| Второе положение пятого слова сосредоточивается на изложении и обосновании православного учения о том, что И. Христос по своей человеческой природе есть истинный человек со всеми особенностями природы последнего. Доказательства присутствия человеческого естества в И. Христе Даниил заимствует из рассмотрения всей земной жизни Спасителя. В первой части слова им перебираются все более или менее выдающиеся факты жизни Спасителя на земле, характеризующие его как полного и совершенного человека со всеми проявлениями Его человеческой природы. «И. Христос, говорит Даниил, и родися, и пеленами повися, и в яслех положися, и млеком питеся, и сосцы сцал, и обрезание приял, и яде, и спал, и постился, и взалкал, и над Лазарем прослезился, и на жеребяти скотии седее…, и ят от беззаконных мужей, и по главе тростию биен, и заушен». Эти соображения Даниила не суть в строгом смысле самостоятельные доказательства автора, а суть обобщение тех мыслей, которые даны в следующих ниже доказательствах церковных авторитетов. Говоря о полноте человеческой природы И. Христа, митрополит расширяет ее значение и приписывает человеческой природе И. Христа присутствие в ней и чисто духовных свойств человеческой природы. Полная человеческая природа И. Христа рассматриваемая как с физической, так и с чисто-духовной стороны ее, тем самым не допускает и мысли о какой бы то ни было призрачности в ней человеческой природы. Вот собственные мысли Даниила о человеческой природе И. Христа, в подтверждение которых приводятся им громадное число доказательств. Доказательствами, какими здесь пользуется автор, служат у него прежде всего изречения св. писания, в большинстве случаев взятые в соединении с различными святоотеческими толкованиями. Сюда относятся слова св. апостола Павла 689 и пять евангельских изречений в связи с разными толкованиями их, а именно: два толкования на евангелие Матфея на 37–38 ст. XXVI гл. 690 в II гл. на 19–20 стихи, 691 одно толкование на евангелие Mapka XIV, 33–34 ст. 692 , одно толкование на евангелие Лyku II гл. 27 ст. 693 одно толкование на евангелие Uoahha II гл., 19–22 694 и наконец, одно толкование на изречение св. апостола Павла из послания его к Ebpeям II, 14 ст. 695 За евангельскими и апостольскими изречениями у Даниила следуют свидетельства св. отцев: Василия Великого 696 , Иоанна Дамаскина 697 , Симеона нового богослова 698 , Григория Миритского 699 . Последний отдел свидетельств, заимствованных из житии святых, состоит из отрывков: из сказания «о чудесех Пресвят. Богородицы, иже пречистою иконою ея содеяся, еже римляныни обыкоша нарицатися», 700 из жития св. Иллариона Меглинского 701 из пролога в день обрезания И. Христа 702 и наконец, из жития и пролога св. Евтихия, патриарха Константинопольского 703 . |
| Даниил содействовал Максиму Греку в переводах. В 1524 году Максим окончил перевод Бесед св. Иоанна Златоуста на евангелие Матфея и Иоанна, который производен был «умышлением и промышлением, и проторы и повелением» самого м. Даниила 375 . По самому характеру и по воззрениям м. Даниил и Максим, не могли долго поддерживать между собою обыкновенные, более или менее, нормальные отношения. Диаметральная противоположность во всем скоро сделала их врагами друг к другу. Явное нерасположение м. Даниила к Максиму Греку вызвано было, можно сказать, случайными обстоятельствами. Митрополит поручил Максиму перевести сочинения Феодорита , епископа Киррского. Максим отказался исполнить его поручение, справедливо мотивируя свой отказ тем, что сочинения Феодорита могут быть опасны для простого, малообразованного народа. Митрополит не хотел придавать значения доводам святогорца и трижды обращался к нему с одною и тою же просьбою и каждый раз получал с его стороны отказ 376 . Настойчивый отказ Максима глубоко оскорбил митрополита, который видел в нем не более как только простого инока, и потому считал его вполне зависимым и подчиненным своей власти, как представителя церкви 377 . С этого времени между ними начинаются явно враждебные отношения, в основании которых лежит оскорбленное самолюбие митрополита, под влиянием личного чувства не хотевшего принимать во внимание представляемых ему серьезных соображений. Между тем Максим, оказался пред митрополитом столь настойчивым в своем отказе, будучи уверен в силе своей аргументации и доводов, и по своей прямоте не хотел придать ему более мягкой формы. Как бы то ни было, но первая вина в разрыве, падая на обеох лиц, тем не менее все-таки склоняется своею тяжестью более на сторону митрополита. С другой стороны в деятельности Максима Грека находилась такая сторона, которая непосредственно касалась личности митрополита. Изучая нравственную личность нового митрополита Максим к своему удивлению находит в нем нечто такое, что, по его воззрениям, не вполне соответствовало идеалу представителя церкви. |
| Уроженец албанский, он, после домашнего образования, обучался в Париже, во Флоренции и Венеции; слушал там курсы словесности, истории, философии и богословия; знал много языков и частью церковно-славянский, который хорошо узнал в России; на Афоне несколько годов провел он в подвигах иночества. При таких познаниях, Максим пламенно любил истину и не терпел суеверия. Отсюда каждый поймет, что жизнь его в России могла быть тогда не иначе, как борьбой с невежеством. Великий князь вызвал его для разбора княжеской библиотеки греческих книг, никому тогда у нас недоступной, с тем, чтобы лучшее было переведено на славянский язык. Максим на первый раз решился перевести Толкование на Псалтирь. После нашел он в библиотеке Толкование на книгу Деяний, и также перевел. Самым же лучшим трудом его для св. Писания был перевод Златоустовых толкований на Евангелия Матфея и Иоанна. Такой выбор предметов перевода сам собой показывал, как верно понимал Максим веру и то, что больше всего нужно верующему. Пастырь искренний в вере, каковым был митрополит Варлаам (1511–1521), с восторгом одобрил на соборе первый труд Максима – толкование на Псалтирь. Митрополит Даниил (1522–1539), хотя желал видеть в переводе образцовый труд Златоустого, но, когда окончен был перевод, принял его холодно; он уже был недоволен Максимом. Он сильно желал видеть в переводе историю Феодорита; просвещенный Максим напрасно говорил ему, что такой труд не ко времени, послужит во вред простоте: Даниил остался в сильном негодовании на Максима. Был и еще предмет спора, более важный. Даниил был из числа Иосифовских иноков. А ученик Максима, князь Курбский, писал, что некоторые из Кириловских и Иосифовских монахов «хульно говорили о соборных посланиях апостольских», будто «писали их старцы или пресвитеры церковные, а не апостолы», и что будто, титло «апостольские» дано им только для почести. Такой предмет был так важен, что не мог молчать о нем Максим перед Даниилом. Он говорил: «заповедью Божиею наложена на нас нужда громко проповедовать вопрошающим о евангельской и апостольской истине». |
| Сегодня дух уже почти не возмущался низким поступком Данилы Кониси, и я почти не думал о нем, а за великим Каноном даже был в состоянии сотворить молитву за него, как за врага, ибо он, изменяя своему обещанию служить Церкви, делается вместе и врагом, и поносителем Церкви, как уже известно из многих подобного рода опытов. У человека вечно торчит, точно заноза, в душе сознание своей мерзости, и он мстит за эту боль предмету, по поводу которого болит; старается всячески «уклонить сердце свое в словеса лукавствия», врет беспардонно, – «мол, не моя вина» и так далее и тому подобное, и чем больше врет, тем больше в душе ощущает неловкость, потому сердится и враждует больше и больше, – известная психология, и в глаза наметалась практика! Данилка и до сих пор является себе подлецом, окончательно плюхнул в эту грязь и на эту пакость; теперь уши станут вянуть от его лжи на Церковь , на меня, на Россию; впрочем, я уже не стану ни читать, ни слушать. По всем грязным лужам в сем мире не перебродишь! Великий канон у нас читают и поют превосходно. Во время его приезжает молиться с нами профессор Рафаил Густавович Кёбер, но так как по-японски не понимает, то я ему даю книгу, где канон изложен по-гречески, славянски и русски. Но из города христиан наших – почти никого, даже катехизаторов и учителей Семинарии, кажется, ни одного не бывает. Эх, горе-христиане! И скоро ли же будут лучше? Или уж и ждать нечего?.. 27 февраля/11 марта 1897. Четверток первой недели Великого Поста. Был христианин с острова Эзо, из Исоя, Даниил Томедзи, хороший христианин; учился вере у Иродиона Яманобе, бывшего катехизатора, живущего тоже в Исоя. Там только и есть эти два христианских дома; но вновь слушают учение. Хвалит также Даниил состояние проповедей в Иванай и Суку, между которыми и лежит Исоя, в шести ри от Иванай, – везде есть слушатели учения, и катехизаторы Лука Хироока и Петр Юмура усердно служат. Даниил хочет лес поставлять оттуда и приехал завязать дело с лесоторговцами. От о. Матфея Кагета известие, что катехизатор Софроний Оота, бывший в Эдзири, бежал оттуда неизвестно куда; сделал это, набравши в долг денег у разных там да не заплативши за квартиру с самого поселения своего на месте. Вот ведь какой народ ползет ныне в Катехизаторскую школу, – совсем мазурики даже! Софроний – выпуска прошедшего года; служил прежде переплетчиком в редакции «Сейкёо-Симпо», и это Савва Хорие, начальник Общества переводчиков, за своей рекомендацией определил его в школу. Был смирен все время, только глупостию отличался; но кто ж его знал, что и мошенник в то же время! Совершенно под стать поступок его к поступку другого мазурика – Данила Кониси. |
| грубых, а иногда и еретических, и имел неосторожность оглашать их, да и не мог утаить. Между русскими явился ропот; стали говорить, что Максим «прилагает досаду» воссиявшим в нашей земле чудотворцам, которые именно «сицевыми священными книгами благоугодиша Богу», т. е. по ним спаслись. Сверх того, Максим, приступая к пересмотру наших книг, еще не знал достаточно русского языка, а пользовался пособием переводчиков, вследствие чего при исправлениях и сам легко мог допустить невольные погрешности и не мог предотвратить ошибок или описок со стороны своих сотрудников. Такие погрешности действительно оказались, даже значительные, и неизбежно поднялся новый говор: Максим не исправляет, а портит наши священные книги, сеет еретичество. Обвинение слишком важное, особенно при тогдашней степени просвещения в нашем духовенстве и во всех мирянах. Князь-инок Вассиан один превозносил Максима и говорил: «Здешние книги все лживы, а здешние правила — кривила, а не правила; до Максима мы по тем книгам Бога хулили, а не славили, ныне же мы познали Бога Максимом и его учением» . Подобные отзывы и из уст известного защитника еретиков-жидовствующих и врага православного духовенства могли только еще более возбуждать русских против Максима. Кроме исправления богослужебных книг, Максим занимался переводами других книг и писал много своих сочинений, хотя необширных. В некоторых из них он позволил себе резко нападать на современные недостатки и пороки в народе, в вельможах, в духовенстве. Еще более неосторожности было в том, что он усвоил себе мысль старца Вассиана Косого о неприличии монастырям и святителям владеть недвижимыми имуществами и для распространения ее написал несколько статей ; этим он шел не только против Собора, недавно решившего вопрос совсем иначе, не только против иноков, святителей, митрополита, но и против великого князя, который продолжал наделять монастыри новыми владениями и новыми жалованными грамотами. Митрополит Даниил сначала был, кажется, в добрых отношениях к Максиму, приводил в своих Словах места из толковой Псалтири, переведенной Максимом; а последний окончил в 1524 г. перевод Бесед святого Иоанна Златоустого на Евангелия Матфея и Иоанна «благословением, радением и тщанием Даниила митрополита» . Но когда Даниил предложил Максиму перевесть «Историю» блаженного Феодорита и повторял это предложение три раза, Максим не послушался под тем предлогом, что в «Истории» помещены и письма некоторых еретиков, которые могут быть опасны для «простоты». Даниил глубоко оскорбился этим троекратным непослушанием . Самая же важная неосторожность Максима состояла в том, что он позволял себе действия, которые могли восстановить против него непосредственно великого князя: например, принимал у себя бояр, находившихся под опалою государя и беседовал с ними наедине; имел сношения с турецким послом, находившимся тогда в Москве и враждебным России. За такие-то действия прежде всего и пришлось Максиму поплатиться. |
| Во время великих гонений IV века была устроена охота на библейские тексты и выпущен специальный эдикт о сожжении Библии. В 1978 году в стене монастыря Святой Екатерины были найдены 15 страниц Синайского кодекса, которые считались утерянными. На Афоне есть огромное количество не описанных, не исследованных никем текстов. Текст «Дидахи» (I век по Рождестве Христовом, в рукописи XI века) был обнаружен в XIX веке в одном экземпляре. В 389 году святитель Иоанн Златоуст , произнося проповедь в Антиохи, упомянул, что в его время в Музеуме (библиотеке в Александрии) хранился подлинник текста Семидесяти (Септуагинты). Этот подлинник точно не сохранился: мусульмане сожгли Музеум. Существует 36 000 текстов Нового Завета, из них проанализировано 24 000 текстов. На 80% это тексты Византийской редакции (общепринятый текст). Это тот текст, который мы слышим на православных богослужениях. Синодальный перевод сделан на основе Византийской редакции. Оставшиеся 20% представляют собой две редакции: Западную и Александрийскую, близкие друг к другу. Эти две редакции содержат добавки к текстам. Например, кодекс Безы (конец IV века), говорит, что на надгробии (на Гробе Господнем), лежал камень, который не могли отвалить 20 человек. Православная Церковь сохранила греческий подлинник Нового Завета, который продается у нас в любой лавке. Этот текст именно такой, каким он вышел из рук апостолов. Ранние копии Нового Завета. Нам известно, что еще в поздней античности и раннем Средневековье существовали два текста, собственноручно переписанные апостолами. Первый текст – тот, что нашел Пантен в 180 году – еврейский текст Евангелия от Матфея, который хранился в Индии, у индийских христиан апостола Фомы. Возможно, в Индии когда-нибудь и обнаружат эти тексты. Блаженный Иероним Стридонский (IV век) свидетельствовал о втором тексте – Евангелии от Матфея на еврейском языке – который, по словам блаженного, хранился в Кессарийской библиотеке. В 476 году на острове Кипр в Соломине были открыты мощи апостола Варнавы , и на груди апостола было обнаружено Евангелие от Матфея, собственноручно переписанное апостолом. Подлинник хранился в Константинополе до 1204 года. Возможно, он украден крестоносцами, как многие другие рукописи, и хранится до сих пор в западных библиотеках. Лекция пятая. Что такое вера? |
| 841 лист 21–22. Даниил сам не указывает здесь имени приводимого им толкователя, но несомненно толкование принадлежит Феофилакту Болгарскому , хотя и представляет сравнительно с печатным изданием значительные против него дополнения и уклонения. Смотр. бяаженного Феофилакта Болгарского толкование на соборные послания святых апостолов в русском перевод. Казань. 1865 года, 190–191. 844 л. 37–38. 31–32. Здесь приведена часть оглавления осьмого слова Никона Черногорца, 1-я половина, л. 53. 845 л. 32–37. Цитата действительно принадлежит Златоусту и по мыслям не уклоняется от современного перевода. Беседы Златоуста на евангелие Матфея. Москва, 1829 года, 444–446. 848 Вот собственные слова Даниила: «Аще ли же глаголеши, яко обращаю и в покаяние привожу, ей добро убо сия аще тако есть; обращай и в покаяние приводи, добро убо сие и блаженно есть». Рук. Моск. д. акад. 197 л. 274. 849 Вот собственные слова Даниила по этому предмету: «аще кого узриши совращена с правого пути, прием поучением настави на истинный путь живота; аще и нетленну ризу совлечет, юже святым крещением приял есть, и ты облецы его, и се уже алчнаго накормил еси, посети же и больнаго, прииди же к затворенному в темнице…» Рукоп. в 197 л. 40. 850 «Яко же о человеческих телесных недугующих и зельне болящих много подобает попечения и хранения имети, еще и душею разболевшимся (еретикамъ) много вящшаго подобает попечения, и хранения и прилежания имети» Окружное послание Даниила, рукоп. Моск, дух, Акад. 1 (не разборчиво) л. 422. Памятники старинной русской литературы вып. IV, 198. 853 Каждый должен исходить из него и стоять на нем: «да ничтоже творим или глаголем, да все бывает к воли Божии по святых писаний, и по законоположению блаженных отец, и яко же имать устав и благий обычай святыя соборныя и апостольския церкви». Рук. 197, л. 40. 860 К неприемлющим врачевания сия, говорит Даниил, ко мнозем наказании и невосхотевшим в лучший прийти в конец, возревнуй ревностию Божественною, даже и прочия страх имут, и отступят от сатаны и обратятся к Господу Богу, да покаявшеся, поживут блаженное житие» Рук. 197 л. 274. 7. |
| Сегодня дух уже почти не возмущался низким поступком Данилы Кониси, и я почти не думал о нем, а за великим Каноном даже был в состоянии сотворить молитву за него, как за врага, ибо он, изменяя своему обещанию служить Церкви, делается вместе и врагом, и поносителем Церкви, как уже известно из многих подобного рода опытов. У человека вечно торчит, точно заноза, в душе сознание своей мерзости, и он мстит за эту боль предмету, по поводу которого болит; старается всячески «уклонить сердце свое в словеса лукавствия», врет беспардонно, — «мол, не моя вина» и так далее и тому подобное, и чем больше врет, тем больше в душе ощущает неловкость, потому сердится и враждует больше и больше, — известная психология, и в глаза наметалась практика! Данилка и до сих пор является себе подлецом, окончательно плюхнул в эту грязь и на эту пакость; теперь уши станут вянуть от его лжи на Церковь, на меня, на Россию; впрочем, я уже не стану ни читать, ни слушать. По всем грязным лужам в сем мире не перебродишь! Великий канон у нас читают и поют превосходно. Во время его приезжает молиться с нами профессор Рафаил Густавович Кёбер, но так как по-японски не понимает, то я ему даю книгу, где канон изложен по-гречески, славянски и русски. Но из города христиан наших — почти никого, даже катихизаторов и учителей Семинарии, кажется, ни одного не бывает. Эх, горе-христиане! И скоро ли же будут лучше? Или уж и ждать нечего?.. 27 февраля/11 марта 1897. Четверток первой недели Великого Поста. Был христианин с острова Эзо, из Исоя, Даниил Томедзи, хороший христианин; учился вере у Иродиона Яманобе, бывшего катихизатора, живущего тоже в Исоя. Там только и есть эти два христианских дома; но вновь слушают учение. Хвалит также Даниил состояние проповедей в Иванай и Суку, между которыми и лежит Исоя, в шести ри от Иванай, — везде есть слушатели учения, и катихизаторы Лука Хироока и Петр Юмура усердно служат. Даниил хочет лес поставлять оттуда и приехал завязать дело с лесоторговцами. От о. Матфея Кагета известие, что катихизатор Софроний Оота, бывший в Эдзири, бежал оттуда неизвестно куда; сделал это, набравши в долг денег у разных там да не заплативши за квартиру с самого поселения своего на месте. Вот ведь какой народ ползет ныне в Катихизаторскую школу, — совсем мазурики даже! Софроний — выпуска прошедшего года; служил прежде переплетчиком в редакции «Сейкёо-Симпо», и это Савва Хорие, начальник Общества переводчиков, за своей рекомендацией определил его в школу. Был смирен все время, только глупостию отличался; но кто ж его знал, что и мошенник в то же время! Совершенно под стать поступок его к поступку другого мазурика — Данила Кониси. |
| При таком печальном положении времени прибыл в Россию Максим Грек 251 . Урожденец албанский, он, после домашнего образования, обучался в Париже, во Флоренции и Венеции; слушал там курсы словесности, истории, философии и богословия; знал много языков и частью церковнославянский, который хорошо узнал в России; на Афоне несколько годов провёл он в подвигах иночества. При таких познаниях, Максим пламенно любил истину и не терпел суеверия. Отсюда каждый поймёт, что жизнь его в России могла быть тогда не иначе как борьбой с невежеством. В. князь вызвал его для разбора княжеской библиотеки греческих книг, никому тогда у нас не доступной, и с тем, чтобы лучшее было переведено на славянский язык. Максим в первый раз решился перевести Толкование на Псалтирь. После нашёл он в библиотеке Толкование на книгу Деяний и также перевёл. Самым же лучшим трудом его для Св. Писания был перевод Златоустовых Толкований на Евангелия Матфея и Иоанна. Такой выбор предметов перевода сам собой показывал, кáк верно понимал Максим веру и то, чтó больше всего нужно верующему. Пастырь искренний в вере, каковым был м. Варлаам (1511–1521 гг.), с восторгом одобрил на Соборе первый труд Максима – Толкование на Псалтирь. М. Даниил (1522–1539 гг.), хотя желал видеть в переводе образцовый труд Златоустого, но, когда окончен был перевод, принял его холодно, он уже был недоволен Максимом. Он сильно желал видеть в переводе историю Феодорита; просвещенный Максим напрасно говорил ему, что такой труд не ко времени, послужит во вред простоте: Даниил остался в сильном негодовании на Максима. Был и ещё предмет спора, более важный. Даниил был из числа иосифовских иноков. А ученик Максима, князь Курбский, писал, что некоторые из кирилловских и иосифовских монахов «хульно говорили о Соборных посланиях Апостольских», будто «писали их старцы или пресвитеры церковные, а не Апостолы», и что будто титло «Апостольския» дано им только для почести 252 . Такой предмет был так важен, что не мог молчать о нём Максим перед Даниилом. Он говорил: «Заповедию Божиею наложена на нас нужда громко проповедывать вопрошающим о евангельской и апостольской истине». И потому писал толкование на несколько изречений Св. Писания с опровержением ложных мнений о смысле их... |
| Страшная весть о трагической кончине настоятеля Свято-Троицкого Данилова монастыря в Переславле-Залесском игумена Даниила (Соколова) пришла 7 июля. Его жизнь после принятия монашества была связана с восстановлением из руин этой древней святыни. «Избрав монашеский путь, отец Даниил пришел подвизаться в полюбившуюся его сердцу Троицкую Данилову обитель. Его трудами восстанавливался монастырь, его молитвы были в числе тех первых молитв, которые прозвучали в монастырских стенах после возвращения святыни Церкви», – вспоминает о нем митрополит Ярославский и Ростовский Пантелеимон. Следственные органы сейчас ищут преступника, поднявшего руку на священнослужителя, нам же остается молиться об отце Данииле и вспоминать его. Своим рассказом о почившем батюшке поделился ключарь Владимирского кафедрального собора Переславля-Залесского протоиерей Андрей Кульков. Есть у военных такой термин – «второй номер». После игумена Иоанна (ныне владыки) в Даниловском монастыре таким незаменимым «вторым» был для меня отец Даниил. Вспоминаю отпевание моего отца, монаха Матфея, постриженного перед смертью по благословению владыки Михея. Отпевание моей мамы. Вижу военный уазик и где-то всегда рядом – братскую руку отца Даниила. Или вот понадобилось привезти в наш дом какую-то мебель. Тащим этот диван из монастырского «бычка» вместе с о. Даниилом, смеемся, что в деревенском доме нестандартные узкие двери. Или просто встретились где-то случайно. При каждой встрече расплываемся в улыбках, пара слов, пара шуток, как условный знак «свой-свой»… Вроде и нет человека с тобой напрямую рядом, а он рядом, пусть и вторым планом. Если мы и говорили, то мало, вскользь. Ясно, что главное не в словах. Это когда ты с человеком, что называется, «на одной волне». Это если человек молится. Если он доброго Духа. А отец Даниил таковым и был. С ним и помолчать было хорошо, не тягостно. Он был свой… Если б меня спросили, кого из близких мне священников вскоре заберет Господь, менее всего я подумал бы про отца Даниила (впрочем, как и про отца Олега Колмакова). А если бы меня спросили, кого я считаю наиболее достойным священником из монашествующих в своем окружении, я бы, не задумываясь, назвал игумена Даниила. Значит, действительно Господь выбирает среди лучших… |
|
|
