| В 383 году Августин отправился в Рим, а спустя некоторое время перебрался оттуда в Милан (Медиолан), где получил должность ритора. И как любознательному человеку, и как ритору, ему было интересно услышать проповеди знаменитого епископа Амвросия (Медиоланского). И он слушал. И это слушание не осталось бесплодным. Обращение ко Христу По мере того как Августин посещал воскресные богослужения, в чине оглашенного, он всё больше и больше увлекался красотой Православия. Из проповедей епископа Амвросия он вынес для себя, что христианское вероучение представляет куда более богатое и возвышенное знание, чем он мог предположить. И хотя прежняя развращённость давала о себе знать в виде греховных движений в душе, по Промыслу Божию он, шаг за шагом, приближался ко Христу. Большое впечатление оказал на него таинственный случай. Однажды, размышляя о собственной греховности, пребывая в сокрушении духа, он, вдруг, услышал чей-то загадочный голос, словно бы детский, взывавший к нему нараспев: «Возьми и читай». Осмотревшись и не найдя, кто бы это мог произнести, Августин интерпретировал это воззвание как обращение свыше. Он понял, что объектом чтения должно было стать Священное Писание. В свою очередь это обращение напомнило ему о призвании Антония Великого , чьё житие, в своё время, произвело на него сильное впечатление. Августин тут же вернулся на место, где оставил Писание, и начал читать. Его внимание сосредоточилось на фразе, предостерегавшей от различных опасностей (пиршеств, пьянства, сладострастия, распутства, зависти, ссор, похоти вообще) и призывавшей облечься во Христа (Рим.13:13-14) . В 388 или 389 году Августин, наконец, принял Крещение. Это событие не могло не обрадовать его мать, ревностную христианку. Вскоре она почила о Господе. Священнослужение По смерти матери Августин, пробыв какое-то время в Италии, отправился в родной город Тагасту. От отца ему досталось наследство, но он, уже твердо определив для себя направление будущего пути, продал всё и пожертвовал вырученные деньги на нужды Церкви. |
| Η. Π. Шубинский. Сходное строение фрагмента видим мы и в политической ораторской речи. Зачин фрагмента содержит положение с истолкованием, соответствующее протасису периода. Положение раскрывается в реме, соответствующей аподосису периода и представляющей собой серию высказываний-доводов, расположенных по принципу деления содержания. Предложения отделены друг от друга по смыслу, и содержание мысли предстает в виде не сплошного, но разделенного, дискретного смыслового пространства, оно дается как бы пунктиром. Связи отдельных высказываний строятся посредством специальных слов-коннекторов и в содержании фраз. Но слова-связки использованы в основном внутри отдельных доводов; сами же доводы связаны по смыслу, паузами и интонацией. “Восстановив истинные ценности внутри себя, надо восстановить их u вовне. Жизнь общества, государства требует осмысленности так же, как и жизнь отдельного человека. Не может материальное благополучие быть целью всех стремлений. Сытое брюхо еще не значит – чистая совесть. Критерием государственного устройства должна стать его богоугодность, соотнесенность с тысячелетними святынями веры. Нужно во всей полноте использовать богатейший опыт русской государственности. Выкинуть на свалку наглую ложь об “империи зла”, “России – тюрьме народов”, “гнилом царизме”, сказать правду о семидесятилетнем пленении Православной Церкви и русского народа. Нужно осознать, что у Православной России есть враги, ненавидящие наш народ за его приверженность к Истине, за верность своему религиозному служению, своим христианским истокам и корням. Осознать, что если мы хотим выжить – нам надо научиться защищать себя, свою веру, свои святыни…” Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Итак, в XIX и в XX веках русская риторическая проза развивалась под сильным влиянием художественной литературы. Это влияние проявилось прежде всего в том, что черты стиля, характерные для выражения образа ритора, подменялись чертами стиля, свойственными образу автора. Но в последние десятилетия художественная литература утрачивает влияние в обществе. Современный стиль речи связан с развитием массовой коммуникации, деловой прозы, ораторской речи, философской литературы. Это означает возрождение риторического стиля речи, который в современных условиях, разумеется, не повторяет и не может повторять черты стиля прошлых эпох, но необходимо подчиняется в своем развитии объективным условиям и требованиям, которые общество предъявляет ритору. Глава пятая |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание Св. Августин. Фреска капеллы Санкта-Санкторум в Латерано. VI в. Аврелий [лат. Aurelius Augustinus] (13.11.354, Тагаста, Нумидия; совр. Сук-Ахрас, Алжир - 28.08.430, Гиппон Регий, там же; совр. Аннаба, там же), блж., в зап. традиции свт. (пам. 15 июня, греч. 28 июня, зап. 28 авг.), еп. Гиппонский [Иппонийский] (с 395 или 396), виднейший лат. богослов, философ, один из великих зап. учителей Церкви . Жизнь А. традиционно разделяется на периоды: от рождения до Крещения (387), до принятия священства (391), священническое и епископское служение. Основным источником по раннему периоду служит его автобиографическое соч. «Исповедь» (окончено в 397 или 400). Поправки, к-рые необходимо делать при использовании этого произведения,- учитывая, что оно написано А. в 45-летнем возрасте, когда он уже был епископом и знаменитым ученым,- не уменьшают исторической достоверности «Исповеди», касаясь в основном второстепенных деталей (напр., изобилующие цитатами из Псалтири места, передающие внутреннюю речь юного А., еще не знавшего Свящ. Писания,- явный результат литературно-богословского преломления первоначального внутреннего опыта). Для времени с 388 г. важными источниками становятся Житие Августина, написанное его другом, учеником и сослужителем Поссидием , еп. Каламским, а также эпистолярное наследие самого А. 1-й период (354-387) Огромное влияние на становление личности А. оказала его мать, св. Моника , ревностная христианка, сумевшая привить ребенку любовь к имени Спасителя (по обычаю того времени, А. не был крещен в детстве, но только оглашен) и тяжело переживавшая перипетии духовных злоключений своего сына. Отец А., Патриций, принадлежавший к сословию небогатой провинциальной знати (куриалов), принял Крещение лишь за неск. дней до смерти (371). Он прилагал большие усилия, чтобы дать А. хорошее образование, открывавшее путь к должности ритора или адвоката; за недостатком собственных средств ему приходилось прибегать к помощи благотворителей. |
| Но в венской рукописи имя приписано позднее, и произведение доходило там до Феодора Ласкаря. Если бы таким образом наш автор действительно был сицилиец, упомянутый Скилицей, то следует предположить, что к его труду было кем-то прибавлено довольно обширное продолжение и, несмотря на это, весь труд был назван именем первоначального автора. Кроме того, близкое родство хроники с «Синопсисом» Сафы делает вероятным предположение, что и для венской хроники был использован источник, сходный с источником «Синопсиса» и доходящий до 108I г.; но в таком случае автор не мог быть предшественником Скилицы. Вопрос не подвинется ближе хоть к сколько-нибудь удовлетворительному решению, если мы сопоставим хрониста Иоанна с сицилийцем Иоанном Доксопатром, который также называется Иоанном Сицилийцем. Так как и этот последний жил ранее императора Феодора Ласкаря, то и здесь остается в силе предположение о кем-либо написанном продолжении; кроме того, нет ни малейшего известия о хронографической деятельности этого ритора. Вопрос скорее более затрудняется, чем выясняется, заглавием рукописи Cod. Pal. 394. Аллаций в виду прибавки слов το κα χρηματσαντος и т. д., отожествил автора хроники с патриархом Иоанном Гликисом (1315–1320); Walz считал автором Иоанна Каматира, занимавшего в 1204 г. патриарший престол, и полагал, что Иоанн при своем возведении на престол переменил свое прежнее прозвище на имя Каматира. В действительности же при вступлении в монашество или при возведении в сан патриарха было в обычае менять только имя, данное при крещении. Обе эти гипотезы грешат, впрочем, против хронологии; ибо, если вообще имя Иоанн Сицилиец имеет ценность, то его нужно приравнять или к сицилийцу Скилицы или же к Иоанну Доксопатру, но оба они старше вышеназванных патриархов; главное же затруднение в том, что, приписываемое позднейшему патриарху Иоанну произведение, находящееся в Палатинской рукописи, есть не что иное, как хроника Георгия Монаха. Выходит так, как будто Иоанн Сицилиец присвоил себе вопреки всякому праву этот широко известный труд, распространенный в бесчисленных рукописях с именем Георгия; однако, против этого говорит заключительное примечание, в котором, как и во многих других рукописях, сочинение приписывается Георгию и Логофету. |
| Начиная с XI в. житийный стиль можно считать окончательно сложившимся. И особенности, присущие ему до этого времени, достигшими законченного выражения. Новым явлением в жизни этого жанра можно считать его вступление в высокую литературу. Теперь наряду с агиографом, прежде далеким от литературных интересов и рассматривавшим свою роль исключительно как учительную, появляются писатели — Мавропод и Пселл (XI в.), Феодор Продром, Федор Вальсамон, Иоанн Зонара, Евстафий Солунский (XII в.), Георгий Акрополит, Никифор Хумн, Феодор Метохит, Никифор Григора, Максим Плануд (XIII—XIV вв.). (Агиографы-риторы IX в. и здесь были предтечами нового: они тоже расценивали агиографию прежде всего как разновидность словесного искусства. Показательно в этом смысле, что житие Евдокима было предназначено его автором Никитой-Давидом Пафлагоном для соискания степени ритора, а новое отношение к своей агиографической деятельности проявлялось столь отчетливо, что получило выражение в прозвище ритор, которое присваивается ему в некоторых рукописях несмотря на то, что Никита-Давид был епископом.) Их сравнительно много, если иметь в виду, что общая численность агиографических памятников, возникших в этот поздний период, была незначительна как абсолютно, так особенно в сопоставлении с предшествующим временем, и едва ли количественное соотношение ранних и поздних легенд существенно изменится, когда будут опубликованы все, еще не увидевшие света и не прочитанные рукописи агиографического содержания. Уменьшение продуктивности агиографии закономерно и связано с ее новым статусом. Высокой литературе, в которую агиография поднялась, никогда не было свойственно массовое тиражирование какого бы то ни было, даже самого популярного, жанра, что как раз составляло отличительную особенность полуфольклорной, низовой агиографии, за счет которой преимущественно и создавался этот численный разрыв. Новое положение агиографии определило и ее новую установку. Если прежде агиографы почти всегда предназначали свои произведения замкнутой общине верующих, монастырской братии или церковной пастве (иное дело, что эти сочинения в большинстве случаев далеко выходили за территорию своего первоначального назначения и функционировали свободно) для чтения в церкви по праздникам соответствующего святого или за общей трапезой, то теперь обязательность ритуального прикрепления исчезает и адресат мыслится шире — как читатель вообще. |
| 3. Col. 233-240). Доводы Октавия сводятся к 3 основным пунктам: доказательства существования единого Бога ( Min. Fel. Octavius. 17. 1 - 20. 1), критика язычества (Ibid. 20. 2 - 27. 8) и опровержение критики христианства (Ibid. 28. 1 - 38. 4). Заканчивает свою речь Октавий утверждением о превосходстве христ. откровения над учением скептицизма (Ibid. 38. 5-7). В заключительной части диалога (Ibid. 39-40) рассказывается о том, что Цецилий приходит в восторг от речи оппонента и обращается в христианство. Краткая характеристика диалога Основной философской базой диалога послужили идеи, выраженные в сочинениях Цицерона «О природе богов» (De natura deorum), «О дивинации» (De divinatione) и др., в трактатах рим. стоика Сенеки «О провидении» (De providentia), «О суеверии» (De superstitione) и др., а также в целом учение стоиков (подробнее см.: Spanneut M. Le stoïcisme des Pères de l " église. P., 19692, по именному указателю на М. Ф.). Не исключено, что для речи Цецилия М. Ф. воспользовался каким-то недошедшим сочинением ритора Фронтона против христиан (см.: Min. Fel. Octavius. 9. 6). Как и нек-рые другие ранние христианские апологеты, М. Ф. почти не касается христианского вероучения, полагая акцент на опровержении мнений язычников. Христианская вера представлена как монотеизм (см.: Ibid. 18); используются античные доказательства бытия Божия - космологическое (Ibid. 18. 4) и телеологическое (Ibid. 17-18); встречаются упоминания Промысла, воскресения и посмертного воздаяния. В диалоге отсутствуют имя Иисуса Христа, прямые ссылки на Свящ. Писание (указание возможных косвенных аллюзий см.: Фокин. 2005. С. 31. Примеч. 19) и христианские таинства. Сознательным ограничением полемики объясняется и молчание М. Ф., в отличие от др. апологетов, о лояльности христиан к императорам и гос-ву (напротив, в гл. 25 имеет место критика рим. гос-ва). Др. вопросы, касающиеся христианства, участники диалога намерены обсудить на следующий день (см.: Min. Fel. Octavius. 40. 2), но этот разговор остался уже за рамками сочинения. |
| Индивидуальный образ ритора складывается в его практической деятельности и во многом зависит от культуры аудитории, к которой ритор обращается: аудитории с высокой культурой формируют влиятельный образ ритора, аудитории с низкой культурой формируют образ ритора, сомнительный с точки зрения пафоса, логоса и этоса, поскольку ритору всегда приходится в большей или меньшей степени подстраиваться под аудиторию. С другой стороны, и аудитория является продуктом речевых действий ритора: в ходе продолженной речи (например, духовной или учебной гомилетики) в аудитории происходят изменения: одна часть ее меняется в ходе речи, другая – покидает ритора, третья постепенно приходит и осваивается с аргументацией. Это развитие аудитории срастается со становлением образа ритора. B результате ритор и аудитория в определенный момент развития аргументации обнаруживают, что оба отражающие друг друга образа – образ ритора и образ аудитории – в своих основных чертах сложились и их, оказывается, можно достаточно точно охарактеризовать. Это будет означать, что у ритора на самом деле сложилась более широкая потенциальная аудитория: найдутся группы людей, которые по тем или иным причинам проявят интерес к ритору и станут искать контакта с ним. Проблема и тема высказывания Проблемой высказывания называется реальная трудность, противоречие, конфликт, в разрешении которых заинтересована аудитория и к рассмотрению которых обращается ритор. Задача ритора состоит в том, чтобы усмотреть существующую проблему, выделить ее, оценить ее значение, но ни в коем случае не создавать проблему там, где ее нет. Проблема бывает не обязательно практической – большая часть проблем, к которым обращается ритор, являются духовно-нравственными, познавательными, эстетическими или проблемами взаимопонимания. Более того, любая, даже самая практическая житейская проблема, обязательно содержит в себе духовно-нравственный смысл, найти и понять который необходимо. Проблема является реальным объектом риторического высказывания. Существенной особенностью проблемы как объекта речи является ее принципиальная разрешимость силами или, по крайней мере, участием аудитории, к которой обращается ритор. Поэтому главная задача ритора состоит в том, чтобы сформулировать проблему, раскрыть ее значение, предложить и обосновать путь ее решения, побудить аудиторию к действию. Статус проблемы |
| Нужно сказать, я уже завершаю раздел, что усилиями литературных критиков, в основном Виссариона Григорьевича Белинского риторика была скомпрометирована и выведена из системы образования. И вот с тех пор она в системе образования отсутствует. Это громадный вакуум нашего образования – современная риторика. Все лекции цикла можно посмотреть здесь . Ритор – это понятное дело не оратор, хотя, повторяю римское слово «оратор» и греческое слово «ритор» – это одно и то же – человек публично говорящий. Но так принято уже ритором называть человека, который создает публичные высказывания любого рода. Когда мы говорим о риторе, мы должны представить себе, что деятельность ритора отличается от так скажем литературной деятельности писателя. Существует классическое представление об образе ритора и об образе автора – этим занимался великий русский ученый академик Виктор Владимирович Виноградов еще в конце 1920-х – начале 1930-х годов. Что такое образ ритора и образ автора? Когда мы говорим о писателе, скажем, о Льве Николаевиче Толстом – мой любимый пример. Читаем с вами «Войну и мир», например, где Лев Николаевич Толстой. Толстой, как личность как бы растворяется в произведении, его там нет. Те глаза, которыми, если угодно, мы видим художественное пространство произведения и есть образ ритора. Поэтому говорить о том, что Толстой был таким-то человеком, потому что он то-то, так-то и так-то написал в своем художественном произведении мы не в праве. А вот когда мы говорим об образе ритора, мы имеем в виду совершенно другое, потому что ритор – это конкретный человек. И поведение ритора, его деятельность просто как человека, играют громадную роль в оценке его речи. Поэтому в конце концов, какое нам дело до того, как, скажем, Некрасов относился к карточной игре – это его личное дело. Образ писателя, образ автора Некрасова и его личная жизнь – разные вещи. Но собственно сам по себе ритор, который произносит и пишет что-то такое, связан со своей аудиторией и связан своим жизненным опытом. Поэтому естественно можно судить человека с точки зрения риторики, или с точки зрения политической в зависимости от того, насколько он честен, в зависимости от того, совершал ли он какие-нибудь противоправные поступки, или безнравственные поступки. Это влияет на речь и на эффективность речи. |
| Но педагоги должны были прощать своим ученикам, потому что они были рабского состояния и не обладали достодолжным авторитетом 139 . Но и риторы, с своей стороны, не оставляли без внимания хода занятий и жизни своих учеников. В видах достижения благоприятного результата в учении, риторы не чуждались и розги, но некоторые хвалились, что они не имели нужды прибегать к таким мерам. Особенное влияние риторы могли иметь на учеников, вследствие из которых, установившихся обычаем, условие взаимно-общения учеников и учителя. Ученики нередко сопровождали своего учителя на прогулках; в случае болезни кого-либо из учеников ритор обязан был посещать больного, и в случае болезни ритора, в свою очередь ученики должны были навещать его, причем они оставались при его постели на всю ночь. Риторы давали отчет родителям об убытках своих учеников 140 . В некоторых городах, как напр. в Афинах, ученики одного ритора составляли партию враждебную с учениками другого ритора. Эта вражда особенно ясно выражалась при приеме нового ученика корпорацией данного ритора. Прием сопровождался некоторыми обрядами, наприм., торжественным отведением вновь принимаемо в баню; а при самой вербовке новых слушателей для своего ритора весьма часто между учениками, принадлежащими к разным школам, происходили драки: палки, камни и даже мечи пускались нередко в ход в этих баталиях 141 . Между учениками, принадлежащими к одной и той же школе, устанавливались весьма дружественные отношения, и расставание не обходилось без самых трогательных сцен 142 . – Скажем два три слова о характер и быть самих риторов. Некоторые между риторами достигали высокой славы, благодаря искусству своего преподавания. Таков, например, быль Ливан. Иные из них пользовались завидными почестями; когда знаменитые риторы приближались к какому-нибудь городу, весь город выходил им на встречу; в честь риторов воздвигались статуи и им давались почетные титулы высших должностей 143 . Но хорошие риторы в это время составляли исключение: софистика и диалектика в худшем смысле слова – были истинной сферой, в которой вращались риторы. |
| Иногда ученики самые злые шутки проделывали над бедным педагогом. Если педагог возбуждал ненависть в своих молодых питомцах, горе ему. Случалось, что дерзкие шалуны сажали бедного педагога на ковер, какой обыкновенно постилался на полу, подбрасывали ковер с сидящим на нем кверху, как можно выше, сами же отскакивали, так что педагог низвергался наземь; иногда он больно ушибался, причем самая жизнь его подвергалась опасности. Но педагоги должны были про- —491— щать своим ученикам, потому что они были рабского состояния и не обладали достодолжным авторитетом 1456 . Но и риторы со своей стороны не оставляли без внимания хода занятий и жизни своих учеников. В видах достижения благоприятного результата в учении, риторы не чуждались и розги, но некоторые хвалились, что они не имели нужды прибегать к таким мерам. Особенное влияние риторы могли иметь на учеников, вследствие некоторых, установившихся обычаем, условий взаимно-общения учеников и учителя. Ученики нередко сопровождали своего учителя на прогулках; в случае болезни кого-либо из учеников ритор обязан был посещать больного, и в случае болезни ритора, в свою очередь ученики должны были навещать его, причем они оставались при его постели на всю ночь. Риторы давали отчет родителям об успехах своих учеников 1457 . В некоторых городах, как напр. в Афинах, ученики одного ритора составляли партию враждебную с учениками другого ритора. Эта вражда особенно ясно выражалась при приеме нового ученика корпорацией данного ритора. Прием сопровождался некоторыми обрядами, наприм., торжественным отведением вновь принимаемого в баню; а при самой вербовке новых слушателей для своего ритора весьма часто между учениками, принадлежащими к разным школам, происходили драки: палки, камни и даже мечи пускались нередко в ход в этих баталиях 1458 . Между учениками, принадлежащими к одной и той же школе, устанавливались весьма дружественные отношения, и расставанье не обходилось без самых трогательных сцен 1459 . – Скажем два три слова о характере и быте самих риторов. Некоторые между риторами достигали высокой славы, благодаря искусству своего преподавания. Таков, например, был Ливаний. Иные из них пользовались завидными почестями; когда знаменитые риторы приближались к какому-нибудь городу, весь город —492— выходил им навстречу; в честь риторов воздвигались статуи и им давались почетные титулы высших должностей 1460 . Но хорошие риторы в это время составляли исключение: софистика и диалектика в худшем смысле слова – были истинной сферой, в которой вращались риторы. Отвлеченность, фразерство, пустые разглагольствования, смешная страсть к оригинальным, но нелепым мыслям – были главными чертами умственного строя риторов. – В некоторых городах риторы составляли из себя ученые корпорации и вели преподавание общими силами 1461 . Риторические школы уже в ΙV веке, в век Ливания, не довольно процветали; по уверению Ливания, некоторые риторы |
|
|
