| Наш с вами разговор о любви сродни разговору о больших деньгах между людьми, у которых больше 2–3 тысяч (в нынешнем понимании) в кармане никогда не было. Или разговору о фундаментальной науке между людьми, с трудом окончившими среднюю школу. Это потому, что любви у нас, по большому счету, нет. Слово есть, иллюзии о содержании этого слова есть, а самой любви нет. Однако есть разница. Быть богатым или ученым никто из нас не обязан. Нет таких обязательств. Зато любить должны все. Следовательно, разговор неизбежен. И в эту непостоянную стихию мы должны окунуться. В разговоре о любви легче всего сползти сразу в сентиментальность и все перепутать. Следует избежать этой ошибки. Любовь и знание Начнем, пожалуй, с того, как любовь связана со знанием. Казалось бы, совершенно разные сферы. В любви действует сердце, в знании – голова. Но это банальная ошибка. Сердце действует и там, и там. Голова, кстати, тоже. Вы, наверное, согласитесь, что люди хорошо знают то, что любят. Например, в науке, в ремесле или искусстве. Нелюбимый предмет вызубривают, чтобы забыть сразу после экзамена. Любимый знают сердцем и хотят знать еще больше. С ним живут. В него погружаются. Для любящего любимое – бездонно. Для нелюбящего оно либо заумно, либо поверхностно. Но и там, и там – скучно. Где-то здесь, возможно, зарыт секрет различия между мастером и ремесленником. Мы еще не говорили ничего о любви к человеку и Богу, но уже можем сказать, что если вы ничего не полюбите (если любить не научитесь), то обречены ничего не узнать по-настоящему. Вы обречены на невежество. Что касается людей и Бога, то именно любовь открывает нам их неповторимость. Для всех окружающих любимый вами человек обычен, зауряден. Для вас он уникален. Митрополит Антоний (Блум) использовал для пояснения этого факта образ витража. Без солнечных лучей он – просто темное окно. Но стоит солнцу ударить в стекла, витраж оживет и заиграет осмысленными красками. Так же оживает образ любимого для любящего. Для глухого к звукам небес человека настоящая музыка несносна. Бах и Моцарт для такого «глухаря» – это какофония. Такие «глухие» музыкой называют невыносимый шум, замешанный на похоти, праздности и безумии. Они и дергаются под эти звуки, как одержимые какой-то болезнью. А для чуткого человека подлинная музыка – это невербальное доказательство наличия иного мира. Помните, Воннегут говорил, что лучшим доказательством бытия Божия для него является музыка? Так и Господь для холодных сердец – это лишь абстрактная теория или чужой вымысел. Намеренный или случайный. Для верующего же Он – всё и даже больше, чем всё. |
| Общественный Комитет " За нравственное возрождение Отечества " Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — октябрь 2014 г. 03.10.2014 Рубрика: Ответы журналу " Русский Дом " Дорогой отец Александр! У меня вопрос о молитве. Известно, что жизнь Израиля в Ветхом Завете вся была наполнена молитвой. Книжники и фарисеи шагу не делали без молитвы. И чем все это кончилось? Когда пришел к ним чаемый Мессия Христос, как они поступили с Ним? Лучше бы совсем не молились! Нельзя сказать, что среди иудеев не было благочестия. В Ветхом Завете даже имя Бога было непроизносимо. А мы, не слишком ли привыкли к его произнесению? Я говорю сейчас не о тех, кто употребляет его бессмысленно в разговорах — «всуе», — нарушая одну из главных древних заповедей, а о тех, кто каждый день и порой подолгу молится. А ведь Спаситель предупреждает: «Что вы зовете Меня: Господи! Господи! — и не делаете того, что Я говорю?» И еще один вопрос, ответы на который в различных духовных книгах мне показались противоречивыми. Как обрести равновесие между созерцательной и деятельной жизнью? О. И. Булунова, г. Самара Мы знаем, как в Евангелии многократно подчеркивается значение молитвы. Верность к Богу выражается в молитве и укрепляется в ней. Но надо, чтобы в нашей молитве мы вопияли к Богу с верой. Недостаточно молиться. Можно молиться формально, пунктуально исполнять правило, с пониманием произносимых слов, и в то же время быть духовно ограниченным и даже явно неправедным человеком. Вот почему, когда приходит время нам молиться и даже криком кричать в беде к Богу, мы должны испытывать нашу молитву. Мы должны быть уверены, что это именно вера — вера, которая слушает, вдохновляет молитву и диктует ей слова, — а не «законничество». Что это значит? В самом деле, можем ли мы забыть, что Господь лишает Царства Божия нераскаянных грешников, которые говорят: «Господи, Господи!» Может, нам не надо говорить таких слов? Разумеется, надо. Но надо также понять, что когда произносится: «Господи, Господи!» — открываются двери жизни. |
| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Алексей Степанович Хомяков Значение Хомякова трудно переоценить. Хомяков не просто видный русский философ, не просто основатель русской религиозной философии. Он, первый за много веков (фактически со времен падения Византии) кто строил православную философию, говорил с миром с позиции Церкви, точнее артикулировал веру Церкви миру, уже довольно давно успевшему забыть Бога. Здесь мы предлагаем одну из лучших монографий о Хомякове (м.б. лучшую) — книгу Бердяева «Алексей Степанович Хомяков». Бердяев пишет о характере своей книги : «Моя монография об Алексее Степановиче Хомякове не есть историческое исследование и не претендует на исчерпывающую полноту. Эта работа – не столько историческая, сколько философско-систематическая, психологическая и критическая. Я хочу дать цельный образ Хомякова, центральное и главное в его миросознании и мироощущении. Вместе с тем я преследую цели критической оценки славянофильства Хомякова. Наряду с темой Хомяков меня интересует другая тема – Хомяков и мы. Так как, по моему мнению, Хомяков является центральной фигурой в славянофильстве, то тема Хомяков есть вместе с тем тема о славянофильстве вообще, а тема Хомяков и мы есть тема о судьбе славянофильства. Давно уже пора приступить к серьезному исследованию славянофильства и оценке его значения в истории нашего самосознания. Безрелигиозное и денационализированное сознание не в силах было того сделать – славянофильство выпадало из поля зрения. Лишь религиозное и национальное возрождение в силах понять славянофильство и оценить его». Николай Бердяев Алексей Степанович Хомяков Предисловие Моя монография об Алексее Степановиче Хомякове не есть историческое исследование и не претендует на исчерпывающую полноту. Эта работа – не столько историческая, сколько философско-систематическая, психологическая и критическая. Я хочу дать цельный образ Хомякова, центральное и главное в его миросознании и мироощущении. Вместе с тем я преследую цели критической оценки славянофильства Хомякова. Наряду с темой Хомяков меня интересует другая тема – Хомяков и мы. Так как, по моему мнению, Хомяков является центральной фигурой в славянофильстве, то тема Хомяков есть вместе с тем тема о славянофильстве вообще, а тема Хомяков и мы есть тема о судьбе славянофильства. Давно уже пора приступить к серьезному исследованию славянофильства и оценке его значения в истории нашего самосознания. Безрелигиозное и денационализированное сознание не в силах было того сделать – славянофильство выпадало из поля зрения. Лишь религиозное и национальное возрождение в силах понять славянофильство и оценить его. Я верю, что оно начинается. |
| прот. Владимир Шарапов 4. Богословские аспекты реального евхаристического присутствия и связанные с ним недоумения Евхаристия и Боговоплощение Отечественные сторонники impanatio утверждают, что за каждой Божественной Литургией происходит Воплощение Бога Слова. При этом они цитируют святоотеческие высказывания, в которых происходящее на Литургии, действительно, сравнивается с Боговоплощением. Следовало бы им вспомнить, что подобие потому и является подобием, а не тождеством, что не во всём воспроизводит то, чему подобно. Стоит забыть об этом, и мы впадаем в ересь. Отождествив Евхаристию с Боговоплощением, мы, во-первых, ниспровергаем церковное учение об уникальности и неповторимости Воплощения, и, во-вторых, подпадаем под анафему IV Вселенского Собора, на авторитет которого так любят ссылаться наши оппоненты. Ведь для того, чтобы вновь воплотиться, в подлинном смысле этого слова, Бог Слово должен бы сначала «развоплотиться». Но, на беду протестантствующих, Он соединился с человеческим естеством навечно или, по выражению отцов Собора, «нераздельно» и «неразлучно». К тому же, и это очень важно заметить, борцы с церковным евхаристическим богословием в данном случае совершают подлог, поскольку на словах говорят о Воплощении, то есть о воипостазировании Богом Словом полного человеческого естества, а в мысли при этом держат восприятие Богом не одушевлённой и разумной человеческой Плоти, а бездушного и бездумного хлеба и вина, то есть говорят о всё том же «проницании» хлеба или «вохлебении» (impanatio), в пользу которого ничего не сказано ни у кого из святых отцов. Сравнивая Евхаристию с Боговоплощением, святые, напротив, исповедовали свою веру в наше приобщение за Литургией истинным Телу и Крови Христа, поскольку приводимым сравнением они настойчиво утверждали, что освящённые Дары по своей сущности тождественны Плоти, зачатой в утробе Девы, страдавшей на Кресте и т.д. Реальность евхаристического телесного присутствия у отцов рассматривалась в контексте реальности Боговоплощения. Мы уже видели, что всё это подтверждается всем ходом мысли и прямыми высказываниями святых отцов на этот счёт. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 18 голосов: 3.9 из 5) Зинаида Гиппиус Гиппиус Зинаида Николаевна (1869–1945) – поэт, прозаик, литературный критик. Ей, как и ее мужу Дмитрию Мережковскому, суждено было стать знаковой фигурой русского модернизма. Они встретились впервые на Кавказе: ему было 23 года, ей шел 19й. Он уже издал первую книгу стихов и входил в круг друзей и поклонников умершего Надсона. Она тоже пережила свою «надсониаду», что и способствовало их сближению. С тех пор, вспоминала она, за 52 года совместной жизни они «не разлучались ни на один день», являя собой «идеальную пару» как в жизни, так и в творчестве. Вскоре, благодаря Мережковскому, в печати появились ее первые стихи, и «надсовщину» они преодолевали вместе. Для Мережковского этапной стала поэтическая книга «Символы» (1892), положившая начало символизму и мистическим исканиям целого ряда поэтов. «Беспощадна моя дорога,//Она к смерти меня ведет.//Но люблю я себя как Бога, –//Любовь мою душу спасет», – напишет она в своих «скандальных» стихах, заняв особое место среди современных ей стихописателей. В предисловии ко второму сборнику (1903) она писала, выражая свое поэтическое кредо: «Я считаю естественной и необходимейшей потребностью человеческой природы – молитву. Каждый человек непременно молится или стремится к молитве, – все равно сознает он это или нет, все равно, в какую форму выливается у него молитва и к какому Богу обращена. Форма зависит от способностей и наклонностей каждого. Поэзия вообще, стихосложение в частности, словесная музыка – это лишь одна из форм, которую принимает в нашей душе молитва». В начале XX века дом Мережковского и Зинаиды Гиппиус стал одним из центров литературной и религиозно-философской жизни Петербурга. Помимо пяти стихотворных книг, вышли сборники ее рассказов, критические исследования, книга мемуаров «Живые лица» (Париж, 1925). Георгий Адамович писал в 1968 году, подводя итог многолетней творческой жизни Зинаиды Гиппиус: «Думаю, что в литературе она оставила след не такой длительный и прочный, не такой яркий, как принято утверждать. Стихи ее, при всем ее мастерстве, лишены очарования. „Электрические стихи» – говорил Бунин, и действительно, эти сухие, выжатые, выкрученные строки как будто потрескивают и светятся синеватыми искрами. Однако душевная единственность автора обнаруживается в том, что стихотворения Гиппиус можно без подписи узнать среди тысяч других. Эти стихи трудно любить – и она знала это, – но их трудно и забыть». Адамович отказывал ей в «музыке», подчеркивая: «Музыка была в нем, в Мережковском, какая-то странная, грустная, приглушенная, будто выхолощенная, скобческая, но несомненная». Тем не менее нашелся композитор, который услышал словесную музыку именно в стихах Зинаиды Гиппиус. Это был молодой Николай Мясковский, создавший в 1905–1908 и 1913–1914 годах 27 романсов на стихи Зинаиды Гиппиус, ставших одним из знаменательных явлений романсного Серебряного века. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 18 голосов: 3.9 из 5) Зинаида Миркина Жизнь – это с Богом разговор 1. Хлеб насущный даждь нам, Господи – Силы на сегодня. Мы сюда на битву посланы – Воины Господни. Не талант и не умение, – Что-то есть иное: Каждый стих – мое сражение С тяжестью земною. Мой огонь, под пеплом дремлющий, – Лишь ему поверьте! Каждый стих – победа немощи Над всесильем смерти. Есть пути неисследимые В очевидность чуда: Каждый стих – прорыв в незримое И возврат оттуда. 2. Только сердце с Богом говорит Лишь деревья слышат эти речи. Есть в лесу незримый, тайный скит – В том скиту и происходит Встреча. У огромной вековой сосны, На восходе или на закате Накопилось столько тишины, Что достать до Бога сердцу хватит. В стороне от всех людских дорог, Вдалеке от всех мирских известий Прямо к Сердцу обратится Бог: «Здесь ли ты?» И Сердце скажет: «Здесь я» 3. Молитва – это рост Молитва – это шаг. Путь прост или не прост, Должна идти душа. Молитва – это путь. Молитва – это рост Из суетности в Суть И от земли до звезд. 4. Что это значит – помолиться? Застыть, забыть внезапно, вдруг Про все, что знал. Слова и лица Исчезли. Ничего вокруг. Не ждать, не звать, не чаять чуда, Не различить, где хлев, где храм. И вдруг расслышать весть оттуда… Откуда? Ты ведь знаешь сам… Ведь сердце может ясно вспомнить Глубины эти… Ты там был. – Домирный Дом или – бездомность, Где разворот прозрачных крыл Так безконечен!.. Боже, Боже, Какие мощные крыла! Ты все объял. И Ты все можешь. Молитва, стало быть, дошла. 5. Боже мой, что это значит – Жизнь иная? Мир иной?.. Липы плачут, ели плачут – Лес мой плачет надо мной. Шепчут капли, шепчет чаща, Ветки мокрые склоня. Дождь шуршащий, ворожащий Зазывает вглубь меня. Век мой шумный, не усердствуй, Мне не шевельнуть рукой – Переполненное сердце, Переполненный покой. Ствол дубовый в мокрых пятнах И потеки на сосне… Ничего мне не понятно И ничто не чуждо мне. Я в домирном океане – Этот шепчущий прибой Усыпляет мне сознанье И роднит меня с собой. Все придуманное нами, |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 39 голосов: 4.6 из 5) Прослушать поэму 44:08 1 Любим калифом Иоанн; Ему, что день, почет и ласка, К делам правления призван Лишь он один из христиан Порабощенного Дамаска. Его поставил властелин И суд рядить, и править градом, Он с ним беседует один, Он с ним сидит в совете рядом; Окружены его дворцы Благоуханными садами, Лазурью блещут изразцы, Убраны стены янтарями; В полдневный зной приют и тень Дают навесы, шелком тканы, В узорных банях ночь и день Шумят студеные фонтаны. Но от него бежит покой, Он бродит сумрачен; не той Он прежде мнил идти дорогой, Он счастлив был бы и убогий, Когда б он мог в тиши лесной, В глухой степи, в уединенье, Двора волнение забыть И жизнь смиренно посвятить Труду, молитве, песнопенью. И раздавался уж не раз Его красноречивый глас Противу ереси безумной, Что на искусство поднялась Грозой неистовой и шумной. Упорно с ней боролся он, И от Дамаска до Царьграда Был, как боец за честь икон И как художества ограда, Давно известен и почтен. Но шум и блеск его тревожит, Ужиться с ними он не может, И, тяжкой думой обуян, Тоска в душе и скорбь на лике, Вошел правитель Иоанн В чертог дамасского владыки. «О государь, внемли! мой сан, Величье, пышность, власть и сила, Все мне несносно, все постыло. Иным призванием влеком, Я не могу народом править: Простым рожден я быть певцом, Глаголом вольным Бога славить! В толпе вельмож всегда один, Мученья полон я и скуки; Среди пиров, в главе дружин, Иные слышатся мне звуки; Неодолимый их призыв К себе влечет меня все боле - О, отпусти меня, калиф, Дозволь дышать и петь на воле!» И тот просящему в ответ: «Возвеселись, мой раб любимый! Печали вечной в мире нет И нет тоски неизлечимой! Твоею мудростью одной Кругом Дамаск могуч и славен. Кто ныне нам величьем равен? И кто дерзнет на нас войной? А я возвышу жребий твой - Недаром я окрест державен - Ты примешь чести торжество, Ты будешь мне мой брат единый: Возьми полцарства моего, Лишь правь другою половиной!» К нему певец: «Твой щедрый дар, |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 75 голосов: 4.2 из 5) Сергей Щербаков Собрат по блаженству Впервые за тридцать лет собрались с женой на курорт. Я бы и на этот раз не поехал — какие курорты, если мы живем в ярославской деревеньке Старово-Смолино в трех верстах от Борисоглебского монастыря, основанного по молитвам преподобного Сергия Радонежского. Какие курорты, если возле крыльца нашего дома растут солнцеликие одуванчики! Какие курорты, если возле калитки встречает наших гостей дуб многосеннолиственный! Какие курорты, если к нашей кормушке на дубе одиннадцать видов птиц прилетает! Красногрудые снегири и даже дубоносы… И еще множество раз я мог бы воскликнуть «какие курорты», но… жена в прошлом году чуть не получила инсульт — она в Москве работает, — и я сдался. Да, честно сказать, и сам почувствовал: годы берут свое и надо уже и к медицине прибегнуть. Конечно, медицина — не воздух деревенский, не звезды над дубом, но и она от Бога. Да и курорт Мариша моя, зная, как я не люблю далеко отрываться от дома и всем это втолковываю, даже кошкам и собакам, выбрала близенько: в Ивановской области. Сели на машину, и через три часа вот, Оболсуново. Врачи сразу взяли нас в оборот: кучу процедур, исследований назначили. Пришлось даже на листках дни расписывать, чтобы все успеть и ничего не забыть. Но уже на другое утро вызывает меня терапевт Ольга Михайловна и, как-то странно глядя, говорит: «Сергей Антонович, у вас гемоглобина шестьдесят девять единиц». Я безмятежно: «Ну и что?» Она даже выпрямилась: «Как что! Норма у мужчин сто сорок — сто шестьдесят. У вас на грани переливания крови. Вы можете упасть прямо на улице! Вам место на больничной койке, а не у нас». Расспросила меня и сразу поняла, почему гемоглобин упал: кровотечение, на которое я не обращал никакого внимания много лет. Да и как обычно у нас, у русских, бывает: сначала, увидав кровь, встревожился, обратился к врачам. Они толком не помогли; и привык, и перестал замечать. Конечно, Ольга Михайловна опечалила. Я растерянно произнес: «Впервые за всю жизнь вместе на курорте, а тут какая-то больница… Жене просто необходимо здоровье поправить, а одна она не останется…» И мудрейшая Ольга Михайловна сжалилась: «Ладно, кровотечение мы вам на время остановим, назначим мясную диету. В общем, посмотрим на ваше самочувствие. Если что — сразу с вещами на выход». |
| С.М. Половинкин На изломе веков О религиозно-философских собраниях 1901–1903 годов К 100-летию со дня 1-го из 22-х Религиозно-философских собраний (СПб., 1901–1903 гг.) состоявшегося 29 ноября (12 декабря) 1901 г. Религиозно-философские собрания (далее РФС) в Санкт-Петербурге в 1901–1903 годах были встречей богоискательской русской интеллигенции и Православной Церкви. РФС воплотили перемену интересов части интеллигенции – от материализма, позитивизма и атеизма к религиозно-философским вопросам. На фоне огромных успехов науки и техники к концу XIX в. нарастает чувство неудовлетворенности «научным мировоззением». Вера в прогресс не могла заменить веры в Бога. Такое достаточно массовое религиозное пробуждение русской интеллигенции появилось не на голом месте. Достаточно вспомнить П.Я. Чаадаева, Н.В. Гоголя, славянофилов, Ф.И. Тютчева, Ф.М. Достоевского и др. Н.А. Бердяев отводил здесь особую роль Л.Н. Толстому: «Всеми признается, что зачинателем религиозного брожения в России является Л. Толстой, он пробил брешь в религиозном индифферентизме русской интеллигенции и запросы религиозного сознания поставил в центре внимания» 1000 . 20 февраля 1901 г. Св. Синод отлучил Толстого от Церкви, что вызвало в печати бурное обсуждение проблемы свободы совести, права свободного выражения своих мыслей по религиозным вопросам. Одним из наиболее ярких и заметных было выступление М.А. Стаховича в сентябре 1901 г. на орловском съезде миссионеров, в котором он утверждал, что без свободы совести нет искренней веры, а это наносит непоправимый урон Церкви. В. И. Иванов отмечал ключевую роль В. С. Соловьева в самом возникновении религиозных стремлений начала XX в.: «Истинным образователем наших религиозных стремлений, лирником Орфеем, несущим начало зиждительного строя, был Вл. Соловьев» 1001 . Зачинающим новый этап в развитии человеческой мысли видел Соловьева С. H. Булгаков: «Человечество пережило многовековое господство отвлеченного клерикализма, враждебное свободной мысли и научному исследованию; мы переживаем теперь век отвлеченного рационализма, отвергнувшего сначала религию, а затем и философию во имя точного знания и свободного исследования. Но есть основания думать, что и этот период приходит к концу и уже исчерпывает свои положительные потенции. На очереди новый высший синтез, в котором испытующий дух возвращается к себе, к исконным своим запросам и, обогащенный всеми приобретениями векового развития знания и мысли, освобождается от господства того или иного отвлеченного начала, но все их гармонически соединяет. Искание этого синтеза было делом жизни Соловьева» 1002 . Само название книги Булгакова стало нарицательным, оно указывало путь многих русских интеллигентов. Пророчески оценил Соловьева А.А. Блок: «XIX-й век заставил нас забыть самые имена святых, – ХХ-й, быть может, увидит их воочию. Это знамение явил нам, русским, еще неразгаданный и двоящийся перед нами – Владимир Соловьев» 1003 . |
| Скачать epub pdf ApofQe1gmata. ИЗРЕЧЕНИЯ Бывая вместе с Геронтиссой, ты никогда не знала, когда она скажет какое-либо слово. Ты была всегда с открытыми глазами и ушами и готовая. Там, где она говорила о повседневных вещах, там вдруг засверкает перед твоими отяжелевшими очами мудрый драгоценный камень, и открывается некое слуховое окно в твоем сонном разуме. Плохо ли хорошо, ты всегда держала в кармане блокнот и, пока она не видела, или когда шла к телефону, или в свою келлию, записывала поспешно, чтобы не забыть то изумительное, что только что услышала. Если имела смелость и дерзновение, имела и репортерский магнитофончик. Все мы собирали драгоценный нектар и изредка делали выборки из записей. «Послушай вот это замечательное!.. Послушай, последнее, что она сказала!..» Из всех этих тайных заметок и из некоторых кассет мы собрали за все эти годы почти 400 изречений ее. Может быть, хоть одно, как все, кроме этого, проникнет с благословением в сердце. Кто собирает, отнимая от души своей, тот собирает для других, и благами его будут пресыщаться другие. Прем Сирах 14, 4 1. Всякое место может быть местом Воскресения. Достаточно жить смирением Христовым. 2. Спи. Довольно для тебя бодрствования. 3. Есть люди, которые совершают бдения за некоторых, и есть люди, которые совершают бдения за всех. 4. Не то знание, которому научился, а то – которое выстрадал. Это есть православная духовность. 5. Не желай многого, близкого или далекого. Напротив, заботься освятить то немногое, что имеешь. 6. Одно образование: научиться любить Бога. 7. Нет ничего, дешевле денег 8. Лучше ад здесь, чем в другом мире. 9 . Не важно, что мы говорим, но как мы живем. Не важно, что мы делаем, но каковы мы. 10 . Надела рясу, и уже не я говорю, если спросят. Ряса говорит. 11 . Если имеешь любовь ко всему миру, весь мир прекрасен. 12 . Кто-то сказал, что христианин тот, кто очищает любовь и освящает работу. 13 . Мы, люди, желаем свободы. Зачем? Чтобы быть рабами страстей. 14 . Съезды: когда люди не могут ничего сделать, они собираются, чтобы прийти к заключению и сказать, что ничего не получается. |
|
|
