| После Георгия Георгиевича Мигачева руководителем движения становится Сергей Филиппович Космиров. 20 июля 1929 г. он переезжает жить в г. Самару и подает по благословению предыдущего старца прошение о рукоположении. Однако за малограмотностью, не разобравшись, Сергей Филиппович попадает к обновленцам. Он был рукоположен обновленческим митрополитом Александром (Анисимовым). Позже, разобравшись со временем в обновленчестве, Сергей Филиппович покинул его, а в 1954 г., оказавшись на свободе, он принес покаяние епископу Михаилу (Воскресенскому). Став священником, о. Сергий усердно принимается за пастырское служение и существенно преуспевает в этом, так что даже вызывает зависть со стороны других священнослужителей. После доноса от обновленцев в НКВД о. Сергия забирают в тюрьму, но следствие признает его невиновным. Однако находиться в Самаре было опасно. Старец переезжает в Среднюю Азию. Начинается нелегкий путь скитаний и лишений. В 1944 г. на вокзале по доносу старца вновь арестовывают. В тюрьме над ним издеваются, бьют, обзывают. Здесь Сергей Филиппович Космиров являет великое смирение, выдержку и исповедничество веры. После суда о. Сергия отправляют в ссылку в глухую казахскую степь (поселок Кармачи). Но и там, в захолустье, его навещали духовные чада. По окончанию ссылки старец переезжает сначала в село Богатое, а затем в город Бузулук. Потом в город Мелекесс, а после в Самару, где и умирает в 1964 г. Сергей Филиппович Космиров был старцем и руководителем беседников тридцать пять лет. Вслед за о. Сергием новым руководителем беседников становится Степан Иванович Кондратьев. Через два года после принятия старшинства в движении Степан Иванович вместе с шестью единомышленниками выезжают в город Фергану за Ташкент. Старцем Сергеем Филипповичем Космировым было заповедано Степану Ивановичу не открываться три года всему народу. В то время значительное влияние у некоторых обрела Елизавета Георгиевна Мигачева, которая прожила сорок восемь лет с тремя старцами. Надо сказать, что Степан Иванович стал вводить некоторые новшества в молитве и питании. Как бы то ни было, Елизавета Георгиевна и Степан Иванович не смогли найти общего языка. Вышеуказанное несогласие породило раскол. Степан Иванович Кондратьев был старцем и руководителем беседников 13 лет до 1978г. |
| Семен появился в городе только во время болезни матери. Капитан Рогозин играл в благородного безродного рыцаря. Поселился в гостинице и оттуда приезжал навестить мать в больнице. С Ольгой и Степаном он не разговаривал. Ему было невдомек, кто организовал матери лучшую больницу, лучшие лекарства, кто возил ее на консультацию за границу! Он даже при матери не скрывал своей ненависти ко второй половине молодых Рогозиных. И еще мужик называется! Аника-воин! О чем он ночи напролет разговаривал с умирающей матерью? Да все таскал ей образки и свечи из церкви. Честно говоря, не понимал, не верил Степан, что человек вдруг ни с того, ни с сего начинает безропотно верить в Бога. Где же тут справедливость, если мать, ставшая в последние годы набожной, растаяла на глазах, как свеча. Если отец следом получил инфаркт? Заслуживали они это? Пытался и не раз Степан читать Евангелие, но не мог. Словно какая-то сила заставляла его закрыть священную книгу, а каждая строчка в ней вызывала недоумение, непонимание. Разумеется, есть в этом мире нечто, вокруг чего вертится вся эта кутерьма, есть какой-то высший разум. Но так ли уж Он справедлив и любвеобилен? Если внимательно посмотреть: история человечества — сплошные Его наказания, несколько чудес и несколько пророков. Как-то спорил с батюшкой, а тот толковал ему о свободе, предоставляемой человеку, но Степан так и не понял, что это за свобода, если человек может сделать неправильный выбор? Нет, атеизм со всеми его выкладками тоже смешон, хоть и стоит в дипломе пятерка по научному атеизму, но реальная жизнь не имеет ничего общего с этими наивными взываниями к Всевышнему, когда надо бороться и самому создавать. Так думал Степан. И чтобы окончательно решить для себя этот вопрос, он утвердился в том, что ему просто некогда над этим размышлять. Пусть решают и спорят богословы. Но все же в храмы иногда заходил и деньги на их восстановление жертвовал. На всякий случай? Похоронили мать: опять же, кто взял на себя все эти ритуальные проблемы? Уж, конечно, не наемник всех армий. А когда следом за матерью ушел отец, Семен даже не приехал. Тут уж даже Ольга изменила о нем свое мнение. |
| I. Феодор Гилявский. Роман Левицкий. Петр Биентовский. Алексей Угринович. 5. Поликарп Герболинский. Степан Шпаковский. Артений Сахневич. Григорий Судковский. Авраам Афанасьев. 10. Илья Кириаков. Василий Мстиславский. Александр Трофимовский. II. Михаил Левицкий. Алексей Белоусов. 15. Петр Лонгинов. Константин Назаревский. Василий Погорелов. Дмитрий Дубрава. Николай Ковалевский. 20. Николай Козицкий. Семен Ситницкий. Василий Чухнов. Феодор Щербинин. Иван Стойков. 25.Илья Зиоров. Димитрий Тертацкий. Иван Ремизов. Захарий Княжский (болгарин). 1847 Андрей Сердюков. Иван Диковский. Илья Иванов. Василий Дьяковский. 5. Филлипп Кильчевский. Николай Зеленкевич. Никифор Нестеровский. Алексей Тихомиров. Николай Двивяников. 10. Ефим Рыбальский. Иван Тинтулов. Навел Терлецкий. II. Афанасий Чуляков. Яков Опойченко. 15. Иван Дыманский. Степан Павловский. Феодосий Дзбановский. Степан Чеважевский. Евтропий Пашкевич. 20. Петр Панкеев. Михаил Угринович. Андрей Карлашевич. Яков Гордиевский. Степан Сахневич. 25. Андрей Строганов. Александр Воскресенский. Александр Семашев. Илья Кривошеев. Илья Терлецкий. 30. Василий Мочульский. Иосиф Кириллов.АлексейПорудеев. 33. Захарий Белецкий. 1849 I. Михаил Сорокин. Иван Самборский. Антон Иващенков. Николай Селецкий. 5. Тихон Щербаков. Семен Демидович. Семен Щербаков. Евфимий Корновалов. Петр Красницкий. 10. Александр Накропин. Никифор Нериевский. Иван Тимошенко. II. Григорий Стрижевский. Михаил Алексеев. 15. Феодор Шепитьковский. Федор Попруженко. Емельян Кузубский. Давид Жевченко. Добри Чинтулов (болгарин). 20. Никита Апостолов. Алексей Диаковский. Михаил Гопанович. Алексей Черняговский. Андрей Тисовский. 25. Симон Слободской. Андрей Кишевский. Семен Троцинский. Иван Ивашкевич. Феофил Малявинский. 30. Иван Диаковский. Павел Силин. Мойсей Потапов. Василий Пасхалов. Фортунат Пухальский. 35. Василий Брилев. Иван Зиоров. 1851 I. Гавриил Селецкий. Михаил Шевченко. Петр Николаевич. Никита Добровольский. 5. Николай Кравцов. Иван Пасхалов. Георгий Терлецкий. Иоаким Щербинин. Павел Федоровский. 10.Илья Левицкий. |
| — Ба, да вы сами на выходе! А мне-то ведь сказали, что вы совсем прихворнули от занятий. — Да, я болен, и вот теперь хотел гулять, я… — Степан Трофимович остановился, быстро откинул на диван шляпу и палку и — покраснел. Я между тем наскоро рассматривал гостя. Это был еще молодой человек, лет около двадцати семи, прилично одетый, стройный и сухощавый брюнет, с бледным, несколько грязноватого оттенка лицом и с черными глазами без блеску. Он казался несколько задумчивым и рассеянным, говорил отрывисто и как-то не грамматически, как-то странно переставлял слова и путался, если приходилось составить фразу подлиннее. Липутин совершенно заметил чрезвычайный испуг Степана Трофимовича и видимо был доволен. Он уселся на плетеном стуле, который вытащил чуть не на средину комнаты, чтобы находиться в одинаковом расстоянии между хозяином и гостем, разместившимися один против другого на двух противоположных диванах. Вострые глаза его с любопытством шныряли по всем углам. — Я… давно уже не видал Петрушу… Вы за границей встретились? — пробормотал кое-как Степан Трофимович гостю. — И здесь и за границей. — Алексей Нилыч сами только что из-за границы, после четырехлетнего отсутствия, — подхватил Липутин, — ездили для усовершенствования себя в своей специальности, и к нам прибыли, имея основание надеяться получить место при постройке нашего железнодорожного моста, и теперь ответа ожидают. Они с господами Дроздовыми, с Лизаветой Николаевной знакомы чрез Петра Степановича. Инженер сидел, как будто нахохлившись, и прислушивался с неловким нетерпением. Мне показалось, что он был на что-то сердит. — Они и с Николаем Всеволодовичем знакомы-с. — Знаете и Николая Всеволодовича? — осведомился Степан Трофимович. — Знаю и этого. — Я… я чрезвычайно давно уже не видал Петрушу и… так мало нахожу себя вправе называться отцом… c " est le mot; я… как же вы его оставили? — Да так и оставил… он сам приедет, — опять поспешил отделаться господин Кириллов. Решительно, он сердился. — Приедет! Наконец-то я… видите ли, я слишком давно уже не видал Петрушу! — завяз на этой фразе Степан Трофимович. — Жду теперь моего бедного мальчика, пред которым… о, пред которым я так виноват! То есть я, собственно, хочу сказать, что, оставляя его тогда в Петербурге, я… одним словом, я считал его за ничто, quelque chose dans ce genre. Мальчик, знаете, нервный, очень чувствительный и… боязливый. Ложась спать, клал земные поклоны и крестил подушку, чтобы ночью не умереть… je m " en souviens. Enfin, чувства изящного никакого, то есть чего-нибудь высшего, основного, какого-нибудь зародыша будущей идеи… c " était comme un petit idiot. Впрочем, я сам, кажется, спутался, извините, я… вы меня застали… |
| В прошлом государь в 175 году сослан я, богомолец ваш, в Ферапонтов монастырь наг и бос и людей мне богомольцу вашему никаких обиходных не велено имать, только со мною поехало два человека черных попов, да два дьякона, да чернец Флавиан; попы и дьяконы побыв со мною в Ферапонтовом монастыре по наговору Степана Наумова не захотели жить и из кельи вышли, а остался со мною один чернец Флавиан, и несколько тот чернец пожил и послан к тебе великому государю с моим письмом; и тот чернец ко мне и не бывал; а в тож время пришел ко мне поп Варлаам, да черный дьякон Мардарий; и несколько пожив Мардарий дьякон отпущен к тебе великому государю с моим письмом; и тот дьякон ко мне не бывал же, а со мною остался один червой поп Варлаам, а тот поп слеп; и по се число я богомолец на себя и на попа хлебы пек и варил сам, а ныне я богомолец ваш от многия злобы немилостиваго пристава Степана Наумова смирихся до конца; а се за грехи мои рука левая боль настала и действовать нисколько но может, пристроити пити и ясти и принести некому; а он Степан говаривал многажды, что мне перемены не будет, покаместа Никон по умрет, неведомо для какова умыслу; а прежде с приезду я его Степана спрашивал, как ему Степану указано меня держать; и он Степан говорил, что де у меня наказу на писме нет, а весь де у меня наказ на языке; и я ему, Степану, говорил, да неужто тебе приказ есть, что меня уморить; и он, Степан, до чово-де дойдешь, не пощажу-де; и в первом году мало не уморил, аще не бы твоя великаго государя милость предварила с Иваном Образцовым. А после Ивана Образцова несколько спустя по первому своему обычаю нялся, почал всякою нуждею нудить голодом и холодом, о чом ни пошлю ково, и он Степан к себе не пустил; а коли и выглянет в окно и на нашего посланника кричит, вопит п матерны лает, и бить хочет и ходить к себе не велит; а говорит: полно-де, прихотей тех пора-де покинуть; ешь-де, что дадут; а мне не дают ничево; и те посланные от нас приходят от нево плачучи и впредь ходить к нему Степану для наших нужд не хотят; а у вас ни хлеба, ни соли, ни дров во многия времена не было. |
| о необходимости вывести из употребления родовую кровавую месть. В это время на Черной Горе находился русский офицер. приехавший туда с вещами, оставшимися после умершего в Петербурге черногорского митрополита Василия; с этим офицером Степан сблизился и часто разговаривал: вследствие этих разговоров у него родилась мысль выдать себя за русского императора Петра III, чтоб могущественным обаянием этого имени заставить черногорцев ввести у себя преобразования, необходимые для успешнейшей борьбы с турками. В 1767 году Степан отправился с Черной Горы в Бокка да Каттаро и работал там в каменщиках; тут уговаривал он одного из товарищей, каменщика, чтоб шел в Россию и отнес туда его письмо; потом перешел в местечко Майну, где стал жить в работниках у тамошнего обывателя Марка Вуковича Бовара, у которого вылечил раненого брата. И здесь стали слышать от него таинственные речи: «Когда Господь Бог восхощет, то я сделаю, что никто из вас не будет носить никакого оружия». В народе пошли толки, что Степан Малый не простой человек; рассказывали, как он посылал каменщика в Россию, плакал, увидя в одном монастыре портрет Петра III, хотя, по некоторым известиям, сначала он выдавал себя за Ивана Антоновича, спасшегося от смерти; вспоминали, что при своих увещаниях произносил слова: «Недалеко до государя»; говорили, что когда однажды кто-то облокотился на него, то он сказал: «Если б ты знал, на кого ты облокачиваешься, то бежал бы от него как от огня». Между тем разнесся слух, что русский император Петр III жив и странствует в азиатских областях; нашлись люди, которые указывали на сходство Степана Малого с портретом Петра III; и вдруг почти все начали признавать его действительно за Петра. К Малому отправились старики и от имени митрополита Саввы и народного собрания стали заклинать его, чтоб сказал, кто он. Малый отвечал: «Когда вы истинного Бога познаете и сделаете общее и вечное между собою примирение, так чтоб никакого не было и впредь между вами несогласия и кровопролития, тогда узнаете вы, кто таков Степан Малый». |
| Трое суток двенадцатилетний Яша защищал хутор Терновый Ерик; казаки Иван Погрибный, Гавриил Видлог, Терентий Шпика, Иван Горобец, Семен Шпика, Никифор Шпика – погибли в сражении с турками за Дунаем в 1827 г.; казаки Ефим Мандрыка, Захар Омельченко, Анатолий Омельченко - погибли при защите форта Навачинского на Черноморском побережье Кавказа в 1841 г.; казаки Ефим Мандрыка, Степан Красношапка и Макар Гриценко - убиты при нападении черкесов на Павловский пост в 1849 г.; казаки Трофим Ященко, Гурий Щербань и Григорий Фоменко - погибли при защите станицы Пашковской в 1870 г. и многие другие. Как складывалась история Богоявленской церкви в первые годы Советской власти, проследить по документам, к сожалению, невозможно, так как архивные документы Кагановичского района за период с 1920 по 1942 г.г. полностью уничтожены во время стремительного наступления немцев в 1942 г. С середины 1920 г. у церкви было отобрано право ведения метрических книг и эту функцию передали станичному Совету. В начале 30-х г.г. XX в. церковь была закрыта и превращена в зернохранилище. Осенью 1942 г. на оккупированной территории станицы немцы открыли приход в Богоявленской церкви. Церковн-ослужители Богоявленской церкви: В 1797 г. - Степан Твердомердов. В 40-е г.г. XIX в.: священники Лев Алексеев и Степан Рыбальский, дьякон Иван Павленко, дьячек Алексей Закревский, пономари Григорий Вехрицкий и Степан Коколевский. В 80-е г.г. 19 в.: священники Федор Дудкин, Иван Перевозовский, псаломщики Филипп Кондратов, Патрикий Федоров. В 90-е г.г. 19 в.: священники Федор Дудкин, Григорий Дьяченко, псаломщики Филипп Кондратов, Патрикий Федоров, Петр Головин, дьякон Николай Воробьев. В 1900-1910 г.г. в церкви служат священники Федор Дудкин, Василий Ключанский, псаломщики Патрикий Федоров, Петр Головин, Михаил Таганцев, Дмитрий Богатырев, дьякон Иван Лаванов. В 1910-1918 г.г.: священники Федор Дудкин (до 1914 г.), Василий Ключанский (родился в 1851 г., убит большевиками в 1918 г.), Владимир Орлов, Андрей Твердовский, дьяконы Г. |
| В красные платья облачались святочные ряженые – «халдеи», исполнители ролей людей Навуходоносора, мучителей трех отроков в чине пещного действа, совершавшегося за несколько дней до Рождества. Чудо о трех отроках, опалившихся пещным огнем, но оставшихся живыми, символически служило прообразом чудесного рождения Иисуса Христа 254 . Красные с головы до ног «халдеи» были как бы персонифицированным выражением огня во все время святок 255 . Возможно, красный цвет в облике самого жестокого пристава Наумова и людей, его окружавших, должен был подчеркнуть греховную, нечестивую сущность этого человека. Нравственность пристава и еговнутренние качества вызывают у Никона неприязнь.Во время Великого поста Степан веселится: «А после Родиона Матфеевича 256 у Степана пир был великой, звал окольних детей боярских и со женами их и перепоил их замертво. И они, розъежаючись, ехали по озеру пьяни, блевали из саней» 7, л. 198); когда в монастыре начали «по государе царевиче сороковицу править», «а Степан в тот день, нарядясь, поехал в гости» л. 199). Поведение Степана противостоит общепринятым нормам, и негативная характеристика его поступков дается Никоном в соответствии со спецификой святочного периода, характеризующегося, по народным убеждениям, появлением на земле в это время нечистой силы. Все, чем занимается пристав, можно охарактеризовать как «святочное бесчинство» 257 : Степан ведет себя как «существо» «иной» природы; он как будто намеренно демонстрирует свое «антиповедение» 258 , совершает поступки, в корне отличающиеся от повседневных норм поведения 259 . Никон подметил склонность пристава и окружающих его людей к ярким одеждам и их частой смене: стрельцы ехали, «нарядясь в красные кафтаны»; «а стрельцы пред ним в красных кафтанех верхами». Возможно, это наблюдение патриарха основано на знании им такой приметы обрядовой формы поведения как «ряженье»: ключевая функция святочного ряженья состоит в выделении «чужих» – в данном случае причастных к представителям других социальных групп 260 . Никонпоказывает, что некоторые откровенно вызывающие поступки пристава свидетельствуют об оскорблении им царя и царской семьи, о «безболении о вас, государех»: в то время, как царь скорбит по умершей супруге, а «на Москве плач и сетование», Степан в монастыре устраивает «парад» – «государевым людем пред собою и перед женою своею велит ездить» 7, л. 198 – 199). |
| Все бы ладно, но оглянулся Степан и его покоробило, приподнятое настроение стало улетучиваться: к стеклу в окне первого этажа дома льнула лицом Леркина мать со скорбно поджатыми губами… На окраине Городка еще и друг Иосиф окликнул. Он, потихоньку ступая, выводил на прогулку сестру, подхватив ее за подмышки. Рослую, выше на целую голову брата, Таньку теперь трудно было узнать: одна рука плетью болталась вдоль тела, ноги еле передвигались, но страшнее всего были испуганные беспомощные глаза на бледном исхудалом лице. Доправив кое-как сестрицу до лавочки в тени деревьев неподалеку от подъезда, Оська изрядно взмок и не раз сказал спасибо подоспевшему на подмогу Степану. - Вот так и живем… — начал Иосиф, но Степан, махнув рукой, побежал догонять новоиспеченных друзей — на Таньку было лучше не смотреть… - Куда мы? — растерянно спросил он. - Туда! — указал Савва на белевшую за полем на холме церковь. — Там меня встретят и приветят. И вас заодно. Казалось, до храма — рукой подать, но перешли по разбитому тракторами мосту затянутую тиной и забитую городскими стоками речушку; полевая дорога, развороченная весной, закаменела в глыбах, и скоро путники выдохлись; лишь пес, отпущенный на свободу, вспугивая птичек, носился по полю, смешно вскидывая зад. Палило нещадно. У беленой, украшенной кирпичной кладкой, стены церковной ограды заозирались где бы напиться воды и сунуться в тенек. Кругом — тишина, как все вымерло. Савва, пригладив бородку, приосанился и, постучав в дверь дома возле ворот, спросил батюшку. Старушечий голос из-за двери ответил, что нет его, в отъезде, но к вечеру должен вернуться. - Будем ждать, — обескуражено поскреб Савва в затылке. - Пойдем к карьерному пруду! — предложил Степан. С краю погоста огромный карьер уродовал холм, сожрал его почти наполовину; на дне поблескивало озерцо, наполненное водой из подземных ключей. - Искупаемся? Савва в ответ промолчал, лег на траву в тень вековой липы на краю обрыва. Лерка тоже опустилась рядом и положила его голову себе на колени. Степан вздохнул и бегом, рискуя свернуть шею, пустился по откосу вниз. |
| Уж сложу я там буйную головушку И сложу на копье бусурманское; И разделят по себе злы татаровья Коня доброго, саблю острую И седельцо браное черкасское. Мои очи слезные коршун выклюет, Мои кости сирые дождик вымоет, И без похорон горемычный прах На четыре стороны развеется…» И сказал смеясь Иван Васильевич: «Ну, мой верный слуга! я твоей беде, Твоему горю пособить постараюся. Вот возьми перстенек ты мой яхонтовый, Да возьми ожерелье жемчужное. Прежде свахе смышленой покланяйся И пошли дары драгоценные Ты своей Алёне Дмитревне: Как полюбишься – празднуй свадебку, Не полюбишься – не прогневайся». Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! Обманул тебя твой лукавый раб, Не сказал тебе правды истинной, Не поведал тебе, что красавица В церкви Божией перевенчана, Перевенчана с молодым купцом По закону нашему христианскому… Ай, ребята, пойте – только гусли стройте! Ай, ребята, пейте – дело разумейте! Уж потешьте вы доброго боярина И боярыню его белолицую! II За прилавкою сидит молодой купец, Статный молодец Степан Парамонович, По прозванию Калашников; Шелковые товары раскладывает, Речью ласковой гостей он заманивает, Злато, серебро пересчитывает. Да недобрый день задался ему: Ходят мимо баре богатые, В его лавочку не заглядывают. Отзвонили вечерню во святых церквах; За Кремлем горит заря туманная, Набегают тучки на небо, — Гонит их метелица распеваючи; Опустел широкий гостиный двор. Запирает Степан Парамонович Свою лавочку дверью дубовою Да замком немецким со пружиною; Злого пса-ворчуна зубастого На железную цепь привязывает, И пошел он домой, призадумавшись, К молодой хозяйке за Москву-реку. И приходит он в свой высокий дом, И дивится Степан Парамонович: Не встречает его молода жена, Не накрыт дубовый стол белой скатертью, А свеча перед образом еле теплится. И кличет он старую работницу: «Ты скажи, скажи, Еремеевна, А куда девалась, затаилася В такой поздний час Алёна Дмитревна? А что детки мои любезные — Чай забегались, заигралися, Спозаранку спать уложилися?» «Господин ты мой, Степан Парамонович! |
|
|
