| Исследователи совершенно необоснованно обесценили ПЛ. От внимания исследователей ускользала специфика этого произведения , которая проявлялась в приноравливании религиозных наставлений к интересам Киева. Простота языка и предельная упрощенность содержания , вопреки высказываниям некоторых авторов, отражают не примитивизм творческой манеры, а представляют собой талантливо осуществленную адаптацию сложных понятий к восприятию вчерашних язычников. По мастерству решения задач ПЛ не уступает «Слову о законе и благодати» Илариона. Оно не предназначалось для людей, насытившихся книжной мудростью, и, несмотря на это, было глубоко продуманным и богатым смыслами сочинением. Малый по объему текст объемлет богатое содержание. Он составлен так, что значительная часть его смыслов прописывается контекстно. Именно это выводит поучение за рамки типичной религиозной проповеди с характерной прямолинейностью и буквализмом учительного свойства. Лука Жидята – талантливый писатель-проповедник и идеолог -государственник. Вместе с Иларионом второй новгородский епископ стоит у истоков оригинального, наполненного продуктивными потенциями направления древнерусской мысли. По преобладанию нравственных мотивов в творчестве Луки его можно твердо считать представителем практического направления в древнерусской религиозно-философской мысли. Работа выполнена в рамках проекта РГНФ 12–04–00151а: «Наследие новгородского епископа Луки: тексты, комментарии, исследования». Литература 1 . Новгородская четвертая летопись//Полное собрание русских летописей. – T.IV – Ч.1. – М., 2000. – С.118–120. 2 . Новгородские и Псковские летописи//Полное собрание русских летописей, изданное по высочайшему повелению Археографическою комиссиею. – Т.4. – СПб., 1848. 3 . ПСРЛ. – Т.43. – М., 2004. 4 . Тимковский Р.Ф. Поучения архиепископа Луки к братии//Русские достопамятности, издаваемые Обществом истории и древностей российских. – Ч.1. – М., 1815. 5 . Евсеев И.Е. Поучение Луки Жидяты, архиепископа новгородского//Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. – Вып. 1. – СПб., 1894. |
| Мы уже предваряли выше, что они известны весьма плохо. Первый случай: в 1055г. был оклеветан пред митрополитом Ефремом Новгородский епископ Лука Жидята одним из своих холопов. Вызванный митрополитом в Киев, он был осуждён им и просидел в заключении три года, после чего успел оправдаться и снова возвратился на свой стол, а клеветника постигла жестокая казнь 574 . Как совершаем был суд, – что знать было бы для нас главное, т. е. по каноническим правилам соборно с епископами или вопреки этих правил единолично, на это, к сожалению, вовсе не намекается. Во всяком случае, для нас замечательно тут то, что епископ подвергается казни заточения, которая, если не ошибаемся, есть казнь неканоническая. И что клеветник подвергается духовной властью гражданскому кровавому наказанию – урезанию носа и обеих рук (впрочем, может быть, был подвергнут наказанию не духовной властью, а гражданской, по представлению первой и по собственному суду). Второй случай: в 1156г. Андрей Боголюбский, желая удалить со своей Ростовской кафедры епископа Нестора, прислал его в Киев на суд к митрополиту Константину 1 с какими-то на него обвинениями. На этот раз суд, окончившийся оправданием епископа, как сообщает источник о нём говорящий, но в показании о процессе суда не особенно впрочем надёжный 575 , производим был соборно, причём дело подвергалось продолжительному и тщательному исследованию, иначе сказать, суд производим был сообразно каноническим о нём постановлениям 576 . Итак, за целых двести пятьдесят лет, за целый период времени мы не имеем совершенно никаких сведений о церковно-правительственной деятельности наших митрополитов. Это, конечно, в высшей степени прискорбно; однако необходимо надлежащим образом смотреть на предмет и не спешить делать выводов, которые делать было бы несправедливо. Некоторые, смотря с предубеждением на господство у нас Греков, от этого решительного отсутствия в летописях известий о деятельности митрополитов спешат заключать к решительному отсутствию сколько-нибудь замечательных совершённых ими дел, и затем спешат заключать о крайней или, по меньшей мере, несомненной их митрополитов Греков недоброкачественности. |
| „Надо уважать всякого человека, какой бы он ни был жалкий и смешной. Надо помнить, что во всяком человеке живет тот же Дух, какой и в нас. Когда человек отвратителен душой и телом, надо думать так: – Да, на свете должны быть и такие люди, и надо чтить их. – Если же мы показываем таким людям наше отвращение, то несправедливо, так как не в их власти себя переделать, перестать быть собой; кроме того мы своей несправедливостию озлобляем их, делаем их худшими». (По Шопенгауеру). „Лучше есть мясо и пить вино, нежели злословием снедать плоть брата своего» (Авва Иперехий). „Привычка находить во всем только смешную сторону есть самый верный признак мелкой души, ибо смешное всегда лежит на поверхности». (Аристотель). „Люди, с увлечением предающиеся иронии и насмешке, если даже сперва и хранят в себе некоторые высокие понятия, во имя которых совершается это подсмеивание, то со временем становятся совершенно в уровень с своими насмешками, теряют способность видеть дело в его истинном виде, и если вздумают заговорит прямою речью, скажут то самое, что говорили на смех. Таков был у нас Салтыков; так и Ренан заплатил любимой им иронии некоторую дань». (Страхов Н. Н.) „Всякий раз, когда я побываю между людьми, возвращаюсь к себе менее человеком». (Сенека). „Христианин! не скоро буди устами твоими; давай себе размыслить; во благо ли тебе и другим будет слово, которое ты рождаешь в мире?» ( Еккл. 5:1 ). „Господь иногда говорит: не судите, и не судят вам ( Лк. 6:37 ), а иногда повелевает: судите судом праведным (Иη. 7, 24); не вовсе запрещается нам судить, а показывается различие суда. Защищать суды Божии – непререкаемая необходимость, чтобы умалчивающему самому не вкусить гнева Божия. Но кто делает тоже, что и осуждаемый, не вправе осудить брата, слыша Господа, Который говорит: изми первее бервно из очесе твоего и тогда узриши изъяти сучец из очесе брата твоего». ( Мф. 7:5 ). (Св. Василий Великий ). „Если будешь молчалив, то найдешь покой везде, где бы ни жил». (Авва Пимен). „Не смейся ни над кем и ни над чем». (Лука-Жидята). |
| Почах же е писати в лето 6555 (–1047), месяца мая 14, а кончах того же лета месяца декабря в 19 аз поп Оупир Лихыи. Тем же молю всех прочитати пророчество се: велика бо чудеса написаша нам сии пророци в сих книгах. Сдоров же, княже, буди, в век живи, но обаче писавшаго не забывай. Факты сами по себе незначительные, но свидетельствующие очень о многом: 1) в Новгороде в это время чувствовалась потребность в книгах и притом не только богослужебных, но и четьих; 2) потребность эта не ограничивалась одними высшими лицами, но обнимала значительный круг лиц (молю всех прочитати, следовательно, читателей, по крайней мере в княжеской дружине, было значительное число); 3) переписчики этого времени были настолько подготовлены, что перекладывали с одного рода письма на другой (ис криловице, вероятно, с глаголического подлинника на настоящее кирилловское письмо, – по крайней мере есть рукописи толк. пророчеств XV в. с остатками глаголического письма); 4) в Новгороде в это время были такие книги, которые были редкостью – и даже совсем не встречались – в последующее время (известно, что в XV в. Геннадий искал по всем монастырям перевод пророческих книг, см. Макарий, Ц. Истор.). Если пророческие книги перелагались ис криловице только в 1047 г., то естественно, что и подлинник их был приобретен при содействии еп. Луки. Разуметь здесь митрополита Илариона, принявшого имя Ефрема в схиме (см. Странник 1865 10) неосновательно, потому что о схиме Илариона нам ничего неизвестно. Естественнее, кажется, признать здесь того же известного нам Ефрема, который был учителем новгородцев по смерти Иоакима, и, вместо которого на новгородскую кафедру возведен был Ярославом Лука Жидята. О нем не упомянуто, как о других митрополитах, что он «приде» на митрополию, но так и должно было быть, если Ефрем уже жил на Руси, а не шел в первый раз из Константинополя. Устраненный от епископства, на которое он смотрел уже с некоторым правом (как получивший благословение от предшествовавшего епископа), Ефрем, очевидно, должен был оставаться недовольным на Луку Жидяту, как на своего более счастливого соперника и выискивал случая отомстить ему. |
| 1790. ч. I, 59) и, как кажется, стоит в непосредственной связи с весьма популярным в Новгороде именем Гюрги (=Георгий). Имя это претерпевало, вследствие смягчения звуков, значительные изменения в транскрипции; на26 стр. II т. П. С. Л. в Ипатьевской летописи находим такие вариации: Гюрги, Гюрди, Дюрги, Дюрди, Дюрдии, на стр. 30 – Дюрдеи, Дюрд, на стр. 43 Гюргя. Та же неустойчивость и в производном: в I т. П. С. Л. стр. 107 под 1096 г. – сказа ми Гюрята Рогович Новгородец, здесь же: мн же рекшю к Гуряте. Гюрята перешло в Жирята (часто напр. I. 133) или Жидята, так как в собственном имени после р слышалось д (=Гюрди, Дюрди ср. сербское Дерде). Такое же изменение замечаем в отчестве известного воеводы Бориса Жирославича. В I Новг. лет. – П. С. Л. III, 23 – Борис Жирославиц, в Лаврентьевск. П. С. Л. I, 155 – Борис Жидиславич (ср. 162 стр.), в Ипатьевск. 106 стр. под 1173 г. Борис Жидиславич, там же 99 стр. под 1170 г. Борис Жидиславич и в варианте Жирославич. Заметим, что имена с корнем жир были преимущественно употребительны у новгородцев. 10 Едва ли не грек мог быть ближайшим учеником грека Иоакима. По естественному пониманию греков епископская кафедра, особенно столь важная, как новгородская, должна была перейти к греку же; этим, вероятно, и обясняется сущность завещания Иоакима. 11 Такое предположение основывается на факте предпочтения Луки перед естественным кандидатом на епископскую кафедру Ефремом, за которого, кроме завещания предшествовавшего епископа Иоакима, стояло и общественное мнение новгородцев (Ефрем иже ны учаше ... святительству не сподобися). Очевидно, Ярослав почему-либо предпочитал Луку, и, если сопоставить все сопутствующие обстоятельства, то предпочитал не за что другое, как за его способности прежде всего как практического деятеля, (Ярослав сажает на княжество сына, дает новгородцам уставную грамоту и в это время поставляет епископом Луку), а затем, как человека способного более других к пастырству по своей нравственной подготовленности (Лука терпеливо переносит клевету, ясную даже для его современников, проявляет высокую христианскую настроенность в своем поучении, потомками в 1558 г. |
| В 1917 г. приблизительно то же самое кричали «молодцы» из торговых домов Гоцлибердана , Керенского, Ленина и К° и избивали, на этот раз уже до смерти, тех самых молодых людей, надевших тогда защитные фуражки с офицерской кокардой. Головной убор снова служил дипломом. Литературное же определение выросло из очень часто слышанной мною фразы: – Вы, как человек интеллигентный, конечно, в Бога не веруете… Эта формулировка очень глубока и не только для русской интеллигенции. В этом конечно безоговорочном неверии в Бога действительно заключается альфа и омега широчайшего и всестороннего движения общественной мысли (в России с половины XVIII b.), именуемого во всех дореволюционных и пореволюционных учебниках историей русской интеллигенции. Некоторые наиболее осторожные историки добавляют еще эпитеты «передовой», «прогрессивной», допуская этим и какую-то «отсталую» ее часть, но большинство этой части визы на въезд в царство мысли не выдает. Поэтому придется сказать коротко о русской интеллигенции вообще, а предварительно определить само это понятие: – Интеллигентом называют, обычно, человека, производящего материальные, духовные и интеллектуальные ценности, но т. к. степень качества этих ценностей условна, то приходится заменить слово «ценность» более расплывчатым – «продукция». Русская интеллигенция зародилась вместе с русской культурой, т. е. с принятием христианства Великим князем Владимиром. Он и был первым русским интеллигентом, производившим духовные ценности. За ним следовал Ярослав Мудрый, автор «Русской Правды», сводившей к минимуму смертную казнь и отрицавшей наказание тюрьмой; князь-государственник, публицист Владимир Мономах , учивший своих наследников тому, что правительство и государство служат народу, а не наоборот (как раз тому, что теперь отрицают и словом и действием социалистические интеллигенты всех видов): Лука Жидята, дружинный офицер, провозгласивший в 1187 г. единство и неделимость России в Насмешливое прозвание партии меньшевиков, по фамилиям ее лидеров. |
| Лука Жидята, Ефрем Переяславский, Владимир Мономах , Всеволод Георгиевич получили хорошую подготовку, а про Смоленского князя Романа Ростиславича известно, что он устраивал школы, содержал целый штат греков и латинистов, сам занимался и других побуждал к изучению греческой литературы. Смолятич родом, Климентий мог быть воспитанником такой школы и мог получить превосходное греческое образование. Природная, без сомнения, склонность его к умозрительному мышлению могла найти обильную для себя пищу в произведениях греческой дохристианской литературы; русский митрополит мог читать в подлиннике или в греческих же компиляциях Гомера, Платона и Аристотеля, и, как видно, усваивал себе отчасти их мировоззрения, за что и подвергался нападениям со стороны консервативно-православной партии Смоленска и лице пресвитера Фомы. Этот последний также получил греческое образование, но, по-видимому, считал ненужным знание языческой литературы. Во времена Климента и среди его киевской паствы находились изумительные начетчики в греческой письменности» (стр. 5–6). Это последнее утверждение г. Лопарев основывает на следующем месте послания м. Климента: «поминаю же пакы реченого тобою, учителя григория. его же и свята рекл не стыжюся, но не судя его хощу рещи но истиньствуя. григорей знал алфу, якоже и ты, и виту, подобно и всю. к, и д . (24) словес грамоту. а слышиши ты ю оу мене, мужи имже есмь самовидец, иже может един рещи алфу, не реку на сто, или двесте. или триста или д ста, а виту також» 13 ... Лопарев думает также, что и учитель Фомы Григорий «знал хорошо греческий язык». Но насколько увлеклись оба исследователя, доказывает Голубинский в новом издании своей «Истории» (стр. 846–853). Нарисованную ими «великолепную картину состояния у нас просвещения в XII в.» Голубинский считает «плодом недоразумения и перетолкования». Никаких особых литературных направлений и кружков ученых тогда не было. Отвечая на укор Фомы в философском характере своего послания к князю Ростиславу, Климент заявил, что писал к князю именно, а не к Фоме, и что к последнему писать (кроме настоящего раза) не намерен. |
| За трафаретным прозвищем, что-то говорящем уму, но не душе, хочется разглядеть черты конкретной личности. Здесь уместно привести мнение А.Н. Сахарова: «Он показал себя и как человек, сумевший преодолеть самого себя. Не обладая физической силой, будучи хромым, Ярослав был храбрым воином и бесстрашно вёл войско в бой.» А.Ю. Карпов, автор научно-популярной биографии Ярослава, приводит данные медицинского исследования костных останков великого князя: вскрытие его гробницы в 1939 г. показало наличие врождённого недоразвития тазобедренного сустава, а также и правого коленного сустава, что обрекало Ярослава на, как минимум, отставание в физическом развитии. Тем не менее, ещё ребёнком Ярослав смог преодолеть свой недуг настолько, что отец, наравне с прочими сыновьями, направил его вскоре после крещения княжить в Ростов. Последовавший около 1010 г. перевод Ярослава в Новгород (в обход Святополка) говорит о доверии Владимира к этому сыну… Действительно, Ярослав в своей жизни совершил огромный рывок. Борьба с физическим недостатком закалила волю и помогла в борьбе не просто с политическим соперником. Эта схватка определила будущее Руси. Рождённый в язычестве неграмотными родителями он стал высокообразованным христианином, строителем городов и храмов, выдающимся политиком, царём-мудрецом, поборником просвещения. Таково было время и таковы были люди, показавшие, насколько русский народ оказался готов к принятию христианства, какие творческие силы в нем дремавшие раскрыло оно, если гигантское по европейским масштабам государство, преобразилось на глазах одного поколения. Под стать правителю были и наиболее заметные личности того времени: Мстислав Храбрый, эпический герой и строитель церквей, тот же Илларион, признанный сейчас гениальным и самоотверженный Вышата, печерские подвижники Антоний и Феодосий, или поставленный новгородским епископом лично Ярославом Лука Жидята, ради Христа порвавший с синагогой, а, значит, и с родными – все они поднялись над собою, сделали в своей жизни рывок, только их князю было тяжелее других, ведь борьбу с собственным телом он вёл всю жизнь и особенно должен был страдать в конце её. |
| Так постоянно и неустанно научали в поучениях и посланиях и пастыри русской церкви, со дней, когда епископ Лука Жидята (X–XI в.) назидал свою паству церковно-учительным словом, до руководственно-назидательных наставлений знаменитого кодекса древнерусской семейной и общественной морали – «Домостроя» Сильвестра (XVI–XVII в.). В последнем, во главе 9-й, под рубрикой: «како посещати в монастырех, и в больницех, и в темницах и всякого скорбного», предписывается делать следующее: «в монастыри, в больницы и в темницы заключенных посещай и милостыню по силе всяких потребных подай, елико требуют; и видев беду их, и скорбь, и всякую нужду, и елико возможно помогай им; и всякого скорбна, и нища, и нужна (нуждающагося) не презри; и введи в дом свой, напой, накорми, согрей и одежи (одень) со всей любовью и чистою совестию, – теми молитвами (молитвами тех – облагодетельствованных) Бога сотворити милостива и свободу грехам получиши» 65 ... Домострой может считаться показателем идеальных нравственно-религиозных воззрений древне-русского общества, по крайней мере в его высших, влиятельных и интеллигентных слоях, и для «Домостроя» нельзя не отметить в данном случае характерной черты, что некоторые главы в нем представляют почти дословно буквальное заимствование проложных чтений, как напр. гл. 19 и 20 (Прол. 27 июл. и 9 августа) 66 . Насколько именно лучшие и неоспоримо идеальные религиозно-нравственные воззрения «Домостроя», сложившиеся под влиянием церковных чтений и поучений 67 , проводились в жизни и отвечали русской живой действительности тех времен – вопрос иной; но тем не менее, прямые и многочисленные исторические данные – пример многих князей, бояр и пр., свидетельствуют, что учения церкви о нищелюбии, с такой настойчивостью внушаемое в проложных чтениях – делало свое дело, воспитывало и перевоспитывало в духе христианской любви и милосердия самые грубые, дикие и необузданные натуры. Еще более неопровержимым и вместе очевидным свидетельством их силы и действенности не только в верхних слоях древнерусского общества, но и во всем русском народе, и притом до последнего времени, могут служить песни или народные духовные стихи русских калик-перехожих. Чтобы видеть, как воспринималось и усвоялось в нашем народе изложенное учение Пролога о нищелюбии необходимо именно остановиться на них. С этой целью я избираю небольшую группу таких каличьих духовных стихов, которые могут считаться наиболее важными и характерными, как по отношенью к самим народным певцам, каликам-перехожим, так и по вопросу о нищелюбии, в том значении, в каком оно представлено нами по Прологу. Это стихи на Евангельскую притчу о богатом и Лазаре... |
| Пономарева пред поучениями Кирилла Туровского представляют собою цельные статьи, обнимающие все, что можно сказать об авторах и их произведениях. Уж в этом видно отсутствие определенного плана и строго намеченных задач издания. Несогласованность работы заметна и в другом. Например случается, что один автор считается с каким-нибудь научным мнением, изложенным в довольно известной книге, другой же этой книги не знает, хотя ему следовало бы ее знать. Г. Евсеев разбирает мнение Малышевского о Луке Жидяте, изложенное покойным профессором в статье (и отдельном оттиске) «Евреи в южной Руси и Киеве в XI-XII вв.», а г. Калугин, издававший слово м. Илариона, не знаком с этой книгой, хотя она содержит заслуживающий полного внимания взгляд на это знаменитое слово, как на полемический трактат против иудейства. В этих статьях сообщаются читателю иногда много сведений, не необходимых при чтении изданного здесь материала, и опускаются сведения, положительно нужные. В статье о Кирилле Туровском идет речь о всех его произведениях, и об иноческих творениях, и о его молитвах, которые отсутствуют в этом издании, а в обширном предисловии к Прологу (вып. II) проф. Пономарев как будто забыл, что Пролог не только нравоучительный сборник, но и исторический памятник (и в его издании) и оставил своего читателя наполовину без предисловия. Мы заметили, что эти статьи разного научного достоинства. Превосходна статья проф. Е. Петухова в вып. III пред поучениями на св. четыредесятницу 14 , но статья г. Евсеева о Луке Жидяте очень неудачна. В своих суждениях автор высказал много предположений, облек их несомненностью или вероятностью, нагромоздил одно на другое и рассказал читателям немало нового. Лука Жидята по г. Евсееву несомненно новгородец по происхождению. Кандидат на новгородскую кафедру, отстраненный кн. Ярославом в пользу Луки, по имени Ефрем, как ученик Иоакима Корсунянина, вероятно грек. После избрания Луки в епископы Ефрем, по всей вероятности, удалился из Новгорода или был удален князем Ярославом куда-нибудь в другое место. |
|
|
