять в такой сложной ситуации, не могло созреть одномоментно, и приходилось действовать соответственно развивающимся событиям. Между отцом и сыном произошел конфликт. Вероятно, Леовигильд настаивал на принятии вновь отвергнутого арианства и прибытии Ерменингельда в Толедо. На оба приказания тот ответил отказом, решившись действовать по-другому. Возможно, имели место дипломатические контакты с соседними королевствами, у которых он просил военной помощи, или они сами предлагали ее, в том случае если Леовигильд попытается с помощью силы ослабить сопротивление своего сына. Действительно, св. Леандр отправился в Византию, чтобы привлечь внимание императора Маврикия к происходившим в Испании событиям, и вернулся с обещаниями последнего предоставить военную помощь. Между тем в бетийскую коалицию вступали и другие города Луситании , не подчинявшиеся Ерменингельду; обещания и заверения поступили от свевов и, вероятно, от франков. Севильский принц почувствовал себя уверенно, взвесил силы и провозгласил себя королем. Несколько монет и надписей, дошедших до нашего времени, свидетельствуют о том, что Ерменингельд был провозглашен этим титулом. Нам сейчас трудно судить, имел ли Ерменингельд намерение создать королевтсво, независимое от королевтства его отца, или же заменить его на визиготском троне. Леовигильд решил положить конец неповиновению. В 582 году Леовигильд начинает войну против своего сына и легко овладевает Меридой и Касересом. Свевский король Мирон решает поддержать Ерменингельда. В 583 году Ерменингельд терпит сокрушительное поражение от своего отца Леовигильда, при попытке прорвать осаду Севильи. Мирон, чьи войска были окружены Леовигильдом, складывает оружие и возвращается в Галисию. Вскоре после того как его сменил на троне его сын Эборико, он умирает. |
| Почти в одно время с язигами и роксоланами узнаем мы и других – вероятно, единоплеменных с ними – обитателей юго-восточной России, алан, которые, по известию Аммиана Марцеллина, были древние массагеты и жили тогда между Каспийским и Черным морем. Они, равно как и все азиатские дикие народы, не обрабатывали земли, не имели домов, возили жен и детей на колесницах, скитались по степям Азии даже до самой Индии северной, грабили Армению, Мидию, а в Европе берега Азовского и Черного моря; отважно искали смерти в битвах и славились отменною храбростию. К сему народу многочисленному принадлежали, вероятно, аорсы и сираки, о коих в первом веке Христианского летосчисления упоминают разные историки и кои, обитая между Кавказом и Доном, были и врагами и союзниками римлян. Алане, вытеснив сарматов из юго-восточной России, отчасти заняли и Тавриду. В третьем веке приближились от Балтийского к Черному морю готфы и другие народы германские, овладели Дакиею, римскою провинциею со времен Траяновых, и сделались самыми опасными врагами империи. Переплыв на судах в Азию, готфы обратили в пепел многие города цветущие в Вифинии, Галатии, Каппадокии и славный храм Дианы в Ефесе, а в Европе опустошили Фракию, Македонию и Грецию до Мореи. Они хотели, взяв Афины, истребить огнем все книги греческие, там найденные; но приняли совет одного умного единоземца, который сказал им: «Оставьте грекам книги, чтобы они, читая их, забывали военное искусство и тем легче были побеждаемы нами». Ужасные свирепостию и мужеством, готфы основали сильную Империю, которая разделялась на восточную и западную, и в IV столетии, при Царе их Эрманарихе, заключала в себе не малую часть России европейской, простираясь от Тавриды и Черного моря до Балтийского. Готфский историк VI века Иорнанд пишет, что Эрманарих в числе многих иных народов победил и венедов, которые, обитая в соседстве с эстами и герулами, жителями берегов Балтийских, славились более своею многочисленностию, нежели искусством воинским. Сие известие для нас любопытно и важно, ибо венеды, по сказанию Иорнанда, были единоплеменники славян, предков народа российского. |
| Не нужно доказывать факта, уже давно признанного. Между тем как Славянское слово, чем древнее, тем понятнее для наших современников, Германское тем менее понятно, чем оно древнее. Это самое доказывает разорванность семей, малое общение между ними, и дикую жизнь в лесах, которая более искажает слово в столетие, чем жизнь, образованная в тысячу лет. Большее сходство Готфского наречия со Славянским, его сравнительная мягкость подтверждает только влияние Ванов на Север, влияние, доказанное и без того. Ещё больше сходства представляют наречия Швеции и Дании. Причина тому, весьма понятна, точно так же как заметна примесь Славянских форм у Англо-Саксов, принявших часть Славянской мифологии конечно не без займов словесных. Стоит только вспомнить об Англо-Саксонском застольном приветствии, из которого составилось слово wassail и в котором находится чисто Славянское ваш. Иначе и быть не могло у поклонников Сивы и Чернобога. Религия не могла изменяться без какого-нибудь изменения в языке. Впрочем, система, ищущая чистого Германства на Севере, а не в Германии, уже перестаёт быть в ходу у книжных тружеников, хотя они ещё не признали Аза-Ванской колонизации в Скандинавии. Когда всмотрятся в истину, об этой системе перестанут говорить. Мы уже видели разделение Славянской семьи на Северную, живущую в болотах, и Южную, живущую в горах. Рейнское устье представляет последние следы Славянства на берегах Северного моря. Предположение о том, что Морины (от моря, теперь Зеланд) и Менании действительно принадлежали к Вендскому поколению и были братьями жителей при-Луарских, предположение, основанное на сходстве имён, торговом быте, мореходстве и градостроительстве, обращается в бесспорную истину при подробнейшем исследовании предмета. Нет следов, ни помина, чтобы Славяне проникли в Голландию во время великого переселения народов европейских после Р.Х.; между тем, кто же не узнает их в названий Вильцев, живших и воевавших подле теперешнего Утрехта и оставивших имя своё в названии, общепринятом в средние века, города Вильцбург 240 . |
| От этого и прозвище Вотана или Одина, Алефатер, ясно показывает, что божество обще-Скандинавское устояло против напора Азов и Ванов, хотя и оно, может быть, не принадлежало племени Германскому. Отсутствие всех других богов Скандинавии в народах, вышедших из-за Балтийского полуострова на поприще деятельности Европейской, Готфов, Лонгобардов, Саксов и других, общее их поклонение Водену, Одину, Вотану или Вуотану, исключает это верховное божество из синкретического Олимпа Азов, Ванов и Иотуцов, представляемых Тгором, Ниордром и Тиром, и возводит его к тем древним векам, когда Аз-завоеватель и его союзник Венд не ступили ещё на землю Готфскую. Гораздо труднее определить, принадлежат ли Водан собственно Готфской мифологии. Звук имени Отан заставил бы его отнести к религии Азов и искать в нём обще-Мидийской формы Отанес; но это предположение отстраняется замечанием нашим о присутствии Вотана во всех Готфских мифологиях, которым Азы совсем неизвестны. Ближе и положительнее можно бы было отследить его происхождение по родословной, которая находится, в хаосе Эдды. Нет сомнения, что многосложный Асгард и. его история представляют нестройную смесь разнородных стихий, в которых трудно добиться толка; но одно бесспорно: Связь Одина с Азами весьма слаба даже по рассказам Эдды, хотя он и называется их отцом, и место Одена, в общей космогонии и в отношениях его в первоявленному Имеру, весьма неопределённо. Он принадлежит, по всем приметам, к павшей системе религиозной. Однако же не должно терять из виду, что в Эдде Оден – брат Велия и Вея и сын Бури. Три последние имени исчезают потом без следа и не обращали, кажется, на себя ничьего внимания. Германцы в них толка не нашли; но всякий Славянин или всякий знающий Славянские языки поймёт простое иносказание. У Бури было трое сыновей: Воден, Велий и Вей (веющий). Не ясно ли, что эти дети – просто качества Бури? Вода, ветер и сила. Я знаю, как обманчивы чисто этимологические выводы; но ими пренебрегать не должно, когда они сходятся с простотой истины, основанной на знании племенных характеров. |
| 1558 Она находится в манускриптах AEFGHS (Alex., Basil, и т. д.) и других из Евангелий, в Московских из Павловых посланий, и в писаниях греческих отцов церкви малоазийских и соседних провинций от 4-го до 6-го века (также как в готфском и славянском переводах). 1560 При этом Грисбах не мог точно определить характера Пешито и потому он не причислял ее собственно ни к какой из трех рецензий; он думал, что она часто изменялась по различным греческим рукописям, хотя склоняется к предположению, что она первоначально, принадлежала к западной рецензии; Евангельский текст Златоуста он считает также смешением различных рецензий. 1561 Между многими противниками, которых нашла система рецензий Грисбаха при своем появлении, самый значительный был I. D. Михаэлис, который впрочем под конец своей жизни, в четвертом издании своего введения, отверг все прежде в этом отношении им сказанное; и что не несправедливо новозаветному критическому аппарату усвоен различный характер, это действительно показывает сравнение даже одной главы в критическом издании Н. Завета. 1562 Как произошло принятое Грисбахом различие трех классов и как оно могло зайти так далеко, когда все теперешние рукописи не столь древни; как объяснить некоторые странные явления при этом различии, напр. почему фивский перевод принадлежит к западной рецензии и Пешито всего более согласен с нею, – это и подобное Грисбах оставляет без объяснения. 1563 Он думал находить его в кодексах D. 1. 13. 69 и т. д. из Евангелий (хотя в Cod. Cantabr. не в чистом виде) и в DEFS из Павловых посланий. 1566 Те же самые кодексы, те же самые переводы, те же самые отцы церкви на той и другой стороне. – Только в одном главном пункте, в отношении к Клименту Алекс. и Оригену , Гуг и Грисбах отличаются один от другого: между тем как Гуг относил этих церковных учителей οιν, Грисбах – к восточной рецензии. Но что и это отличие не имеет большого значения, это открывается из того, что как Гуг согласен с Грисбахом в том, что Ориген часто согласуется с восточною, так и Грисбах с Гугом в том, что Ориген часто, особенно в Ев. от Матфея, согласуется с западною рецензиею; отсюда ясным представляется то, что и тот и другой в сущности имеют один и тот же взгляд на Оригена, как такого, который при своих критических исправлениях часто производил смешанный текст – Тоже и о Клименте. |
| В 60-е гг. XIX века видное место в разработке православно-католической проблематики принадлежало профессору СПбДА А. Л. Катанскому (1836−1919). Проф. А. А. Катанский уделял большое внимание вопросу воссоединения Западной и Восточной Церквей; он начал разрабатывать его еще при написании в 1862−1863 гг. своего курсового сочинения под названием «Обозрение предприятий и попыток к соединению Церквей Восточной и Западной» 48 . В дальнейшем он продолжал работу над этой темой и в 1867−1868 гг. опубликовал в «Христианском чтении» исследование под названием «Вопрос о соединении Церквей Восточной и Западной (в первый его период) на греческом Востоке и латинском Западе (1054−1453)» 49 . В 1868 г. он издал труд «История попыток к соединению Церквей греческой и латинской в первые четыре века по их разделении» (СПб., 1868), за который был удостоен степени магистра богословия. Обзор попыток к соединению Западной и Восточной Церквей был продолжен А. Л. Катанским в его публичном чтении в Обществе любителей духовного просвещения на тему «Краткий очерк истории и характеристика попыток к соединению Церквей Греко-Восточной и Римско-Католической за весь восьмивековый (XI−XIX вв.) период разделения Церквей» 50 . Важное место в научной деятельности А. Л. Катанского занимало изучение литургического наследия Западной Церкви. Ему принадлежит «Очерк истории древних национальных литургий Запада» 51 . Труды А. Л. Катанского были по достоинству оценены в СПбДА, и в 1877 г. он был утвержден в степени доктора богословия и в должности ординарного профессора. На протяжении двух последующих десятилетий, вплоть до своей отставки в 1896 г., проф. А. Л. Катанский неизменно уделял внимание диалогу с инославием. Под влиянием А. Л. Катанского в СПбДА активизировалось исследование католичества, сказавшееся в появлении большого числа печатных учебных трудов в этой области. Некоторые из этих трудов, в свою очередь, стали основой для разработки отдельных направлений в православной богословской науке. Так, например, профессор СПбДА Евграф Иванович Ловягин († 1909 г.) продолжил труды А. Л. Катанского по изучению литургического наследия Римско-Католической Церкви и опубликовал чииопоследования западных национальных литургий – галльской, мозарабской, медиоланской, испано-готфской и ряда других, сопроводив их пространными комментариями 52 . |
| Та же бессонность, то же могущество ума поддержали Византию в продолжение тысячи лет, несмотря на слабость её вещественных границ и на сравнительную невоинственность народа против всего напора Готфских племён, одним ударом сокрушивших империи Запада, против сильнейшего напора Аваров, двигавших всем беспредельным морем племён Славянских и действовавших заодно с усилившеюся на время Персией, и против всё сокрушавшего удара молодого Исламизма, владевшего всем миром от снежной границы Китая до берегов Атлантического моря и горных пределов Франции. Несколько раз потрясённая до основания, она снова утверждалась и отстаивалась; побеждённая и почти покорённая, она покоряла и пересозидала своих победителей силою своих просветительных начал. Такова причина, почему это государство, по-видимому, слабое почти с самого начала своего отдельного существования, могло в продолжение тысячи лет выдерживать борьбу, едва ли не единственную в истории мира, и почему даже падение его было не бесславно; ибо оно пало перед таким напряжением воинственных стихий Азии, перед которым едва устояли соединённые ополчения всей Европы. Но Византии не суждено было осуществить понятие о Христианском государстве; ей не суждено было уцелеть и указать своим примером новый и высший путь человечеству. Отчасти причиною её постепенного ослабления и падения было то, что Византиец не мог забыть, что он был некогда Эллином по просвещению и Римлянином по гражданству, и что, следовательно, он соединял в себе две величайшие славы древнего мира: он не хотел, он, так сказать, не мог дать полного права равенства с собою тем новым народным стихиям, которые приливали к нему с Севера и готовы были своею свежею кровью укрепить состав одряхлевшего общества. Он пользовался Славянами, он вполне зависел от союза с ними и в то же время не только не хотел признать их братьями, но постоянным коварством, утеснением и гордостью, более оскорбительною, чем самые утеснения, вселял в них вражду, которой ещё не было, или питал вражду, готовую погаснуть и обратиться в искренний и душевный союз. |
|
|
