| После этого собора Римский епископ Лев лично протестовал против его решения в трех посланиях от 22 мая 452 г.; первое было обращено к императору Маркиану, второе – к императрице Пульхерии, третье – к Анатолию, патриарху Константинополя 520 . Он выразил свое удовлетворение доктринальными решениями собора, но объявил возвышение епископа Константинополя делом гордости и амбиций (какой кроткий и смиренный папа!), покушением на права других митрополитов Востока (хотя сам он совершил то же самое в Галлии!), а особенно на права Римской епархии, гарантированные Никейским собором (на основании сделанного в Риме добавления!), и считал такой поворот губительным для мира в церкви (который папа всегда свято поддерживал!). Он ничего не хотел слышать о политических соображениях как источнике власти его престола, но указывал на божественные постановления и превосходство Петра. Лев с большим уважением говорит здесь о Первом вселенском соборе под ложным впечатлением, что именно этот собор в своем шестом каноне признал первенство Рима, но с удивительным равнодушием относится ко Второму вселенскому собору по причине его третьего канона, подтвержденного в Халкидоне. Он обвиняет Анатолия в том, что тот использовал для достижения своих амбициозных целей собор, созванный лишь для борьбы с ересью и укрепления веры. Каноны Никейского собора, вдохновленные Святым Духом, не могут быть отменены никаким синодом, сколь бы он ни был велик, и все, что противоречит им, – недействительно. Он призвал Анатолия отказаться от своих амбиций и напомнил ему слова: Тепе quod habes, ne alius accipiat coronam tuam 521 . Но этот протест не мог изменить ни постановлений собора, ни позицию Греческой церкви по отношению к данному вопросу, хотя, под влиянием императора, Анатолий написал Льву смиренное письмо. Епископы Константинополя вступили в свои права и пользовались поддержкой византийских императоров. Двадцать восьмой канон Халкидонского собора был явно подтвержден Юстинианом I в 131–м из его новых законов (с. 1) и торжественно поддержан Трулльским собором (can. 36), но опускается в латинских сборниках канонов Приски, Дионисия Малого и Исидора. Громкий протест Рима постепенно умолк, но формально Рим так и не признал этот канон, разве что в период Латинской империи и Латинского патриархата в Константинополе, когда Четвертый Латеранский собор при Иннокентии III в 1215 г. допустил, что Константинопольский патриарх должен занимать следующее место после патриарха Рима, перед патриархами Александрии и Антиохии 522 . |
| - Чадо мое! — прозвучал голос Спасителя. И в ту же минуту вся горечь, вся скорбь, накипевшая в душе Тита, сменились светлым чувством любви и благоговения. Учитель наклонился над ним, ласково коснулся его чела и снова произнес: «Ты — Мой!» Глава 22. Смерть Приски Прошло уже больше месяца с тех пор, как Стефан с матерью поднимался по скалистой тропинке к Назарету, а они все еще жили в гостеприимном домике Марии, Матери Иисуса. С того вечера, когда Приска в первый раз попала в дом Марии, она уже не поднималась с постели, и опытный взор хозяйки уже ясно видел, что дни больной сочтены. Однажды, склонившись над постелью умирающей чтобы ей помочь приподняться, Мария ласково сообщила ей о своем намерении известить о ее болезни Иисуса и просить Его, чтобы Он исцелили ее. - О нет! — воскликнула вдруг с неожиданными слезами больная. — Я скоро умру. Но сердце мое радуется, что мне придется умереть в этом мирном благословенном жилище. И действительно, Приска, видевшая слишком мало светлых часов в своей жизни, чувствовала себя совершенно счастливой в мирном домике Матери Господа. Часто, окончив дневные работы по хозяйству, Мария приходила с каким-нибудь рукоделием в комнату, где лежала больная, садилась у изголовья и подолгу беседовала с ней. Она рассказала ей однажды о том великом и чудном событии, которое произошло в Вифлееме, рассказала о путеводной звезде, о славословиях ангелов, о поклонении волхвов, пришедших с Востока. В другой раз, когда в комнате был Стефан, Мария сообщила им, как ангел предупредил их об опасности со стороны Ирода, и как они затем бежали с Младенцем Иисусом в Египет. Рассказывала и о жизни в Египте, и о своем возвращении в Палестину, и о поселении их в Назарете. Стефан с жадным вниманием вслушивался в рассказы Девы Марии о детстве Иисуса. - Вот на той скамье, что под фиговым деревом, — рассказывала Благословенная Мать, — любил Он сидеть в детстве. Я тоже приходила обыкновенно туда с ручной работой. Бывало, в то время, когда другие Его сверстники шумно толпились где-нибудь у колодцев или лазили по деревьям и разоряли птичьи гнезда, Он предпочитал оставаться возле Меня. Однако никто не мог сказать, что Он был скучен или угрюм. Все считали Его самым счастливым ребенком и всем он нравился. Заболеет ли чье дитя в селении, Он постарается его успокоить, плакал ли кто — утешит и всех привлекал к Себе лаской и любовью. Дети соседей, бывало, как пчелы, вились возле Него. Сядет на скамье, и уж около Него целая дюжина детей: кто на руках у Него, кто, прислонившись к коленам Его, сидя на земле, и все слушали с затаенным дыханием Его речь. |
| Но недолго было такое положение дел. Не все Философы подобны были Евстафию и Софронию. Наряду с ними существовали еще Максимы, Приски и им подобные люди, Философы по имени, но не по сердцу и любви к мудрости. Их Философия, верная духу и видам Ямвлиха и Иулиана, хотя и принуждена была отказаться, со смертию главы языческой партии, от придворного блеска и влияния на дела общественные, но не отказалась ни от ненависти к Христианству, ни от союза с язычеством. И вот в то время, как Свв. Василий Великий и Григорий Богослов являются в связях дружбы с Евстафием, Софронием и Ливанием, партия Максима и Ириска, пользуясь веротерпимостию в царствование Иовиана и Валентиниана 141 и положением Церкви Христовой при Валенте, гонителе Православия, оправляется от недавнего поражения и заготовляет уже новые козни против Христианства. Несмотря на указы императора Иовиана и Валентиниана против магии 142 , Философы предаются, тайно, всем мерзостям оной. Желая видеть скорее конец царствованию Валентианина и Валента, и, с переменою правления, надеясь найти для себя еще более свободы 143 , они вмешиваются в магический заговор некоего Феодора из Сицилии против жизни императора Валента и многие из них делаются жертвою собственного безрассудства 144 . В это время схвачены были и заключены в тюрьму Приск и Максим. Последнему, после разных превратностей судьбы, также как и Приску, была дарована свобода; но, обвиненный снова в занятии магиею и доведенный до признания в предсказании близкой насильственной смерти императора Валента, он был с своими единомышленниками лишен жизни, по приказанию Префекта Модеста 145 . Так наконец погиб этот льстец и обманщик, эта душа честолюбивая, считавшая все дозволенным для достижения своих целей. В это время сожжено было множество сочинений языческих против Христианства. Так то Промысл обращал против язычников те стрелы, которые были направляемы Философами школы Явлиха и Иулиана против Церкви; воздвигая бурю, они погибали в ней сами, а корабль Христов неудержимо шел к своей тихой пристани. Христианские императоры восставали не против Философии и свободных Наук, а против стремлений феургических и магических, крайне вредивших миру общественному, которыми отличалась Философия со времен Ямвлиха. |
| Да и само сообщение его вызывает сомнения. Тертуллиан приписывает монтанистические тенденции не только, по-видимому, папе, но и Церквам асийским и фригийским. 1098 Между тем известно, что именно фригийские епископы составили (вероятно) первый и самый большой собор против монтанистов (Иерапольский, около 172–173 г.) 1099 Осуждено было это движение и на других малоазийских соборах. 1100 Поэтому отождествлять асийские и фригийские Церкви с монтанистами ни в коем случае нельзя. Может быть, впрочем, грамоты предполагались к отсылке в то время, когда соборных постановлений против раскола еще не было? Но если так, то едва ли можно под папой (у Тертуллиана ) иметь в виду Элевфера (174–189), так как антимонтанистические соборы имели место уже в самом начале 70-х гг. II столетия. 1101 Тем более нельзя ставить послание Римского епископа в связь с поездкой Иринея в Рим в 177–178 г. Некоторые же ученые допускают возможность отнести сообщение Тертуллиана к папе Виктору. 1102 В виду такой неопределенности мы не считаем себя вправе делать на основании его какие-либо выводы. Что касается, в частности, Иринея, то, думается, после представленного нами выше анализа его отношений к монтанизму нельзя говорить, что он мог внушить папе мысль о признании пророчеств Монтана, Приски и Максимиллы. Если же допустить существование связи между поездкой св . отца в Рим и событием, описываемым у Тертуллиана , то это возможно исключительно в таком смысле. Может быть, под влиянием Иринея и писем лионских мучеников Римский епископ хотел отослать (или отослал) в Малую Азию «мирные» грамоты, в которых, вероятно, рекомендовал тамошним Церквам мягко отнестись к последователям нового движения и не усиливать последнее употреблением резких мер. Во всяком случае, из истории неизвестно, чтобы со стороны самих пап применялись к монтанистам или малоазийским Церквам по поводу этого раскола какие-либо репрессии вроде того, что сделал Виктор во время пасхальных споров 90-х гг. И, может быть, это находится в некоторой зависимости от письма мучеников и поездки Иринея в Рим в 177 г. 4. Посвящение св. Иринея в сан епископа |
| На это есть много признаков, а в особенности тот, что, кажется, по каскскому населению самый Лациум был включён в оскскую область. К имени Касков древние часто прибавляют прозвище Приски и это же самое прозвище иногда связывается с именем Латинцев. Из такого соединения весьма умные книжники вывели следующее заключение: «Приски-де одно и то же, что Каски, а Латины другое, и Приски-Латины ошибка, а должно говорить Приски и Латины. Имя же Прискус из народного сделалось прилагательным в смысле древнего, обветшалого, как gothisch по-немецки или gothique по-французски». При совершенном уважении к учёным, которых заслуги останутся незабвенными, нельзя не заметить, что эти положения сбиваются на смешное. Тот, кто сколько-нибудь изучил латинский язык в его параллелизме с другими наречиями, не может не узнать весьма древней формы прилагательного в слове priscus и не узнать в то же время его корня, ещё ясно сохранившегося в наречии pridem. Корень же этот (быть может, уже остаток древнейшего существительного или глагола) есть предлог прид или пред, сократившийся потом в пре, но сохранивший иногда свою окончательную согласную в составных глаголах с начальной гласной. Это очевидно тот же пред или преж, который является во всех славянских наречиях, и прилагательное приски составлено по всем законам аналога, точно так же как и русское прежний и наречие прежде, в которых народный выговор даёт букве д звук шипящий, и как все прилагательные на кий (вязкий, тяжкий и т. д.) и особенно как слово предок, множ. предки. Здравая критика не может ни усомниться в этой этимологии, ни верить, чтобы народ какой-нибудь себя самого величал прежними или предками или присками. В этой ошибке учёных повторяется то же отсутствие простоты и человеческой истины, которая запутала всю историю произвольными системами, начиная с одностихийности Индии до туземства эллинского и до эвгемеризма летописи израильской. 254 Оски почитались позднейшими Римлянами представителями грубости и невежества. Язык народный, patois, назывался lingua osca. |
| Итак, побудительная причина, заставившая Тертуллиана иметь мрачные мысли о философах и их системах, заключается в вышеприведенных нами словах его: «философы – патриархи ересей». Надобно заметить, что этот апологет боролся не с языческими философами, а с философами мнимохристианскими, «с людьми вашего времени (как он выражается), живущими и теперь между нами» 223 . Эти философы, т. е. еретики, обыкновенно в философии языческой искали оружия против православной веры. Валентин, по словам Тертуллиана , пользовался Платоном; Маркион и Гермоген – стоической философией. Притом же некоторые из этих философов – еретиков, были личными врагами рассматриваемого нами писателя, как напр. Праксей. Тертуллиан говорит, что римский епископ уже было одобрил пророчество Монтана, Приски и Максимиллы, уже готов был даровать мир церквам азийским и фригийским; но Праксей представил ему в лживом виде и их пророков и их церкви, и ссылаясь на авторитет предшественников папы, принудил его возвратить разосланные уже мирные грамоты. И вот для того чтобы вернее поразить врагов, раздраженный писатель решился, очернить самый источник, из которого черпали еретики вероучение; и философию языческую, этот огромный арсенал, в котором хранится оружие и «за» и «против» христианства, представил исполненным только оружия «против» христианства. Конечно, если бы Тертуллиан основательно и беспристрастно изучил философские системы, то он нашел бы и в них, подобно св. Иустину, и много доброго. Но дело в том, что он не изучил их надлежащим, образом, да едва ли и мог изучить, потому что философия почти не входила в круг латинского образования. Он звал их довольно поверхностно, и, пораженный, как сам говорит, спорами и несогласием философов, чувствовал к ним отвращение. Заметив согласие учения некоторых философов с учением еретическим, он сделал скачек, пришел к тому заключению, что ересь в существе своем нисколько не отличается от языческой философии: «тоже, говорит он, содержание, те же формы, те же вопросы, те же доказательства, то же стремление отыскивать то, что уже найдено и чему надобно верить беспрекословно». |
| Погруженный в такие думы, он быстро шагал по направлению к своему дому, чтобы известить мать обо всем случившимся. Тем временем Тит и Бенони уже успели достигнуть Иаирова дома. Это было массивное четырехугольное здание из дикого, довольно грубо отесанного камня. Окон в нижнем этаже совсем не было, зато с каждой стороны дома в стенах были большие выходные двери или, скорее, ворота. На втором этаже были окна, высокие и широкие, с редкими решетками. Войдя в одни из ворот, Тит и его спутник очутились в сводчатом коридоре, по которому они вышли во двор. Вспомнив рассказы Приски, Тит понял, что они были на так называемом служебном дворе. В середине двора находился колодец, по бокам шли стойла для лошадей и мулов, а на противоположной стороне все свободное пространство занимали необходимые в каждом благоустроенном хозяйстве печи и мельницы. Двор этот представлял чрезвычайно оживленную картину. Все люди, казалось, находились здесь в самом приятном настроении духа: мужчины за чисткой лошадей смеялись и громко разговаривали друг с другом, а женщины и девушки собрались у колодца и мирно беседовали. Когда Бенони и Тит вошли во двор, все оглянулись на них и с любопытством начали рассматривать нового товарища, а одна девушка, по-видимому, будучи любопытнее других, подбежала к Бенони и с легким поклоном заговорила: - А вот и наш Бенони пришел! Госпожа поручила мне отослать тебя к ней, как только ты возвратишься. Ты слышал, что на будущей неделе мы все отравляемся на праздник в Иерусалим? Я очень рада этому. В Иерусалиме на праздник будет веселее, чем в нашем Капернауме. - Постой, постой, — заметил Бенони, — у тебя язык сегодня точно ручей. Ты лучше позаботься, чтобы этому молодчику дали поесть, пока я схожу к госпоже. Я скоро вернусь и потом обязательно отведу тебя в сад, — прибавил он, обращаясь к Титу, — так что ты сегодня можешь приняться за работу. - Да, да, чтобы окончить ее до возвращения хозяина, — вмешалась Марисса (так звали девушку), насмешливо улыбаясь, — а то со вчерашнего дня, наверное, целые кучи сухих листьев нанесло на дорожки и траву. |
| Если эти доводы покажутся недостаточными, приведем еще один яркий пример, в котором женщине принадлежит в новозаветной церкви весьма авторитетная роль учителя. Вспомним, как вышеупомянутый Аполлос, несмотря на все его блестящее образование и внутреннее горение, нуждался в наставлении, которое и было ему преподано Прискиллой и ее мужем Акилой. Тот необычный факт, что имя Прискиллы (или Приски) фигурирует перед именем мужа в наиболее авторитетных манускриптах 68) , указывает на то, что Прискилла пользовалась, видимо, большим весом и уважением, будучи попечительницей домашней церкви (Рим.16:3–4; 2Тим.4:19). Таким образом, широко распространенное мнение о том, что Новый Завет запрещает женщинам быть учителями в церкви, основано на превратном толковании 1Кор.14:34–35 и 1Тим.2:12. В заключение остается сказать несколько слов о катехизаторской роли тех, кого в апостольской церкви называли пресвитерами (πρεσβτεροι) и епископами (πσκοποι). В первую очередь отметим, что о четком различении церковных чинов в I в. христианской эры говорить нельзя. Так, например, πρεσβτεροι из Деян.20:17 отождествляются Лукою с πσκοποι из Деян.20:28, т. е. “блюстителями” в Синодальном переводе. Сам Христос называется πσκοποι, Блюстителем душ наших (1Пет.2:25). Так же и слово δικονος в нетехническом значении “служитель” ап. Павел может прилагать и к себе (1Кор.3:5, 2Кор.3:6), и ко Христу (Рим.15:8). Отметим, что различие между епископами и диаконами намечается уже в пастырских посланиях. В сравнении с епископами и пресвитерами, диаконы обладали в церкви ролью менее авторитетной. Тогда как первым была вверена проповедь благой вести и наставление в вере, последние больше времени посвящали вопросам, относящимся к церковному быту. Новый Завет особо подчеркивает тот факт, что для того, чтобы епископ мог быть блюстителем и охранителем апостольской традиции, он должен быть способным учителем 69) , “чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать” (Тит.1:9). В связи с этим автор увещевает Тимофея постоянно заниматься “чтением, наставлением и учением”, так как победить лжеучителей можно не закрывая им рот, но увещевая их и убеждая (1Тим.4:13). |
| Как бы то ни было, положение было серьезным. Монтанизм сильно распространился и вербовал новых членов. Неудачные меры со стороны церковной иерархии могли еще более усилить его. Боясь этого, мученики и посылают Иринея в Рим с письмом, где сообщают папе истинный, православный взгляд на вещи и рекомендуют подходящие меры в отношении к раскольникам. Этой серьезностью положения объясняется и то, что они пишут послание, находясь в темнице, может быть, за несколько дней до смерти. Поэтому они посылают его именно в Рим, а не другим еще Церквам (кроме асийских и фригийских, где было гнездо раскола). Поэтому же отправляют с ним Иринея, человека нужного и в Лионе, – чтобы он лично разъяснил папе дело о монтанистах и убедил его не предпринимать опасных для общего мира шагов. Эта же серьезность положения служит вместе с тем доказательством, что отнесение письма могло быть (и было) главной, если не единственной целью поездки св. отца. Какое же действие оказало послание на папу? Исторических свидетельств об этом нет. Тертуллиан , правда, передает о каком-то Римском епископе, будто он хотел признать пророчества Монтана, Приски и Максимиллы и послал было даже грамоты с дарованием мира асийским и фригийским Церквам. Но к нему явился Праксей и, сообщив «ложные, – по словам Тертуллиана , – сведения о тех пророках и Церквах их», убедил папу отменить решение. Грамоты были возвращены, и признание харизматических дарований не состоялось. 1093 Римский епископ здесь не назван по имени. Некоторые ученые предполагают, что это был тот же Элевфер, которому св. Ириней носил письмо мучеников. 1094 Кроме того, по сообщению Тертуллиана , асийским и фригийским Церквам в послании папы даровалось общение «мира» (pacem), о котором заботились и лионские исповедники. Всем этим дается, по-видимому, указание на связь событий, описанных Тертуллианом , с поездкой Иринея в Рим. Может быть, под влиянием именно св. отца папа хотел так милостиво отнестись к монтанистам? 1095 Однако нужно, прежде всего, отметить, что Тертуллиану в данном случае нельзя вполне доверять. Сочинение «Против Праксея» написано было им уже в монтанистический период, и полемика с противником ведется здесь в столь резком тоне, 1096 что говорить о беспристрастии автора не приходится. 1097 А в таком случае едва ли можно признать и точность в передаче им фактов. |
| Прикосновение его нежной детской руки, в первый раз, может быть, выпавшее на долю слепца, окончательно победило все его колебания, возбуждаемые в нем позором греховности и стыда, и, закрыв лицо руками, он громко зарыдал. - Пойдем! — начал упрашивать его Стефан, и на этот раз с успехом. Бедный слепец поднялся с земли и доверчиво протянул Стефану руку. - Я поведу тебя, — радостно проговорил мальчик, взяв его за руку, и оба в сопровождении Приски отправились в путь. - А ты точно знаешь, где Он находится? — спросил по дороге слепой. К его собственному удивлению, в его душе внезапно пробудилась надежда. - Определенно я не знаю, — ответил Стефан, — но мы Его найдем, не беспокойся. На мальчика, казалось, нашло озарение свыше, и с детским простодушием он прибавил: - Если мы действительно нуждаемся в Нем и ищем Его от всего сердца, мы найдем Его. - Я слышала, — сказала Приска, — как одна женщина в синагоге говорила, что Он живет у рыбака Симона. Его дом я хорошо знаю. Он находится недалеко от озера. Чем ближе они приближались к данному месту, тем больше встречали людей, шедших в том же направлении. Некоторые несли на одрах немощных больных, другие вели слепых или хромых, которые медленно продвигались вперед — с сильными мучениями. И пока все возрастающая толпа народа двигалась вперед, на улице слышны были только стоны больных, вскрикивания бесноватых, жалобный плач больных детей, и все эти звуки сливались в один ужасный, потрясающий душу хор скорби. Дом Симона, как говорила Приска, стоял на берегу озера. Это было простое, но довольно красивое двухэтажное жилище. Вместо двора, позади дома, был небольшой садик, в виде террасы спускавшийся к самой воде. Два или три фиговых дерева давали приятную тень, а розы, олеандры и лилии делали его прелестнейшим местом для отдыха и прогулок. Здесь жил Симон, названный Петром, со своей женой, тещей и братом Андреем. Здесь останавливался и Иисус, когда приходил в Капернаум. В описываемый субботний вечер вся семья со своим дорогим гостем сидела в саду, наслаждаясь приятным прохладным ветерком с озера, и проводила время в мирных разговорах. Учитель показал сегодня свое величие и могущество и здесь, в кругу этой семьи. Мать жены Симона внезапно заболела горячкой, и когда Иисус, возвратившись из синагоги, услышал об этом, Он взял больную за руку, поднял ее, и болезнь тотчас же оставила женщину. Так что она встала с одра и могла прислуживать им, как и прежде. Когда все члены семьи вместе с Иаковом и Иоанном сидели и слушали речи Иисуса, с улицы внезапно раздались шум, крики и плач. |
|
|
