| Красная Горка. Красногорский Богородицкий монастырь. /// Объект не принадлежит Православной Церкви Храмы монастыря: Церковь Грузинской иконы Божией Матери Церковь Всех Святых (не сохранилась) Церковь Похвалы Божией Матери (не сохранилась) Карта и ближайшие объекты Красногорский Богородицкий мужской общежительный монастырь располагался на правом берегу реки Пинеги в 195 верстах от города Архангельска, в 16 верстах от села Пинега, на высокой Чёрной горе. Обитель основана в 1606 году преп. Макарием Красногорским и до 1630-х годов назывался Черногорским монастырём. «Наименование (Красногорский) это монастырь получил от красивого вида, сообщенного этому месту трудом иноков». Вскоре доброе дело нашло поддержку. К игумену Варлааму и иеромонаху Макарию присоединился странствующий московский монах Иона с братией. Стали расчищать Черную гору от леса и к осени 1608 года возвели первый деревянный храм, освятив его во имя Пресвятые Богородицы честные ее Похвалы. Приобрели четыре колокола, которые за неимением колокольни повесили на двух столбах. С 1629 года наступил новый период в истории уже Красногорского монастыря. Лес сменился лугами и пашнями, было построено несколько храмов и келий, амбары, мельницы и хозяйственные дворы. Особо часто любил посещать Красногорский монастырь сосланный на житье в Пинегу князь Василий Васильевич Голицын. Родился он в 1643 году. При царе Федоре Алексеевиче занимал ряд государственных должностей. 7 июля 1682 года правительницей Российского государства в результате дворцового переворота стала Софья Алексеевна, сестра Петра I. Главой ее правительства был назначен фаворит царевны Начальник Посольского приказа князь Голицын. Но он не долго занимал высокое положение. 9 сентября 1689 года князь Голицын был юным Петром I " отрешен от всех должностей " , лишен всех чинов и имений и с женою и детьми сослан в Каргополь, а затем был переведен на Пинегу. Скончался князь Голицын 21 апреля 1714 года и был погребен в Красногорском монастыре. Могила находится " на южной стороне, аршинах в двух от церкви, накрыта небольшой плитою " . |
| «1824 г., апреля 23, князь Голицын пришел к Фотию. Два почти года увещевавший его отстать от заблуждений 61 Фотий на этот раз начал говорить так: ’’Умоляю тебя Господа ради: останови ты книги, кои в течение твоего министерства изданы против Церкви, власти царской и противу всякой святыни и в коих ясно возвещается революция; или возвести ты помазаннику Божию». Князь Голицын отвечал: «Что же мне теперь делать? Все университеты и учебные заведения сформированы для революции». Я (говорит арх. Фотий) ему сказал: «Ты яко обер-прокурор сперва, а потом министр духовных дел и просвещения, мог бы уже исправить». Голицын сказал: «Не я, а Государь виноват, который, такого же духа будучи, желал того». Фотий сказал: «Если бы ты был премудр по Писанию, послушал бы ты обличения и покаялся; но как ты все попираешь и не хочешь покаяться, то поразит вас Господь. Я предстану с тобою на Страшном Суде пред Господа, и все слова мои будут тебе в обличение и во осуждение; молю тя, покайся, отрекись от лукавых пророков, подобных Геснеру». С омерзением и злобой отвратился князь, побежал вон без благословения, хлопнув дверями. Фотий же, отворив дверь, вслед воззвал громко: «Если ты не покаешься, что зла наделал Церкви и государству, тайно и явно, и все сполна не откроешь царю, не узришь Царствия Небесного и снидешь во ад. Аминь»» 62 . 25 апреля архимандрит передал описание последних встреч с А.Н. Голицыным государю 63 , а 7 мая 1824 г. настоятель Юрьева монастыря послал свое очередное разоблачительное письмо «тайно царю прежним путем чрез любимца Царева боярина Федора Уварова» 64 . 15 мая 1824 г. Двойное министерство было распущено и Голицын отставлен с постов министра и президента Библейского общества. Затем состоялась третья бесе да – 14 июня, в начале которой царь гневался за предание архимандритом князя Голицына анафеме (в доме графини Орловой), но, случайно увидев на Фотии вериги (когда тот доставал спрятанный в его одежде пакет для государя), резко переменил тон 65 . Глубокая духовная связь этих двух людей помогла самодержцу воспринять взгляды архимандрита Фотия, но она была возможна лишь для человека, который уже руководствовался в это время волей Божией 66 . |
| Выполненные Баженовым рисунки для вдовы фельдмаршала Чернышева не единственный факт его причастности к ярополецкому храму. В августе 1787 г. графиня через ярополецкого управителя шлет князю Голицыну «пункты» со своими вопросами о строящейся церкви. Ее интересует мнение князя по оформлению интерьеров. «Всю церковь, - пишет она, - расписать и один Муханов способен, да и Василья Ивановича Баженова есть живописец и у князя Одуевского (Одоевского – А.Ч.), то ежелиб оных нанять». «А для всего расположения» росписей по мнению владелицы в Яропольце необходимо было присутствие все троих – Голицына, Бланка и Баженова Голицын из Москвы отвечал, что оба архитектора для поездки в усадьбу недоступны – Баженова нет в Москве, а Бланк серьезно болен. Для выполнения живописных работ он рекомендовал еще одного мастера – «немца, которой прошлого году расписывал большую церковь Донского монастыря». Это был известный в Москве живописец и декоратор А. Клаудо. Признавая высокий уровень мастеров, Голицын все же считал, «что должно над ними кому либо руководствовать и задавать и определять им рисунки, без чего нельзя надеяться, что все дело сделано хорошо и со вкусом. Чего ради и потребно руководство г-на Баженова…». Далее снова - «о потолке большой церкви… заочно никак определить не можно. Чего ради и потребно, чтоб в Ерополец съездил г-н Баженов…». В отличие от графини Чернышевой Голицын объективно оценивал ситуацию. Всякий раз после упоминания имени Баженова он выражал сомнение в вероятности его поездки в Ярополец. По его мнению, архитектор «хотяб и находился в Москве, но чаятельно нельзя от него ожидать, чтоб он в Ерополец ездил для надзирания над тамошними работами». Вместо знаменитого, но практически недоступного мастера Голицын рекомендовал нанять для надзора за отделкой храма «молодова архитектора Родиона Родионова сына Казакова». К сожалению, дошедшие архивные свидетельства фрагментарны и оставляют простор для интерпретаций. Велик соблазн на основании всего изложенного считать Баженова автором ярополецкой церкви. Полвека назад публикация этих писем неизбежно породила бы такую атрибуцию, и круг баженовского наследия пополнился бы еще одним достойным памятником. Сейчас, в свете нынешних изменившихся представлений о характере усадебного строительства, все выглядит не столь однозначно. |
| совета. 27 марта 1842 г. вышел в отставку действительным тайным советником 1-го класса, поселился в своем крымском имении Гаспра. В 1806 г. Г. был избран действительным членом Российской академии, в 1826 г.- почетным членом С.-Петербургской АН, состоял почетным членом Общества любителей российской словесности (с 1816), Общества истории и древностей российских (с 1817) и др. Награжден орденами св. Анны 1-й степени (1804), св. Александра Невского (1814), св. Владимира 1-й степени (1826), св. Андрея Первозванного (1826) и алмазными знаками к нему (1828), Белого Орла (1831), св. Станислава 1-й степени (1831) и др., а также прусскими орденами Красного Орла и Черного Орла. Похоронен в ц. св. Георгия в Балаклавском во имя св. вмч. Георгия Победоносца мон-ре . Арх.: РГАДА. Ф. 1263; РГИА. Ф. 1162. Оп. 6. Д. 124; РНБ ОР. Ф. 203. Ист.: Голицын А. Н. Проект об учреждении в С.-Петербурге Библ. об-ва. СПб., 1812; он же. О разводах//ЧОИДР. 1862. Кн. 2. С. 184-186; он же. Мнение о разности между Вост. и Зап. церковью, с историей разделения их//Там же. 1870. Кн. 1. С. 1-44; он же. Рассказы: Из зап. Ю. Н. Бартенева//РА. 1886. Кн. 1. Вып. 3. С. 369-381; Кн. 2. Вып. 5. С. 52-108; Вып. 7. С. 303-333; Кн. 3. Вып. 10. С. 129-166; Голицын Н. С. Загробные записки кн. Н. С. Голицына, из сказаний дяди его, кн. А. Н. Голицына. СПб., 1859; Яковлев А. А. Журнал... бывш. в Синоде обер-прокурором//Памятники новой рус. истории. СПб., 1873. Т. 3. С. 88-112; Переписка А. Н. Голицына с Московским митр. Филаретом//ЧОИДР. 1875. Кн. 3. С. 148-151; Кн. А. Н. Голицын и архим. Фотий в 1822-1825 гг.: [Переписка]/Сообщ., предисл., примеч.: Н. И. Барсов//PC. 1882. Т. 33. Март. С. 765-780; Т. 34. Апр. С. 205-222; Май. С. 427-442; Июнь. С. 683-700; Т. 35. Авг. С. 275-296; Рассказы кн. А. Н. Голицына: Александр I и его время/Запис., примеч.: Ю. Н. Бартенев; сообщ.: гр. П. А. Валуев//Там же. 1884. т. 41. Янв. С. 123-134. Лит.: Глинка С. Н. Памяти кн. А. Н. Голицына. СПб., 1844; Стурдза А. С. Надгробное слово кн. А. |
| – Можно ли верить Трубецкому и его сообщникам? – с сомнением обронил Захар Ляпунов. – У воровской Думы делишки совсем дрянь, – произнес скрипучим голосом Иван Салтыков, отвечая Ляпунову. – Единственный выход для Трубецкого и прочих воровских бояр – это избавиться от самозванца и замириться с нами. Ведь ни польскому, ни шведскому королю они не нужны. Никто из сидящих за столом не осмелился возражать Ивану Салтыкову, ибо все знали, что его племянник Михаил Салтыков сам недавно перебежал из стана Лжедмитрия к Василию Шуйскому. Получив прощение от царя, Михаил Салтыков тут же примкнул к заговорщикам, подчинившись воле своего дяди. – Все наши замыслы может спутать патриарх Гермоген, ведь он обязан Шуйскому своей патриаршей кафедрой, – сказал Иван Голицын. – Народ почитает Гермогена, с охотой внемлет его проповедям. Мы в силах поднять чернь против Василия Шуйского, а Гермоген может погасить воинственный пыл посадского люда своими речами о любви к ближнему и прочей чепухе. Такое уже бывало. – Ты прав, брат, – озабоченно покачал головой Василий Голицын. – Придется перед низложением Шуйского взять под стражу Гермогена. Нужно проследить, чтобы этот святоша не смел и рта открыть без нашей на то воли. – А может, взять да и низложить Гермогена вместе с Шуйским, – заметил Захар Ляпунов. По нему было видно, что он привык добиваться своего любыми средствами. – Изберем сразу нового государя и нового патриарха. Разве плохо? – Гермоген, конечно, фигура для нас неудобная, это верно, – промолвил Василий Голицын, откидывая со лба длинные пряди темно-русых волос, расчесанных на прямой пробор. – Однако в деле избрания нового царя без патриаршего благословения никак не обойтись. Это же дело не только мирское, но и божественное. Ведь государь есть помазанник Божий. Земский собор без присутствия патриарха также законодательной силы не возымеет. – А ежели Гермоген заартачится, норов свой показывать станет, что тогда станем делать, брат? – обратился к старшему брату Андрей Голицын. – Коль Гермоген подвергнет нас анафеме, то народ и войско за нами не пойдут. Все люди православные от нас шарахаться будут на радость Шуйскому. |
| Возможно, им удалось разъяснить недоразумение и примириться лично. Свидетельства тому – прежде всего, ходатайства Голицына перед императором о замене Оренбургской кафедры для свт. Иннокентия на Пензенскую и о выделении ему дополнительной суммы на дорогу и обзаведение хозяйством. Конечно, принято считать, что князь просил об этом против своей воли, по настойчивым просьбам митрополита Михаила и княгини Мещерской, однако доказательств тому нет. А документы за подписью Голицына есть. Некоторые мемуаристы (Магницкий) вообще вину за ссылку Иннокентия целиком и полностью возлагают на Кошелева, а о роли Голицына в этой истории не говорят ничего. Более того: можно подвергнуть сомнению даже то, что Голицын в январе 1819 г. хотел удалить Иннокентия из Петербурга, а не только сделать ему строжайший выговор. Далее, показателен тон писем Иннокентия к князю Голицыну от 1 июля и 22 сентября 1819 г. В них он частным образом просит за Тихона Смирнова, проповедника покаяния: «Не боюсь, что часто пишу к Вашему Сиятельству. Настоящее письмо есть нужда духовная, которой я отложить не мог – быв побуждаем неотступно» 52 . Это интонация не подчиненного, не ссыльного, а почтительного давнего знакомого. Дело, думается, не только в любви к врагам, о которой говорил Спаситель: просто святитель Иннокентий и князь Голицын уже спустя полгода после конфликта могли не считать друг друга врагами. Спустя месяц после кончины святителя князь упоминает о нем в письме к Александру Стурдзе совершенно буднично: «Просмотрение сей книги в цензуре происходило при бывшем цензоре архимандрите Иннокентии, что после был преосвященным епископом Пензенским и Саратовским» 53 . Вряд ли так спокойно он стал бы писать о человеке, которого ненавидел и сжил со свету. Наконец, княгиня Софья Мещерская, весной 1819 г. склонная верить тому, что в ссылке Иннокентия повинны Голицын и Филарет, спустя годы, 10 ноября 1845 г., пишет со свойственной ей восторженностью: «Где время это? Как быстро пролетело! Где люди, не забывшие добродетель, где сердца, горящие любовью и усердием ко Господу Иисусу? Где благословенный Государь Александр? Где великодушный боголюбивый митрополит Михаил? Где кроткий пылающий любовью преосвященный Иннокентий? Где правдивый, боголюбящий граф Ливен? Где добрый кн. Голицын? Всех Господь привел к благочестивому концу, всех призвал во царствие Свое!» Мы понимаем, что по прошествии времени в глазах Мещерской (а она была одним из самых близких к святителю человеком) Иннокентий и его мнимый гонитель встали в один ряд. Князь П.С. Мещерский |
| В связи с высоким происхождением и покровительством Императрицы это уменье доставило ему любовь Великого Князя Александра Павловича, бывшего немногим его моложе. Духовное общение между Великим Князем и князем Голицыным, начавшееся с совместных детских игр, обратилось потом в искреннюю и неизменную дружбу между ними. Когда Александру Павловичу исполнилось двенадцать лет, шестнадцатилетний камер–паж Голицын назначен был кавалером к Его Высочеству. Когда же через четыре года (1793 г.) Екатерина женила шестнадцатилетнего любимого своего внука и составила для него особый малый Двор, туда назначен был двадцатилетний князь Голицын камер-юнкером, причем Государыня доставила ему нужные средства к приличному содержанию. Близость к блестящему и утонченному Двору Екатерины положила свою печать на князя Голицына, и он сделался царедворцем в полном смысле слова. При замечательном добродушии, пытливом уме и необыкновенной живости характера, не получив солидного образования, он всецело предавался каждому из увлечений, овладевавших им. Смолоду находясь под влиянием бывших тогда в моде французских энциклопедистов, впоследствии он совершенно изменился – был чрезвычайно набожен, а затем со свойственным ему увлечением вдался в мистицизм. Поднимаясь быстро вперед по ступеням придворной и военной службы, Голицын и при Императоре Павле Петровиче пользовался первое время его милостями, но потом, вследствие какой-то собственной неосторожности в словах, а также и по наветам врагов, подвергся опале. Воцарившийся Александр тотчас же вспомнил о своем любимце, возвратил его первым из удаленных при его родителе из Москвы, вновь приблизив к себе, и, наконец, после отставки Обер-прокурора Синода Яковлева сделал Синодальным Обер-прокурором. Ему дано было при этом особенное право докладывать дела Государю лично, для чего он был наименован статс-секретарем. Это обстоятельство придало ему большее значение в Синоде, чем какое имели его предшественники. Хотя князь Голицын и обладал многими добрыми качествами, но впоследствии, с еще большим возвышением своей власти, стал все более и более изменять своему прежнему благодушию и доброте, сделался деспотичен и позволял себе иногда резко обращаться с высшими представителями церковной иерархии 7 . |
| Влахернская перспектива Его называли последним московским вельможей, но он остался в памяти Москвы прежде всего как великий благотворитель. Достаточно сказать, что после Отечественной войны он на свой счет полностью восстановил Воспитательный дом и стал его почетным опекуном, был управляющим Павловской и Голицынской больницами, попечителем Московского университета, президентом комиссии для сооружения храма Христа Спасителя. Состоял членом Государственного Совета и был награжден всеми русскими орденами первой степени, в том числе орденом Андрея Первозванного. Почти каждое лето у него в Кузьминках гостил святитель Филарет, митрополит Московский, и совещался с ним о государственных делах. Посещал его здесь и святитель Иннокентий, «апостол Сибири и Америки», будущий митрополит Московский. Сюда же к нему хаживали и нищие, и бедные студенты, и никого Голицын без помощи не оставлял. Его считали вторым человеком в Москве после генерал-губернатора, но отнюдь не все говорили о нем доброе слово. Герцен, например, назвал его «юродивым вельможей со славой доброго человека», но имел на то свои основания: Николай I назначил Голицына председателем следственной комиссии по делу Герцена и Огарева. П.А. Вяземский, побывав у Голицына на балу в доме на Волхонке, увидел, что попечитель университета не пригласил ни одного профессора, и сравнил его со шталмейстером, «который конюшней заведует, но лошадей к себе не впускает». По преданию, С.М. Голицын был крестным Александра II. Он оставался убежденным сторонником крепостного права, хотя и добрым барином. Говорили, что Голицын, узнав о готовящейся реформе и о том, что обязанные отношения крестьян к своим помещикам будут сохранены в течение 12 лет, взмолился, чтобы ему выпало умереть в эти 12 лет, – что исполнилось, и даже раньше. В личной жизни С.М. Голицын не был счастлив, и это сказалось на судьбе Кузьминок. Павел I любил устраивать «равные браки» подданных. По его настоянию, Сергей Михайлович женился на красавице Евдокии Измайловой, знаменитой princesse Nocturne («принцессе ночи»). В детстве цыганка нагадала ей смерть ночью, и потому она ложилась спать ранним утром, а ночами бодрствовала и устраивала приемы. В ночной салон княгини в Петербурге часто заглядывал Пушкин, который был в нее немножко влюблен и посвящал ей стихи. Она завораживала своей незаурядной личностью. Увлекалась наукой, написала двухтомный труд по математике на французском языке, и первой среди русских женщин опубликовала научный трактат «Об анализе силы». |
| По когда дозволил я собравшимся инокам, продолжает в своем отчете князь Голицын, прочесть предписание по сему предмету (по вопросу об обращении польского молитвенного раскольничьего дома в единоверческую церковь ) министерства внутренних дел, то весьма немногие из них могли понять оное, прочие же затем или по простоте своей, или по совершенному упрямству, или же по безрассудству своему остались при том заблуждении, что действие сие происходит по единственному направлению управлявшего министерством внутренних дел». «Оставшись в Нижне-Воскресенском монастыре с одними только живущими там иноками, я, говорит о себе князь Голицын, при благоразумии помянутого схимника Прохора убедил их изъявить полную готовность и усердие на присоединение их к единоверческой церкви с принятием всех правил высокопреосвященнейшего Платова. Сей схимник Прохор первый вызвался дать мне в том подписку, а с ним подписались и настоятель монастыря Андриан, уставщик Никанор и иноки Савва, Феодорит, Мардарий, Арсений и Игнатий». Этот поступок монаха Иоасафа показал князю Голицыну, насколько монахи фанатически преданы своим заблуждением и насколько мало вероятий на мирное обращение Иргизских раскольнических монастырей к православной церкви на началах единоверия. Поэтому, до времени окончательного перехода монастырей из удельного ведомства в ведомство губернского начальства, князь Голицын, как видно, перестал и думать о победе над раскольниками Иргизских монастырей путем убеждений и соглашений. В отчете о своей поездке по Иргизским монастырям он писал: «из Нижне-Воскресенского монастыря я переехал и в прочие старообрядческие монастыри – два мужские и два женские. В монастырях сих я уже не делал убеждений моих о присоединении к единоверию, ибо из выше писанного обстоятельства уже довольно ясно видел, сколько далеки живущие там от оного и сколько трудно отклонить их от упорного заблуждения», Князь Голицын указывает и причину упорного нежелания монахов Иргизских раскольнических монастырей присоединиться к православной церкви на началах единоверия. |
| Стрельцы к нему прихаживали и говаривали, что их потешные конюхи везде обижают и побивают, говорят: вас-де станут за ноги таскать, и если с ними не управиться, то будет всем худо, и он им отговаривал. На первой пытке после 15 ударов он повинился во всем, что на него ни взводили; перед второю он обещал объявить все без утайки и написал, что на жизнь царя Петра Алексеевича никогда не умышлял; об убийстве царицы были разговоры с Кузьмою Чермным, который первый начал; князь В. В. Голицын жалел, что царицу не убили прежде, в 1682 году; намеревались произвести пожар в Преображенском; стрельцов собирали для собственной защиты, а не для бунта. Кто внушил царевне мысль венчаться на царство, он не знает, ни он, ни Голицын ей этого не советовали, и Голицын даже писал об этом из похода с ужасом; наконец, он, Шакловитый, писал последнюю сказку для народа об обидах царевне. В умысле на жизнь Петра Шакловитый не повинился, хотя Филипп Сапогов объявлял, что Шакловитый подговаривал его, как пойдет царь Петр в поход, бросить на дороге ручные гранаты или тайком положить их в сани, также убить государя во время пожара в Преображенском. Впоследствии, в 1699 году, стрелец Петрушка Кривой показывал: «После 1682 года я бывал в доме у Федьки Шакловитого и вместе с Федькою у князя Ивана Засекина, и Федька с князем Иваном при мне между собою говорили: ходит он (государь) на пожары не со многими людьми: убить бы его стрельцам». Шакловитый был так тесно связан с Голицыным: участь обоих должна была решиться вместе. В тот же день, как привезли Шакловитого, 7 сентября, около 5 часов пополудни явился к Троице и князь В. В. Голицын со своими приближенными, известными своею военною и приказною деятельностию, окольничим Леонтием Неплюевым, Венедиктом Змеевым, думным дворянином Григорьем Косоговым и думным дьяком Емельяном Украинцевым. Их не пустили в монастырские ворота, велели стать на посаде и не съезжать без указа. Вечером Гордон навестил Голицына и нашел его в раздумье. Вечером 9 числа позвали Голицына с сыном Алексеем во дворец. |
|
|
